Упорен в нас порок, раскаянье — притворно; За все сторицею себе воздать спеша, Опять путем греха, смеясь, скользит душа, Слезами трусости омыв свой путь позорный. Ш. Бодлер. Цветы зла
— …Так что, ты сказал, вы делаете на этих… встречах? Он хотел произнести это решительней, но вышло все равно сбивчиво, потому что Фройд вдруг положил ему руки на плечи. Когда он так делал, Ранг ощущал себя еще меньше. А ведь он и без того на голову ниже! Внимание старшего товарища пробуждало в Ранге заикание и легкую внутреннюю дрожь, которой он стеснялся, и которую Фройд с явным удовольствием провоцировал и подогревал. У Фройда руки были длинные, тонкие, с изящными пальцами. Ранг стеснялся смотреть на них, отчасти — потому что немного завидовал диспропорциональной красоте своего соседа по общежитию. Сам он выглядел как мех, собранный по древнем лекалам — с заметными шарнирами, простыми линиями, глупым, придающим ему наивности рассеивающим стеклом над искрой. Он прикрывал оптику очками, чтобы иметь хоть какой-то современный девайс в комплекте, но что-то подсказывало ему, с ними он еще нелепей: будто у него линзы вытаращены постоянно. В конструкцию Фройда было заложено совершенство. Поэтому Ранг, конечно, заглядывался, и никакие очки не помогали это скрыть — сложно спрятаться от соседа по комнате. Однажды с пугающей прямотой Фройд спросил, оторвавшись от конспекта, какую именно деталь в нем Ранг фетишизирует. Пока тот хватал ртом воздух, Фройд пожал плечами и объявил, что не видит ничего удивительного или неестественного в том, что в основе внимания Ранга лежат интерфейс-протоколы. Само их наличие и влияние на принимаемые решения и желания не низводит кибертронцев до примитивного уровня. Наоборот, мехи одарены даром рефлексии — потому он и решил озвучить вопрос. Ранг все равно промямлил извинения в тот раз, но любоваться руками Фройда не перестал. В каком-то смысле — удивительно, но факт, — в этом случае влечение скорее стимулировало его развиваться, чем вело к деградации. Он почти не сомневался в этом. Фройд учился на три курса старше — до выпуска недалеко. Так, уже на первом курсе Рангу попался сосед-отличник, которому пророчили блестящую карьеру психотерапевта. У него уже была собственная теория! Равняться на него казалось естественным. Ранг невероятно восхищался Фройдом, его новаторскими докладами на семинарах, уверенным слогом и смелостью, с которой он говорил о влечении как бессознательной основе любых функциональных процессов. Рядом с ним сложно было не анализировать себя, так сказать, «по Фройду». Приятно — поскольку размышления приводили к неожиданным открытиям, — и в то же время неловко. Ранг ужасно смущался того, что выяснял о себе, если начинал погружаться и распутывать проволочный клубок мыслей. Если бы у Ранга был свой психотерапевт, было бы нелегко рассказать ему правду, но, к счастью, до курса обязательной терапии он еще не дошел. Впрочем, чего стыдиться? Между ним и Фройдом ничего не было. То есть, Ранг даже не знал, вызывает ли у соседа по комнате хоть что-то, кроме снисходительного интереса. Он не был пациентом — Фройду предстояло доучиться до получения лицензии, — но пристальный взгляд желтой оптики, узкой и глубоко посаженной, подсказывал Рангу, что он — изучаемый объект. Подтверждение теории Фройда. Стремление Ранга хорошо учиться, столько же читать, сколько Фройд, посещать те же семинары, сформулировать когда-нибудь собственную теорию… в основе этого лежало влечение. Первое время Ранг сопротивлялся этой мысли, но потом сдался. Нормальные мехи едва ли обсуждали бы отношения в таком ключе, прямо и пугающе откровенно, но, как сказал Фройд, они — лучше других мехов. Они обязаны — как профессионалы — вскрывать бездны бессознательного, нырять в них и вытаскивать на поверхность истинную суть. Если Ранг не готов смотреть бессознательным желаниям в оптику, возможно, он не слишком-то хочет стать хорошим психотерапевтом. А он очень хотел. Фройд говорил, что видит в Ранге потенциал несмотря на неопытность. Это льстило, сводило с ума и напоминало о том, что они не равны. Три курса разницы, положение в студенческом обществе, преференции преподавателей, возносивших Фройда на недосягаемый пьедестал… Ранг вот не сомневался, что Фройд станет лидером мнений в их специальности, когда выпустится. Он сомневался насчет себя. Он с самого начала не собирался брать высот. Он поступил, чтобы выучиться хоть чему-нибудь полезному, раз его альтмод не определяет его функцию. Помогать мехам было бы неплохо, думал он. Фройд как будто бы не особенно стремился… помогать. Но он снисходительно взял первокурсника под крыло. Разрешил ему крутиться рядом, обсуждал с ним статьи… позволял иногда трогать руки. Ранг убеждал себя, что интерфейс — не цель его общения. Лишь побочный продукт интереса, слабость и в то же время неизбежность. Главное было — что он рядом с будущей легендой и что может многое почерпнуть. Спустя полгода, наверное, Фройд между делом, выкладывая библиотечные датапады на стол, сказал, что хочет познакомить Ранга со своими друзьями. Другими талантливыми студентами, основавшими собственное тайное общество. Искра Ранга пропустила несколько сокращений. Студенческие общества, понимал он, это особенный уровень принятия. Стать достойным приглашения — значит больше, чем любые личные знаки внимания. Что Фройд уходит по вечерам пару раз в неделю и не возвращается до утра, он заметил давно. Да и про так называемые «Темные вечера», на которые вход посторонним заказан, ходили слухи по всему институту. Там собираются лучшие. Никто не знает, что на них происходит — и даже где именно они проводятся. Где-то в подвалах Инженерно-Психологического Института, в одном из корпусов. Считалось, что — под мнемохирургическим. Кто умеет хранить тайны лучше? И вот, Ранг… приглашен? Но вместо слов благодарности он почему-то задал вопрос. Дурацкий уточняющий вопрос. Как будто ему расскажут правду! Собрания клуба окружены ореолом секретности, недоступны для недостойных студентов, с чего Фройду отвечать? Ранг выставил себя дураком и тут же распереживался. — Наши встречи — часть крупнейшего социально-психологического эксперимента в истории института, — тем не менее произнес Фройд с вкрадчивой торжественностью. — Мы ведем поиск новых горизонтов внутри, а не снаружи кибертронского мира. В каждом конкретном кибертронце кроется бездна, Ранг, и она еще не изучена. Наши преподаватели, вся наша наука обобщает сведения, опираясь на внешние показатели. Но будущее науки — это мы, и мы хотим знать о себе все. Я приглашаю тебя присоединиться. Правда, нужна определенная смелость, чтобы стать частью большого исследования, Ранг. Чтобы исследовать себя до конца. — До конца? — эхом переспросил он, невольно вчитывая дополнительные смыслы в плавную речь Фройда. — Уверен, ты ее в себе найдешь, — из его круглого динамика, встроенного в маску, голос всегда звучал с нетипичными искажениями. Обычно мехи старались модулировать более гладкую речь, но Фройда не смущала примесь механических шумов. — Не переживай о пустяках. Ты всем понравишься. Я рассказывал им про тебя. Ранг испытал новый прилив смущения, смешанного с ажитацией. Если бы его сейчас попросили отделить восторг от физического возбуждения, он бы, наверное, не смог. — Я… я не знаю… я всего лишь… первокурсник. — Самоуничижение как-то коррелирует с твоим поведением на платформе? — спросил вдруг Фройд. Ранг вспыхнул и дернулся вперед, вырываясь из его рук. Это было несложно. Фройд поднял ладони: — Просто вопрос. Привыкай. На «Темных вечерах» мы все откровенны друг с другом. Максимально откровенны, — повторил он и продолжил невозмутимо: — Ты еще мало знаешь, но я хочу дать тебе шанс, Ранг. Попасть в верную компанию — вот что важно в институте. Я позабочусь о тебе. Бескорыстно, — когда его линзы они сверкали, казалось, взгляд становится пронзительно острым. — Ты же не думаешь, что я способен только на надменность? — Я н-не считаю тебя плохим другом, Фройд. Я просто… я… — Ранг бессильно покачал головой. — Боишься. — Боюсь, — признался он. Фройд пожал плечами: — Страх тоже может стать частью эксперимента. Но в первую очередь, мы расслабляемся. Сдвигаем те рамки, что ограничивают нас во время официальной учебы. Снятие покровов сильно меняет мехов. Ранг не представлял, как должны выглядеть заседания секретного студенческого общества. Пока что он был скорее напряжен, чем расслаблен. Если туда входят мехи вроде Фройда, успешные, смелые, уверенные в себе студенты, что там делать ему? То есть, он хотел, очень хотел пойти, но — какое впечатление он должен произвести? Он не такой умный, как Фройд, и не такой харизматичный. У него есть мнения относительно современных теорий, но они не настолько глубоки и проработаны, чтобы вступать в дискуссии! — Мне нужно… подготовиться? — Нет. Пустое. «Темные встречи» строятся на том, о чем ты в библиотеке не прочтешь. Я просто отведу тебя туда сегодня. Никакого подвоха, — заверил он снисходительно. — Твои профессиональные навыки и знания никто не будет проверять. Это… свободное личное общение умных мехов, Ранг, вроде нас с тобой. — Х-хорошо, — кивнул Ранг, сцепляя пальцы перед собой. Ему хотелось стянуть очки, чтобы хоть чем-то занять руки, но он не любил свой вид без этого девайса. Родные линзы обнажили бы его волнение еще сильнее. Когда Фройд говорил, что он умен и достоин большего, Ранг верил ему. — Вот и славно, — Фройд еще раз похлопал его по плечу. Ранг с сожалением проводил взглядом пальцы. Фройд дразнил его, но всегда подчеркивал, что интерфейса не последует. «Мы должны быть на одной ступени, чтобы избежать эмоциональной нестабильности», — говорил он. Ранг достаточно умело анализировал, чтобы понять основу своего желания — восторг перед кем-то более умным и совершенным. Мехом, который регулярно подчеркивает свое превосходство над всем факультетом, но снизошел до первокурсника с нелепым альтмодом и подтянул его в теории до отличных отметок. Ранг вычленил в потоке волнительных мыслей одну, затаенную: а когда они окажутся в одном тайном клубе… они станут равны?#1
18 апреля 2020 г. в 13:41