Де(кон)струкция

      Догадки подтвердились — «Темные вечера» проводились под мнемохирургическим корпусом, на этаже, где пролегали коммуникации. Широкие трубы тянулись на протяжении всего пути: убранные в коробы или открытые, слегка влажные и гудящие. Воздух был горячим и спертым, его циркуляция почти не ощущалась, хотя иногда вдруг из отверстия в стене или полу сквозило так, что пробирало до самых сервоприводов. Фройд уверенно шагал в темноту, его светлый силуэт с тонкими конечностями таял впереди, а Ранг отставал, отвлекаясь не столько на окружение — на собственные мысли. Он почти не заметил, как они миновали те коридоры, в которых можно заметить следы техобслуживания, и попали в откровенно заброшенный сектор.       — Навевает размышления? — спросил Фройд. Ранг удивленно посмотрел на него. — Или ты не из тех первокурсников, которые верят, что на мнемохирургов идут только маньяки?       — Ты п-про пропавших студентов и все такое? — Ранг нагнал его. — Формирование такого рода фольклора — обычное дело для старинных учебных заведений.       — Здесь правда легко заблудиться. Но нельзя пропасть: просто иди вдоль труб, и рано или поздно доберешься до выхода, — согласился Фройд. — Цереброс не знает, что студенты нашли сюда путь, — наверняка непросто было скрываться от декана мнемохирургического факультета, но, с другой стороны, ИПИ — огромный комплекс зданий. Это не единственный давно закрытый подвал в нем. — Однако это место обладает мрачным обаянием, согласись.       — Поэтому вы выбрали такое название?       — Скорее, выбирали место, подходящее нашему клубу. Трепан — идейный вдохновитель собраний — настаивал на контрасте между атмосферой этого места — и тем, что скрывается за дверью.       В этот момент Фройд толкнул одну из панелей сбоку, она лязгнула и зашуршала в сторону, и на Ранга обрушились разом звук, запах и ритмичное мерцание света. Он вздрогнул, отшатнулся, споткнулся — Фройд удержал его и с усмешкой подтолкнул вперед.       Звукоизоляция была замечательной, раз Ранг ничего не услышал, стоя в паре метров от входа. Пульсирующий, негромкий, но какофонический по природе звук сложно было назвать музыкой, хотя он явно служил чем-то вроде фонового сопровождения. Внутри велись разговоры, не один — множество, и они затихли далеко не сразу, как Ранг вошел.       Фройд запер за собой дверь. Ранг поспешно перестраивал оптические фильтры, но под очками никто не мог этого увидеть. Источники ультрафиолетового излучения, стробоскопические импульсные осветители и направленные колорченджеры наводили бы мысли о подпольной вечеринке, если бы в итоге огромный зал не был превращен в исключительно черно-белое пространство. Поначалу Ранг даже не смог отличить оптик от встроенной подсветки, а подсветку — от освещения зала. В этом замкнутом монохромном мирке белого было чрезвычайно мало, зато каждая вспышка резала взгляд, а вот черное имело невозможное множество оттенков. И черное, и белое шевелилось — мехи оборачивались к нему.       — Привет, — сказал он раньше, чем настроил обработку видео.       В таком освещении сложно было узнать товарищей из института, но оценить их число Ранг смог. Несколько десятков смутно знакомых фейсплейтов; все с разных потоков: кто-то с медицинского, кто-то с социологии… и мнемохирурги, разумеется.       — Значит, ты — Ранг? — спросил мех, сверкающий таким количеством несимметричных белых оптик, что не сразу удалось понять, куда нужно смотреть.       В конце концов удалось понять, что на самом деле это дополнительные линзы, и узнать говорившего. Трепан — достаточно известный старшекурсник в ИПИ, с ним было связано несколько почти легендарных историй с зачетов по самым разным предметам.       Лидер собраний восседал на задрапированной блестящим прорезиненным материалом бочке и покачивал ногой. Ткань под ней натягивалась, обнажая сетку-каркас с шестигранными ячейками в основе. Каким-то образом, понял Ранг, освещение здесь вытаскивало на поверхность детали, на которые он ни за что не обратил бы внимания. Совершенно неважные детали. Например, то, что дополнительные стекла Трепана на самом деле разного размера. Когда Ранг встречал его в коридорах ИПИ, то не замечал этого — скорее бросалось в оптику то, что они разноцветные и для удобства распределены на разной высоте.       — Д-да.       — Добро пожаловать, — Трепан окинул его взглядом.       Какие детали видит он? И все здесь? Ранг едва распознавал остальных. Когда он обернулся к Фройду, то вынужден был сбавить яркость картинки: так сияли его белые части. При этом темные детали будто вовсе растворились, и он состоял только из шлема, длинных отнесенных далеко в стороны рук и тонких бедер. Похож на… призрака. Ранг смутился.       — Присаживайся, где хочешь. Мы скоро начнем.       Фройд взял Ранга за локоть и отвел в сторону. Тот едва не споткнулся о змеящиеся по полу кабели.       Вентиляция, судя по шуму, работала на максимум, но фоновый гул, создаваемый кулерами под потолком, не отвлекал. Ранг не сразу уловил движение воздуха — но потом опознал его по ползущему снизу вверх дымку, создающему в этом освещении хаотические узоры прямо в воздухе.       Мех, мимо которого они прошли, выпускал особенно много дыма. Когда он приветственно кивнул Рангу, раздалось громкое бульканье.       Фройд усадил Ранга напротив него на низкую платформу, тоже задрапированную, а оттого немного скользкую. Оглядевшись, Ранг признал, что место обставлено и декорировано со вкусом и пониманием того эффекта, которое должно производить: немного претенциозно, но крайне… осмысленно. Когда Ранг представлял себе, где продвинутые студенты ведут научные беседы, он не задумывался о такой силе впечатлений.       — Квикмикс, — представился крупный мех и выпустил изо рта облачко дыма.       Примерно в этот момент Ранг обнаружил, что от его выгнутого честплейта в стороны тянется несколько шлангов, и пара мехов, устроившихся неподалеку и о чем-то беседующих, периодически втягивают через них дым. Это и вызывало бульканье внутри грудного отсека, в основе имевшего цилиндрическую форму, но выступающего не очень далеко вперед. Квикмикс расслабленно развалился на полу, опираясь локтем на сплетение труб. Пальцами он теребил запаянный вентиль на одной из них.       — Будешь? — спросил он, порылся где-то под боком и протянул Рангу еще один шланг, заканчивающийся длинной гладкой насадкой, узкой, явно нетипичной для заправки.       Ранг уже понял, что это не внезапное интимное предложение топлива. Мехи в стороне — те двое, что косятся на Ранга, — посасывая кончики своих шлангов… курят. Курят то, что, по всей видимости, дымит внутри Квикмикса. Зачем-то загоняют дым в свои системы, чтобы выпустить его через кулеры…       — Н-нет, спасибо, — нерешительно покачал он головой.       Квикмикс пожал плечами, сказал «обращайся, если что» и задумчиво прикусил собственный шланг, затягиваясь.       — Квикмикс предпочитает проводить свободное время максимально расслабленным, — пояснил Фройд. — Это его жизненное кредо.       Рангу показалось невежливым в такой близости от даже расслабленного Квикмикса спрашивать, а безопасно ли это для функционирования, поэтому он постарался отвлечься. Кто ему здесь знаком? Вот, например, Инферно — он тоже с психологического направления, на курс младше Фройда, и, пожалуй, чаще остальных здесь сталкивался с Рангом. Мнемохирургам или медикам знать его было неоткуда.       И все же остальные тоже так или иначе на него поглядывали. Так, внезапно он встретился взглядом с Нокаутом, медиком со второго курса. Стоя у стены, тот покусывал один из зубцов своей дисковой пилы. Ранг никогда раньше с ним не общался — просто о Нокауте невозможно было не слышать. Как и о беседующем с ним сейчас Стайлоре. Обоих Ранг знал по студенческой активности — совершенно ненаучной, зато их имена у всех на слуху. Стайлор определял, в какой цвет будет модно краситься, а Нокаут — какой фирмы закупать чехлы в салон. У обоих были блоги, они вели совместные подкасты, словом, откуда они брали время на учебу — большой вопрос.       Только он привык к звуковому и световому сопровождению, как оно изменилось. Автомат с динамиками, стоявший позади Трепана, трансформировался в меха — который поклонился внезапно оглушившим Ранга аплодисментам. Так это… было выступление? Неловко, что он его прервал, когда вошел…       — Спасибо, что скрасил ожидание, Таскс, — Трепан коснулся его руки, задел встроенные клавиши — часть очень старомодного альтмода, которые не были заметны с ракурса, с которого смотрел Ранг. Раздался не очень музыкальный, но сильно акцентированный звук. — Ранг, что ты думаешь?       — Я? — сдавленно переспросил тот.       Таскс тоже на него смотрел. И остальные.       — Я… впечатлен, — жалобно выдавил Ранг, не сумев найти никаких слов.       — Хм, — Трепан потер подбородок. — Звучало весьма болезненно, как мне показалось.       — Чистая импровизация, которая живет мгновением, — начал Фройд; Ранг рядом жалобно поднял надлинзовые щитки, — всегда несет больше, чем можно проинтерпретировать постфактум. Жаль, мы с Рангом опоздали к началу. Тогда мы имели бы моральное право высказаться.       — Не поспоришь, — усмехнулся Трепан. — Да, я объявлю еще раз, для всех: мы сегодня приветствуем нового гостя «Темных вечеров». Ранг с факультета прикладной психологии и психиатрии.       Собравшиеся продолжали пытку вниманием, какую Рангу еще не приходилось переносить. Он различал все больше силуэтов и пар горящих оптик. Он совсем забыл, что собирался чем-нибудь впечатлить публику на «Темных вечерах», потому что… не ожидал концерта-импровизации. И меха-кальяна. И того, что очки здесь будут скорее мешать, чем помогать, как обычно. Он был сбит с толку и программно, и психологически, но не мог вдруг стать незаметным.       — Я скажу пару общих слов о том, куда мы движемся нашим маленьким подпольным составом, — Трепан обвел собравшихся взглядом. — Мы пересекаем научные недра не по проторенным рельсам, а поперек. Думаю, раз ты здесь, ты согласен с тем, что академическая наука в стремлении каталогизировать утратила всякое внимание к индивидууму, — он говорил, все так же покачивая ногой, как будто музыка еще не кончилась. Когда он развел руками, на кончиках пальцев блеснули иглы. У него уже стоял апгрейд — на третьем курсе мнемохирургам ставят первые импланты, еще не полностью функциональные, но весьма впечатляющие. — Собравшиеся здесь открыли неизученную область, в которой кроется куда больше тайн. Это область бессознательного. Внутренний микрокосм, который, на самом деле, куда справедливее называть единственным значимым космосом.       Он управлял голосом весьма эффектно: Ранг почти запутался в его словах, но все равно кивал. Невозможно было возразить. Остальные тоже кивали, а Квикмикс еще и усиленно булькал.       — Каждое исследование, говорят наши наставники, должно обладать научной ценностью. Новизной, важностью для научного сообщества… Мы здесь не ради этого. Мы учимся — вместе — превращать наблюдение в творчество. Потому что только через акт творения мы раскрываем то, что выжжено на изнанке плат наших мозговых модулей, — иглы снова красиво блеснули, описывая символический круг. — И это единственный шанс избежать растворения.       — Растворения?       — В серости и повседневности. В дезактивной пыли, — снисходительно пояснил Трепан. — Здесь мы наблюдаем себя — и друг друга — в максимально естественном состоянии. Мы не стремимся к созданию стройных теорий. Нам интересен момент, а не польза, которую можно из него извлечь. Это звучит по-твоему, м, Ранг? — он склонил голову набок, свет отразился от его линз, и на него снова стало тяжело смотреть.       — Д-да.       — Я не люблю затягивать официальную часть. Думаю, мы еще пообщаемся в личном порядке. А пока — пользуйтесь временем, которое у нас есть, чтобы извлечь как можно больше.       Ранг беспомощно обернулся к Фройду. Ребристая врезка в фейсплейт, заменявшая ему более традиционный рот, не могла улыбаться, а вот оптика — в этом освещении ее цвет подавлялся и казался значительно белее — смеялась.       — Над тобой не прикалываются, — сообщил он. — Здесь у нас совсем другая жизнь. Более насыщенная. Более настоящая.       — Это точно имеет отношение к науке? — очень тихо спросил Ранг.       Фройд оторвал руку от спинки платформы и прерывистым в мерцании света сияющим росчерком перенес к честплейту Ранга. Голубое стекло на нем сейчас казалось белым кругом. И очки наверняка так же светились…       — К нашей с тобой науке — в наибольшей степени, — заверил Фройд, погружая темные пальцы в белый свет. Ранг застыл. Фройд кивнул ему, указывая куда-то за спину, и пришлось обернуться.       К ним подошел Трепан в сопровождении еще двух мехов. Таскс стоял справа, а второго Ранг не знал. Фройд скинул текстовое сообщение, заметив его взгляд: «это Лоуб, мнемохирург, третий курс, по программе от МКП». Ранг отвлеченно удивился тому, что встретил в секретном студенческом обществе будущего копа. Тем временем Трепан разглядывал его, и это отвлекало от любых мыслей.       — Ты моноформер, — он скорее подвел итог, чем спросил, а потом махнул рукой. — Выкован или МММ, спрашивать не буду. Хотел отметить, потому что нас таких мало, — Трепан выделил «нас». — Пока мир решает вопросы функциональности, мы провозглашаем непреложное совершенство интеллекта.       — Я — не… у меня есть альтмод, — смущенно поправил Ранг. Всегда неловко заговаривать о нем. Ранг ненавидел обсуждать его: дурацкий, непонятный, ни к чему не годящийся альтмод. Ему даже между корпусами в перерывах приходилось перемещаться на самокате, если времени не хватало на пешую прогулку!       Да, он не один такой, в ИПИ училось много стационарников, статистически больше, чем на многих других специальностях. Но и в работе его альтмод был бесполезен.       Трепан разочарованно скривил губы. Ранг не успел ничего добавить. Руководитель «Темных вечеров» явно не заботился об этике. Превознесение одного альтмода над другим, особенно в научном сообществе, казалось Рангу нонсенсом, а тут Трепан так откровенно высказался о моноформерах!       «Теперь ты больше не угроза», — пояснил Фройд текстом.       «Что?!» — Ранг обернулся к нему и обнаружил, что старший товарищ позаимствовал у Квикмикса шланг и подсунул его куда-то под маску, в самую шею. Теперь его голову окутывал дымок, сочившийся понемногу даже из динамика.       «Он только притворяется, что разочарован. Трепану важно быть уникальным. Считай, что ты подыграл ему и получил немного очков на старте. Правда, их легко потерять. Трепан крайне авторитарен».       Ранг совсем запутался. Он не планировал нарушать ничье положение, даже если бы альтмода у него не было. С чего Трепану, который, похоже, имеет здесь всеобщее признание, видеть в новичке угрозу?       — Так во что ты трансформируешься? — услышал Ранг и поднял взгляд.       Он ожидал увидеть кого-то высокого, но — не Эйрахнид, свисавшую с потолка на прочном синтетическом тросе. Студентка по обмену с Юкариса, тоже мнемохирург. Ей, как и Трепану, оказалось нелегко посмотреть в оптику — у нее, с шансами, все линзы были настоящие.       — Разве это важно? — спросил он.       — Ты отлично выглядишь, — донесся голос сбоку. Когда Нокаут подошел так близко? Он привел с собой еще парочку колесных, и те покивали, подтверждая его слова. Рангу еще никто не говорил, что он красив, особенно признанные красавцы института. Он смутился. — Я имею в виду, ты выглядишь соответствующе этому месту. Не в моем вкусе, но я без предрассудков, — Нокаут пробежал взглядом по шарнирам руки от плеча к запястьям. — И не думаю, что смог бы облегчить твой корпус еще сильнее.       — Облегчить? — Ранг, видимо, обречен был переспрашивать.       — Я вижу, — вдруг сообщила Эйрахнид, перебирая трансформированными ногами, тонкими и длинными, по тросу. — Я вижу… Эффектно. Пользуешься ли ты тем, что в тебе скрыто, Ранг?       — Что ты видишь? — заинтересовался Нокаут. Ранг смущенно переводил взгляд с одного на другую. Эйрахнид искристо засмеялась, запрокинув голову, и взмыла на тросе под потолок. Нокаут щелкнул глоссой: — Загадочная особа, а?       Ранг вежливо кивнул. Оптосенсоры Нокаута напоминали два тонких круга, темно-красный свет в этих условиях превращался в светло-розовый. Сейчас он провожал взглядом Эйрахнид, которая, судя по всему, комфортно чувствовала себя наверху. Темно-лиловые полоски там не заглушало направленным местным освещением, так что ее расцветку хотя бы было видно.       — Она знает все, — подал голос один из колесных.       — Ей даже иглы не нужны, чтобы читать правду, — добавил второй.       — Теперь она напишет тебе пророчество, — сообщил Нокаут с нотками зависти в голосе. — Ах, да. Мои манеры. Я Нокаут. В этом кругу друзья называют меня Искателем форм, — длинные когти легли на покатые линии честплейта и слегка зазвенели. — Так что прости мой откровенный интерес. Медиков не обучают такту. Я привык к тому, что сразу вижу изъяны формы. Это мой медицинский дар.       «Нокаут тот еще позер», — прислал Фройд, продолжая затягиваться вытяжкой из Квикмикса с видом, что диалог его не касается.       — Эти двое — результаты моей творческой работы, — представил Нокаут. Имена он не озвучил. Ранг постарался со знанием дела кивнуть, но, по правде, от дыма, который попадал ему в вентсистемы, ему стало жарко и тяжело двигаться. — Я помогу любому достичь идеальной легкости.       — Буду знать, — пробормотал Ранг.       — Тебе не пригодится, — с оттенком легкого пренебрежения заметил Нокаут. — А ты чем занимаешься? Я имею в виду, — он щелкнул когтями, — твои увлечения, не учебу. В какой-то же сфере ты реализуешь свой талант?       У него была очень выразительная лицевая. Он, кажется, как и Эйрахнид, не с Кибертрона, но Ранг не мог вспомнить, откуда. Легкий акцент и необычное строение оптики… колоний много, он мог прилететь откуда угодно. Задумавшись об этом, Ранг запоздало спохватился, что «Искатель форм» ждет его ответа. И уже начал скучающе барабанить острыми когтями по подбородку.       — Я… да я ничего такого… я вот… модельки собираю, — неуверенно сказал Ранг. — Крашу и…       Нокаут фыркнул, звук повторили два его спутника. Стайлор окликнул его через весь зал, и он ушел, больше ничего Рангу не ответив. Разве что поглядывал на потолок, где покачивалась Эйрахнид, оплетенная собственным тросом, как коконом.        Фройд рассмеялся и протянул Рангу шланг:       — Приземленные увлечения здесь не ценятся, уж прости. Не расстраивайся.       — Я не хочу, — Ранг отгородился ладонью.       — Попробуй. Тебе надо наполнить себя дымом, чтобы так не хрипеть, это раз. Во-вторых, ты просто немного расслабишься. Посмотри, Квикмикс весь в нем, и он, конечно, потяжелее нас с тобой, но и объем больший способен прогнать. И ему хорошо. Давай, — Фройд настойчиво подтолкнул насадку к самым губам. — Сейчас все по очереди будут тебя расспрашивать. Ты должен поймать волну.       Ранг с сомнением прикусил губами шланг. Настроил вентсистемы на вдох, переборщил и закашлялся. Пока кулеры подстраивались под уровень загрязнения воздуха, а мембраны трепетали под осевшими микроскопическими частицами, Ранг убедился, что Фройд прав. Его буквально окружали незнакомые или смутно знакомые мехи. Некоторые вовсе не называли имен, только прозвища, вроде Скорбного путешественника или Чистого звука. Другие спрашивали, можно ли его потрогать. Почти все просили трансформироваться, словно это было главной загадкой в Ранге. Со смесью смущения и раздражения он пытался избежать внимания. За время учебы здесь он еще никому не демонстрировал альтмод, кроме институтского медика, и не планировал что-то менять.       Не все, к счастью, интересовались им. На мягких матах, постеленных в стороне от импровизированной сцены, где выступал Таскс, кто-то упоенно целовался и глухо лязгал броней. Света туда попадало мало. Ранг едва разглядел в пульсирующей черноте силуэт меха с резными локаторами на шлеме и кого-то на порядок более миниатюрного. Ранг увидел фосфоресцирующее масло, тянущееся ниточками между ними, заметил, как высокий мех снимает его иглами с чужих губ, и торопливо отвел взгляд.       «Это Хромдом. Никто не беспокоит его. Он в трауре».       В ультрафиолете было видно, что у меха, с которым Хромдом обнимается, есть отметки мнемохирургических подключений. У многих здесь такие были — и они их не стеснялись. Хромдом так уж точно не стеснялся того, что делал.       «Он… да, я вижу», — написал Ранг подавленно.       «Ирония, наконец-то!»       — Новая смесь! — провозгласил Квикмикс. — Тебе как, новенький?       — Я… спасибо, да, неп… п-плохо, — Ранг попробовал встать, но пошатнулся и сел. Фройд помог ему вернуть равновесие.       — Не спеши. Лучше послушай, Сандер собирается прочесть новую поэму.       Стоило усилий сфокусировать на чем-то взгляд. Сандером звали огромного широкоплечего меха, устроившегося в центре зала на коленях — и полностью заслонившего собой трагически целующегося Хромдома. Ранг вздрогнул, когда увидел округленные оптики, направленные в его сторону, будто горящие белым, и широкие дентапластины. Сандер распахнул рот, запрокинул голову с массивными локаторами — и все затихли. Ранг почувствовал, как ему в губы снова тычется шланг. Фройд настаивал. Спорить в такой тишине было неловко.       Новая смесь оказалась тягучей, будто к воздуху подмешали гелий. Ранг старался сосредоточиться хоть на чем-нибудь, но его взгляд притягивали светящиеся… отметки в глубине огромного рта Сандера. Они напоминали глифы, но видеопоток показывал их слишком размазанными. Сандер не торопился начинать, и Ранг уже думал, что, возможно, он ведет трансляцию на закрытой волне — судя по форме, его голова трансформировалась в деталь какого-то передающего сигнал альтмода, имеющего антенну.       А потом Сандер громыхнул всем корпусом. Ранг подскочил на месте, дым закрыл ему обзор, но лязг не прекратился — наоборот, стал отчетливей. Сандер издавал долгий утробный вой, на износ гудел вентсистемами, что-то в нем будто обрывалось. Когда Ранг вернул контроль над видеопотоком, на месте Сандера картинка глитчевала, а остальных он и вовсе не мог рассмотреть. Он чувствовал насадку у губ, она стучала по ним — потому что его руки дрожали.       Фройд подал ему куб. Ранг почти не задумывался, прежде чем глотнуть. У него к тому времени разогрелся и высох шланг у горла, и смягчить его энергоном было приятно.       Немногие цветовые акценты, которые в этой обстановке удавалось случайно уловить, глючно дергались. Красные пластины брони Инферно, подсвеченные тупые шипы на честплейте Сандера. Чем больше дыма Ранг пропускал сквозь себя, тем его сильнее вдавливало в платформу и в подставленное продолговатое плечо Фройда, на котором голове было так удобно лежать. Тем звучнее казалось выступление Сандера. Он громыхал, а внутри Ранга активировались поршни; он вибрировал, а колебания по полу добирались до ступней, впивались в них и доходили до самой искры. Поэма, сказал Фройд? Ранг, кажется, разбирал нечто, напоминающее ритм. Он — не ценитель поэзии, но язык, которым Сандер передавал эмоции, стал ему как будто понятен. Ранг чувствовал, что растворяется и сам становится дымом.       Сквозь завесу сверкали белые глифы. Сандер клацал дентами и скрежетал ладонями. У Ранга дребезжало стекло в честплейте, от проворотов деталей Сандера дергало его ти-ког, звук забирался под броню, щекоча старомодные шарниры Ранга… или это не звук?       — Ты мне хотя бы дашь посмотреть на свой альтмод? — вкрадчиво поинтересовался Фройд.       С момента трансформации Ранг больше не контролировал себя.