Всё пространство в моей голове было заполнено одной лишь мыслью, которую я боялась произнести вслух. Простое предложение, всего лишь несколько слов, но звучат они по-настоящему дико. Так, что если я сказала бы их, то стала бы бояться саму себя. В голове, почему-то, все страшные мысли звучат не так странно, как вживую.
За последние восемь лет страшные мысли начали приходить ко мне всё чаще. И если до «фатального дня» я могла их сдерживать, то после — уже нет. Они лились потоком с утра до поздней ночи, выедали все чувства, которые ещё остались во мне. И, признаться, я жутко боялась, что когда-нибудь мысли вылезут наружу и убьют и оболочку. Ведь внутри от меня практически ничего не осталось. Ни способности видеть «необыкновенное в обыкновенном», ни искренней улыбки, ни игривости — ничего. Лишь пустая оболочка. Красивая, но абсолютно пустая.
После смерти бабушки поделиться сокровенным было не с кем, зато нашлась старая кассетная видеокамера отца, которая и стала для меня «второй бабушкой». Это странный процесс: я клала камеру на стопку книг, садилась напротив и представляла перед собой женщину лет пятидесяти, которую звали Тони. Выговариваться в любом случае нужно было, и я нашла свой странный способ, о котором никто не знал.
Помню, свою первую кассету я начала так:
«В двенадцать лет я умерла». А после одна кассета за другой, куча мыслей и чувств. На кассете и в жизни — два разных человека. Ведь на записи всё ещё была игривая, весёлая Ариадна, а в жизни — полная её противоположность.
Так и в колледже полная противоположность Ариадны Демонт обычно сидела за второй партой слева и наслаждалась голосом и атмосферой Mazzy Star.
Школу с трудом закончила, так как отметка «отлично» в восьмом классе резко сменилась на «не удовлетворительно». Контролировать эмоции становилось всё труднее, учитывая и то, что я в тринадцать я стала «настоящим подростком». Эти бесконечные плачи без причины и с, крики и перепады настроения, конечно, сильно измотали мою нервную систему. Впоследствии чего в двадцать я стала (почти) равнодушным овощем. Иногда мне, как и любой нормальной девушке хочется жить нормальной жизнью, но тут же я вспоминаю, что со мной это вряд ли произойдёт.
Мне трудно найти общий язык с любым чужим человеком, в независимости от возраста и пола. И я не виню в этом бабушку, скорее себя, ведь привязалась к ней слишком сильно, построив вокруг себя замок иллюзий.
Друзей не было, но школу, как бы там не было, всё-таки закончила. Конечно же, Тина не раз ткнула пальцем в мой аттестат, насмехаясь с моих оценок. И, благодаря этой несносной старшей сестре, надо мной взяла верх гордость, которая меня и спасла. Подучив всё то, что ранее считала «бесполезным», я поступила в приличный колледж Лан Персиваль, на этот раз ткнув пальцем в Тину. Хоть это и было частное учебное заведение, поступила я туда вовсе не из-за хорошего материального состояния семьи. В конце каждого года Лан Персиваль выбирал трёх лучших учеников города с самыми глубокими знаниями и, собственно, мне очень повезло. Но на первом же курсе я поняла, что зря этот колледж называют «приличным».
Рената Каркл
ин всему причина. Эта девушка та ещё заноза в заднице. И не сказать, что она первая красавица. Да, чёрные продолговатые глаза выделяют её из всех девчонок колледжа. Хоть и Рената дочь какого-то очередного богатенького дяденьки (собственно, как и все в колледже), цвет волос она явно подбирать не умеет. Видимо, мечта быть блондинкой превратилась в «ожидание — реальность». Её блонд (на самом деле ядовитый жёлтый цвет) и проросшие корни волос никак не совмещаются со статусом принцессы. Но ей, судя по всему, такой образ нравится и ничего менять она не хочет.
Но есть ещё одна проблема: её друзья. «Банда Ренаты» была похожа на обычных ребят, которые занимаются травлей людей. Но они называли это «превращением неорганического мусора в органический». Звучит как бред, но Рената гордилась этой формулировкой. Её целью было преображать примитивных людей, делая из них «что-то более-менее приличное». Рената всегда «мягко» намекала на недостатки людей, будто хотела им помочь, и делала из этого некое шоу, выдавая походу дела все секреты оппонента.
Обычно, действие происходило по средам ближе к обеду. Никто не знает, почему именно этот день и время, но все привыкли и стараются не выделяться из толпы лишний раз. Но повезло же мне обедать бутербродом именно в это время в колледже возле своего синего шкафчика.
— Всё ещё не приобрела сумочку Нины Риччи? — Это, можно сказать, её «фирменное начало».
Рената оказалась вплотную возле меня, смахивая крошку с моего воротника.
— Незачем, у меня есть сумка с Симпсонами и носки от «Лион», — я лишь вскинула брови.
— О, ну конечно, ты ведь смесь Гомера и Барта, таким фирменные сумочки не нужны.
— Не знала, что ты смотришь Симпсонов, — я спрятала остаток бутерброда в сумку и лениво подняла уголки губ.
— За меня смотрят другие. Я ведь должна быть в курсе всех событий, — серьёзно ответила Карклин, резко перекрыв мне проход, — Бедная-бедная Рида. Искренне удивлена, как тебе повезло родиться в такой величественной семье, как Демонты. Ты совсем не уважаешь этот шанс, раз так… — Она осмотрела меня сверху вниз, — Тебе же стыдно, правда?
Я театрально кашлянула и скривилась.
--Да, уверенна, это так. Постой, я поняла, всё дело в бабушке, — та задумчиво приставила палец к подбородку. Кулаки сами по себе сжались, — Знаешь, если бы ты общалась с нормальными людьми, то есть, такими, как я, может ты была бы чуть больше адаптирована к трудностям в жизни. А то люди старше пятидесяти лет не могут научить девочек говорить на современные темы.
— К сожалению, Рената, но я такая, какая есть. Время вспять не повернуть. Но совет хороший, думаю, я научусь общаться с людьми, такими как ты. Если, конечно, позволишь.
Я уже хотела протиснуться, но из неоткуда выросли ещё два парня, друзья Карклин.
— Ты просишь нас помочь тебе? О, милая, я бы с радостью, но это будет слишком трудно, — в это время вокруг моего шкафчика собралась маленькая группка людей, догадываясь, что Рената опять «поучает», — Понимаешь, когда разум забит старомодными вещичками и песнями Modern Talking, исправить даже малую часть сложно. А в твоём случае… Ты же прожила с бабушкой двенадцать лет, да? — я молча продолжала смотреть на неё, — Допустим. Ты у нас отлично математику знаешь, так вот посчитай, сколько времени прошло со смерти твоей подружки, — она издала тихий смешок, — а ты до сих пор в состоянии шока. Я думала, будет легче, но пообщавшись с тобой, поняла, что тебе нужен терапевт получше.
На счёт терапевта, как бы обидно это не звучало, Рената была права. Всё это время я разговаривала с родными от случая к случаю, обмолвившись двумя-тремя предложениями и всё. А что касается Дайниса, так его я вообще почти что избегала. Поэтому, как бы прискорбно не было, но я действительно превратилась в инопланетянина. Единственный, кто меня идеально знает — старая камера отца, но, честно, я не жалуюсь. То есть, жалуюсь немного, но потом приходит смирение, а дальше песни АВВы.
— Рената, спасибо, — хрипло произнесла я, — ты рассказала мне о проблеме. Хотя, честно, я и без тебя о ней знала.
Больше мне сказать было нечего. Устраивать шоу настроения не было, но кроме этого, в толпе я заметила Дайниса Градского, который смотрел на меня своим «что ты творишь» взглядом, отчего в животе всё сжалось. Я вдруг вспомнила нашу первую встречу, и то самое чувство в животе, и его скромную улыбку, и его действительно
серые глаза. Настолько серые, что голубого цвета там почти что не было. Он никогда не был "принцем на белом коне" (так считали девушки колледжа из-за его греческого профиля; я считаю, что это его изюминка). Но всё же, его большие серые глаза — это отдельный вид искусства. Хотя ему я этого в жизни никогда не сказала бы.
Я вспомнила, как дала Дайнису пощечину (причём, свою первую пощечину в жизни) и то, как мне тогда было стыдно, да и сейчас, собственно. Мне так сильно захотелось спрятаться ото всех, а особенно от Градского.
— Я рада, — вздохнула Рената, — Может, когда-нибудь ты дорастёшь до моего уровня, поверь, мы все за тебя болеем.
Она провела рукой вбок, показывая на студентов, а те в ответ смеясь зааплодировали. От чересчур большого количества внимания мне стало жутко неловко, дрожь прошлась по телу, да и опять страшные мысли в голову полезли. Рената любила такие эмоции у оппонентов. Иногда я думала, что она просто энергетический вампир.
Но мне, почему-то, приятно, что я помогла ей с «обедом».
После минутного «Вдохновите Ариадну!» студенты начали расходиться. Я заметила вдалеке Андиса П
этуша, из-за чего вдруг стало так спокойно и легко на душе.
Как сейчас помню, мы познакомились с ним год назад на паре по истории Латвии. Андис сидел сзади меня и на полную громкость в наушниках слушал «Night in White Satin» группы The Moody Blues, одну из моих любимых песен. И не то, чтобы после этого мы стали лучшими друзьями, но когда катастрофически не хватало общения, то Андис приходил на помощь. И да, возможно, я веду себя как эгоист, но Андис тоже общался со мной только тогда, когда ему это было нужно. Впрочем, его рыжая шевелюра, искренняя улыбка и ярко-голубые глаза (такие же, как у Тины) успокаивали меня, а его задор и стремление быть лучше — вдохновляли. Я знала, что на самом деле он один из самых грустных людей, даже похуже меня иногда. Но понимала, что наверняка на эту тему он говорить не захочет — его родители уже год в ссоре и, по сути, он сам по себе. Чем, собственно, похож на меня.
Я позвала его, стараясь не выглядеть расстроенной. По правде, я была жутко расстроена.
— Я видел твоё «выступление». Ты была шикарна, — нет, это не так. Он как всегда пытается меня приободрить.
Я кивнула, якобы в знак благодарности. Мы ускорили шаг, направляясь в кабинет географии.
— Знаешь, ты всё это не заслужила. Правда, — он улыбнулся, похлопав меня по плечу.
Его уверенность в том, что я просто притворяюсь такой себе тихой девчонкой действительно веселила меня. Но поддержке я была благодарна.
Я воспринимала его как друга, притом, что настоящих друзей у меня никогда в жизни не было. Конечно, он не заменит бабушку, но он мне нравился. С ним можно было обсудить волшебность сериала «Твин Пикс», выкрикивать припевы песен Queen. Я уважала то, что страсть к моде прошлого века он не считал чем-то странным — он разделял её со мной. И планировала лет через десять выйти за него замуж.
Когда мы подошли к двери, краем глаза я увидела у лестницы Дайниса. Благо, он не заметил меня, а то от его знаменитого взгляда мне не удалось бы спастись. Но не могла не заметить, как ему всё-таки идёт чёрный цвет в одежде. Этот гольф и джинсы, и его спадающая на лоб короткая прядь волос, и задумчивость… Почему девчонки говорят, что он «чудаковатый»?
Сама того не заметив, я застыла, глядя с каким-то странным удивлением на своего недобрата. Если бы не Анди, который просто затащил меня в кабинет, я, наверное, простояла бы так до конца дня.
***
Выйдя на улицу, я поняла, какую глупость допустила, захватив с собой всего лишь лёгкий серый плащик. Рига не славится прекрасной погодой, это уж точно.
В марте в любой другой южной стране уже можно было увидеть хоть пару цветочков — в Риге же нет. И это порой огорчало: цвести начинало только к концу апреля, и то потихоньку. Насладиться запахом сирени и цветением каштанов люди могли только в конце мая. Обидно, на самом деле улицы выглядели пустыми. Будто зима всё ещё не отпускала город, заставляя полюбить суровые северные ветры.
Но мне всё равно нравится, когда небо заполоняют грозовые тучи, ветер дует прямо в лицо… В такие моменты хочется просто остановится и закричать так сильно, чтобы аж голос потерять. Кажется, я просто родилась в городе моей мечты. Не люблю жаркое лето, поэтому в Риге мне всегда спокойно.
И какие же легенды складывали про этот город! Он настолько фантастический и завораживающий своими домиками с черепичной крышей, что даже туристам, которые любят пить коктейли, наслаждаясь шумом моря, Рига придётся по душе. Ни за что в жизни я не хочу переезжать в другое место, это уж точно.
Пройдя половину главной площади, я остановилась возле часов Лайма для передышки. На телефоне пришло сообщение от мамы, гласящее, как обычно, не натворить глупостей, пока её с папой не будет дома.
Кстати о моей семье. Как сказала Рената, «величественная семья Демонт» — всё это правда. Мой отец — владелец популярного журнала «Ля Рив», мама — главный редактор этого журнала. И все в семье «чистые блондины», как любит говорит моя мать. Даже тётя Лета (хотя она себя зовёт тёмно-русой, но я понимаю, что это только для того, чтобы поддержать меня). И я чужая среди своих. Все голубоглазые с овальным лицом, а я круглолицая, не худая и не толстая овечка с оливковым цветом глаз. И в добавок я имею курносый нос с почти незаметной маленькой горбинкой для полной картины.
Действительно, иногда думаю, может я подкидыш, как утверждает Тина. Но, тем не менее, от меня не избавились же до сих пор, значит я всё-таки им не безразлична. Ну, хотя бы чуть-чуть.
Да и отношения у нас не очень. Мама, мягко говоря, считает, что я далека от совершенства. Тина просто «большой умный динозаврик». Всё время рычит и умничает, отчего я её и зову ДиноТиной. И единственный, у кого я вроде как не вызываю отвращение — это папа. Иногда, он напоминает мне бабушку: с ним тоже можно послушать Julie Cruise и подвигаться в такт мелодии. Папа всегда отрицает, но я точно знаю, что у него бабушкины глаза. Поэтому (и не только), с ним теплее, чем с остальными членами семьи.
Но всё меняется, когда в гости приходит Лета, которая, кстати, живёт напротив нашего дома. Мама сразу расплывается в улыбке, папа погружается в чтение своего журнала, а Тина включает любимые песни Britney Spears в наушниках. Не то чтобы у нас в семье не любят тётю Лету, напротив, она очень добрая и весёлая. Папа говорит, что в детстве она жутко бесила его, и теперь нормально он с ней общаться не может. Но Лета — лучшая подруга мамы, поэтому ему приходится мирится с тем, что есть. Хотя я ума не приложу, как тётя могла быть «противной надоедливой стервочкой».
Всё же, наша семья до ужаса странная. В день, когда умерла бабушка, все вели себя так, будто это обычный день и ничего такого не произошло. Ещё и Лета в гости пришла… Я не могу понять до сих пор, почему мне не дали пойти на похороны, почему для всех это было будто бы… Ожидаемо? Вопрос, на который мне никто так и не дал ответ.
Как только я дошла до дома, внутри всё снова сжалось. Красный цвет входной двери был похож скорее на кровавый, даже не знаю, почему. А большие окна, на первом этаже даже с решётками — тюрьму. Да и вообще, мне казалось, что наш дом старались обходить стороной, но может это только моё больное воображение. Хотя, если бы я гуляя случайно наткнулась на огромный, тёмно-болотного цвета дом, откуда выскакивает
Баба Яга мама, грозно смотрящая на меня, то да, я бы тоже никогда больше не ходила по этой улице.
Но войдя вовнутрь, мне, почему-то, тут же стало легче. Может, потому что дома никого не было, а может потому что я наконец могла уединиться у себя в комнате наверху.
Моя комната прежде была чердаком. Когда была маленькой, я частенько забегала туда, когда играла в прятки с бабушкой. А потом мне просто понравилось жить у всех над головами (я уже упоминала, что я очень странная?).
Но в комнате не было почти ничего лишнего: белый стол, кресло, диванчик (а также кровать), два книжных шкафа (так как я большая поклонница чтения) и большая бабушкина картина, которая висела очень низко над полом. Хотя, в пятнадцать я обклеила все кирпичные стены постерами Дэвида Боуи и Блонди, из-за чего комната стала казаться очень тёмной (кроме этого у меня синие плотные шторы).
Уставившись в окно, я вспомнила о своём обязательном каждодневном деле.
Мой видео-дневник. Как я уже говорила, друг, который знает меня лучше всех.
Усевшись перед кассетной камерой, я выпрямилась, настроившись на очередной рассказ о проведённом дне.
— Привет, сегодня седьмое марта две тысячи двадцатого года. Сегодня со мной заговорила Рената, и это не было «Ты делала химию?» и не «Отойди, ты загораживаешь зеркало». Хотя, я стала частью её шоу, но это всё же что-то. Нет, я не хочу сказать, что всю жизнь ждала разговора с ней, но… — Я глубоко вздохнула, переведя взгляд на стол, — Мне почему-то её жалко. Не знаю, из-за чего. И даже то, что она меня вроде как хотела обидеть я не беру во внимание, потому что это вовсе не оскорбление, а чистая правда. И ещё сегодня я говорила с Анди, он как обычно пытался меня смешить. В общем, из нового только Рената Карклин, а в общем, всё так же, — я улыбнулась, — Люблю и скучаю по тебе, бабушка. Твоя Рида.
С этими словами я выключила камеру, вытаскивая кассету, тут же написала на ней маркером:
«07.03.20». Десятая стопка таких вот кассет хранится в одном из моих шкафов за книгами по философии. Просто потому что никто в семье, кроме меня, философией не увлекается и не полезет лишний раз в шкаф.
Положив кассету на место, я облегчённо выдохнула, как вдруг услышала, что за спиной что-то упало.
— Картина, — вздохнула.
Я обернулась и подошла к ней, чтобы повесить обратно, но
снова заметила одну интересную вещь: один кирпич в стене явно отличался от других. С детства думала, что когда-то один кирпич выпал и на его место засунули другой, но теперь понимаю, как глупо это звучит. Да и никогда, собственно, я не задумывалась его вытащить. А сейчас что-то нашептывало мне сделать это незамедлительно — возможно, это просто моё любопытство. Сбоку была небольшая дырочка, куда я засунула палец и легонько потянула кирпич на себя. И на удивление, тот легко вытащился. Но не рассчитав силы, я не успела его поймать, так что кирпич разбился о ламинат. С другой стороны, картина всё равно закроет дырку, так что не так уж и страшно.
И, о, чудо! Всё-таки кирпич не просто так был засунут в стену. Обычная маленькая тетрадка, украшенная бисером по боках, оказывается, была тем самым скрытым сокровищем в стене. Но как только я пригляделась, то заметила, что посередине каллиграфическим подчерком было написано:
«Дневник Тони Шмидт».
Моё сердце рухнуло в пропасть. В руках я держала вещь, которая являлась моим сокровенным желанием, а точнее, несбыточным (так я считала). Бабушка никогда не рассказывала мне о своём детстве. И всё, что я знаю — это то, что она родилась в Германии, её отец был кузнецом (позже пошёл работать на завод), а мама — ткачихой. И на этом, всё. Я понимаю, что ей было больно говорить о прошлом из-за тоски, но всё же, я не могла преодолеть желание узнать о ней больше.
А этот дневник являлся недостающей частичкой пазла.
Мои руки задрожали, так как я совсем не знала, что написано в этом дневнике и имею ли я право открыть его. Но я не могла
не открыть.
«7 марта 1970 года
Впервые за много лет я противостояла Софии. Каждую среду она убивает своими играми ребят. А сейчас я не побоялась. Не так, как обычно. Отныне, я победитель. Но, честно говоря, чувствую себя странно. Она, вроде как, хотела помочь мне, что означает, не такая уж она плохая. Верно же? Думаю, Питер поможет мне разобраться.»
Челюсть отвисла, в прямом смысле. Никак не ожидала, что сегодняшний день был точно таким же, как и у бабушки. Я моргнула несколько раз, чтобы прийти в себя. Надеясь, что это просто совпадение, я перелистнула страницу назад, но предыдущая запись не была лучше.
«6 марта 1970 года
Питер и я весь день провели вместе. Мы, как всегда, после уроков пошли на лужайку и наблюдали закат солнца. И нет, он мой друг. Именно друг. Я боюсь его потерять».
Вчера я вместе с Андисом слушала новый альбом Блонди. Конечно, не на лужайке, но закат мы наблюдали тоже.
Я издала тихий стон, не до конца понимая, что только что произошло. Дневник моей бабушки, но записи очень похожи и на мою жизнь тоже. То ли мне всё это снится, то ли это
всего лишь мистика в реальной жизни. Тетрадь упала на пол, отчего в моей голове ничего не укладывалось.
Внизу раздался шорох, судя по всему, пришли родители. И первое, что мне пришло в голову, было: «Нужно срочно спрятать тетрадь куда подальше». Мама относилась к бабушке с пренебрежением, и увидь она её дневник, тут же сожгла бы его.
— Рида! — позвал папа, после чего мне пришлось спуститься вниз.
Ожидая его тёплые объятия и мамино
«Ну и что ты сделала плохого за сегодня, м?», я скатилась по перилам, прыжком залетая прямо в коридор. Но меня ждал ещё один сюрприз. Рядом с родителями стояла Лета, а сзади неё — Дайнис.
— Как прошёл твой день, милая? — начала Лета, а Дайнис издал смешок. Я грозно взглянула на него, понимая, к чему он клонит.
— Отлично, — ответил он за меня, улыбаясь; я закатила глаза.
— Почему бы вам двоим не прогуляться? — тётя перевела взгляд на Дайниса, который в ответ укоризненно выгнул бровь, — Ой, да ладно, погода отличная.
— Ветер сильный, обещали дождь вечером, — перечислял Градский, — Да, действительно.
— Не говори глупостей. Ветра уже почти нет, а дождя не обещали. Давайте, идите, — теперь Дайнис смотрел только на меня, ожидая моего ответа. Но я решила не отвечать прямо, лишь смотрела на него с такой же укоризной.
Прогулки с Дайнисом ничем хорошим не заканчивались. Посмотрим, что будет в этот раз.
