«Я хочу написать тебе длинное прощальное письмо:
оскорбительное, небесное, грязное, самое нежное в мире.
Хочу назвать тебя ангелом, тварью, пожелать тебе счастья
и благословить, и еще сказать, что где бы ты ни была,
куда бы ни укрылась — моя кровь мириадом
непрощающих частиц будет виться вокруг тебя»
После встречи с Люциусом прошло несколько дней. Сентябрь всегда был полон тяжелым стуком каблуков, его черным шарфом, который волшебник закидывал на её шею, затягивая потуже, позволяя дорогой, но совершенно не греющей ткани, образовать подобие удушающей петли, которая после синевой расползалась по бледной коже, когда парочка хрупких позвонков оказывалась раскрошенной в белесый порошок, отдающий на языке горечью самых крепких болеутоляющих. Только как утолить боль прошлого, если скальпель и самый сильный морфий сменяли друг друга перманентно, образуя порочный круг, в котором Поттер прописалась формально, но свидетельство о магическом браке составить забыли? — Почему ты всегда выбираешь жизнь, зная, что однажды всему приходит конец? — Потому что в его глазах я видела смерть. Когда один окрашивает листья в золотой, он их уничтожает, подобно художнику, картины которого никому неизвестны, покорённый завистью и всеобщим непризнанием. Запах мускатного ореха и перца, смешивающийся с ароматом различных трав и ингредиентов для зелий. Приподнятая левая бровь и едва искривленная линия губ каждый раз, когда палец Элизабет натыкался на Mulled Wine в глянцевом меню — своенравный, стойкий, не признающий напиток Северной Европы с белыми и красными винами, предпочитающий огневиски. В этом был весь Северус Снейп, когда они редкими выходными выбирались в Лондон, чтобы вспомнить былые времена. — Некоторые пивовары добавляют немного карамельного солода в ирландские красные эли, но я бы завершил это хитросплетение ирисок с орехами и ароматом прожаренных тостов вкусом маггловских сигарет, чтобы напомнить себе, что зависим я вовсе не от алкоголя. — Ты зависим от алкоголя и сигарет, Северус. Также, как и от одной небезызвестной рыжеволосой красавицы. Сколько лет прошло, а мы не изменяем своей традиции. Каково это находиться в компании падшей женщины? Вопрос не остался без ответа. Привычный обмен колкостями перешёл в разговор об успехах Гарри, а после перетёк в непринуждённый обед, возвращающий девушку в омут воспоминаний об одном из вечеров, определивших судьбу её отношений.Flashback
17 марта 1979 год
Сумерки уже давно накрыли это место своими коварными сетями, не собираясь так просто отступать. На том благотворительном вечере на ней было чёрное платье, откровенно привлекающее внимание всех волшебников, облаченных в безупречные мантии, сшитые на заказ. Взгляд шоколадных глаз рентгеновским лучом проникал под кожу, минуя столы, присутствующих и атмосферу мнимого превосходства над другими. Рабастан смотрел — она видела, чувствовала каждым суставом и пылающим сухожилием, ноющим под этим стальным давлением, как он очерчивает её губы, покрытые бордовым. Упрямая, порой нахальная с ним, с острым языком, способным довести до зверского сумасшествия. Элизабет смотрела всегда открыто в ответ, но оставляла загадку, когда её загоняли в угол, вынуждая гореть изнутри. Тогда Лестрейндж не помнил, как ноги несли его дальше от ужинающих пар, выпивающих в тихой обстановке друзей, таща её за собой, уводя дальше, впуская им эту дозу внутривенно, вколачивая в гладкую поверхность стены, не слыша ничего, абстрагируясь, впиваясь в её нижнюю губу зубами, заглушая слишком громкий болезненный выдох, теряя почву под ногами от того, как Поттер сильнее вжалась в него. — Ты напоминаешь мне скульптуру в Лувре. Рёбра твои так красиво впиваются в тонкую кожу, натягивая её до предела. Это завораживает. Я видел, как на тех местах расползается синева, — шёпот юноши бьёт в висок, слова врезаются в кожу, проникают в сознание и туманят рассудок. — Обещай сказать, если наша история будет лететь прямиком в объятия конца, — тихий девичий голос выводит из помутнения. — Я никогда не посмею сказать об этом вслух. Просто не смогу. Но обещаю дать знать. Там, где раньше вечер являлся глотком свежего воздуха, сейчас разразилась буря. Ветер колыхал непослушную листву, завывая от одиночества. Девушка как раз аппарировала на территорию своего дома, где её уже поджидала опасность. Первая вспышка заклинания и элемент неожиданности сыграли свою роль — шатенка предполагала, что подобное может случиться, но была опрометчива и неосторожна. Ловко извернувшись, но чувствуя предательскую боль в грудной клетке, Поттер парировала, вступая в дуэль с противником. Хрупкая фигурка, разорванное платье в нескольких местах и растрёпанные локоны — именно в таком виде предстала Элиза перед мужчиной, подоспевшем на помощь своему товарищу. — Вы… — голос обрывается. Его обладательница даже выдохнуть не может. С пыточным проклятием шутки плохи, а сопротивляться боли слишком тяжело для такой ещё юной волшебницы. Именно это и поражает — невероятная стойкость. — Сильна, с этим не поспоришь, — звучит бархатно за спиной девы. — Ты вовремя… — хрипит противник Элизабет. Досталось ему, конечно, знатно. — Вижу, ситуация вышла из-под контроля. Зелёный луч настигает сначала одного, затем другого Пожирателя. Та самая помощь, пришедшая неожиданно. Пока Поттер пыталась унять дрожь после непростительного, спаситель перед ней на корточки присел, снимая точно такую же маску, что красовалась на убитых. — Элли. — да, она была права. Это её любимый Басти. И он — Пожиратель Смерти. — Ты знаешь, что должен уйти. Именно так ты поступал раньше, когда я нуждалась в этом, — сердце заходится в бешеном ритме от понимания. — Прошу тебя, моя плеяда, путеводная звезда моего сердца. укройся под чарами Фиделиуса. Он будет искать способы подобраться к вашей семье. Кое-что произошло на последнем собрании, я не могу рассказать о многом, но. — кареглазая останавливает брюнета, приложив палец к губам возлюбленного, отрицательно мотает головой. Лестрейндж успокаивающе проводит тыльной стороной ладони по щеке Элизабет, заправляет выбившийся локон за ухо, ласково, нежно. Сколько же тоски в глазах обоих. Он благодарен судьбе, что поймать и привести сестру Поттера было не его заданием. Иначе Лестрейндж с треском провалился бы. Он узнал об этом от тех, кто был на благотворительном вечере, и поспешил за любимой. «Глупые юношеские чувства» отдавались болью в левом подреберье. Рабастан оставил чувства и прошлое, вручив своё сердце в руки шатенки, дом её покинул, оставляя сухими губами поцелуй на запястье. Так закончилась их последняя мирная встреча.End flashback
— Курите? — Да, только тонкие вишнёвые. Немецкие. — Стало быть, Вам ближе Германия? — Нет, Люциус. Наш туманный альбион. От севера до юга. Мужчина встретил её на выходе из ресторана, и они вместе трансгрессировали к воротам мэнора. Когда они только познакомились, Малфой казался неприступной холодной зимой, в которой нет ни одного солнечного дня. Порой Поттер боялась коснуться этой зимы, чтобы не ранить пальцы. Сейчас же, пусть и через неприязнь, Элизабет могла относительно спокойно вести с ним беседы. Тем более, тот прибыл наконец, чтобы передать ей на попечение и содержание своего «друга». «Я справлюсь» — её самое сильное заклинание в трудной ситуации. Немного неестественный в своей худобе, костлявый и угловатый мужчина сопровождал тело, плывущее под чарами. Лицо с выдающимися скулами украшал шрам, рассекающий бровь, лоб и щеку. Всего ничего понадобилось, чтобы определить пострадавшего в самую дальнюю гостевую, рядом с лабораторией в северном крыле поместья. Стоило оборотному зелью закончить своё действие, как длинноволосый мужчина принял свой настоящий облик. Неестественная худоба и бледность, сетка выступающих вен на крепких руках, кудрявые чёрные волосы. В этом человеке с трудом можно было узнать Антонина Долохова. — Как это понимать? Разве он не должен находиться в Азкабане, как и остальные Пожиратели Смерти? — блондин устало потёр виски, как бы взглядом намекая, по какой же причине его друга держали под оборотным. Долохов в юности, каким его запомнила Поттер, казался тем, кто пойдёт ради поиска себя и своего «я» на то, что другим лишь в кошмарах видится. Находясь между болотом мизантропии и умением выжимать из людей пользу, он годы потратил на то, чтобы найти тот баланс. Держался и вёл себя так, что в каком бы обществе он ни находился, всегда найдётся копирующий его последователь. И всегда найдётся тот, кто вызовет его на дуэль. Антонин как шахматная фигура, способная без труда шагнуть на любую клетку, но утратившая к этому интерес. Как сигара среди сигарет — поджечь её очень трудно, а потушить и вовсе невозможно. Катящийся прямо из России снежный ком событий и скандалов, который сносит всё на пути. Его видели запускавшим чёрную метку над домом семьи магловедов, в Лютном переулке держащим какую-то вейлу как куклу, пропитавшуюся запахом его виски, и в наручниках перед дементорами, которые обрекали себя быть его ближайшими друзьями. И скоро кто-то так же его увидит не бегущим, но гордо следующим под вспышками молний, истончившимся, но не опустошённым, потому что дементоры так и не смогли найти в этом теле лакомую душу. В его жесте, вольготно ослабляющем галстук, значались только угрозы, ведь с этого жеста начиналась половина историй о нём и о том, как он опять потерял черту, за которую заступать не следует. В его мешке галлеонов на каждой монете — чужая кровь, но эти следы видны только ему, готовому осыпать золотом барменов и любовниц. И под веками у него пустая тьма, без тревожных снов, без страхов за свою или чужую жизнь, а под глазами — тени добровольного уединения, полумесяцы волка, обособленного от стаи. И теперь, оглядываясь на годы назад, на всё совершённое, что для других немыслимо и непосильно, Элиза понимает: Антонин никогда не искал себя. Он своими руками себя создавал. И именно с таким человеком ей придётся сосуществовать под одной крышей — более того — выхаживать и ставить на ноги. To be continued…