157 колец

      Адам ненавидит беспорядок. И каждый раз недоумевает, пытаясь понять, когда Ронан успевает настолько забросать дом вещами, если в прошлый раз всё было разложено по полочкам. И это ведь не бардак из разряда лежащих то тут, то там странностей, которые как бы говорят тебе: "Хэй, чувак! Меня принесли из другого мира, так что лучше оставь лежать там, где лежу!". За прошедшие два года Пэрриш видит отличия.       Шкаф, стоящий в углу, Адам замечает сразу, как только входит в спальню Ронана. Дверцы выглядят потрепанными, словно их часто открывали, причём не самым нежным способом. Нахмурившись, Пэрриш подходит ближе, трогает пальцами трещины и облупившуюся краску, обхватывает круглую медную ручку и замирает в нерешительности. Раньше этого шкафа тут точно не было, и неоново-красная лампа перед мысленным взором вспыхивает ярко и отчётливо, предупреждая об опасности. Любопытство пытается пересилить инстинкт самосохранения, который и так у Адама работает с перебоями. Парень прищуривается, подходит чуть ближе, поворачиваясь к дверце здоровым ухом, пытаясь услышать хоть какой-то неестественный шум. Он даже принюхивается. А что? Как-то раз Опал в его присутствии открыла баночку, форма которой напоминала кляксу, и оттуда буквально выскочила на пол зловонная зелёная жижа. Ловили потом все вместе, жутко перепачкались, а запах не выветривался два дня.       Длинные пальцы нервно подрагивают, и Адам всё же слегка поворачивает ручку, которая слишком легко поддаётся. Он сглатывает громко и судорожно, выдыхает и прикрывает глаза, резко дёргая дверцу на себя. Ничего не происходит. Никто не пытается затащить его внутрь и сожрать, не рычит, не капает на его новые конверсы слюной. Адам не чувствует ничего ужасного и открывает глаза. Часто-часто моргает и хмурится. Даже пару раз успевает ущипнуть себя за запястье, прежде чем удивлённо выдохнуть:       - Какого чёрта?       Внутри оказывается десять полок. Они заставлены разнообразными коробочками, среди которых Адам замечает вполне привычные, такие, что обычно хранят под своими крышками обручальные кольца. Пэрриш резко качает головой и отступает на шаг назад. Такого быть не может. Ронан Линч и... Да нет. Не станет Линч делать ему предложение. Никогда и ни за что. Это же Ронан. Свободный в мыслях и поступках, не заботящийся мнением окружающих. Он любит скорость и музыку, вышибающую мысли из головы; отчитывает Опал, а потом приносит ей очередной куст, чтобы она перестала есть его цветы; заботливо гладит клюв Чейнсо и разговаривает с ней так, словно она понимает. А ещё Ронан плевать хотел на правила и приличия, только в церкви становясь примерным мальчиком, который тщательно скрывает от Господа то, насколько грешен, а от себя прячет всё хорошее, что едва не похоронил вместе с отцом. Адаму порой кажется, будто только ему позволено видеть настоящего Ронана - отдавать себя по кусочкам и не брать ничего взамен, подчиняться мягко и нежно, шептать сбивчиво и едва ли разборчиво. Кто ещё знает такого Ронана Линча?       Адам всё же берёт одну из коробок и невольно улыбается. Кольцо словно собрано из маленьких бирюзовых ракушек, а вместо мягкой подушечки внутри плещутся волны. Следующая выглядит слишком длинной, и под крышкой обнаруживается тонкий кинжал, но стоит Пэрришу достать его, аккуратно зажимая пальцами, как оружие моментально сворачивается в аккуратное серебряное кольцо. Адам больше не пытается сдержать себя, опустошая полки одну за другой, усаживаясь на пол и каждый раз пытаясь представить себе сон, породивший всё это: живая змея, ухватившая себя за хвост; тонкая веточка, завивающаяся и сплетающаяся в идеальный круг; сверкающая изнутри лунным светом платина; усыпанные бриллиантовой крошкой лепестки лилий. Так много и так удивительно.       - Я рассчитывал сделать это по-другому, - раздаётся за его спиной голос Ронана.       Обернувшись, Адам не сдерживает улыбку. Ронан так сильно смущается, что на его щеках проступает едва заметный румянец, а глаза, обычно холодные, будто наполненные ледяными осколками, теплеют и становятся похожими на безоблачное небо. Он стоит очень близко, и Адам просто тянет его за штанину, заставляя усесться рядом. Линч скептически осматривает покрытый тонкой пылью пол, но подчиняется. От этого у Адама начинает покалывать ладони, чуть сбитое дыхание обжигает лёгкие, а сердце на мгновение замирает. Ронан Линч - неукротимый огонь, раскидывающий вокруг себя опасные искры. И только Адам Пэрриш может сунуть руку в яркое пламя и не обжечься.       - Мне казалось, брак не для тебя, - Адам говорит тихо и переплетает их пальцы, замечая, как напрягается Ронан.       - Ты чуть не умер, и мне пришлось лезть в окно, - усмехаясь, отвечает Линч, и смущение быстро пропадает с его лица. Говорить о чувствах Ронан не умеет. Он осторожно прикасается, целует до белых пятен перед глазами, бережно обнимает, всю ночь гонит в Кембридж, защищает от кошмаров, готовит завтрак, звонит рано утром и перед сном, тайно проникает в реанимационную палату. Ронан показывает. Каждый день. Если бы мог, то и каждую минуту. - И я собственник. Если ты не заметил. Не собираюсь делиться.       - То есть, всё это, - Пэрриш смотрит на шкаф и усмехается, - только для того, чтобы тебя пускали ко мне в реанимацию? А тебе не приходило в голову, что я не собираюсь туда возвращаться?       - Дело не... - дёрнув плечом, Ронан проводит широкой ладонью по своей бритой макушке и судорожно выдыхает. Он пытается подобрать слова, сказать правильно и понятно, но мысль даже в его голове сформирована не до конца. - Сейчас я слишком далеко от тебя. Настолько, что иногда хочется притащить твоего двойника из сна, - Адам беспокоится, смотрит озадаченно и совсем не злится, и Линч невольно улыбается. Диклан как-то сказал, что его улыбка это больше волчий оскал с окровавленными клыками. - Нет, по Амбарам не шастает второй Адам. Да у меня, блять, и не получится приснить кого-то хоть отдалённо похожего, потому что ты и так будто вышел из лучшего моего сна, - он знает, что не силён в комплиментах, но у Адама алеют скулы, и чуть приоткрываются губы, от чего хочется прикоснуться к ним языком, попробовать на вкус. - Просто, я хочу мы были вместе во всех смыслах. Чтобы принадлежали друг другу. Хочу, чтобы ты стал Адамом Линчем со всеми из этого вытекающими.       Адам вскидывает голову, шумно сглатывает. В его голубых глазах на миг мелькает замешательство, смысл слов Ронана теряется за стучащей в висках кровью, набатом отдающей в голове. Снова деньги. Чёртовы деньги, которые Ронан каждый раз предлагает ему - на нормальное жильё, на еду, на одежду. Линч даже пытался вписать его в свою страховку, и они тогда впервые поругались так сильно, что не разговаривали больше недели. Злость разгорается, медленно течёт по его венам обжигающей лавой, и Адам отстраняется, сжимая руки в кулаки и резко поднимаясь на ноги. Он понимает, что ведёт себя глупо, ведь минуту назад был готов согласиться, сказать то самое "да", многих вгоняющее в истерические слёзы и неконтролируемые визги. Разве брак не подразумевает под собой владение всем вместе? Не только печаль и радость, болезнь и здравие, но и имущество?       Такая реакция Ронана слегка пугает. Они проходили это не раз, не два и даже не двадцать, но всё же... У него внутри сбитым ритмом и дикими басами стучит сердце, и Линчу кажется, что на такой скорости оно вполне может разбиться. Очередной поворот не туда, и Адаму надоест препираться и доказывать свою независимость. Он просто уедет и не вернётся, а Ронан не сможет его догнать. Только слегка долбанутый характер не позволит идти на компромиссы и включать дипломатию. И Ронан смотрит на разгневанного Пэрриша снизу вверх, на его побелевшие костяшки, о которые не прочь порезаться языком, и думает, что Адам либо принимает его сейчас окончательно, со всеми монстрами, ебанутостью и деньгами, либо возвращается к своей лощёной университетской жизни, в которой никто не знает его прошлого.       - А если я не захочу брать твою фамилию? - произносит Адам и поворачивается, смотрит Ронану в глаза. Линч держит лицо, почти никак на этот вопрос не реагирует.       Адам выдыхает и понимает, что готов окунуться со своим сновидцем в любое безумие. Совсем как в то озеро с кислотой, окончательно и без шанса на спасение, когда готов умереть за кого-то, потому что иначе не сможешь сам. Иногда Адаму кажется, что он не справится - в Ронане слишком много необузданной, даже ему неподвластной энергии. А потом Линч делает что-то такое, что выбивает почву из-под ног и сбивает дыхание: обнимает, словно хочет вплавить в себя, спрятать; целует так, что перед глазами разноцветные точки пляшут, а ноги становятся ватными и слабыми; прикасается, будто боится обжечь, сломать, разрушить настолько, что обратно уже не соберёшь.       Чуть качнувшись вперёд, Ронан упирается руками в пол, помогая себе подняться. Невольно Адам скользит взглядом по его обнажённым рукам и шумно сглатывает, делая вид, что не замечает самодовольной усмешки Ронана. Чёртов Линч! Засранец точно знает, что делать, чтобы вышибить из него оставшуюся каплю разума.       - Я могу взять твою, - шепчет Ронан, наклоняясь, и Адам чувствует на губах морозно-мятный привкус, пока они целуются.       Когда-то, когда он ещё встречался с Блу, Гэнси искал потерянного короля, а Ронан выставлял себя агрессивным и ненавидящим всех и себя мудаком, Адам думал, что поцелуи с Линчем наверняка похожи на сражения - яростная схватка, наполненная укусами, рычанием и столкновениями зубов. Оказалось, что это мягкость и нежность, тщательно скрываемые за татуировкой, которая словно вся состоит из острых, опасных углов, это хрупкость и доверие, которые не каждому дано увидеть в обритом почти наголо парне с резкими чертами лица и ледяными глазами.       - Хотя, нет. Согласен, максимум, на двойную, - шепчет Ронан, разрывая поцелуй. Он улыбается, проводит носом вдоль линии челюсти, чуть прикусывает шею и прикрывает глаза. Полной грудью вдыхая аромат кожи Адама, Линч едва не плывёт, но его вовремя приводит в себя лёгкий шлепок по затылку.       - Нам нужно закончить уборку, - говорит Адам прямо над его ухом, но Линч только сильнее прижимает его к себе, совершенно не желая тратить время на всякую ерунду. Завтра в доме снова будет бардак, а Пэрриш приехал только на два дня. - Ладно... Если я попрошу отдать мне то самое кольцо, ты меня отпустишь?       Адам смеётся, так заразительно и легко, что Ронан в одно мгновение расслабляется. Он смотрит, как Линч выдыхает и отстраняется, опуская руку в глубокий карман домашних, свободно висящих на бёдрах штанов, которые то и дело приходится подтягивать, и с удивлением осознаёт, что нервничает, будто школьник перед первым свиданием. У Адама нет иллюзий по поводу их с Ронаном отношений. Он знает, что всё сложно и запутано; что Ронан невыносим и порой глубоко уходит в себя, вымаливая прощения за грехи, которых у него не было; что агрессия есть не только в Линче, готовом броситься с кулаками в любую схватку. А ещё он знает, что Ронан любит его, пусть и не говорит об этом вслух. И он сам любит Ронана, хотя Гэнси до сих пор при каждом удобном случае напоминает ему, насколько Линч хрупкий.       Нащупав, наконец, слегка шероховатый бок, Ронан достаёт самую обыкновенную красную коробочку и тяжело сглатывает. Он хотел, чтобы это было необыкновенное кольцо, придумывал разные формы, провёл столько ночей в поисках идеального. Но его кошмары - подлые суки. Чёрные тени подбирались со всех сторон, клацали челюстями, обдавая его зловонным дыханием, и цеплялись уродливыми, вывернутыми под неестественным углом пальцами, пытаясь убить с такой настойчивостью, какая бывает только у марафонцев, которые в жару пытаются преодолеть самих себя. Так что Ронан запрыгнул в машину и затормозил, едва не стирая в пыль резину, только возле ювелирного. Девушка-консультант казалась напуганной, пока он свирепо рассматривал витрины, наверняка смахивая на рецидивиста, готового в любой момент достать из кармана кожанки нож или пистолет. Никогда ещё Линч не ощущал себя таким беспомощным, как в тот день.       Ронан не встаёт на одно колено, не задаёт уже избитый вопрос. Он слегка нажимает на небольшую кнопочку сбоку, и крышка откидывается, обнажая содержимое. Адам не выдерживает и тихо охает. На мягкой бордовой подкладке лежит кольцо. Оно не вычурное, не сверкает россыпью драгоценных камней по ободку, и Линч, судя по едва заметной гравировке фирмы-производителя, не приснил его. Пэрриш пытается подобрать слово, которым мог бы описать то, что видит. Потрясающе, идеально, прекрасно, невероятно... Адам перебирает весь свой словарный запас и понимает, что всё не то.       Если смотреть со стороны, кажется, что кольцо будто полностью сделано из дерева. Ровно посередине, в том месте, где обычно торчит неприличных размеров бриллиант, имеется небольшой разлом, заполненный россыпью голубых камней неидеальной формы. Пэрриш тянет руку, касается пальцами переливающихся граней и растерянно моргает, когда Ронан несильно сжимает его запястье и смотрит прямо в глаза.       - Могу? - у Линча голос хрипит, а пальцы мелко дрожат. Его глаза цвета арктического льда, который изнутри подсвечен солнцем, в точности совпадают оттенком с камнями в кольце, и у Адама от этого кружится голова. Как много между ними этих параллелей и нелепых случайностей, которые связывают прочнее той самой красной нити, что часто всплывает в любовных романах и легендах.       - Да, - отвечает Адам, и этим он соглашается на всё - быть рядом, оберегать в пучине кошмаров, любить, стать мужем. Пэрриш чувствует себя странно, сказав чёртовых две буквы. В уголках глаз пощипывает, словно он вот-вот расплачется, и каждый вдох даётся тяжело, с трудом пробираясь по сдавленному горлу в уменьшившиеся вдруг лёгкие. У него тоже дрожат руки.       Ронан неуверенно застывает, будто не ожидает услышать такой ответ. Память услужливо подкидывает несколько картинок Адама из прошлого: избитый и вздрагивающий от неосторожных прикосновений, самодостаточный и гордый, умный и волшебный, обнажённый и красивый, расхаживающий по дому в футболке Линча и боксерах. В мозгах что-то коротит от такой презентации прошлого, и до Ронана не сразу доходит - Адам теперь весь, абсолютно и бесповоротно, его. Шумно выдохнув, Ронан мешкает всего секунду, может две, затем медленно, неясно к чему осторожничая, надевает на левый безымянный палец Адама кольцо.       Металл непривычно холодит кожу - Адам никогда не был любителем украшений. Но Ронан упорно обвешивает его то браслетами, и Пэрриш подозревает, что они из личной коллекции Линча, такие же чёрные, кожаные, завязанные узелками на запястьях; то амулетами-кулонами, вытащенными из сна, необыкновенными и тёплыми, когда бы Адам их не касался. Теперь есть и кольцо, неожиданно тяжёлое и необычное, объединяющее в себе их двоих, и явно требовавшее тщательного выбора. Адам представляет, как Ронан сосредоточенно, со взглядом психованного маньяка, рассматривал витрины и явно обходился без помощи продавцов, которые, наверняка, испуганно жались друг к другу, не решаясь подойти к странному и не очень уравновешенному парню. Прокрутив эту сцену в голове, он улыбается.       Адам не знает, в какой именно момент мысли об уборке покидают его. Плевать. Ронан и Опал всё равно раскидают вещи, как только он удалится от Амбаров на приличное расстояние. Сейчас у него есть дела поважнее. Облизнувшись, Адам забирается ладонями под футболку Ронана, чувствуя жар его кожи, сжимает бока и укладывает большие пальцы над выпирающими подвздошными косточками, не без удовольствия замечая, как Линч замирает в ожидании.       У Ронана случается короткое замыкание. Нервные окончания словно шарахает током, когда Пэрриш по-хозяйски тянет его к себе, чуть сильнее надавливая пальцами на кожу, и целует, бесцеремонно, глубоко и влажно, сразу забирая ведущую роль. Ронан и не возражает. Он подставляется, приоткрывает губы, даже не пытаясь сопротивляться. Битва проиграна так давно, в жаркий день, проведённый в машине без кондиционера, стоящей на пыльной дороге. Мальчик с велосипедом захватил все его мысли, стал наваждением с первого же взгляда, пусть Линч и пытался врать себе так долго.       Один поцелуй - спичка, слишком близко поднесённая к открытой канистре с бензином. Доли секунды, и случается взрыв, не уступающий силой атомной бомбе. Что-то будто трещит между ними, накаляя воздух, и Ронан глухо стонет в поцелуй, отстраняется на мгновение и судорожно пытается глотнуть спасительный и, возможно, отрезвляющий кислород. Усмешка трогает его губы, ведь знает, что бесполезно. Адам Пэрриш даже на расстоянии в сотни километров может заставить его сердце сбиваться в ритм тахикардии. На один короткий миг мелькает мысль, что стоит запереть дверь, отрезать их от внешнего мира, но Адам опускает пальцы, легко скользнувшие под резинку его штанов, и крыша Ронана окончательно слетает, не успев попрощаться.       Ронан толкает Адама к стене, но получается скомкано и неуклюже, потому что они не в силах окончательно отцепиться друг от друга. Пэрриш тихо охает, ударяясь спиной, но не жалуется, обхватывает шею Ронана ладонью и рывком тянет к себе. На этот раз поцелуй выходит агрессивным, они будто сражаются, он короткий и не приносит удовлетворения, просто помогает выпустить скопившееся напряжение. Линч готов ради Адама на всё, но излишняя грубость, граничащая с ненавистью и яростью, пресекается сразу же. Потому что он знает, что следующая за этим дрожь во всём теле Пэрриша вовсе не признак возбуждения. Ронан никогда не причинит Адаму боли. Даже если Пэрриш попросит. Он себе руки скорее сгрызёт.       До кровати добираются, на ходу стаскивая одежду. Спотыкаются, едва не падают, так торопятся, словно вот-вот начнётся война, на которую им нельзя опаздывать. В открытое настежь окно ярко светит пока ещё не слишком тёплое весеннее солнце. Где-то вдалеке шумят первой сочно-зелёной листвой деревья. На первом этаже что-то с оглушительным грохотом разбивается. Но окружающий мир схлопывается, будто пряча реальность в огромную изголодавшуюся чёрную дыру. Всё вокруг может рухнуть, сгореть, разлететься пеплом по вселенной, исчезнуть вовсе, ни Ронан, ни Адам и не заметят этого.       Адам склоняется над распластавшимся по постели Ронаном, смотрит жадно, будто впервые видит. Тонкие губы, потемневшие до цвета океанских глубин глаза, лихорадочный румянец на острых скулах, подрагивающие ресницы. Линч просто грёбаное произведение искусства, и Адам говорит ему об этом, шепчет прямо в ухо, а потом прикусывает мочку, чуть оттягивая зубами. Ронан сразу выгибается, вжимается в его тело, скользя пальцами по спине, и у Пэрриша от такой открытости и доверительной податливости дрожат бёдра. Он чувствует, как сердце начинает биться где-то в глотке, влажно и гулко, и кровь жарким огнём полыхает по венам. У Адама весь мир переворачивается вверх дном, когда Ронан становится таким. Он знает его, как мудака, готового ощетиниться, покрыться иголками при любом намёке на угрозу. Знает, как заботливого брата, который при каждом удобном случае не забывает напомнить Мэттью о том, насколько тот лучше него самого. Знает, как верующего, каждое воскресенье сидящего в церкви, но не находящего там ответы. Но он просто без ума от той версии Ронана, каким тот становится рядом с ним - бесконечно, до одури мягкий, отдающий и берущий, и влюблённый даже больше, чем сам Адам.       На шее расцветает красноватое пятно, и Адам слегка хмурится. Он не уверен, что Линчу нравятся такие собственнические отметины, но протестов не слышно, и Пэрриш спускается поцелуями ниже, как изголодавшийся, стараясь не оставить без внимания ни один миллиметр солоноватой горячей кожи. Ронан дышит тяжело и хрипло, комкает пальцами простынь и что-то безостановочно бормочет, но Адам не слышит его за нарастающим в здоровом ухе гулом. Мозги отключаются напрочь, когда Линч нетерпеливо тянется к себе, словно намекая, что пора бы уже перейти к активным действиям. Фыркнув, Адам шлёпает его пальцами по ладони и отстраняется, усаживаясь на колени между широко разведённых в стороны ног Ронана.       У Линча в глазах темнеет от пронизывающего насквозь взгляда Адама. Он ловит себя на мысли, что готов скулить и умолять, ему слишком жарко, нужно больше прикосновений, нужно сильнее. Ему нужен Адам. Весь без остатка. Рядом, близко, внутри. Иначе самовозгорание неизбежно, ведь внутри давно пожар, который затухает только от гулкого чёрного одиночества, стоит Пэрришу уехать. Ронан смотрит в ответ и пытается заставить своё сердце биться, а оно, непослушное, замирает и ждёт, тоже требует ласки и прикосновений, шёпота в самое ухо и вышибающих дух поцелуев.       - Перевернись, - шепчет Адам и немного отодвигается, чтобы не мешать. Голос низкий и глубокий, рокочущий, как накатывающий на скалы океан. Адам не приказывает, но просьба его, сказанная таким тоном, не оставляет даже мысли о возражениях. И Ронан послушно переворачивается на живот, вздрагивая, когда прохладные ладони ложатся на его бёдра.       Адам будто отстранённо наблюдает, как его пальцы скользят выше, добираясь до татуировки. Подобие кельтского рисунка, с витиеватыми узорами, воронами и ветвями, острыми углами, на спине Ронана завораживает. Порой, прикасаясь, Адам думает, что может порезаться. Случайно соскользнёт с крыла чёрной птицы и изранит всю ладонь, пачкая кожу Линча кровью. Эта мрачная фантазия вызывает внутри него глубинные и тёмные желания, и Пэрриш запирает их в самый дальний ящик подсознания. Адам не говорит этого вслух, но иногда ему кажется, что демон сломал в нём что-то, непоправимо испортил.       Поцеловав Ронана между лопаток, Адам тянется к прикроватной тумбочке. Линч не успевает остановить его, сказать, что давно переложил и презервативы, и смазку, и лишь вздрагивает, когда слышит тихий скрип выдвигаемого ящика. Хриплый вздох. Вязкая, будто сладкая карамельная патока, тишина. Ленивый солнечный луч на мгновение освещает содержимое ящика и отбрасывает тонкий блик на стену, отражаясь от предмета, который лежит внутри.       - Откуда? - спрашивает Адам, вытаскивая наручники и рассматривая их.       - С того раза, как я впервые спас тебя, - глухо отвечает Ронан, посмотрев через плечо. Ему не стыдно. В жизни сновидца и так мало реальных вещей, даже люди порой кажутся ненастоящими, будто выдуманными зловещими снами и выброшенными в мир. - Копы их расстегнули, а я умыкнул.       - А как же "не укради"? - Пэрриш вопросительно изгибает бровь и усмехается, но убирать наручники не торопится. - В это воскресенье придётся исповедаться.       - Иди ты в задницу, Пэрриш, - бурчит Ронан, утыкаясь лбом в подушку и зажмуриваясь до белых пятен, когда чувствует прикосновение холодного металла к внутренней стороне бедра.       - Как раз этим и собираюсь заняться, Линч, - Адам сглатывает и прикусывает губу. В голове его мелькает идея. Настолько пошлая, что в паху сразу тяжелеет и приходится отвлечься на несколько мучительно долгих секунд, чтобы взять себя в руки.       Ронан приподнимается на локтях, чуть поворачивается и смотрит на сосредоточенного Адама. Выражение лица Пэрриша сложноидентифицируемое. Он хмурится и покусывает свои губы, дышит тяжело и через раз судорожно выпускает с губ вздох, а в руках всё ещё держит треклятые наручники, поглаживая их пальцами и о чём-то сосредоточенно размышляя. Ронан скользит взглядом ниже, прослеживая дорожку волос, идущую от пупка, и усмехается. Недостающий кусочек паззла встаёт на место, и у Линча от одной только мысли, от навеянной картинки поджимаются пальцы и болезненно дёргается в предвкушении член.       - Мы могли бы использовать их, - говорит Ронан и сглатывает, не узнав собственный голос. - Знаешь... Не по назначению.       В тишине отчётливо слышится, как Адам со свистом выпускает весь оставшийся кислород из лёгких. Кажется, у него начинает нервно подёргиваться глаз, а руки так сильно трясутся, что спрятать это невозможно. Предложение Ронана созвучно с его желанием, но это не удивительно. Они совпадают во многом. Такие разные, совершенно непохожие друг на друга даже в мелочах, но тонко чувствующие. Возможно, всё гораздо проще. Возможно, они просто научились смотреть глубже. Возможно, это магия, скрепившая их в говорящем лесу. Адам не хочет разбираться в причинах. Он до безумия влюблён, потерян в другом человеке, и боится этого чувства так же, как и оберегает его. Линч сломан, в нём что-то неправильно раз за разом срастается, он настолько хрупкий, что Адам боится однажды разрушить его окончательно. Пэрриш тоже сломан, у него внутри кровавая каша и торчащие острыми осколками переломы, и он знает, что Ронан осторожен поэтому.       - Ты не мог бы... - неуверенно начинает Адам, до конца пока не понимая, чего именно хочет. Он пытается представить себе это и улыбается. - Мне нужно, чтобы ты взялся руками за изголовье. Так будет удобнее.       Ронан усмехается. Они оба учатся не стесняться своих желаний и максимально открыто говорить о них вслух. Получается с переменным успехом. И дело не в отсутствии опыта. Когда любишь кого-то, одна мимолётная мысль, что твои слова или действия могут как-то задеть, оскорбить, обидеть - причиняет сильнейшую боль. Линч не хочет, чтобы Адам чувствовал себя так. Поэтому он послушно встаёт на четвереньки и сжимает пальцами кованную спинку кровати, и, когда Адам тянется к его рукам, почти распластавшись по спине Ронана, комната будто наполняется густым, мускусно-солёным ароматом возбуждения.       Защёлкнув наручники, Адам немного отстраняется, с нажимом проводит раскрытыми ладонями по спине Ронана и наклоняется, чуть прикусывая его плечо. Ронан пахнет нагретым солнцем хвойным лесом, влажной корой и совсем немного шалфеем, который растёт позади дома. Пэрриша ведёт от этого запаха, он плохо понимает, что делает. Его благоразумия хватает только на то, чтобы всё-таки найти чёртов синий тюбик, оставшийся ещё с прошлого приезда, и нетронутую пачку презервативов. Не то, чтобы они им нужны, но это грёбаное правило безопасности, вбитое в подкорку.       Царапнув короткими ногтями кожу вдоль боков Ронана, Адам слышит тихий стон, и едва сдерживает себя, чтобы не сорваться, не взять прямо сейчас такого открытого, просящего Линча. Он целует его плечи и спину, оставляя невидимый след везде, куда только может сейчас дотянуться, гладит пальцами напряжённые руки, задыхаясь от ощущения крепких, туго натянувших кожу мышц. В какой-то момент, когда ладонь Адама медленно скользит от запястья, усыпанного кожаными браслетами, к плечу, Ронан поворачивает голову, приоткрывает рот и коротко мажет языком по кончикам пальцев. Адам замирает, и Линч, воспользовавшись секундной заминкой, прижимается щекой к своему плечу и обхватывает губами средний и указательный.       - Ронан, - выстанывает Адам, подвигая руку так, чтобы Линчу было удобней. И едва не кончает, когда тот полностью втягивает его пальцы в рот, прикрывая глаза и проводя по ним языком.       Адам думает, что они сумасшедшие. Разве можно так проваливаться в эмоции другого человека, погружаться с головой и мечтать не выныривать? Он чувствует, как по телу Ронана проходит волна дрожи, ощущает его нетерпение, как своё, и, будто завороженный, считывает наслаждение Линча по крепко сжатым на металле изголовья пальцам, по разъезжающимся всё больше в стороны коленям, по тому, как он вылизывает его пальцы, словно... Мысль обрывается, когда Ронан гортанно стонет, и эта вибрация ощущается по всей ладони Адама. Наверное, если бы его организм мог вытворять такие фокусы, Пэрриш сейчас кончил бы раз в третий или четвёртый, потому что происходящее жаром скапливается внизу живота, заставляет его теряться в реальности и полностью вышибает голос разума.       Пальцы Адама с потрясающе пошлым звуком выскальзывают изо рта Ронана, и Линч, тяжело дыша, жалеет, что не может к себе прикоснуться. Пара уверенных движений кулаком, этого было бы достаточно. Вместо этого он почти падает на кровать, когда Адам издевательски медленно проводит ребром ладони между ягодиц, дразнит и словно не собирается продолжать. Эта изнурительная пытка совсем недолгая, но Линчу так мало, что натурально так скулит, когда влажные от его слюны пальцы Адама оказываются внутри. Он ёрзает на скомканных простынях, пытается получить больше трения, но Пэрриш уверенно приподнимает его, подкладывая под живот подушку. Ронан выдыхает сквозь сжатые зубы и бормочет какие-то проклятья, выгибается и растерянно смотрит на Пэрриша через плечо, когда пальцы исчезают и Адам тянется к оставленным на постели смазке и презервативам.       - Не надо, - хрипит Линч, облизывая пересохшие от горячего дыхания губы. - Хочу так...       Адам прищуривается, но ничего не говорит. Он не возражает, не пытается спорить, только удивлённо вскидывает брови и чуть наклоняет голову к плечу. Размышляет. Время тянется медленно, будто замирает вовсе, и Линч успевает пожалеть о неосторожно брошенных словах. Так что, когда Адам демонстративно и очень обильно вылизывает ладонь, а после обхватывает длинными пальцами свой член, Ронан может только открывать и закрывать рот, пытаясь вдохнуть спасительный кислород, и смотреть. Угол обзора ужасный, хочется развернуться полностью, но скованные запястья довольно сильно ограничивают его в движениях. Но и этого достаточно, чтобы на несколько мгновений рехнуться: Адам раскрасневшийся и красивый, его волосы растрёпаны, глаза прикрыты, рассыпанные по телу веснушки яркой крошкой проступают на коже. Как можно не хотеть этого парня? Как не мечтать сделать его своим во всех возможных для человечества смыслах?       Конечно, Адам знает, что нужно быть осторожным. Возможно, потом, если они захотят повторить, можно позволить себе немного несдержанности, но не сейчас. Его руки скользят по телу Ронана, когда он замирает позади него и наклоняется, целуя поясницу, слегка прикусывая светлую кожу, на которой тут же расцветают красноватые следы от его зубов. Он приподнимается, крепко держит Ронана за бёдра и медленно толкается.       - Чёрт, Ронан, - шепчет Адам, и ему кажется, что голос его звучит не здесь, он где-то далеко и долетает до спальни лишь полузадушенным эхо. - Блять... Ты...       Пэрриш не успевает собрать разлетающиеся буквы в слова. Ронан шумно втягивает носом воздух и подаётся назад, замирает, запрокидывая голову и сжимая Адама внутри, мешая ему сделать хоть одно движение, чтобы не доставить дискомфорт. Линчу нужно время, нужно заново привыкнуть. Они не были вместе так давно, будто целую вечность назад. Лёгкое жжение и желание отстраниться пройдут, Линч знает, он ждёт этого момента, потому что ему нужно совсем немного. Им обоим нужно сейчас так мало. Они ходят по остро наточенному лезвию с того момента, как поцеловались впервые, сидя на этой же постели, растерянные и уязвимые, как никогда до и после. Каждый поцелуй, ласка, прикосновение распаляет всё больше, не оставляя между разгорячёнными телами и миллиметра пространства, вынуждая только сбивчиво шептать и стонать, цепляясь за последние крупицы ускользающего разума.       Когда Адам начинает двигаться неторопливыми, размашистыми толчками, Ронан теряет над собой контроль. Он натягивает цепь наручников, чувствуя, как металлические браслеты впиваются в кожу, глухо рычит и просит ещё, быстрее, сильнее. Губы Адама на его шее ощущаются так правильно и хорошо, но этого всё равно недостаточно, и Линч пытается повернуться, пытается урвать себе поцелуй. Внутри полыхает степной пожар, который невозможно остановить, сколько не лей воды, сколько не пытайся подкапывать землю. Стихия сожжёт всё на своём пути, а Ронан и не против.       Адам хмурится слегка, когда замечает красноватые полосы на запястьях Линча. Идея с наручниками начинает казаться не такой уж и заманчивой, но Ронан снова выдыхает его имя, и едва сформировавшееся сомнение улетучивается. Он только успокаивающе тянется к рукам Ронана, прижимается грудью к его спине, и движения становятся короткими, рваными, резкими. Линч под ним судорожно всхлипывает. Адам улыбается, понимая, что поймал верный темп и угол, и целует Ронана за ухом. Он продолжает гладить его руки до тех пор, пока не чувствует, как они расслабляются, пока не видит, как хватка пальцев на спинке кровати не становится слабее. Калечить Линча не входит в планы. Адаму ещё будут нужны эти невозможно длинные тонкие пальцы, когда ночью они вновь вернутся в постель. Проведя языком по солоноватой, влажной шее, Пэрриш озвучивает эту мысль, и Ронан выдаёт какое-то бессвязное ругательство, дрожа и дыша через раз.       Раскрытая ладонь Адама скользит по его груди, животу, и Линч чувствует, как обручальное кольцо слегка царапает кожу. Он опускает голову, широко распахивая глаза, и не может перестать смотреть, не может заставить себя зажмуриться. Адам не обхватывает его член пальцами, просто прижимает ладонью к животу. Хаос движений уже никого не волнует, они оба сбиваются с ритма. Камни на кольце ловят бликами настырные солнечные лучи, и Линч не в состоянии остановить себя - он чуть сдвигается, ощущает, как гладкий металл кольца проезжается по открытой, сочащейся смазкой головке, и кончает с громким хриплым стоном. У него дрожат бёдра и немеют пальцы на ногах, а в голове оглушительно пусто. Ронан едва не лишается чувств, не сразу понимая, что крепко стиснувший его бедро Адам дышит тяжело и прерывисто, вжавшись лбом между его лопаток, ловя отголоски собственного оргазма.       Спустя пять минут они лежат на разворошенной постели, и Адам задумчиво касается следов от наручников, качая головой и покусывая губы. Ронан хмурится и резко переворачивает Адама на спину, нависает над ним. Он не хочет сейчас говорить об этом, не хочет портить момент разговорами о том небольшом дискомфорте, который пришлось потерпеть. Оно того стоило. И точка.       - Если бы мне не понравилось, я бы сказал. И о боли сказал бы, - Линч наклоняется и касается губами щеки Адама.       - Не сказал бы, - фыркает Пэрриш, пожимая плечами и смотря Ронану в глаза. - Я тут подумал...       - И когда ты только успел?- Линч откровенно смеётся, уворачиваясь от шлёпка по плечу, прижимает руки Адама к кровати у него над головой и хищно облизывается. - Теперь я понимаю, почему тебе этого так сильно хотелось.       - Иди ты, Линч, - Адам произносит это беззлобно. Так они признаются друг другу в любви. - Я о свадьбе, между прочим, - он видит, как Ронан напрягается, и тянется к нему так близко, как это возможно с учётом его практически обездвиженного положения. Когда Ронан Линч сидит на бёдрах и держит запястья одной ладонью, особо не поёрзаешь. - Никаких пышных торжеств. Ничего из того, что так любят богатые наследные принцы мафиозных империй, идёт?       Ронан растерянно моргает и слабо улыбается. Боже, скажи, за какие заслуги в дар ему послан Адам Пэрриш?       - Я приснил ровно 157 колец. Думаю, это самое грандиозное, что будет в нашей свадьбе.