Странное и необычное воссоединение семьи

      — Ох-х-х, — всё, что я смог произнести, хватаясь за голову. Голос сел, руки дрожали, всё тело ломило, но голова болела особенно. В глазах темно, хотя в комнате было тоже не ярко, а в разуме пусто. Примерно несколько минут я потратил просто на то, чтобы понять своё местонахождение. Меня ведь схватили недавно, но почему же я здесь? Что это за дом? Хотя комната мне знакома. Привычный кофейный интерьер, светлые стены, флагшток Украины, стоящий рядом с письменным столом. Кабинет Украины — моей сестры. Она меня забрала?       Дверь внезапно открылась. Также внезапно меня ослепил яркий свет, заставив зажмуриться и закрыть лицо руками. Но голоса людей… Даже не видя своих собеседников, я мог беспроблемно определить их личность.       — Здравствуй, братик, — игриво-мурчащий голос России, его тяжёлые шаги в мою сторону, резкое дыхание. Я сжался, зажмурился сильнее.       — Мы так скучали, — второй радостно-дрожащий голосок, который принадлежал Беларуси. Она шла следом за братом, как-то припрыгивая, что можно было понять по звуку походки.       — Поиграешь с нами? — третий вопросительно-вызывающий тон, что принадлежал именно Украине. Она подошла ближе всех ко мне, схватила мою руку, легонько дернула её, позволяя с болью посмотреть на свет. Вся троица улыбчиво глядела на меня. Я понял, что собрались здесь они не просто так. Кто-то стоял ближе, кто-то дальше, но все чего-то просили своим жадным взглядом.       — Как твои дела, брат? — закрыв дверь и остановившись на середине комнаты, начал Россия. Выглядел он сейчас слишком строго, уверенно, надменно.       — Никакой я тебе не брат, чудовище, — вскричал я, но мой голос предательски дрогнул, выдав моё волнение. Все трое изменились в лице.       — Братик, — грустно произнесла Беларусь, после чего потянулась к моему плечу. Я рвано вздохнул и отодвинулся от неё. Слишком противно ощущать прикосновения этого человека.       — А ты заткнись, изменница! — взвизжал я, ведь не мог слушать её речь. И пускай мои слова звучали необоснованно и глупо, я всё-равно гордо произнес их, посмотрев на сестру.       — Почему-у… — промычала она, явно не понимая причину моих оскорблений. Я же стоял на своём.       — Закрой свой поганый рот, инцестница, — слова, которые я произносил, ранили не только их, но и меня. Я не верил в истину происходящего. Слёзы сдержать было невозможно, также как и накатившую истерику. Я рыдал, хотел продолжить кричать оскорбления, но мой рот зажала рука Украины. Я лишь замёр, посмотрел на неё, на брата, который приблизился, глянул вновь на Беларусь. Что им нужно? Что они хотят?       — Не стоит, — проговорил Россия, подходя слишком близко. Он осторожно коснулся руки Украины, как бы намекая, что рот лучше разжать. Так она и сделала, благодаря чему я вновь мог говорить и уж точно не стал бы молчать.       — Семья ещё называется! Одна предаст своих родственников, ради членов богатых иностранцев, другой давно не обращает на меня внимание, а третья вообще приставучая шлюха! Боже, как сильно я в вас разочаровался, — вскричал я, понимая, что за мои слова мне достанется. Россия удивленно вскинул бровь. Он тихо цокнул языком, опустился на одно колено, чтобы быть одного роста с сидящим мной, после чего замахнулся, но не ударил. Его ладонь осторожно легла на мою щёку, которую он какое-то время погладил, после чего и вовсе опустился на оба колена, обнимая.       Мои слова звучали слишком колко, я это понял. Украина, стоявшая рядом, со вздохом коснулась моей головы. Она стушевалась, застыдилась услышанной правде и таким образом старалась извиниться. Слова для девушки всегда были чем-то непростым. Ей было проще коснуться чего-то и передать чувства тактильно, нежели словесно. Но даже в этом плане она была суха и холодна, да и Россия от неё не отличался. И лишь Беларусь была такой же эмоциональной как я. Она зарыдала вместе со мной, уселась рядом, прижалась ко мне так, чтобы мы троем не упали.       Я горько вздохнул. Мои чувства постепенно угасали. Они по-прежнему жались ко мне, грели собой, а я успокаивался. Казалось, что всё закончится этим, но я вновь прогадал. Мои слёзы. Они радовали их, заставляли умиляться, в то время как мне было далеко не весело.       Первой вздрогнула Беларусь. Она глубоко вздохнула, прижалась ко мне ближе, ухмыльнулась, едва заметно покраснела. Вторым был Россия, который, тихо посмеявшись, поднялся с колен и протянул мне свои руки. Я так и не понял того, что он хочет сделать. В какой-то момент Беларусь тоже поднялась, нервно посмотрела на меня, отошла в сторону. Я испуганно глянул на них, почувствовал, как рука Украины касается моего плеча, сжимает, как бы тянет вверх. Они намекали мне, что стоит подняться, а я не сопротивлялся, протянув руки брату и кое-как встав на ноги.       — Братик? Сестрёнки? — ужаснулся я, чувствуя, как все они тянутся ко мне, касаются моих плеч, рук, талии и груди. Их слишком много. Я не могу чувствовать себя уютно в окружении этих людей… В глазах темнеет. Они довольно ухмыляются, смеются, чувствуют то, что я побеждён. Голос дрожит, меня трясет. Я уже знаю то, что будет дальше.       — Бо-о-оже, Кази, ты так великолепен! Твои глаза, блестящие от слёз, твой тихий голос. Боже! — в какой-то момент произнесла Украина, что стояла позади меня. Она хмыкнула, осторожно подтолкнула меня вперёд, в объятия впереди стоящих Беларусь и России.       — Мы пообещали себе, что мы не будем трогать тебя. Но данное обещание возможно лишь на словах. Придерживаться его в жизни слишком трудно, — говорил довольно русский, сжимая мою талию. Я замолк, спокойно слушал, не смел сопротивляться или бежать.       — Но здесь, где никто нам не помешает, мы сделаем с тобой все, что так хотели. Прости, прости нас, братик, — промурчала Беларусь. Я понял её намеки. Она обвила своими руками мои плечи, приблизилась непозволительно близко, принялась целовать, чему я всё-таки противился. Мои руки Украина осторожно скрестила за моей спиной, сжала, не позволила двигать ими. Я был слишком слаб, чтобы оттолкнуть их. Они были слишком сильны, чтобы просто так отпустить меня.       Белка целовала меня, постанывала в поцелуй, совсем не стеснялась. Украина, что стояла сзади, тоже не медлила. Она принялась расцеловывать мою шею, изредка кусала её, радовалась реакции моего тела. В какой-то момент Беларусь все-таки оторвалась от моих губ. Растёрла по моему и своему лицу остатки красной помады, посмеялась. Она принялась расстегивать свою блузку, но руки её дрожали. России всё же пришлось помочь сестре с раздеванием, после чего та скинула блузку на пол, вновь поцеловав меня.       Я чувствовал то, как меня толкала в спину сестра. Чувствовал, как Россия вновь сжал мои талию и потянул вперёд. Беларусь отошла от нас, она двинулась к столу, на который вальяжно уселась, скинув свою бюстгалтер и оголив себя по пояс. Меня толкали к этому столу. Я не хотел, боялся. В какой-то момент пальцы украинки принялись скидывать с меня одежду. Оставшись в одних лишь штанах и белье, я навалился на белоруску. Та прижала меня к себе, не позволила отдалиться, в то время как со спины на меня напирал сам Россия, оглаживая мои плечи. Другая пара рук, которая принадлежала скорее всего Украине, стискивала с меня штаны и бельё. И ей это удалось, после чего я остался совсем обнаженным, беззащитным и пристыженным.       — Не бойся, мой милый. Я буду нежен, — слова России, которые он прошептал мне на ухо, обнимая мои бедра. Щелчок пряжки ремня брюк, какое-то копошение сзади. Это слишком болезненно для первого раза. Я скривился от режущего чувства сзади, повесил голову, с трудом подавил крик. Меня принялись ласкать спереди. Рука Беларуси работала умело, но даже так она не могла смягчить боль.       — Готов? — произнесла белоруска, после чего скинула с себя юбку, направив мой член в свою вагину. Она тихо простонала, раздвинула ноги шире, обхватила меня руками.       Первое резкое движение России, мой первый крик. Я зажмурился, и действия Беларуси не помогли мне расслабиться. Он остановился, не смел двинуться снова, послушно ждал того момента, пока я привыкну. Несколько минут и русский вновь начал движение. Сначала медленно и тягуче, после жёстче и быстрее, сжимая мои бёдра. Я всё никак не мог понять того, что ощущаю. Чувства слишком непривычные, болезненные, но приятные. Оставалось лишь терпеть, сдерживать свои вздохи и стоны, ждать конца. Приятно, время тянется слишком медленно. Первым кончил всё же я, излившись в свою сестру. Этот поступок мне не забыть, но, видимо, ей было приятно от такого. Спустя несколько толчков в меня излился сам Россия, на последок поцеловав меня в плечо и прошептав что-то невнятное.       — Мы пошли спать, а вы дальше веселитесь, родные мои, — посмеялась Беларусь, слезая со стола. Она, подхватив свои разбросанные вещи, быстро вышла из комнаты. Россия тоже не стал дольше ждать. Он кинул многообещающий взгляд на ожидавшую Украину, вздернул бровь, и, застегнув рубашку и брюки, быстро ушёл.       — Пожалуйста… Я слишком долго мечтала почувствовать тебя, — прошептала она с неким придыханием, сбросив с себя брюки и устроившись раком на том же столе. Я медлил, боялся, но всё-таки поддался вожделению, войдя в её анал. Видимо, она уже игралась с собой, раз войти было так просто и безболезненно для нас обоих. Но я не думал об этом и лишь двигался, слыша её стоны.       — Я люблю тебя, сестренка, — вырвалось у меня в порыве экстаза.       — Я тоже люблю тебя, дорогой, — произнесла она, причём так искренне, что я не сдержал довольного хмыканья.       Кончив, я осторожно развернул сестру к себе лицом, долгожданно поцеловал её, погладил мокрые волосы. Мы отправились в спальню, где нас уже ждали Россия с Беларусью, что мило сидели на постели и развлекали себя чтением.       — Я вас люблю, родные мои, — произнес я скорее для того, чтобы обрадовать их, нежелеи признаться в этом себе. Инцест — нечто плохое, но кто сказал, что это запрещено? Я тоже не мог понять такого сначала, а сейчас осознал, что это вполне реально, а главное — приятно.       — Мы тебя тоже, — сказали они в унисон, улыбнувшись. Мы устроились на одной кровати, поговорили ещё немного, уснули в какой-то момент. Наша семья воссоединилась. Воссоединилась так, как я не ожидал, но теперь мы всё же вместе, а это главное.