***
Прошедшая ночь… …выдалась для Алана тяжёлой. Тревога сводила с ума: она смотрела на него через приоткрытое окно, выходила из-за дверцы шкафа и сидела в чёрных сгустках ночной тьмы по углам комнаты. Он не мог уснуть. Уже который час… Глаза не закрывались, мысли пленяли голову подобно наваждению — Боже, просто спаси меня от них, спаси от них! Жужжащих, трещащих и совершенно беспощадных, склизких и клейких, безумно отвратительных. Спаси. Дай провалиться в бессознательное. И чем больше мыслей было о том как заставить себя уснуть, тем больше жужжания раздавалось в голове. Тем дальше от сна он был. «Сил достаточно, чтобы обратить их в кошмар. Ритуалы — удел ведьм? Не только лишь, всем подвластны». Мгновенный провал в дрёму. Спал он или не спал? Алан медленно разлепил глаза, и, устало моргая, уставился в пустоту совершенно безвольный, не способный двинуть и мизинцем. Спал ли он за всю эту ночь хотя бы немного? Нечто уставилось на него в ответ. Надо поспать хотя бы пару часов, чтобы чувствовать себя в порядке. Черное и совершенно несуществующее. Нужно постараться уснуть! Оно смотрело, а парень пылал страхом, мысленно считая секунды своего наваждения — такого, что веки болели от усталости. Чёрное не уходило. Не удается. Разочарует Стива своим сонным лицом, если ночь всё-таки закончится. Или то уже был кошмар? Кошмар… Ночь. Мрачная и безмолвная — смотрела через окно, проливая на пол лунный свет. Вызыватель был беззащитен и слаб — что же это за ночной кошмар настиг его в итак неспокойное время? «Досаждатель, — взмолился он, — Досаждатель». А взгляд не оторвать от гнетущей чёрной фигуры. «Досаждатель». Панически страшно — впервые за долгое время. Но парень всё равно понимал, что дело далеко не в физической опасности, которая, в отличие от ночных кошмаров, являлась реальным фактом. Дело было в ином — психологическая напасть, ментальная проблема. Именно она обратила его тело в камень. Беспокойство. Досаждатель вспыхнул в воздухе крошечным костлявым существом, создающим легкий ветер взмахами крыльев. Глубокий вдох. Наваждение растворилось так же внезапно как и появилось. Алан подскочил на кровати, неловко садясь на ней; уронил голову в ладони, переживая эти пару минут снова и снова. И снова… Сейчас что-то было не так. Воздух не такой — спёртый, густой, жадный. Душно. Воды бы — стакана три, два чтобы утолить жажду и один опрокинуть на себя. Стив наверняка спал. Алана потянуло на улицу.***
Who is your god? Where has he gone? When every shred Of hope is lost?
Пока он шёл, голову никак не покидала мысль, что он хотел бы провести ритуал. Он ему привиделся этой ночью, стал очередной картинкой перед глазами — привиделось всё, и место, и время, и положение луны. И желание его совершить было почти неистовым по своей силе, нестерпимым, словно наваждение. Если бы Алан был честен, он наверняка бы сказал, что чувствовал себя безумцем в этот момент. В момент побега из теплой комнаты, где в углу тлели горячие угли печки-буржуйки, согревая его своим теплом. Он шёл в сторону края деревни, туда, где рядом шумел водопад, торопился, едва не поскальзываясь на льду, образовавшимся от ночного мороза. Ему было плевать на завывающий ветер, плевать на непогоду и жутких тварей, что, завидев его или почувствовав аромат живой человеческой плоти, поспешили в сторону такой легкой мишени, торопливо бежавшей в темноту — туда, где кончались факелы. Алан не слышал, мчался, срывая дыхание — в легкие врывался мороз, раздирая глотку. Желание стало настолько безумным, что заполонило помутневшее сознание до краев, будто кувшин колодезной водой. Кто там прячется в темноте? Чей гул проносится по ночам? Безразлично. Каменная лестница змеёй извивалась ввысь — на гору. Алан остановился рядом, затаив беспокойное дыхание — он бежал так, словно за ним гналась смерть; Алану было страшно оглянуться назад, за спину, хотя там точно не было никого кроме привычной нежити… У подножия горы рядом с первыми тонкими ступенями редстоуновым пылающим факелом тускло освещалась табличка: «Дальше Бог спит». Смысл фразы ужаснул. Лишь на секунду Алан задумался о смысле своей погони за призрачным чужеродным желанием, тянущим его вперед за незримый поводок, но трезвость резко оборвалась и сменилась почти паническим желанием продолжить путь. Оно тянуло юношу выше во мрак. И он, словно во сне, побежал наверх, иногда перепрыгивая через несколько ступеней — сорванное в беге дыхание больше не доставляло проблем, не ощущалось, а тьма манила. Дребезжали кости скелетов, рычали голодные мертвецы, шипели пауки, а Странники Края так и норовили напугать, сбить с ног резким появлением, но туман перед глазами был настолько густым, что Вызыватель их не видел вовсе. И сгущался с каждой секундой. Он без конца повторял про себя, что здесь Бог спал. … Шум водопада. Ноги подкосились у широкой реки, уходящей в непроглядную даль, и он осел у берега, от чего-то погружая руки в ледяное течение, словно надеясь хотя бы так привести себя в чувства; другого берега не видно за поднявшимся туманом, словно вышедшим из его головы. Руки обожгло. Господи, где я? В сознание не вернулся. Обезумевши, Алан нырнул красными от оледенения руками в сумку, вытащил из нее круглое зеркало и тонкий алмазный кинжал. Бросил на землю. Следом сорвался в сторону, к мелким камням, лежавшим вдоль берега, и начал фанатично без разбора набирать их, случайно царапая руки. Что я делаю? Из камней выложил на земле круг. Шум водопада туманил мысли. И не было здесь никого, чтобы это остановить. Камни образовывали кольцо и отдаленно напоминали Алану ведьмины круги из грибов, кажется, такой рос неподалеку от болота, другой — совсем рядом с башней аванпоста. Он слышал о ритуалах, проводимых с ними. Он сам хотел провести такой, чтобы духи даровали ему силу и знания, заговорили на удачу, но сейчас он делал совсем не то и сомневался, по своей ли воле? Руки и ноги, даже окольцованные пальцы делали ровно то же самое — творили колдовство, обычно чуждое для Вызывателей. Какие мысли мои? Глядя на то, что он делает, будто через мутное окно, Алан чувствовал страх и страдание. И не мог это прекратить. Сидел на коленях в центре, положил перед собой круглое пыльное зеркало, найденное в комнате, затем вознес руки к небу, тонкие и почему-то женственные… Остановите меня! То была мольба или злое завывание, но он выкрикнул в небо, непроницаемо спрятанное за тучами: — Досаждатель! …И он явился из воздушной тьмы, готовый выполнить любое поручение. Среды густоты жужжащих мыслей мелькнула одна чистая — быть может, существо сможет снова вырвать его из лап затянувшегося сна, точь в точь как в душной комнате…? Он надеялся, надеялся на это, глядя в крошечные глазки Досаждателя, живого создания из энергии черномага и крупиц витающей в воздухе пыли, хотел, чтобы тот избавил от вязкого кошмара. Алану было страшно. И когда руки потянулись к существу, он понял, что собирался сделать. Твёрдо схватил, сжал, под пальцами тихо хрустнули кости. Кости Досаждателя полые, как у птиц, чтобы было легче летать. Его крылья бойко захлопали, затрепетали, желая выскользнуть и улететь, создание забилось в цепкой хватке. Алан взгляда не отводил. Не мог шевельнуться, хотя очень хотел. Правой рукой юноша взял алмазный кинжал, тот сверкнул в свете луны, в один миг мелькнувшей в прорези туч, и безвольно, будто редстоуновая машина, вонзил его в костлявую спину. Ровно между крыльев. Досаждатель взвизгнул и замер, и пока не обратился в прах, был кинут на ровное блюдо зеркала. Мир замер. … «Я не хотел убивать! Я не хотел убивать!» … Алан проглотил застрявший в горле ком. Земля под ладонями промёрзлая, твёрдая… Дыхание разрывало лёгкие. А вокруг — тишь. … Через несколько мгновений Вызыватель смог шевельнуть пальцами, с ужасом находя себя высоко на горе, почти на обрыве, где вода образовывала водопад; туман молочный и густой, не видно ни зги — где течение? Как вернуться домой, где ступени, ведущие в деревню…? Где же… Стив? Он не рядом. Который час? Сжал пальцами кудрявую жухлую траву. В воздухе… В воздухе возник удушливый трупный запах. Появилось ощущение присутствия прямо на периферии первобытного сознания. Дикого. Кожу закололо морозцем. И пред глазами возник он. Чёрное как уголь лицо, глаза — редстоуновые огни. Юноша разучился дышать, затаил дыхание — не шевельнуться. Волосы ласкал ветер… Алан будто заглядывал в прорубь, страшась своего дрожащего в чёрной воде отражения. Сейчас упадёт в неё и утонет, течение унесёт далеко, а над головой — лёд, запертый короб. Неминуемая смерть. Ровно напротив. От этого взгляда не скрыться, хотя в голове было столько мыслей, что ими можно было образовать вокруг себя хитиновый покров. Прежде плотно сжатые губы Духа приоткрылись, и Алан обнаружил на его лице помимо глаз еще и рот, тонкий нос, впалые щёки. — Мир подарит тебе любой из даров, стоит лишь попросить, — зашептал он, его голос был подобен колыбельной, убаюкивающей младенцев. Синдром внезапной детской смерти — Энтити. Алану казалось, что он так и умрет — в колыбели. — Преступи порог. — Что…? — трепетно. Задохнётся, если тот продолжит. — Алан, ты хочешь жить. Ты не обязан умирать ради него. Истина не есть что-то одно, более того, истина — не пророчество. «Я разве Алан?» Ледяные руки с паучьими пальцами легли на побелевшие от ужаса щеки. Алана пробрало, почти вывернуло наизнанку, из пересохших губ вырвался болезненный стон — там, где держал Энтити, мороз достигал костей и дробил их. Хотелось крикнуть: «Отпусти меня сейчас же!» Хотелось вырваться так, что дрожали руки. Но он, олень перед волком, жертва перед убийцей, смотрел в глаза и не двигался, задыхаясь от пронизывающего до костей ужаса. Чёрный-чёрный силуэт с кровавыми глазами, пространство вокруг — сплошное мыло. Алан — свидетель собственного кошмара, поникший от вековой усталости из-за бессонницы. — Доверишься мне — будешь жить, — прошептал Энтити. — Я знаю как спасти тебя. Энергия потустороннего существа — буйная, втекающая в ровный поток души Алана, будто в реку хлынула кровь. Ледяная. Колыбель… — Как? — прохрипел Вызыватель. Горячее дыхание живого человека лизнуло чёрные призрачные пальцы. Энтити коснулся нижней губы Алана — она пухлая и израненная. От этого касания дрогнули колени. Сознание вовсе мутное как запотевшее стекло. Не разобрать, что он говорит… — Страшно. Умирать страшно. — Доверишься мне — будешь жить, — повторил он, — я подарю тебе Далёкие земли. Каждую равнину, каждую гору, каждую долину. Я подарю тебе свободу. И тишина вокруг. Никто не придёт. — Как мне тебе верить? — еще немного и Алан, беззащитный и смиренный, упадёт в пропасть беспамятства. Мёрзлая ладонь продолжала гулять по стынущему человеческому лицу, а красные глаза медленно-медленно погружались в цветущую зелень, будто намереваясь отравить жизнь так, как он отравлял природу своим касанием, своим шагом. Энтити — дух смерти, с наслаждением впитывающий боль от касания к живому, наслаждающийся его энергией, истощенной от продолжительной бессонницы. Он словно слизывал горячую кровь из перерезанного горла; нехотя оторвавшись от его лица, чтобы не убить раньше времени, протянул: — Я расскажу тебе, что значит шифр 303 в моём имени. Ты станешь особенным. Первым. Особенный. Услышав это, Алан нервно и растерянно рассмеялся прямо в лицо сидящего напротив Духа так, будто не боялся его оскорбить этим жестом; эмоции на чёрном лице было не прочитать, ведь перед глазами давно стояла мутная пелена. В эти сказки Алан не верил. Проклятый дух скорее убьёт его, использует, но на такую сделку не пойдёт — какая ему выгода спасать бывшего разбойника и несостоявшегося мага и еще раскрывать при этом тайну? Ощущая себя здесь, в этом теле, из последних сил сжимая камни и холодную грязь слабыми руками, Алан находил себя полным идиотом, неудачником, потерявшим свою жизнь еще на этапе рождения, будучи плодом запретной любви Вызывателя и Разбойницы. Обречённый, но никак не особенный. Уже умерший, не спасённый. От этого было еще дурнее. Потяжелевшая голова легла на протянутую чёрную ладонь, не имея сил держаться самостоятельно; зная, что он уже попал в ловушку чёрных лап, Вызыватель медленно закрыл глаза, отчаянно закусывая губы — держал рыдания в клетке своего лица, не желая пасть перед ним ещё ниже. Алан чувствовал как терял рассудок. Стив наверняка спал. Он был в безопасности. Он был в тепле. Энтити расценил молчание как согласие. — Это ангельский номер. Он означает защиту ангелов-хранителей и бесконечный контакт с ними. Они способствуют подчинению своей силе, — пальцы медленно и жёстко скользнули до длинных светлых прядей, через мгновение сжимая их; резкая боль пронзила до самых зубов, настала после ласкового касания слишком резко, и когда Энтити потянул голову Алана к себе, Вызыватель едва не задохнулся от сладковатого аромата смерти. — Номер — то, на что я способен. Защита и раскрытие. — Ангелов не существует… — больно до невозможного, а на губах — уставшая, ироничная усмешка над собой и над всем, во что он был ввязан сейчас. Улыбка принятия, возможно — раскаяния. Энтити покачал головой, насмехаясь в ответ на эти слова. — Какая выгода для тебя? — бесстрастно. — Я предлагаю тебе договор, — наконец разжал пальцы на голове, мягким, слишком ласковым движением переместил ладонь на затылок, снова зарываясь пальцами в гладкие спутанные локоны. Боль в голове Алана была почти невозможной, режущей, мучительной. — Ты носишь с собой тотем бессмертия, но он пуст. Не было Вызывателя, умершего для него. Ты хотел им воспользоваться, чтобы спасти себя от неминуемой гибели, когда придёт час. Но он бы не сработал. Поэтому я могу наполнить его для тебя. Тобой. Ночь прятала блеск на влажных глазах, а молочный туман скрывал два силуэта в центре круга из острых камней. Удушливый воздух не дал вдохнуть, когда по открытой шее вдруг скользнули льдинки тонких пальцев; рыдать хотелось, умолять о прощении за проступок, который никогда не совершали. В редстоуновых глазах — узоры. Энтити снова заговорил: — Воспользуйся им и ты спасёшься. Но никогда не сможешь покинуть Далёкие Земли. Станешь моим. Навсегда. — Твоим? — Алан широко распахнул глаза. На языке заплясал металлический вкус крови и юноша почувствовал как на его шею надели железный ошейник. Сколько страсти и ужаса хранилось в слове «твой»? «Твой» — принадлежность, преданность, привязанность — собачья верность и безропотное подчинение, когда голова касается стылой земли у чужих ног. Чьим был Алан, где его хозяин? Боль бесконечных распалённых мыслей. И он снова безвольно подумал о том, что сам сделал из себя пса, попросту не справившись с дарованной свободой. Изначально неумелый, неподготовленный. — Воспользуешься тотемом — выживешь. Воспользуется кто-то другой — ты умрёшь. Ветер выл. Энтити ждал ответа, с наслаждением впитывая общую для них боль от касания. По белым щекам Алана безостановочно катились кристаллы слёз. Он провалился в прорубь. … Стив наверняка в безопасности. В тёплой кровати. Его сон крепок. Алан смирился быть его псом. Алан готов был отдать за него жизнь в знак сильной любви. Но клетка захлопнулась ещё в момент его рождения. — Что бы ты ни выбрал, ты будешь в моей власти, — Энтити начал злиться, его пальцы сжались на светлых волосах еще сильнее. Ответ требовался как можно скорее. — Согласен ли ты? Пророчество проклятого дитя не сбудется. Упав в прорубь, Алан не мог нащупать выход из-подо льда. Течение несло его всё дальше и дальше, пока ледяная вода заполняла легкие. Изначально погубленный. — Я согласен. «Стив, мне страшно.» Дано согласие. Энтити перехватил белое как снег лицо, ледяное, почти как пальцы Духа; когда он медленно приближался, хрупкая душа внутри Алана кричала. Он знал — больно не будет. Он знал — сейчас всё закончится. Потерпеть немного. Запах смерти наполнил лёгкие ароматом леса после дождя, той прохладной мороси, наполняющей комнату по утрам. Разбойники снова не взяли его с собой, так что юноша коротал часы в комнате, сидя на подоконнике. Так тепло и беззаботно. На улице снова туманно. Потом к башне подошёл незнакомец в синей кофте, до смерти измотанный и не спавший три дня. Его звали Стив. Стив убил голема, а затем Алан сбежал с ним. Он почувствовал свободу. Она пахла как Стив. Терпко, как кофе и лес. Иногда было страшно, но Стив защищал. За его спиной было безопасно. За его спиной Алан чувствовал себя как дома. А сейчас Стив спал. Был в порядке. Под одеялом тепло, подушка из перьев. Большими пальцами Энтити раскрыл рот Алана, опуская его челюсть вниз — стонущая боль, подобная тысяче игл, пронзила его снова. В красных глазах — смерть. В глазах Алана — тишь. Дух наклонил голову и распахнул пасть. … Это напомнило насильственный поцелуй. Алану жаль, что он не познал настоящего.***
Было около двух часов после полудня, когда Стив нашёл Вызывателя около дома. Он сидел к нему спиной на покосившейся скамье между огромными всё ещё зелёными кустами и задумчиво смотрел на небо — пасмурное, серое-серое, как зола. Вот-вот выпадет снег и уже не растает. Со дня на день. Мужчина остановился в нескольких метрах от друга и от чего-то зацепился за его положение — плечи осунувшиеся, слабые, неясно как держащие на себе большой меховой капюшон. Рыжий мех ласкал ветер, путался между светлыми, едва зеленоватыми волосами — по цвету как молодые бутоны вьюна. Стив как никогда ощутил ответственность за юношу. Подошёл ближе к нему, опёрся на спинку скамьи — та тихо скрипнула. Может приготовленный подарок хотя бы немного обрадует его? — Привет, Алан! У меня есть кое-что для тебя, — он нырнул рукой в карман и достал оттуда прохладную серебряную цепочку. Это ожерелье из трёх изумрудов и трёх маленьких алмазов — в центре был самый крупный изумруд, на его креплении сиял голубой камень, по сторонам от него еще два драгоценных камня, оформленных точно так же. Украшение блеснуло в слабом свете солнца и Алан зацепился за него взглядом, задумчиво оценивая. Бесподобно прекрасно. А внутри на тлеющий уголь упала дождевая капля. — Это чудо равно целому состоянию! — Стив хитро улыбнулся, наполненный то ли доселе неизвестной энергией, то ли боязнью, что украшение Вызывателю не понравится. — Кошелёк мне больше не понадобится, ведь все мои кровно заработанные будут на твоей шее… — легкий смешок. Ну же. Говори. — Ох, спасибо! Оно выглядит просто очаровательно! — улыбнулся Алан и немного дрожащими руками принял ожерелье, следом стараясь зацепить его на шее. Когда он разбирался с застёжкой, лицо скрыли светлые волнистые пряди. Пальцы всё не слушались. — Давай я? — Стив дождался кивка. Мужчина встал ровно за его спиной, спокойно цепляя крепление серебряной цепочки — на мгновение, лишь на секунду он коснулся пальцев Вызывателя — без преувеличения они были ледяные, словно вода в проруби. Холодные пальцы. И шея холодная. Волосы на затылке — спутанные. Разобравшись с новым украшением, Алан неторопливо встал, поправил центральный камень и повернулся к Стиву лицом, медленно-медленно улыбнувшись. Разумеется, ожерелье ему понравилось — дорогое, красивое, о каком он и мечтать не мог, будучи последним из разбойников. А теперь на его шее висело целое состояние. Оно как камень на другом конце верёвки — затягивало петлю и тянуло на дно. Безусловно ценное.Who is your god? Where has he gone?