***
Тяжёлая, привычно скрипучая железная дверь как всегда поддалась с трудом. На пороге стоял высокий зеленоглазый мальчуган, волосы которого были взъерошены до неузнаваемости, а на лице покоилась эмоция пассивной агрессии. — Ты шо недовольный такой? — в своеобразной украинской манере поинтересовался Эдуард, откладывая книгу в сторону. — Да ебала я в рот эти душевые! Жалко, хуя нет! — донеслось из глубины коридора, а после показался и сам источник звука: неимоверно обозлённая Кузнецова стремительно шагала в сторону своей комнаты, держа в руках не такое уже и махровое, ничем не примечательное серое полотенце. Затем последовал громкий хлопок двери, да настолько сильный, что какая-то небольшая часть уже и без того облезлой штукатурки на стенах коридора осыпалась вниз. В это же время Антон старался сохранить невозмутимое выражение лица, без конца пялясь в какую-то невидимую точку перед собой, а уж после хлопка перевёл отнюдь не добрый взгляд в сторону друга, аля: «Ну что? Понял наконец?». — Ясно. Опять холодная вода, — констатировал теперь уже очевидное Эд, возвращаясь к своему любимому занятию — чтению. — Эй, тебе всё равно? — Конечно, ведь я-то раньше принял душ, и там была горячая, — теперь уже не сдерживая улыбки, полной злорадства, отозвался темноволосый. — Говнюк, — не сдержался товарищ, кидая в друга полотенце, попутно закрывая за собой дверь. — За что? Не от меня же зависит. Да и вообще, вы с Иркой единственные, кто вечно недоволен этой ситуацией с душевыми. Неженки… Тем более сейчас лето, ты по идее должен быть рад прохладе. — Да понял я, Эд, завали уже. Хватит бухтеть, как бабка. На такое замечание возникать лишний раз Выграновский не стал. Мысленно обругал друга — только и всего. Отдавать предпочтение книге, полностью погружаясь в написанное, тот не стал: по Антону было видно, что тот явно хочет о чём-то поговорить. Посему паренёк лишь делал вид, будто заворожён очередным детективом, без конца водя взглядом по одним и тем же строчкам. — Эд, — наконец подал голос юноша, устало распластавшись на своей — соседней — кровати. — Тебе Руслан не рассказывал о том, что нас ждёт завтра? — Нет. Меня это не колышет. Тебя вроде тоже не должно волновать. Ты же боец: ты должен быть готов к любым ситуациям. — Знаю, но… Ты разве ни разу не задумывался над этим? — Было пару раз. И что-то мне подсказывает, что письменными заданиями мы не обойдёмся. Будет что-то масштабнее. Повисло молчание. На слуху было лишь размеренное тиканье небольших часов, что преспокойно стояли на тумбе у одного из мальчишек. Хотя отбой и был в районе десяти часов, но каждый имел право продолжать бодрствовать столько, сколько тому это было необходимо. Главное — не покидать своей комнаты. На данный момент на циферблате маленькая стрелка давно перевалила за отметку одиннадцати. — Ладно, давай спать, — вдруг подорвался темноволосый, откладывая книжку в сторону. — Нам предстоит ранний подъём. — Ага… — только и смог выдавить из себя Антон, медленно накидывая на себя подобие лёгкого одеяла, что до сего момента лежало в самом углу кровати. Убедившись, что друг готов отойти ко сну, Выграновский погасил свет (выключатель находился с его стороны), поспешив выразить пожелания на грядущий сон: — Доброй ночи. «Доброй ночи» — одни из тех редких тёплых слов, что можно услышать в подполье. Абсолютно каждый взрослый не имел желания выражать свои чувства именно в таком ключе. Для них привычнее всего было отвесить какую-нибудь шуточку, похлопать товарища по плечу в знак поддержки и понимания, отдать свой моральный долг при выполнении задания или поручения, но никак не словесно. Для вояк и представителей преступной группировки это было непосильной задачей — выразить свои чувства словами. Потому Антона неимоверно радовало то, что они — подрастающее поколение — ещё не настолько зачерствели, не настолько истратили почти забытую детскую наивность. Паренёк знал, что эта в какой-то степени беззаботность рано или поздно закончится, потому старался отпечатать в памяти как можно больше подобных моментов, дабы позже вспоминать их с улыбкой на лице. — Спокойной ночи, — отозвался светловолосый, почти мгновенно засыпая от накопившейся усталости.***
Что вы чувствуете, когда просыпаетесь? Что видите и слышите? Да, зачастую перед пробуждением перед глазами предстаёт уже не такая чёткая и красочная картина сна, а позже нить воображения и вовсе обрывается. В одних случаях фантазии нашего мозга обрываются на самом интересном, а в других делают логическое завершение, ставя точку в сновидении. Но бывает и такое, что видение оказывается весьма странным и непонятным, а порой и пугающим. «Подъём!» — донеслось из коридора, отражаясь гулким эхом от каменных стен и умудряясь разлетаться громким приказом по комнатам. Антон в одночасье распахнул глаза. Перед ним, как обычно, была серая непримечательная стена. Взору даже удалось уловить привычные частички пыли, витавшие в воздухе. Как известно, окна в комнате отсутствовали; источником света служила одинокая лампа, висевшая под потолком. Значит, Выграновский давно проснулся. — Выспался? — усмехнулся Эд, глядя на заспанного товарища, аккуратно перевернувшегося на другой бок. — Не особо, — промямлил светловолосый, пытаясь вспомнить причину своего плохого самочувствия. Ах, да, ему снился кошмар. Однако его содержания он не запомнил. Будто бы перед пробуждением кто-то старательно работал ластиком, стирая не то историю, не то дурные воспоминания, оставляя после себя лишь белый лист, — а ты? — только ради приличия поинтересовался Антон, наконец принимая сидячее положение. Конечно же, по лопнутым капиллярам внутри одного из глаз Выграновского можно было догадаться о том, что ночь была не из лучших. — Сойдёт, — не теряя улыбки, но сохраняя грустный взгляд, отозвался темноволосый. Его явно что-то тревожило. Хотя не будем ходить вокруг да около: его состояние было вызвано предстоящим экзаменом, от которого большая часть подростков уже мечтала избавиться. Если школьники в «судный» день сдачи основного государственного экзамена осознавали, куда они шли, и действовали согласно «сценарию», к которому их готовили учителя, то эти ученики не знали ничего, а от взрослых они получали лишь слабую поддержку. Будет ли что-то, выходящее за рамки разумного? Ждёт ли их то, к чему они не будут готовы? Исключать подобные варианты нельзя. «Не бреши», — только лишь в мыслях по-доброму сам себе отозвался Антон, хотя мог бы с лёгкостью выдать подобное другу. Но он прекрасно понимал, что лишние разговоры в данный момент были ни к чему. На удивление было весьма тихо. Настолько тихо, что звенело в ушах. Кажется, мальчишки были не единственными, кого волновало предстоящее испытание: подавляющее большинство подростков, словно перепуганные крысы, не спешили выходить из своих комнат, с ужасом ожидая своей участи. — Подъём! — теперь уже более чётко крикнула женщина, тарабаня кулаком по одной из железных дверей. Парни переглянулись, их не очень-то и жизнерадостные взгляды говорили о том, что те никоим образом не желают оказаться снаружи — внутри дальнейшего действа. Но нужно было идти, пока комендант не удостоила и их своим визитом.***
— Как думаешь, эти сопляки готовы? — с совершенно открытой насмешкой в голосе вопросил один из мужчин. — Не уверен. Я вообще сомневаюсь в том, что кто-то останется: в этом потоке попались довольно хилые ребята. — Да, но довольно изворотливые и смекалистые, — не теряя оптимизма, отвечал товарищ. — Не просто же так они выжили? Не просто же так их подобрал… — Заткнулись оба, — с рыком отрезал неожиданно вошедший в помещение Арсений, тем самым перебивая подчинённого. Возразить кто-либо не смел: кишка тонка, тем более вслед за важной фигурой проследовал не менее важный высокий мужчина. Его тёмные не шибко длинные волосы как всегда были зачёсаны назад и аккуратно уложены гелем; жёлтые, буквально янтарные глаза поблёскивали в свете многочисленных ламп; а чёрный костюм как нельзя кстати подчёркивал бледность его кожи. В одной из рук мужчины можно было заметить почти дотлевшую сигарету, которую впоследствии тот затушил о близлежащую пепельницу, предварительно сделав одну затяжку. — Ну что? — голосом, полным хрипотцы, начал Серафим, попутно выдыхая дым. — Все готовы? Взгляд главы был устремлён прямо вниз — к собравшимся в довольно просторном помещении подросткам. Но обращался он отнюдь не к тем, ведь мужчины были отгорожены от малолеток толстым стеклом, да и площадка, на которой находились старшие, была расположена высоко. Однако вопрос целиком и полностью касался подопечных. — Определённо, — тут же отозвался Попов. — Тринадцать… Чёртова дюжина, — с налётом лёгкой усмешки проговорил Серафим, наклоняя голову чуть вбок. Столько же наставников сейчас стояло позади, переживая не меньше растерянных ребят. — Что ж, тогда начнём. Сразу же после этих слов Арсений двинулся по направлению к лестнице, дабы спуститься в экзаменационный зал. Ступени были преодолены быстро, а потому буквально через минуту мужчине открылся вид на неимоверно большое помещение с высокими потолками. Оно было достаточно простым: белые, даже ближе к серому, стены, потолок и такого же цвета пол, словно ты оказался в какой-то коробке. По всему периметру были расставлены высокие деревянные ящики и всякого рода ограждения в виде бочек и шифера. — Все в сборе? — чисто ради формальности поинтересовался командующий, подходя к толпе, на что почти все разом кивнули, — Значит так, сразу же после того, как я разъясню суть, вы обязаны приступить к выполнению задания немедленно. Уяснили? — повторные кивки, сопровождаемые громким и чётким «да». Все затаили дыхание. Абсолютно каждый знал, что Попов ненавидит распинаться по мелочам, потому задание будет оглашено в ближайшие пару секунд, а после мужчина наверняка покинет помещение. — Кто-то из вас готовился год, кто-то два и больше. Все зависит от того, в какой момент и в каком возрасте вы сюда попали. Главное для допуска к экзамену — достижение шестнадцатилетнего возраста. Хочу донести до вас одну простую вещь: не важно, какой у вас опыт, главное — выжить. Подростки переглянулись. Самый — как это показалось Арсению — смелый решил тут же, пускай и робко, но поинтересоваться в подтверждение, а может, и в опровержение своих закравшихся мыслей: — Что? То есть как это «мы должны выжить»? — То и значит, — не теряя холода в голосе и нейтрального выражения лица, продолжил мужчина. — Экзамен будет продолжаться до тех пор, пока не останется кто-то один. Во времени вы не ограничены. Желаю удачи. В завершение постепенно удаляющиеся шаги, а на лицах ребят — совершенно непонятное: недопонимание вперемешку со страхом, который можно разглядеть лишь в глазах. Их готовили к этому — к сокрытию своих истинных эмоций, однако на данный момент подобное контролировать было сложно. — Ну, вы слышали, что нам сказали? — вдруг подал голос кто-то из толпы, на что его тут же решил пресечь товарищ: — Ты что, убьёшь своего друга? — в ответ тишина. Находящийся в полном замешательстве Антон всё же мыслил здраво и прекрасно осознавал происходящее, за что бесконечно — на сколько это возможно в данной ситуации — благодарил неизвестные высшие силы. В один момент его взгляд переметнулся к парню, стоящему неподалёку, и, он готов поклясться, это было весьма и весьма правильное действие, ибо в следующую секунду мальчонка схватил пистолет, лежащий на одном из ящиков, снял тот с предохранителя, отвёл затвор назад, а сразу после направил ствол на неопределённое пространство между Эдуардом и Антоном. Именно за время таких пускай не шибко медленных махинаций светловолосый, совершенно ничего не говоря, схватил Выграновского за ворот футболки и что есть мочи резко дёрнул того вслед за собой — к одной из бочек. Прогремел выстрел. Игра началась.