Сложности обычной жизни

      Бессонные ночи сменяют одна другую. В комнате то царит удушающая духота, то пробирающийся под кожу холод, от которого кровь стынет в жилах и расходится по телу крохотными льдинками. Одеяло давит, мешается, без него хочется спрятаться, а с ним — разразиться отборной бранью, потому что, мать твою, жарко. Крис в очередной раз откидывается на подушки, раздраженно глядя в потолок. Складывает руки на груди, облизывает пересохшие губы, а затем с остервенением трет широкими ладонями покрытое крохотными капельками пота лицо. Одеяло, переброшенное через торс, прикрывает литые мышцы живота и бедра, полностью оголяя ноги и свешиваясь с кровати неровным углом.       После возвращения с очередной миссии Крис приходит к простому и неутешительному выводу.       Он больше не умеет жить обычной жизнью.       Сначала ему кажется, что он отвык. Забыл о том, каково это: вставать не по дребезжащему сигналу тревоги, а тогда, когда самому захочется. В крайнем случае — по надоедливому будильнику. Варить себе кофе на завтрак или заваривать чай вместо того, чтобы за тридцать секунд успевать одеться, собраться и перезарядить ствол. К слову о стволе: его как раз не мешает перезарядить, но об этой простой человеческой радости Рэдфилд тоже забывает напрочь. Собственная квартира ежедневно встречает его пустотой и давящей на уши тишиной. Каждые несколько минут он привычно напрягается, прислушивается, а затем рвано выдыхает, напоминая себе о том, что здесь нечего бояться. Что рядом нет зараженных, нет угрозы, нет необходимости держать все под контролем 24/7.       И в этом заключается самая большая проблема.       Крис не может просто сделать себе завтрак. Его колотит мелкой дрожью, когда он листает рецепты в смартфоне, когда пытается выцепить из памяти то, как нужно готовить омлет. Он бьет яйцо о сковородку с такой силой, что белок моментально растекается по столешнице, а желток шлепается на пол. Из солонки просыпается достаточно соли, чтобы своей граммовкой превысить допустимую норму. Завершающим штрихом все это сгорает ко всем чертям, оставляя после себя черную, совершенно не отмывающуюся гарь и дым по всей кухне.       Крис не может ничем себя занять. Просмотр телевизора увлекает его секунд на двадцать, после чего он начинает бессмысленно переключать каналы. Интернет, кладезь всего человечества по времяпрепровождению, оказывается для него бесполезной тратой времени. Иногда он занимается спортом. Изнуряет себя физическими нагрузками, делает жим лежа, подтягивается, разминается. Не рискует выходить на улицу, потому что там весь мир обрушится на него мгновенно. Череда звуков, вспышек света, голосов - все это скорее сведет его с ума, чем отвлечет. Хотя вероятность сойти с ума в собственной квартире не выглядит более привлекательной, чем первоначальный вариант. Игры в телефоне, рекомендуемые Клэр, кажутся нелепостью.       Телефон ведь нужен только для звонков, верно?       С наступлением ночи все становится в миллион раз хуже. Как будто целого дня, проведенного впустую, потраченного на бесцельные скитания по небольшой квартире, недостаточно для того, чтобы он лез на стену. Тьма окутывает спальню, забирается под покрасневшие от бессонницы белки глаз, рассыпаясь там сухим песком. У сраной палки есть только два конца и ни сучка между ними — ему либо до невыносимого жарко в собственной постели, либо до дрожи во всем теле холодно. С момента его возвращения проходит около недели, но Рэдфилд до сих пор не может найти идеальную грань между этими двумя состояниями. Поэтому спит он плохо. Час беспокойного сна — полтора часа бодрствования — два часа поверхностной дремы — час попыток скинуть или накинуть одеяло обратно, из-за чего оно в конце концов летит неопрятным комом на пол.       Крис смертельно устает за это время, и все, чего он хочет, сводится к лаконичному.       Сдохнуть? Получить новое задание? Выйти из оплачиваемого отпуска?       Научиться жить нормальной жизнью?       — Тебе просто нужно время, чтобы привыкнуть, — бодро замечает Клэр, наводящая порядок в его холодильнике.       Впрочем, несложно навести порядок там, где из съестного только разлагающаяся повесившаяся мышь.       — Я не могу так, Клэр.       — Можешь. Ты отвык от этого всего. Тебя в течение года швыряли с миссии на миссию, конечно, тяжело вернуться к привычному ритму.       — Это и был мой привычный ритм, — устало отзывается Крис, приваливаясь к дверному косяку и в который раз за день растирая ладонями измученное лицо. — Встать по команде, выйти на задание, следить за бойцами, выполнить миссию, вернуться, спать.       — Но здесь такого нет, — Клэр вытаскивает из бумажных пакетов продукты: несколько коробок с готовыми салатами, свежие фрукты, пачку сосисок, десяток яиц, упаковки три молока. — Ты можешь расслабиться, братец.       Крис молча смотрит на нее, и младшая Рэдфилд неохотно признается себе в том, что в тот момент, когда она встречает брата в аэропорту после почти года в отъезде, он выглядит лучше, чем сейчас.        Под глазами залегают темные круги, хорошо гармонирующие с недельной щетиной и ввалившимися щеками. Руки действительно дрожат, даже тогда, когда Крис пытается спрятать их, скрещивая на груди. Полоски загара, оставшиеся после палящего солнца, скорее выглядят как шрамы, разделяющие его тело на несколько частей. Совсем как у Франкенштейна. Домашняя одежда делает его похожим на уличного бродягу, а не на военного.       Не на капитана отряда Альфа.       — С другой стороны, — Клэр захлопывает дверцу холодильника, все еще рассматривая Криса и тихо цокая языком. — Еще неделя такого расслабления, и ты станешь похож на тех, кого убиваешь.       — Очень остроумно.       — Может, мне стоит пожить с тобой? Буду готовить тебе завтрак, смотреть с тобой фильмы с Чаком Норрисом, выводить тебя на прогулку.       — Я не собака, Клэр. Мне почти сорок, а у тебя есть своя личная жизнь, в которую я не хочу встревать.       — Что-то я не заметила этого желания, когда ты швырял моего бывшего парня с лестничной клетки.       — Он был тем еще поганцем.       — Да-да-да, — девушка отмахивается от брата, последовавшего за ней в коридор. Останавливается у входной двери, натягивая красную кожаную куртку и застегивая молнию. Поворачивает голову к измученному Рэдфилду, буквально сканирует его взглядом, а затем устало вздыхает. — Я не знаю, чем еще тебе помочь. Может, стоит завести собаку?       Крис красноречиво морщится, дергая уголком верхней губы. Клэр укоризненно смотрит на него, после чего тянется и смазано целует в заросшую щетиной щеку.       — Попытайся еще, хорошо? — просит она, отстраняясь. — Все хорошо. Обычная жизнь немного скучная, но ты втянешься. Просто дай себе отдохнуть.       Крис не успевает ответить: дверь за Клэр захлопывается, и он вновь остается один в своей пустой квартире. Оглядывается по сторонам, напоминая самому себе шкаф, невесть как оказавшийся стоящим не у надежной стены, а посреди комнаты без малейшей поддержки.       Собаку, вот еще.       Рэдфилд прекрасно понимает, что не сможет о ней позаботиться. Если вдруг его сдернут в АПБТ, если придется срочно уехать, то бедное животное плавно перекочует к Клэр. И так ответственность будет постоянно переходить к сестре, потому что с его графиком ничего никогда нельзя спланировать. У собаки полно прекрасных качеств, он не может это отрицать. Они добрые, отзывчивые, ласковые. Преданные. Верные. Игривые. Очаровательные. Готовые поддержать любую задумку, лишь бы с хозяином. Умные. Поддающиеся дрессировке. Отличные компаньоны. Всегда рядом, всегда близко. В молодости он любил с ними возиться и периодически подкармливал всех бездомных дворняг, которых только находил.       Ему определенно нравятся собаки, но ведь.       Он ведь не может завести собаку.