Сложности обычной жизни

      Квартира Пирса встречает его долгой трелью дверного звонка. Он жмет кнопку до упора, прислушивается к тому, что творится за стеной, но оттуда не доносится ни звука. Стучится костяшками пальцев, ждет, а затем снова звонит.       Соседи, наверное, его уже ненавидят.       Однако Пирс не открывает. Крис делает шаг назад, рассматривая металлическую, максимально добротную дверь. Он бьется над попыткой войти в квартиру уже добрых минут двадцать. Нарушает покой жильцов, ходит туда-сюда по лестничной клетке, снова прожимает кнопку звонка, стучится, даже зовет Пирса по имени, но ничего из этого, черт возьми, не работает.       Крис досадливо морщится.       С чего я вообще решил, что он дома?       Он оглядывается по сторонам, будто кто-то другой может дать ответ на этот вопрос.       А где ему еще быть?       Всю дорогу до чужой квартиры он пытается поставить себя на место Ниванса. Понять, что он чувствует. Дурацкая практика, до безобразия глупая, подцепленная из женских журналов или давних курсов по психологии. Крис цепляется за отголоски эмоций внутри: вот грусть, вот тоска, вот злость, а вот боль. Последнее задевает его сильнее всего: Пирс — последний человек в мире, которого он хочет обидеть.       Но с чем успешно справляется.       Все внутренние метания приводят его к простой истине — на месте Пирса он хочет спрятаться. Уйти, убежать туда, где безопасно. Где больше никто не сможет расстроить его. Ниванс часто говорит, что любит свою съемную квартирку. Что в ней он отдыхает, расслабляется после выматывающих миссий и обустраивает ее декоративными фигурками из любимых фильмов. Поэтому куда он может пойти после их утренней сцены, как не к себе?       Уже на подходе к чужому дому Крис вспоминает о тараканах.       Это заставляет его усомниться в собственных выводах, но ни входная дверь, ни подъезд не встречают его ограждающими лентами или табличками. В воздухе не стоит запаха дихлофоса или чего-то химозного, что тоже сбивает с толку. Однако сейчас это все пустое. Неважное. Крис забивает на это, не разбираясь до конца, просто взлетает по лестнице к нужному пролету и.       Натыкается на запертую дверь.       Крис выдыхает. Вскидывает руку, растерянно ероша затылок, а затем падает на ступеньки, ведущие на верхний этаж. Устраивается удобнее, пытаясь придумать, что делать дальше.       Только сейчас чувствует, как вибрирует в кармане куртки телефон.       — Клэр?       — НАКОНЕЦ-ТО, КРИС.       Крис морщится от ее громкого голоса.       — Ты звонила мне десять раз?       — И писала еще больше, если ты не заметил. Где ты был, черт возьми?       — Я, — Рэдфилд запинается. — Бежал. Извини, мне было не до телефона.       — Где ты?       — В доме Пирса. Сижу у его квартиры.       Крис окидывает беглым взглядом закрытую дверь. Слышит в трубке приглушенный вдох.       — Замечательно.       — Не особо. Пирс мне не открывает. Ну, или его нет дома, я не знаю.       — Его нет дома.       Крис замирает.       — Откуда ты знаешь?       — Я ему написала.       — Ты ему ЧТО?       Теперь морщится Клэр.       — Написала. Хотела убедиться, что он дома.       — Клэр, ты…       — Ничего не говори. Просто слушай. Пирс уехал из города.       Что-то внутри Криса обрывается.       — Куда?       — К семье.       Рэдфилд на мгновение зависает, будто пытаясь понять, что такое «семья».       — К семье?       — Да. К родителям. Сказал, что ему нужно все обдумать. И он хочет побыть один.       Крис молчит, переваривая информацию. Он знает, где живет чета Нивансов. Помнит их адрес из анкеты лейтенанта. Почему помнит — черт его знает.       — Крис?       — Мгм.       — О чем ты думаешь?       — О том, что я знаю, где живет его семья.       Клэр еле слышно выдыхает.       — Ты поедешь к ним?       — Да.       — Ты уверен?       Крис поднимается со ступенек, расправляя широкие плечи.       — Абсолютно. Я не могу позволить ему уйти.       — Ну, технически, он уже уш…       — Я должен с ним поговорить, Клэр. Если не сделаю этого сейчас, то другого шанса может и не быть.       — Ты думаешь, что он?..       Рэдфилд стискивает в ладони хрупкий мобильник.       — Уйдет из АПБТ? Я не знаю.       Клэр предательски молчит, и тогда Крис продолжает сам:       — Ты бы хотела каждый день видеть того, кто наговорил тебе все то, что наговорил ему я?       — Честно?       — Вот видишь. Так что я поеду к его родителям.       — Думаешь, они обрадуются тому, что их хороший мальчик любит большого серьезного мужика?       Крис на мгновение осекается.       — Может, я приехал с официальным визитом. Как его капитан.       — Ладно, звучит убедительно. Не забудь эту ложь, когда тебе откроет миссис Ниванс.       Крис усмехается.       — Хорошо. Спасибо за поддержку, Клэр.       — Не за что. Держи телефон при себе. Если что, я на связи.

***

      Родительский дом всегда встречает его теплом и уютом. Он в хорошем смысле устаревший, заставленный семейными фотографиями и смешными кружевными салфетками, которые почему-то очень любит его мама. Пирса это всегда забавляет: она не такая уж старая женщина, ей слегка за пятьдесят, но при этом она обожает всю эту пенсионерскую атрибутику.       Причем еще с того времени, когда он пешком под стол ходит.       Возможно, именно поэтому дом и кажется таким уютным. Современная техника идеально сочетается с ретро, новый холодильник мирно урчит на кухне, а тарелочки с названиями штатов выстраиваются на каминной полке, прибитой еще его дедом.       Пирс любит сюда приезжать.       Делает это, правда, реже, чем хочет.       Однако приятно иметь место, где его всегда ждут. Накормят, напоят, прижмут к груди и скажут, что он молодец. Конечно, пока не смотрит мистер Ниванс. Он-то скажет, что нечего так баловать парня. Но разве его ворчание когда-нибудь останавливает любвеобильную миссис Ниванс?       Никогда.       Вот и сейчас Пирс сидит на кухне, окруженный хрустальными вазочками с печеньем и конфетами. Его мама достает сервиз в нелепый белый горох, расставляя его на столе. Разливает по чашкам горячий кофе, пододвигает одну к мужу, а другую к сыну. Рассказывает о своей соседке, с которой они собираются участвовать в церковном конкурсе на самую лучшую выпечку. Папа усиленно поддерживает разговор, даже иногда адресует ласковые, неуклюжие комплименты жене.       Военная выдержка делает свое дело: эмоции он проявляет скупо, но старательно.       Пирс наслаждается этой атмосферой. После дороги он уже успевает накрыть на стол, поужинать с семьей, принять душ, переодеться, выслушать краткую сводку последних событий и помочь маме с печеньем. Все это помогает. Отвлекает, лечит, заставляет улыбаться, позабыв о том, что творится на душе.       — Представляешь, миссис Лотвуд выдает дочь замуж! Ты помнишь ее? Малышка Энни, такая славная девчушка, на пару лет младше тебя, — щебечет миссис Ниванс, доставая из холодильника молоко. — Уж не знаю, кто ее суженый, но надеюсь, что он достойный мальчик.       — Дорогая, ты думаешь, Пирсу интересны такие глупости? — пытается воззвать к ней мистер Ниванс, пригубив крепкий кофе.       — А почему нет? Милый, тебе интересно?       — Конечно, мам.       — Видишь? — торжествующе спрашивает миссис Ниванс у мужа. Тот бросает на сына короткий взгляд, полный поистине мужской выдержки.       Кажется, он даже восхищается его стойкостью.       Мама продолжает что-то рассказывать, и Пирс слушает ее вполуха. Он уже плохо помнит всех соседских детей, с которыми играет. Их имена сейчас ни о чем ему не говорят, но он старательно делает вид, что помнит каждого. Изредка кивает, утаскивая одно печенье за другим. Внутри разливается тепло. Не только от обжигающего кофе, но и от ощущения покоя.       Безопасности.       Неожиданно из коридора доносится стук в дверь. Родители переглядываются, и мистер Ниванс встает из-за стола.       — Кто это может быть? — миссис Ниванс поворачивается к сыну. — Мы никого не ждем. Еще и так поздно!       Из коридора слышится звук открываемой двери. Приглушенные голоса, разговор, в котором нельзя разобрать ни слова.       А затем.       — Пирс.       Он непонимающе вскидывает голову, а затем замирает.       На кухню отец возвращается уже не один.       — Пирс, встань и поприветствуй своего капитана, — мистер Ниванс, военный с внушительным стажем, смотрит на сына с укоризной.       Пирс медленно встает, вытягиваясь по стойке смирно и не сводя взгляда с чужого лица.       — Что вы, мистер Ниванс, я здесь исключительно как гражданское лицо, — Рэдфилд неловко улыбается. — Вольно, лейтенант. Можете сесть.       Пирс так же медленно опускается обратно. Зато его мама тут же вскакивает, доставая еще одну чашку и тут же наливая туда кофе.       — Это так неожиданно! Будете кофе? Ох, о чем это я, конечно будете, вы же только с дороги. Хотите печенье? Только достала из духовки, очень горячее…       — Миссис Ниванс, спасибо, но я…       — Расскажите мне, капитан Рэдфилд, — мистер Ниванс опускается за стол, жестом приглашая гостя сесть рядом. — Как справляется мой сын? Он всегда с таким восторгом отзывается о вас. Хочется верить, что и он не ударяет в грязь лицом.       — Что вы, сэр, — несмотря на то, что мистер Ниванс ниже его по званию, Крис не может обращаться к нему иначе. — Ваш сын — лучший снайпер, которого я знаю.       Лицо мужчины озаряет улыбка. Скованная, скупая, но от этого не менее искренняя. Миссис Ниванс разражается восторженными вздохами, треплет Пирса по макушке и настойчиво протягивает Крису печенье, прося рассказать подробнее.       Пирс не сводит взгляда с лица капитана. Молчит. За весь вечер он больше не говорит ни слова, только изредка кивает. Миссис Ниванс списывает все на природную скромность. Мистер Ниванс, кажется, считает это выдержкой и уважением по отношению к вышестоящему лицу, и тоже остается доволен. Крис рассказывает об их службе, правда, урывками и без деталей. Спрашивает мистера Ниванса о его службе, интересуется неловко, но, пожалуй, совершенно искренне. Пирс ловит себя на болезненной мысли, что раньше бы он отдал все, что угодно, чтобы вот так сидеть за одним столом со своими родителями и Рэдфилдом. Смеяться, болтать о чём угодно, чувствовать, что все самые близкие люди в его жизни в сборе, но сейчас.       Сейчас эту радость перебивает боль.       Но что-то светлое в этом вечере все равно остается. Пирс не знает, почему. Или знает, но себе не признается. Где-то глубоко внутри он все равно рад. Ему по-прежнему уютно и спокойно, хотя небольшая часть его до сих пор сопротивляется этому. Подмывает встать и уйти, но он знает, что никто не оценит этот поступок. Поэтому сидит. Молча. Сосредоточенно макая печенье в кофе, разбавленный большим количеством молока.       Что же мне делать?       Они засиживаются допоздна. Миссис Ниванс предлагает Крису остаться на ночь, но тот вежливо отказывается, не желая доставлять неудобств.       И не зная, как к этому отнесется тот, к кому он приезжает.       Весь вечер Крис не сводит с него взгляда. Иногда ему кажется, что Пирс тоже на него смотрит. Но только иногда — большую часть вечера он его упорно игнорирует. Крис не может его в этом винить. Он знает, что заслуживает этого.       — Давайте я провожу вас, капитан, — мистер Ниванс порывается дойти с ним до двери, но Крис вежливо отказывается.       — Спасибо, сэр, но, думаю, Пирс с этим тоже отлично справится. Не возражаете?       — Нет, что вы. Молодым дорога. Приятно было вас увидеть.       — Взаимно, мистер Ниванс.       Они пожимают руки. Крис встает из-за стола, и Пирс поднимается вместе с ним. В полной тишине они выходят в коридор, и Ниванс открывает перед ним дверь, молча ожидая, пока тот уйдет. Крис выходит на крыльцо, поворачивается, оказываясь лицом к Пирсу.       Тот почему-то не спешит закрывать дверь.       Какое-то время они оба молчат. Пирс будто ждет чего-то, сам не зная, чего именно. А Крис собирается с силами, чтобы наконец.       Наконец.       — Пирс, я…       — Зачем вы приехали?       Вопрос бьет прямо в цель.       Пирс не поднимает на него взгляда. Просто стоит, ожидая ответа.       И Крис отвечает.       — Я хотел поговорить.       Пирс кивает.       — О чем?       Крис сглатывает.       — О нас.       Пирс криво усмехается.       — Кажется, вы ясно дали понять, что никакого «нас» нет и не может быть, капитан.       — Да, но…       Пирс вскидывается. Устало смотрит ему в глаза, и Криса пробирает от этого взгляда.       — Я повторю вопрос. Зачем вы приехали, сэр?       — Потому что, если бы не приехал, я бы потерял тебя.       Пирс склоняет голову к плечу. Со стороны кухни слышится шум воды и звон убираемой со стола посуды.       — В каком смысле?       — Я боюсь, что ты уйдешь.       — Боитесь? Вы капитан Рэдфилд. Вы ничего не боитесь.       — Нет, боюсь. Боюсь потерять тебя. Боюсь, что ты уйдешь. Боюсь, что в один момент, где-нибудь в Танзании, я повернусь, а тебя…       Пирс хмурится.       — А меня нет? Вы боитесь, что я уйду из АПБТ?       — Пирс, я…       — Вы приехали сюда только за этим? — Крису кажется, что в голосе лейтенанта звенит сталь. — Испугались, что лучший снайпер АПБТ бросит вас ко всем чертям? И вы потеряете отличного лейтенанта, который постоянно стоит за вашей спиной, прикрывает и поддерживает? Наверное, это очень страшно — потерять такого ценного члена отряда. Не могу представить, насколько эта мысль может быть болезненной. Бьет в самое сердце, я надеюсь?       Крис осекается. С каждым предложением Пирс говорит все громче, неотрывно глядя ему в глаза. Тяжело дышит, кривит губы, а затем мотает головой.       — Если это все, ради чего вы приехали, то расслабьтесь. Я никуда не уйду из АПБТ.       Крис вздрагивает.       — Что?       — Я сказал, что я никуда не уйду, — рвано отвечает Ниванс, вновь качая головой. — Несмотря на то, что я чувствую к вам, несмотря на все то, что между нами произошло, я никуда не уйду. Я нужен АПБТ. И нужен своему капитану.       У него ломается голос в конце предложения.       — Я умею ставить чужие потребности выше собственных. Возможно, сейчас я слишком переоцениваю свою роль в вашей жизни и в АПБТ, но мне кажется, что я все делаю правильно. И пока я жив, я буду помогать другим людям в борьбе с биотерроризмом. Можете не беспокоиться на этот счет.       Пирс проглатывает ком в горле.       — Если это все, что вы хотели, я…       — Я хочу, чтобы ты был со мной.       Пирс, уже собиравшийся закрыть за собой дверь, замирает.       — Что?       Крис сжимает руки в кулаки.       — Я хочу, чтобы ты был со мной.       Пирс молча поворачивается к нему. Рэдфилд сглатывает. Чувствует себя нелепым подростком, который выясняет отношения с девушкой на пороге родительского дома. И тут уже не играет роль, что на самом деле он двухметровый шкафообразный мужик, а Пирс.       Ну, тоже шкафообразный, но поменьше.       — Я хочу, чтобы ты был со мной, Пирс, — повторяет Крис, глядя в чужие глаза. — То, что я наговорил тебе там, в спальне, я… Господи, я полный идиот. Прости меня.       Он шумно выдыхает.       — Все, что я сказал тебе, полная херь. Я просто… Я испугался. Что я порчу тебе жизнь. Ты молодой, красивый, чертовски милый, ты… Достоин большего. Хорошей девушки. Или замечательного парня. Такого же молодого, как ты. Или, может, взрослого, но более состоятельного, чем я. Того, кто не подвергает свою жизнь постоянной опасности. Кто будет ждать тебя дома с ужином, а не мотаться с одной миссии на другую.       Пирс молча смотрит на него, не перебивая.       — Я всегда думал, что воображение играет со мной. Думал, что только я засматриваюсь на тебя, когда мы вместе. Наслаждаюсь твоим присутствием, твоей улыбкой, шутками, просто тем, что ты есть. Любое задание приятнее, если ты со мной. Да что там, вся жизнь приятнее, когда ты… Когда ты рядом. С самого первого дня я не могу перестать думать о тебе. Заглушаю это в себе, убеждаю, что это ерунда, но, видимо, это не так. И ты тот, о ком я постоянно думаю. О ком мечтаю. Или даже… О ком не мог мечтать.       Крис запинается.       — Я считал, что должен взять на себя ответственность за нашу ночь. Что это будет честно по отношению к тебе, потому что… Это ведь я, да? Моя инициатива. Ты всегда так восхищаешься мной, так хвалишь, я никогда не понимаю, почему. Но я подумал, что с моей стороны это подло. Что ты, наверное, согласишься на все, что я скажу. И поэтому вчера, когда мы переспали, я подумал, вдруг, ну, может, ты… сделал это лишь потому, что я твой капитан.       Пирс до боли напоминает расстроенного щенка, и у Криса щемит сердце от этого.       — Прости, но я действительно заставил себя в это поверить. Эта неделя перевернула мою жизнь. Она сделала меня безумно счастливым, и я бы хотел прожить так каждый день своей жизни, потому что ты наполняешь меня смыслом. Ни с кем и никогда я не испытывал ничего подобного, поэтому и растерялся. Я начал думать, представлять, что, если бы мы начали встречаться, а потом расстались, я бы потерял не только лучшего парня на свете, но и друга. Напарника.       Крис мотает головой.       — В моих мыслях было так много всего и сразу, что я испугался. Пирс, я намного старше тебя, черт, мы почти ровесники с твоим отцом. Четырнадцать лет разницы — это ведь много? Я не хочу красть твою жизнь. И тебя у кого-то, с кем ты можешь быть так счастлив, как я счастлив с тобой. В общем, я просто…       Он сглатывает.       — Я просто люблю тебя, Пирс. Я не знаю, что мне делать. Не знаю, что будет правильным по отношению к тебе. Единственное, в чем я уверен, это в том, что… Я должен тебе в этом признаться. Я люблю тебя. По-настоящему. Так, как, наверное, любят тех, с кем хотят быть до самого конца.       Крис замолкает. Он говорит слишком много всего, а кажется, что не озвучивает и половины причин своих поступков. Ему хочется извиниться, встать на одно колено, прижать ладони Пирса к своим губам и простоять так, прося прощения, потому что.       Он на самом деле самое ценное, что у него есть.       И прямо сейчас он может это потерять.       Если уже не.       Он опускает голову, ожидая чужого ответа. Готовясь к тому, что сейчас Пирс захлопнет перед ним дверь, а потом будет избегать всю оставшуюся жизнь.       Но вместо этого.       — Я тоже тебя люблю, Крис.       Он вздрагивает. Поднимает взгляд на Пирса и видит, как сияют от слез его глаза. Ниванс улыбается, неловко пожимая плечами. Смотрит на него, кусая губы, а затем резко подается вперед. Падает в объятия, обхватывает за шею и целует. Горячо, искренне и при этом нежно. Крис подхватывает его за талию, прижимает к себе и чувствует, как бешено бьется в груди сердце. Целует в ответ, шепчет бессвязно чужое имя, улыбается и слышит, как Пирс смеется. Сцеловывает такие искренние слезы с его щек, соприкасается лбами и сжимает в медвежьих объятиях, обещая никуда и никогда больше не отпускать.       Извиняясь в миллионный раз и слушая, какой же он все-таки дурак.       Кажется, что ничто в мире не способно прервать этот трогательный момент.       Однако.        — Пирс, не хочу тебя торопить, но там ма...       Мистер Ниванс осекается на полуслове.       До этого момента он, конечно, догадывается, что между его сыном и капитаном Рэдфилдом воцаряются крайне теплые отношения. Он даже переживает нечто подобное в молодости, уже со своим капитаном, но, честно говоря, он и представить себе не может, что эти отношения настолько теплые.       Мистер Ниванс отводит взгляд в сторону. Военная выдержка позволяет ему держать лицо, чем он успешно пользуется, когда поджимает губы, коротко кивает и медленно отворачивается, уходя обратно в дом.       На крыльце воцаряется гнетущая тишина.