21 год жизни

— Доброе утро. — Целует меня Рон в щёку, обнимая со спины. — Доброе, — пытаюсь не придавать значения этому противному запаху из его рта. — Ты все деньги вчера потратил? — вспоминаю слова Алисы. — Я свои тратил, — переворачивает меня на спину, притягивая к себе за талию. — А ты что-то хотела купить? — Нет, — делаю паузу в раздумьях: «А стоит ли говорить?». Спустя секунд пять, решаюсь: — Я подумала, что мы могли где-нибудь посидеть последние дни вместе. — Последние дни? — приподымается на руки. — Ты сдаёшься?! Бросаешь меня?! — Нет, ни в коем случае! — осторожно касаясь его скул ладонями, пытаюсь успокоить. — Так будет лучше. — В комнату входит Алиса, перебивая все мои мысли. — И для тебя и для неё. — Скрестив руки на груди, она стоит в дверном проёме.       На меня уже почти не действует её способность. За ночь я поставила барьер против неё, думала, что не поможет, но, видимо, ошиблась. Мне не нравится, что она влезает в разговор, поэтому думаю, что нам лучше уйти в уединённое место. — Мы подумаем, — обрываю я и встаю, надевая джинсы. — Рон, пошли? — кидаю ему жвачку. — Пошли. — Он начинает одеваться, попутно жуя жвачку от похмелья и плохого запаха изо рта. — Вы надолго? — Скорее всего, вернёмся. — Направляюсь к выходу.       Мы выходим из дома и идём к лесу, который чуть дальше заднего двора. Алиса смотрит нам вслед. Я даже не смотрю на неё, лишь иду в неизвестном мне направлении и вспоминаю все наши счастливые моменты в этом забеге за красивой жизнью.       Мы проходим через луга и опушки к берегу реки в удушающем молчании. Господи, как же это тяжело: молчать, когда сказать хочется так много. Утренний туман у реки и прохладное, влажное дыхание земли с мхом под ногами заставляют лёгкий пар выходить изо рта. Чувствуя мурашки по коже, сильнее укутываюсь в куртку. Неужели всё так и закончится? Он будет молчать и думать о своём, а я буду идти, погружённая в воспоминания и просто мириться с этим?       Спустя какое-то время нашего пути через «адскую зону» мы приходим к заброшенному вокзалу с железнодорожными путями, на которых я решаюсь начать диалог… — Рон, — беру его за руку и пытаюсь развернуть к себе. — Молчи, — одёргивает руку и идёт дальше.       …Но он тут же заканчивается.       Мы проходим ещё какое-то расстояние по путям до водосброса — моста, под которым река с одной стороны грязная, а с другой — чистая, ибо под мостом есть очистительные сетки, фильтрующие воду. Мы переходим на другую сторону и усаживаемся на холмик, который полностью покрыт сухой травой и листвой. Мне очень холодно, я чувствую, как моя челюсть трясётся, и Рон, заметив это, начинает расчищать местность у воды для костра. Когда он чем-то занят, то немного смягчает свой пыл. Я ловко применяю это качество против него.  — Рон, давай будем реалистами, — с неуверенностью начинаю разговор — вторая попытка. — Нет, ты не поедешь к ним. — Раздувает он маленький огонёк. — Но Рон! Как ты представляешь беременную девушку, которая бегает от ментов?! — Я уже не могу в себе сдерживать здравый смысл и с агрессией раскрываю ему глаза на правду. — Ты и не будешь бегать! В столице есть моя квартира! Там и отсидишься! — А роды? А дети? Как? Так же? На улице?! Или они будут сиротами, ибо маму и папу казнили?! — Он раздувает костёр ярким пламенем, а кажется, будто меня. — А приедешь ты домой — лучше будет?! Они над тобой издеваются! Они заставят сделать аборт!  — Да не узнают они об этом, пока срок станет необратимым! — А где гарантия?! — кричит он, подпрыгнув в боевую стойку. — Ты веришь мне? — пытаюсь успокоиться.       Рон сделал паузу и пару вздохов, чтобы успокоиться и через силу произнёс: — Да. — Тогда проведи со мной эти последние два дня. — А что потом? — А потом… — Я на минуту задумалась. — Ну, что потом? — настаивает на своём. — Вот ты приедешь с конвоем. Вот они тебя заберут. В лучшем случае, конвой ничего не обыщет и не скажет про беременность. А в худшем? — Он садится у воды, повернувшись ко мне спиной, и закуривает. — А в худшем вас всех казнят. Счастливый финал, да? — Выдыхает густой, едкий дым.       В интернете я прочитала, что можно передавать мысли не только глядя в глаза, а ещё и на расстоянии. Было много разных методик, поэтому я решила проверить одну из них. Я села у воды и произнесла: — Опусти руку в воду. — Зачем? — Без вопросов, пожалуйста.       Рон делает, как я сказала, и я показываю план действий, который мне нужен был, чтобы он успокоился и думал, что с меня снимут какие-либо обвинения. — Я понял, — смирился он. — Хорошо. — Я стараюсь не поддаваться эмоциям, ведь счастливого финала в нашей ситуации просто не может быть. Мы по уши в дерьме. — И ты так всегда можешь делать? — Только когда твоя рука коснётся воды. — Понял.       Мы сидим, обнимаясь, ещё пару часов у костра, смотря, как тлеет пень. Рон думает о своём и медленно дышит, наполняя чистым воздухом свои лёгкие снова и снова. А я думаю о своём, не поддаваясь грусти.       Маникюр. Технологии технологиями, а вот маникюр делают только специалисты — люди. И они действительно знают, что они делают. Ловко орудуют пилочкой и кистями, знают все термины и комбинации. За каждой работой, хоть даже за этой, стоит многолетний труд и опыт. Делают фотографии и редактируют их в фоторедакторе тоже люди, и они тоже мастера. Матовая или глянцевая плёнка, лазерный или струйный принтер и какой лучше фильтр нанести, — знают только они. Действительно мастера. В своей каморочке со стороны они выглядят, как улитки с горбами, ничего не решающие, но именно у этой улитки руки набиты так, что сможет убрать ненужный прыщ на твоём фото для паспорта в два счёта.       Как на каждую работу есть свой мастер, так на каждого человека найдётся по психологу. Я тоже, своего рода, мастер. Мастер лжи. Рон думает, что всё это просто так, и я никогда не смогу его обмануть своими мыслями, но это не так. Он купился, как ребёнок, и я очень сожалею об этом.       Мы отправились в путь до ближайшей трассы, ведь почти все объездные трассы выходят на мотели. Мне очень не хочется уезжать, но выбора особо и нет: либо меня казнят по приговору, либо сдаст Алиса. Её тоже можно понять: она, как мать, пытается защитить сына от казни. Я бы тоже так поступила. Никто не заслуживает смерти, тем более по моей или чьей-то вине.