*Спустя несколько дней*
*Повествование Лои*
Джесс и Ви приехали к Вахтераму на следующий день после нашего визита. Джесс, как только встретилась с Роном, молча его обняла, а Ви расплакалась и тоже обняла после Джесс. Не нужно было слов, видимо Чаги для них стала чем-то особенным. Они уже на протяжении недели пьют водку, как воду. Я хочу уйти отсюда, но элементарно не знаю города. Мне некуда идти, но и поддержать их горе не могу, ведь не знала Чаги. Я здесь лишняя. Однако, она для меня всегда останется хорошим человеком, который меня спас. Рону настолько плохо, что принимает меня за неё. Яркий пример этому наш вчерашний диалог: — Рон, я хочу кушать, — обнимаю его. — Сейчас, малыш, сейчас. — Обнимает и начинает одеваться в магазин. Только приходит отнюдь не с едой. Где он только умудряется столько алкоголя достать? Я хочу есть, мои органы ужасно слиплись. Я устала запивать голод чаем, который скоро кончится, чего нельзя сказать о их поддержке, переросшей в обычный запой, который будто никогда не кончится.*Повествование Рона*
Я сижу за столом, на нём лишь четыре рюмки и бутылка водки. Рядом валяются десятки выпитых бутылок, которые противно звенят, когда встаёшь. Передо мной лежат, уткнувшись лбом в стол, Вах и Ви, а рядом сидит Джесс в полусонном состоянии. — Джесс, она мне везде мерещится. Я слышу её голос повсюду. Больше не могу так. Хочу к ней. — Запиваю водкой ком в горле. — Даже не смей, понял? — понимает, о чём я. — Понял… — Она обнимает меня так же, как Чаги, но не успокаивающе. Я не чувствую того тепла, крайсализма и её запаха… Через какое-то время Джесс засыпает у меня на плече. Я переношу её на руках в зал, на то самое красное кресло, где я сидел с Чаги. Смотрю на Лою, мило спящую на диване рядом, и думаю: «Зачем Чаги её взяла? — Поправляю её рыжие волосы. — Она же совсем ребёнок». Разворачиваюсь и иду в ту самую спальню, где Чаги показала мне тест. Открываю тумбочку возле кровати, и ввожу код на сейфе: 1310 — число и месяц, когда мы познакомились. Достаю из этой жестяной коробки пистолет «Beretta м9» и иду на крышу. На улице свежо, уже чувствуются зимние нотки. Раньше Чаги всегда, когда ей было плохо, подымалась на крышу подумать. Помню, я часто к ней присоединялся, чтобы она не натворила глупостей. Теперь на крыше я, чтобы взвесить все «за» и «против», стреляю в голубей в раздумьях. Однако в голове только воспоминания. Перед глазами витают старые картины наших моментов снова и снова, режут острой болью. Когда мы встретились, у неё были длинные русые волосы с лёгкими волнами. Мы гуляли, и она менялась каждый раз на сто восемьдесят градусов. Она была то с длинными волосами, то с выбритыми висками и затылком, под мальчика. То у неё русые волосы, то блондинистые или белые. Помню, она покрасила их в красный, а потом в синий и ходила с синими корнями, фиолетовой серединой и рыжими кончиками, потому что краска смывалась. Она могла прийти в платье в пол — в прекрасном платье для вечерних мероприятий, например, выпускного — и бегать в нём лучше всех, кто был в джинсах. Могла прийти в чёрных джинсах и чёрной футболке «nirvana» и с синими волосами. Она всегда была такой разной и такой желанной. Все парни в нашей компании хотели быть её. Некоторым удавалось, но после этого, они обзывали её так, что у меня начинали чесаться руки. Я очень сожалею, что не стал ей ближе раньше. Чуть раньше. Мои воспоминания прерываются грохотом выстрелов. Голуби падают на крышу в агониях с дырами то в груди, то в крыльях, пытаются улететь. И всё равно они не могут понять моей боли. Приняв решение, я звоню Алисе. Слышатся длинные гудки, а следом автоответчик — видимо она спит. — Мам, я не могу без неё. Прости меня, пожалуйста. Я её действительно любил. Да и сейчас люблю. — Перезаряжаю пистолет. — Прости, пожалуйста. Подставляю пистолет к виску и бросаю телефон на рубероид. Ви, Джесс и Вахтерам бегут ко мне со спины, они просят не делать этого, но уже поздно — я принял решение. Звучит оглушающий выстрел.