Unspoken

Who do you need, who do you love When you come undone Duran Duran

Ненавязчивый мотив старого джаза наполнял комнату, что вместе с непрерывно идущим за окном дождем создавало уютную, но немного сонную обстановку. Кен сидел за ноутбуком, не замечая того, что уже давно стемнело и пора бы включить свет. Он любил такие вечера, когда на него нападало вдохновение, — тогда он садился писать сценарии будущих фильмов, большую часть заведомо в стол, но некоторые иногда все-таки реализовывались. Между двумя проектами всегда случались перерывы, когда можно было привести мысли в порядок и заняться далеко идущими планами. От работы его отвлек телефонный звонок. Мобильный лежал на журнальном столике, идти туда не хотелось. Но звонивший был настойчив, и Кен поднялся, выключил музыку, взял телефон и на секунду застыл, словно бы не хотел отвечать. Потом все-таки нажал кнопку и поднес трубку к уху. — Да, Том. — Кен, я… мне можно приехать к тебе? — Сейчас? — Да, сейчас. Прости, ты спишь? — Пока нет, — Кен посмотрел на часы и увидел, что уже первый час ночи. — С тобой все в порядке, Том? — Нет, Кен. Со мной не все в порядке, — хрипло ответил он. — Ну, то есть… — Приезжай, — перебил Кен и спустя мгновение услышал в трубке короткие гудки. На душе стало неспокойно. Они не виделись несколько месяцев с той самой церемонии вручения премий, где случайно столкнулись в вестибюле и пошли выпить в бар. С тех пор Кен часто думал о нем, и всегда эти мысли были окрашены в грустные тона. Впрочем, мысли о Томе давно уже стали привычкой за столько-то лет знакомства. Он терпеть не мог ждать. Ожидание — это потерянное время, которые нельзя заполнить ничем, кроме самого ожидания. Мысли вертелись вокруг Тома и всего того, что произошло между ними. Захотелось выпить. Кен открыл мини-бар и достал оттуда початую бутылку ирландского виски. Что могло приключиться с Томом? Вряд ли что-то серьезное, Кен бы узнал, почувствовал. И хотя в последнее время они практически не общались, Кен продолжал ощущать между ними какую-то невидимую связь. Он снова вспомнил Швецию, когда они снимали там первый, а потом второй сезон сериала. Почему-то именно этот холодный край сблизил их настолько, что иногда Кену казалось, будто он слышит мысли Тома и может предугадать его слова раньше, чем тот начнет говорить. Обманчивое, очень обманчивое чувство, как оказалось. Но он был у него в плену довольно долго, и благодаря этому самообману они смогли составить отличный дуэт и в театральных постановках, и на экране. Кену даже начало казаться, что так будет всегда. Его переполняла любовь и жажда творчества, словно бы они с Томом были ровесниками, словно не было всех этих долгих лет взлетов и падений. Иллюзия рухнула, едва они закончили снимать фильм для Марвел, за который Кен взялся только потому, что хотел своему мальчику продвижения в актерской карьере. Том никогда прямо не говорил о своих амбициях, никогда не жаловался, но Кен чувствовал: его гнетет то, что к тридцати годам он не снялся ни в одной заметной картине. Сам Кен заранее не считал постановку комикса своей творческой удачей, но сумел договориться со студией не только на свое участие в проекте, но и на роль для Тома. Он хотел сделать его по-настоящему счастливым. Но вместо этого к концу съемок между ними пролегла едва заметная тень, а потом они и вовсе перестали общаться. И вот теперь Том посередине ночи едет к нему домой, потому что ему очень плохо. Благими намерениями выложена дорога в ад, теперь Кен знал это совершенно точно. Он посмотрел на часы. Со звонка Тома прошло больше часа, пора бы уже приехать. Может, передумал? Но тогда бы он точно перезвонил, воспитание не пропьешь. Кен набрал номер Тома, на том конце послышались длинные гудки, но ответа не последовало. Кен чувствовал надвигающуюся волну беспокойства. Он встал с места и нервно прошелся по комнате. Серьезных поводов для волнения пока не было, но Кен уже не мог остановить поток мрачных мыслей. И тут он вспомнил, что утром в прихожей перегорела проводка, и дверной звонок тоже наверняка не работает. Он быстро пошел туда, открыл дверь и обнаружил на крыльце Тома. Тот сидел на ступеньках, и капли дождя стекали сплошным потоком с навеса всего в нескольких дюймах от него. — Кен, я думал, ты ушел куда-то, — в грустном лице Тома читались растерянность и тоска. — У меня звонок не работает. Я тебе звонил на мобильный. — Я его в такси забыл. Прости, мне не надо было приходить, — Том отвернулся и вытер мокрое от дождя лицо рукой. — Заходи в дом, — Кен дотронулся до его плеча. — Я сам не знаю, зачем сюда пришел, — каким-то чужим голосом произнес Том, стараясь не глядеть на бывшего покровителя и спускаясь на ступеньку вниз. Кен тяжело вздохнул. — Том, я, конечно, не Джениффер Лопес, и у моего подъезда круглосуточно не дежурят папарацци. Но вообще соседи в курсе, кто здесь живет. Да и ты личность приметная. Поэтому прошу, не давай прохожим пищи для размышлений и не устраивай сцены в дверях. — Прости, Кен, — Том развернулся, и его качнуло в сторону. Кен просто схватил его за рукав, затащил в дом и закрыл дверь. Они обнялись, это получилось как-то непроизвольно. От Тома шел типичный «клубный» запах — табачный дым вперемешку с парфюмом и алкоголем. А еще от него пахло дождем, весь его стильный дорогой костюм промок почти до нитки. Кен невольно вспомнил аромат ванили и засахаренных фиалок, Швецию, белые ночи — все то, что когда-то так прочно связало их с Томом и ныне осталось только в памяти. — Кен, мне так плохо, — прошептал Том. — Пошли, тебе надо согреться, — Кен разорвал объятия и повел его в гостиную. Он чувствовал дрожь в теле Тома, а сам сейчас ощущал сумасшедшее биение собственного сердца. Том сел в кресло и закрыл лицо руками. Кен решил не включать яркий свет, ограничившись одним светильником у барной стойки, и стал заваривать чай, бросая взгляды на бывшего протеже. — Ты откуда? — спросил Кен, хотя уже примерно знал ответ. — Из клуба в Сохо, — ответил Том после паузы. В его голосе звучало презрение, так не свойственное ему обычно. — Надеюсь, не из того, где на входе висит радужный флаг? Том убрал руки от лица и посмотрел на Кена, — собственно, этой реакции тот и добивался. — Нет, мне пока еще дорог контракт с Марвел. — Вот и хорошо, что дорог. Хотя сейчас за такое контракт не разрывают. — Но и ролей нормальных не дают. А играть опереточных злодеев до конца жизни я не хочу. — Снимай пиджак, и вообще, тебе бы лучше переодеться, ты весь мокрый. — Прости, Кен, — Том вскочил с места, словно испугавшись, что он мог испортить обивку кресла. — Расслабься, я тебе сейчас что-нибудь принесу из одежды, — Кен похлопал его по плечу и направился в спальню. — Черт, Кен, мне так неловко. — Забудь. Все в порядке, жены нет дома, она на выездных съемках. Можешь не переживать по этому поводу. Когда Кен поставил перед ним чашку с горячим чаем, Том уже сидел на диване в пижаме и теплом халате поверх нее. Его продолжала бить дрожь, он взял чашку, но сразу поставил обратно, боясь расплескать. — Может, тебе аспирин дать? — Нет, спасибо. — Ты много выпил? — Нет, но ты же знаешь, я совсем не умею пить, — грустно улыбнулся Том и потер лоб руками, чтобы скрыть смущение. — Да, это правда, — Кен сел рядом и взял руку Тома в свою. — Что у тебя случилось? — Не знаю, Кен, правда, не знаю. На меня просто все внезапно навалилось. Во мне словно что-то сломалось. Я был в клубе с… неважно, с кем, — он со вздохом откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок, — и вдруг понял, что мне не хочется там быть, а где хочется — не знаю. Ты знаешь, я в последнее время, как бродяга, просыпаюсь по ночам и не могу понять, где я. И мне по большому счету даже не к кому идти в этом городе. Кроме тебя. Том посмотрел на Кена с какой-то затаенной надеждой. У того на секунду перехватило дыхание, он попытался не выдать своих чувств. Лицо Тома было сейчас очень красивым, но каким-то трагическим, словно сошло с гравюр шекспировских сборников. Мокрые темные волосы прилипли ко лбу, под глазами залегли тени, скулы заострились. — Тебе надо просто отдохнуть, Том, — Кен налил себе виски и сделал большой глоток. — У тебя слишком суматошная жизнь в последнее время. Возьми отпуск до следующих съемок и езжай куда-нибудь… — в Швецию? — Том грустно улыбнулся. — Тебе виднее, где ты чувствуешь себя в безопасности, — отстраненно ответил Кен и допил виски. Мягкая улыбка бывшего протеже словно выжигала на сердце раны. — Ты простишь меня когда-нибудь? — тихо спросил Том. — Я уже говорил, что тебе не за что извиняться. — Есть за что, и мы оба знаем это. Повисла пауза. Кен тяжело вздохнул и внимательно посмотрел на Тома. — Окей, тогда скажи мне, что все-таки произошло там, в Лос-Анджелесе? Сначала я думал, что ты влюбился в Кейт, но потом стало очевидно, что это не так. Том бросил быстрый взгляд на Кена и стушевался. — Кейт — хорошая девушка… — Да, у нее хорошие сиськи, — согласился Кен и отвернулся, чувствуя внезапный приступ злости. — Кейт тут ни при чем. — Это я уже понял, — Кен снова посмотрел на Тома. — Не хочешь, не говори. Сейчас это уже не важно. — Нет, это важно, — возразил тот, потянулся за чаем, потом передумал и схватил бутылку виски. — Ты не против? — Если тебе не станет от этого еще хуже, — с сомнением отозвался Кен. Том налил виски в его стакан, выпил оттуда добрую половину и поморщился. — Помнишь вечеринку после предпоказа? — Конечно, помню, — Кен потянулся за стаканом и допил все, что оставил Том. — У тебя было такое лицо, словно ты похоронил в один день всех своих родственников. Что там произошло? — Мой голливудский агент сказал, чтобы я держался там от тебя подальше. У Кена брови поползли вверх от удивления. Он уставился на Тома, чье лицо сейчас выражало такой спектр эмоций, что могло сойти за учебное пособие театральной академии. — Там было довольно много голливудских тузов, и мне посоветовали не слишком светить нашу с тобой связь. — Вот дерьмо! — выругался Кен и поднялся с места. — Тогда я понял, что о наших отношениях на съемках знали все, — продолжил Том срывающимся голосом. — И… я испугался. Кен бросил на него тяжелый взгляд и налил себе еще выпить. — Я не думаю, что знали все. Может, кто-то о чем-то догадывался, осветитель шушукался с гримершей, гримерша — с агентом, словом, как обычно. Такие сплетни ходят всегда и обо всех. Ты напрасно так занервничал. И почему ты не сказал мне, Том? Он требовательно посмотрел на бывшего протеже, тот не стал отводить взгляд в сторону и ответил: — Это была первая мысль, пришедшая мне в голову. Но потом я понял, что стал слишком зависим от тебя. Мы оба знаем, что я всегда таким был, но именно тогда я понял, насколько. Дело даже не в том, что сказала агент, просто я ощутил, что меня уже совсем не осталось. Что есть только ты и то, что ты из меня создал. Наверное, тебе кажется, что я порю чушь, но… — Том тяжело вздохнул и отвел глаза, — но это то, что почувствовал тогда. И мне стало страшно потерять себя окончательно. — Ты меня не удивил, — жестко ответил Кен. — Об этом я как раз догадывался. А вот старые добрые сплетни и тупого агента с дурным языком не учел. Но ты понимаешь, что в любом случае должен был мне все рассказать? Ведь говорили не только о тебе, но и обо мне. Том закусил губу и потянулся за почти пустой бутылкой. — Хватит пить и посмотри мне в глаза, — неожиданно резко сказал Кен. Том вздрогнул и поднялся с места. Кен схватил его за руку и притянул к себе. — Мне всегда казалось, что мы прежде всего друзья, а потом уже… все остальное. А ты поступил со мной так, словно я тебе вообще никто. — Я никогда не воспринимал тебя как друга, — отозвался Том дрожащим голосом. — Ты был для меня сначала кумиром, потом кумиром и коллегой, а потом… ты стал для меня всем. Ты загородил от меня весь мир, и я перестал воспринимать себя отдельно от тебя. И там, в Голливуде… я понял, что мне надо пожить самостоятельно. — Мне казалось, что я заслужил право на твою откровенность еще тогда, а не год спустя. Но и на том спасибо, — Кен отпустил его руку и отвернулся. — Этот год был для меня адом, — сказал Том. — Вряд ли это меня извиняет… но, думаю, ты должен это знать. Кен повернулся к нему и замер. Лицо Тома было бледным и очень взволнованным. Он нервно провел рукой по волосам и сделал шаг навстречу. — Я хочу вернуться, Кен. Сегодня, сейчас я понял это окончательно. — Это просто эмоции, Том, — отстраненно отозвался Кен. — У тебя был плохой день, и на тебя напала ностальгия. А завтра ты снова уйдешь и оставишь меня ждать твоего следующего звонка. Я слишком стар для таких мелодрам, Том. Не превращай нашу историю в фарс. — Ты не понял, Кен. Я хочу вернуться, потому что ты по-прежнему для меня всё: больше, чем друг, больше, чем режиссер или коллега… — Том запнулся и сам взял Кена за руку, — больше, чем любовник. Ты для меня всё. Он наклонился и поцеловал Кена в губы. Тот обнял его, не в силах сопротивляться искушению. Объятия и поцелуй длились, казалось, бесконечно долго, и Кен в полной мере ощутил, как он сильно соскучился по своему мальчику. Голова кружилась от возбуждения и алкоголя, пальцы не слушались, когда Кен стал раздевать Тома. Он готов был проклясть каждую пуговицу на собственной пижаме, в которую сам же его обрядил. — Что ты со мной делаешь, Том? — прошептал Кен, оторвавшись от его губ и посмотрев в глаза. Он знал, что поступает глупо, знал, что никогда такие ренессансы не доводят до добра. Но все доводы рассудка и подсказки жизненного опыта отступали перед взглядом Тома, который, несмотря на все произошедшее сейчас казался таким же чистым, как при первой встрече. Он помнил эту встречу так четко, словно она произошла вчера. Тогда, десять лет назад, Кен увидел это ангельское лицо с ясными голубыми глазами и на секунду застыл. Когда он пришел в себя, в его голове пронеслась мысль: «Испортят мальчишку». Кен не помнил, как доиграл в той картине. Его даже наградили за ту роль, но в памяти все съемки были связаны только с моментами, когда он мог исподтишка наблюдать за Томом. Они обменялись там всего парой слов: Кен как будто терял дар речи рядом с ним и не хотел выдавать своих эмоций. А потом он увидел его в театре. И снова поразился чистоте его взгляда и какой-то особой грации во всем его облике. Прошло несколько лет, но вся грязь британской театрально-киношной тусовки к Тому так не пристала. И тогда Кен сделал шаг навстречу, и впоследствии жалел только о том, что не решался сделать этого раньше. И сейчас он видел перед собой того же ангела, пусть и прошедшего через падение, но так и не утратившего небесных черт и божьей искры во взоре. — Ты простишь меня, Кен? — Том растерянно смотрел на него, не понимая его внезапной задумчивости. — Мой мальчик, ты же знаешь, я никогда не умел на тебя обижаться, — Кен притянул к себе этот ангельский лик и поцеловал Тома в губы. — Я так соскучился по тебе, — прошептал Том в ответ, обнимая Кена и прижимаясь к нему всем телом. Тот еще раз поцеловал его и повел в спальню. В этом доме было полно спален, которые пустовали большую часть времени, его строили для большой семьи, но Кену так и не суждено было ею обзавестись. Сейчас между ними все было почти как раньше, Кен вел, Том позволял себя вести. Та податливость, которая всегда заводила Кена, никуда не исчезла. И они по-прежнему могли чувствовать друг друга без слов. Но месяцы разлуки привнесли что-то нервное в их ласки. Том долго не мог позволить Кену разорвать объятия, отстраниться хотя бы ненадолго, а тот часто останавливался и заглядывал ему в глаза, словно искал в этих взглядах подтверждение его желания вернуться. Кен был нежен, он и сам забыл, сколько в нем может быть скрытой нежности. Он знал, что она делает его слабым, заставляет совершать безумные поступки и слать к чертям логику и здравый смысл. Он чувствовал себя рядом с Томом как впервые влюбленный мальчишка, способный на все, чтобы заставить свою пассию улыбнуться. Кен наслаждался каждым прикосновением, каждым поцелуем и каждым взмахом ресниц Тома, когда тот широко раскрывал глаза и шептал его имя, находясь на пике удовольствия. Кен обладал им в полной мере, и это вернувшееся к нему чувство наполняло его таким блаженством, по сравнению с которым меркли даже самые сильные плотские наслаждения. И когда он сам оказался на пике, то сжал Тома в объятиях и был готов умереть в этот момент от огромного счастья, заполняющего каждую клетку тела. — Я люблю тебя, Том, — прошептал он, когда сумел отдышаться после яркой вспышки этого сладкого безумия. Том повернул голову и коснулся губами его щеки. — Я тоже тебя люблю, Кен. И я ужасно скучаю без тебя, особенно там, в Голливуде. Когда мы были вместе, я не замечал творящейся там мясорубки… Ты закрывал от меня темную сторону жизни, а я, дурак, думал, что мне надо узнать ее целиком. Но сейчас я понял, что не хочу этого знать, это разрушает меня. — Ты справишься. — Без тебя — нет, — Том покачал головой и серьезно посмотрел на Кена. — Я стал играть гораздо хуже без тебя. — Перестань, Том, — добродушно отмахнулся Кен и поднялся на подушке. — Я читал сценарий обоих фильмов, играть тебе там совершенно нечего. — Это меня тоже удручает, — признался Том и сел.– Только ты смог бы вытянуть оттуда хоть какую-то драматургию. Ты уже точно не будешь снимать сиквел? — Нет, я дал официальный отказ. — Так тебе предлагали?! — Том удивленно посмотрел на него. — Конечно. Они ожидали выжать из первой части двойной бюджет, а выжали тройной. — О, черт, Кен, почему ты отказался?! — Во-первых, из-за тебя. Во-вторых, я почитал сценарий, — он невесело улыбнулся. Том заглянул ему в глаза и хотел что-то сказать, но Кен положил палец на его губы. — Я не смог бы снимать фильм, когда ты со мной почти не разговариваешь. И в любом случае, я просто не силен в блокбастерах, мне не интересно кино без драмы. Лицо Тома омрачилось, он тяжело вздохнул и отвернулся. — Но я еще не дал ответ на предложение продюсировать это безобразие, — с улыбкой сказал Кен. Он знал, что Том сейчас повернется, и в его глазах снова загорится свет надежды. Так и вышло. Предсказуемость, свойственная его мальчику — единственный вид предсказуемости, который Кену никогда не надоедал. — Но ты же примешь его? — Только ради тебя, Том, — усмехнулся Кен и поцеловал его в губы. — Хотя это будет мне стоить больших усилий, ведь я снова решил взяться за «Генриха Пятого». — Правда? — Том расплылся в улыбке, а потом смутился и закусил губу. — Может, ты возьмешь меня на какую-нибудь второстепенную роль? Я безумно хочу участвовать в этом. — Боюсь, все второстепенные роли я отдал другим актерам, — с напускной серьезностью сказал Кен, едва сдерживая смех. — Все, что я могу тебе предложить — это роль Генриха. На лице Тома при этих словах выражение сменилось несколько раз. Потом он прищурился и лукаво посмотрел на Кена. — Роль Генриха Пятого в постановке Шекспира «Генрих Пятый»… хм… наверное, мне стоит все хорошенько обдумать. И тут они оба не могли больше сдерживать смех, и долго смеялись, дурачились и шутили, лежа рядом друг с другом. Дождь за окном прекратился, тучи рассеялись, и спальню осветил мягкий свет растущей луны.