Узник

Утро на Олухе выдалось дождливым. Небо хмурилось, ветер кренил макушки могучих елей, яростно завывая в безучастных небесах. Молодая женщина ритмично покачивала колыбельку, с нежностью глядя на своё дитя. Малыш приоткрыл беззубый ротик и потянулся, издав характерное для грудничков кряхтение, моргнув ещё мутными со сна глазёнками. Только осознав, что мама рядом, кроха забурчал, протягивая ручки. Валка хихикнула, легонько подхватывая тельце и поднимаясь во весь рост. — Иккинг, мама продолжит свою историю о могучих драконах! Завораживающе прошептала женщина, пробежавшись пальцами по пеленке, укрывающей грудничка от прохлады комнаты. — Ходит легенда, что у столь могучих рептилий есть один вид, драконы которого невероятно сильны, а потому, наши древние предки, удостоившиеся чести увидеть этих существ, приняли их за монархический род когтистой братии. Их имя — Ночные фурии. С последним словом женщины за окном раздался грохот, наступил грозовой фронт, а вслед за ним небо рассекла серебряная молния, отразившись в зелёных, словно весенняя трава, глазах младенца. Валка лишь на секунду крепче сжала сына, устремив грустно-взволнованный взгляд в окно. Ее мучило нехорошее предчувствие, словно беда ступала неслышными шагами по земле. :::: — Кажется, ты сдаёшь Дарвинг. Гриммель — молодой привлекательный мужчина с непривычными для северных племён снежными волосами пнул противника, вставая на ноги. Его оппонент надсадно кашлянул, из больного горла хлынула склизкая мокрота, также выпрямляясь и устремляя невозможные золотые глаза на чужое худое, мраморно бледное лицо. — Я все ещё считаю, что должен спасти свой народ. Очень тихо, но отчётливо взбрыкнул черноволосый узник, звякнув поржавевшими цепями на запястьях. Гриммель насмешливо фыркнул, одним движением собственного кривого клинка рассекая щеку брюнета. — Я победил в тот момент, когда захватил вас, Ночных фурий — королей драконов. Гордо вскинул голову викинг, с достоинством поднимая подбородок. Он искренне ненавидел, искренне презирал этого узника, мерзкого нынешнего короля чешуйчатой братии. Слабого предводителя, которого не бросил народ, пусть и пришлось всех переловить насильно. Случись проигрыш главы среди викингов, поражённого съедят свои же братья, а у этих мерзких дряней отчего-то по-другому. Порабощенные, униженные, страдающие фурии продолжают верить в своего ничтожного короля. — Уведите его и увеличьте объём работы рабов. С наслаждением кинул Гриммель, примечая горестную складку на переносице своего врага. Он знает, как сломать этого дракона: стоит лишь обратить свой гнев не на него, а на его столь сильно любимую семейку и оберегаемый народ. Серебряноволосый викинг вышел из темной комнаты, по подвесному мосту прошествовав к центру вечной тюрьмы для злобных ящеров. Отовсюду слышался звон кирок и грохот ржавых вагонеток, внизу в крови и грязи бегали бывшее лощеные драконы, звеня цепями на запястьях и лодыжках. Уничтожить этот вид — слишком легкое наказание, гораздо лучше — это растоптать их благородство, предусмотрев появления молодого поколения. Именно поэтому маленькие фурии подвергались самым изощренным пыткам и работам. Конечно, старшее поколение это так не оставляло, часто возникало, демонстрируя способность обращения в монстра, даже не смотря на оковы. Правда нашлось противодействие и на это — почти все взрослые фурии уже лишились крыльев: их безжалостно отрубали, скидывая в кучу перед молодняком и объясняя, что необходимо выковать из столь драгоценной чешуи. За последний год все рабы присмирели, поднимая затравленные глаза крайне редко. В самом руднике, ужасно глубоком темном и далеком от любой суши, находящемся на крошечном островке, пахло паленым мясом, кровью и железом. Именно эта смесь запахов стала для Гриммеля отрадой. Он отплатит за каждую душу своей семьи! Он наблюдал как Дарвинга выволокли и бросили на неровные камни грота, тот тяжело, но поднялся, снова выравниваясь. Это начинало раздражать: в изумрудных очах рабов в такие моменты зажигались искры, а это было не нужно. От копошащейся толпы отделилась фигура, бросившись к узнику. Гриммель стиснул челюсть — огромная ошибка оставить сучку Дарвинга жить. Исхудавшая, но все ещё красивая женщина подхватила мужа, помогая держаться на ногах, а через пару мгновений к родителям подскочил ребёнок. Последний наследник некогда королевского рода, который вскоре окочурится в руках злейшего врага своей семьи. Ещё раз обежав владения взглядом, мужчина хмыкнул, остановив взор на паутине, в которой жирный паук копошился жвалами в тельце сдохшей бабочки. Идеальная картина для этого места, добавляет атмосферности. Он развернулся, кидая яростный взгляд на наследника драконов. Завтра будет новая глава падения Ночных фурий. — Отец! Одиннадцатилетний парнишка подскочил к родителям, с ужасом подмечая раны и гематомы отца. Он протянул руки, удерживая его с противоположного бока от матери. — Диего, запомни, рождённый драконом не станет жалким человеком! Грозно зарычала мать, кое-как промывая раны супруга из того несчастного запаса чистой воды, предназначенной для дневной нормы питья. В их семье отец обладал лёгким и оптимистичным нравом, в отличии от матери, которая была строга и нередко вспыльчива, но при этом могла похвастаться холодным, рациональным мышлением. Никто не смог бы сказать, что этот мужчина, такой тёплый и улыбчивый опасен, а он был. Дарвинг — сильнейший из ночных фурий, их король. — Виера, не будь столь категорична. Снова подал голос отец, изредка тяжело выдыхая, стоило драконихе коснуться особенно глубоких ран. Изумрудные глаза женщины полыхнули гневом: она ненавидела людей, она их презирала за слабость и желание подогнуть силы природы под себя. Виера собиралась выжить в этом аду, дабы потом самостоятельно растерзать их мучителя за всех погибших и замученных товарищей. На секунду ее взгляд коснулся сына, дрожащего, испуганного ребёнка, который со слезами на глазах старался разговаривать с отцом, который боялся этого седого человека, который унаследовал мягкий нрав родителя. Дракониха отпустила руку мужа, перейдя на спину, где со скрытым ужасом протирала рассеченную кожу. Ее муж так долго не продержится, его сгубит инфекция, попавшая в раны. — Диего, принеси тот кинжал, который сейчас лезвием покоится в огне печи. Кажется, юный наследник понял задумку матери, его страшно худое тельце пробил озноб, но возражать дракончик не посмел, кинувшись к печи. — Ты думаешь ему стоит это видеть? Голос Дарвинга был тих, но крайне серьёзен. Золотые глаза остановились на лице супруги в них плескалось осуждение и боль. Виера предпочла отвернуть голову в сторону. — Он все равно увидит картины и хуже. Неужели ты считаешь, что мы переживём собственного ребёнка? Он станет свидетелем нашей смерти, а потому должен быть готов. Ее резкий и холодный голос заставил короля драконов склонить голову, если бы крылья не были отрублены, они, наверное, тоже бы печально опустились. Виера позволила себе беззвучные слёзы и нежные прикосновения к вертикальным рубцам на лопатках мужа. Дарвинг понял ее состояние, а потому не поворачивался, лишь сжимал свободную руку жены, полными грусти глазами вперившись в каменистый свод их темницы. — Мама! Диего вернулся. Его трясло, руки ходили ходуном, когда дракончик передавал матери кинжал. Виера более не медлила, срочно прижимая раскалённый металл к открытому мясу. Дарвинг надрывно взвыл, срочно закусывая губы и протыкая их клыками. Дракониха с ужасом поняла, что не дала мужу что-нибудь закусить, он ведь может сломать себе зубы. Но кажется, об этом подумал их сын. — Отец! Диего неимоверным усилием, нажав на дугу нижней челюсти, смог всунуться между зубами отца крепкий черенок. Виера надрывно выдохнула, отстраняя клинок и прикладывая его снова, только уже к новой ране. Под раскалённым металлом забурлила кровь, запахло паленым мясом, кожа скручивалась и рубцевалась. Ее сын смотрел на это широко распахнутыми глазами, в которых целым океаном плескалось отчаяние. Никогда прежде Ночные фурии так не унижались, а все из-за этого человеческого отродья! Мысли Виеры были злы и категоричны. — Диего, запомни, что сделали с нами люди, а потому не слушай голос совести, убивая их. Если бы в клыках Дарвинга не было черенка, он бы постарался осадить супругу, но по понятной причине не мог.