Умение спрашивать

- Где он?! Анхель влетает в предбанник, вихрем чуть на раскидав в стороны всех участников. - Да успокойся, - лениво тянет один из них, закрывая дверь. - Опоздал на два часа, а теперь лови тебя? Вон там, никуда не уйдет без тебя. Он смеется собственной шутке. Анхель торопливо суёт ему стянутые перчатки, встряхивает светлыми кудрями, будто кошка лапой, окунутой в холодную воду. Тянет руку к двери в закрытое помещение, но затем, помедлив, отступает. - Что вы с ним сделали? Его собеседник перестаёт смеяться. - Поговорили пару раз. Бестолку. Ни хрена не сказал. - Я уже понял. Что вы делали, Марвин? Марвин хмурится, всем лицом показывая, как ненавидит отчитываться. - Конечности срезали. Аккуратно, сначала по фаланге. Анхель передергивается, закутываясь в плащ, будто от холода. - Грубо. Тупо. Бруха не умеют спрашивать. Это же носферату. Вы думали, их пугает боль или оторванная рука? - Глаза вынули и нервы перетянули наружу. Теперь Анхель морщится, прикрывая губы ладонью. - Цимисхи тоже не умеют. Думают, что работают тоньше бруха, но грубость и тупость та же. Это носферату, - напоминает он уже раздражённо. - Темнотой или болью его пугать? - Вскрыть мозги попробовали. Ты бы видел, он потом сам себе отгрыз... - Всё, я понял, - быстро отсекает Анхель. - Не всё, - Марвин снова ухмыляется. - Но больше, чем мы надеялись. - Вы на что-то надеялись, пустив малкавианских дебилов в его голову? Солнышко моё, да если вы его сломали, я тебе сам такое отгрызу... - Ох, ладно, не истери. Не сломали вроде. И не убили, заметь, хотя он нас порядком задолбал. - Еще бы вы его убили!.. Анхель фыркает с презрением, но всё-таки незаметно расслабляет плечи от облегчения. Ему не мешают. Не идут следом, когда он входит в помещение без окон, делает несколько шагов вперёд по звонкой плитке. Анхель почувствовал бы благодарность за эту тактичность, но слишком хорошо знает Марвина. Несмотря на свою показную грубость и равнодушие, тот просто предпочитает не видеть некоторых вещей. - Привет, - тихо говорит он. То, что лежит перед ним - даже не на столе, на небольшой подставке от стола, какие обычно используют для инструментов - возможно, не очень хорошо его слышит. Во всяком случае, Анхель не видит чего-то, похожего на уши - и на конечности, и на часть торса и мышц. По правде говоря, этот обрубок уродливой плоти он мог бы уложить в свой саквояж, просто подвинув его содержимое, и унести прочь. То, что где-то внутри ещё сохраняется рабочее сердце - заслуга, наверное, только нерасторопности марвиновой стаи. - Я сказал бы, что ты выглядишь не очень, - продолжает он, устраиваясь на единственном табурете возле подставки, и осторожно касается холодного обрубка пальцами. - Но, если честно, тебя трудно испортить. Ничего. Тебе станет лучше. Пальцы скользят по неровной коже и полузаросшим шрамам, будто ища болевую точку или недозакрывшуюся рану, но найдя - досадливо отдёргиваются, чтобы начать снова. - У вас потрясающая регенерация. Лучшая, наверное, из всех, что я видел. Господи, да вы восстанавливаетесь даже после вмешательства цимисхов! Тебе просто нужно время. Он наконец находит - ещё одно углубление, болезненно сжимающееся от нажима, но когда он все-таки вталкивает пальцы внутрь, в них впивается полтора последних оставшихся клыка. Анхель морщится, позволяя нескольким каплям крови стечь в то, что осталось от рта его собеседника. Тот впивается в его пальцы жадно, несмотря на слабость хватки, словно всё это время ему не давали ни капли. Анхель позволяет. - У тебя будет время, чтобы восстановиться, - обещает он. - И тогда мы поговорим по-настоящему. Я умею спрашивать. - Он поворачивает ладонь и вонзает тонкие ногти в мягкое нёбо. - И я умею слушать.