На ледяном троне

      Ладрейн с недовольством посмотрела в зеркало. Отражение равнодушно продемонстрировало ее раздраженное выражение лица и сердито сдвинутые брови, и Ладрейн резким движением сдернула с себя галстук, а после плюхнулась на кровать и зарылась пальцами в волосы, устало выдыхая.       Несмотря на то, что ее гардероб вовсе не был обширным, тем не менее, ей было проблематично подобрать подходящую одежду для мероприятия. Чувство стиля не принадлежало к плюсам личности Ладрейн в силу того, что отсутствовало напрочь – ну не разбиралась она в моде, цветовых гаммах и прочей ерунде, которой были подвержены все лица женского пола.       – Тебе помочь? – осведомились со стороны входа в комнату, и Ладрейн вскинула голову, тут же расплываясь в легкой улыбке. Энджи стоял, оперевшись плечом о дверной косяк, плавно покачивал из стороны в сторону прижатый к груди сверток и смотрел на ее страдания с толикой торжественного веселья.       – Было бы неплохо, – кивнула она и поднялась с кровати, чтобы забрать драгоценную ношу у мужа. – Я все еще не разбираюсь в вашей моде, а ты вполне мог бы стать стилистом или дизайнером, а не героем, – лукаво прищурилась Ладрейн и, опустив взгляд на дочь, ласково потрепала пушок на ее голове. Потянувшись было забрать ребенка, она встретилась с непреодолимой преградой – Энджи ловко отступил на шаг назад и взглянул на нее невозмутимо. – Пламя мое, ты что, обиделся?       – Да, – спокойно ответил Тодороки, но в глазах его блеснули веселые искорки.       – И что же мне сделать, чтобы ты меня простил? – наигранно задумчиво произнесла Ладрейн, постучав пальцем по щеке.       – Даже не знаю, – протянул Энджи и заговорщически склонил голову. – Возможно, поцелуй поможет мне передумать?       – Как же я сама не додумалась! – демонстративно хлопнула себя по лбу Ладрейн и без предупреждения качнулась вперед, мягко коснувшись губами едва колючей щеки, а после предельно осторожно приняла ребенка из рук мужа, нахально показала ему язык и уселась обратно на край кровати. – Ну, теперь я прощена?       – Пожалуй, да, – со всей серьезностью кивнул Энджи, с теплотой в глазах глядя на них, и двинулся к шкафу – искать подходящий наряд для Ладрейн, потому что в их маленькой семье за чувство стиля отвечал именно он.       Ладрейн с улыбкой проводила мужа в путь до гардероба и с любовью взглянула на дочь, забавно сопящую в обе ноздри, мягко покачала ее на руках, и ребенок, будто почувствовав ее внимание, широко распахнул разноцветные глаза и радостно улыбнулся беззубым ртом.       Самую великую драгоценность в их жизни звали Тодороки Шого, и взяла эта драгоценность ровно половину от матери, ровно половину от отца, решив создать идеальный баланс между ними двумя. Правая половина от Ладрейн – белые тонкие волосики и светло-каряя радужка; левая половина от Энджи – красноватый пушок и ярко-бирюзовый глаз. Чудо половинчатое, а не малышка; сердце чувствовало, что дочь еще сумеет удивить их в будущем.        Для Ладрейн, которой уже хоть и стукнуло тридцать, чувство материнства было в новинку, но она познавала его с огромнейшим усердием, вызванным безграничной любовью к своему ребенку. Разумеется, помимо нежности присутствовала также здравая доля усталости, потому что дочь требовала к себе очень много внимания, однако это уже была лирика, ибо, даже несмотря на тяжесть родительских будней, Ладрейн все равно чувствовала себя счастливой.       Возможно, это звучало несколько цинично, но малышка Шого была рождена в четко определенное для этого время. Айсборн стабильно держалась на первом месте в геройском топе в течение четырех лет, ей в спину дышал Всемогущий, затем – Старатель. При этом с момента начала отношений с Энджи они четко обговорили их общее будущее: у каждого есть цели и стремления, права и обязанности, предложения и пожелания. Любая мысль подлежала обсуждению, благо, что оба прекрасно понимали, что не могут залезть друг другу в голову.       Именно поэтому у них почти не случалось ссор – мало того, что и Ладрейн, и Энджи были крайне спокойными и уравновешенными людьми, в их союзе под любовью подразумевались не только нежные чувства, но еще и множество других факторов, позволявших им сосуществовать без вреда для их семьи. Часть правил и законов Ладрейн принесла из того мира, часть они взяли из этой вселенной, а в итоге создали искомый баланс, который они посчитали необходимым.       Они не требовали друг от друга невозможного, не ограничивали своего партнера в свободе действий и в ответ получали абсолютную отдачу. Ладрейн знала, что Энджи поддержит ее начинания и прикроет спину, а дома всегда будут ласковые, горячие объятия и вкусный ужин. Энджи знал, что Ладрейн поможет ему словом и делом, выслушает и даст нужную поддержку, а в квартире всегда будет чисто и уютно. В их семье царила гармония, тщательно выстроенная и надежно укрепленная ими двумя.       Шого была рождена через десять месяцев после того, как Айсборн временно покинула свой пост Героини Номер один – от публичного объяснения реальных причин своего ухода она отказалась, лишь многозначительно улыбалась и сверкала золотыми глазами, поскольку напрямую говорить о том, что они хотели завести ребенка, было чревато последствиями. И у Айсборн, и у Старателя было достаточно недоброжелателей, даже несмотря на то, что всеобщими усилиями героев уровень преступности был снижен до максимально низкой отметки.       Именно поэтому они решились на столь серьезный шаг в это время – и Ладрейн, и Энджи прекрасно помнили о своем геройском долге, однако и про семью забывать не могли. И через девять месяцев роддом огласила громким криком наследница – Тодороки Шого, мамина и папина радость. В том, что их драгоценное сокровище ждет огромное будущее, родители не сомневались, но уже заранее готовились поддерживать любое решение своей единственной дочери.       Ладрейн посмотрела на мужа, что-то ворчащего себе под нос, но покорно роющегося в недрах шкафа. Она не могла сказать, что Энджи пришлось с ней легко – несмотря на то, что она действительно старалась, порой, анализируя свое поведение, она диву давалась, как он вообще мог терпеть ее не самый легкий характер. Но он не просто его терпел – со временем Тодороки научился купировать некоторые ее странности и направлять их в нужное русло, а также выходить из сложных ситуаций с наименьшими потерями.       Ладрейн очарованно вздохнула, влюбленно разглядывая широкие плечи, обтянутые темно-синей рубашкой. Она и представить себе не могла, что будет когда-то вознаграждена таким потрясающим даром – её величайшей опорой и поддержкой, замечательным мужчиной, сумевшим принять ее такой, какая она есть, полюбить и научить любить в ответ. Ладрейн не знала, чем она заслужила подобное счастье, но отказываться от него не собиралась.       Энджи прошел с ней плечом к плечу все трудности; невзгоды, которые поджидали их на пути, были преодолены с достоинством и честью, и чувство любви, взаимоуважения и взаимопонимания было им верным спутником. Ладрейн знала, что Энджи сделал все и даже больше для того, чтобы помочь ей принять себя и адаптироваться в этом мире, а также занять в нем положенное место.       И вот сейчас они собирались ехать к ее, Рей, родителям – познакомить их с дочерью. Энджи долго обрабатывал Ладрейн на этот счет, словно невзначай упоминая об этом из раза в раз, и в конце она согласилась с мужем, что контакт с родителями стоит возобновить. Они были приглашены на свадьбу, они вместе праздновали семейные мероприятия, но в полной мере осознать, что родители – не чужие ей люди, Ладрейн удалось только сейчас, в преддверии встречи.       Шого заливисто рассмеялась, во все глаза наблюдая за искрящимися снежинками, и задорно залопотала что-то по-младенчески невнятное. Ладрейн ласково поправила краешек одеяльца и вскинула взгляд на Энджи, все же сумевшего найти в шкафу что-то, по его мнению, подходящее ей.       Энджи перехватил взгляд Ладрейн, протягивая руки к дочери, и деловито потряс одеждой, которую положил на кровать рядом. Ладрейн отдала бесценную ношу мужу и мельком оценила предложенный ей вариант одежды: черное платье с широкой юбкой длиной до середины бедра и поясом-цепочкой, черные легинсы и укороченный ярко-синий пиджак.       – Спасибо, пламя мое. Что бы я без тебя делала, – мягко произнесла Ладрейн, чуть улыбнувшись, и начала переодеваться.       Энджи уже давно был готов к выходу, и Ладрейн не заставила его ждать – через десять минут они уже стояли в прихожей. Шого лежала в переносной люльке и увлеченно махала крошечными ручками, стараясь поймать игрушечные снежинки, Ладрейн накидывала пальто, а Энджи завязывал шарф.       Уже в машине Ладрейн ощутила смутное беспокойство, грызшее ее изнутри. Такого огромного волнения она не чувствовала очень давно, и причина его появления сейчас была для нее не совсем понятной. Несмотря на то, что с родителями и младшим братом она общалась теперь чуть более часто, чем десять лет назад, ее не отпускало странное чувство, овладевшее ей целиком.       – Нервничаешь, – утвердительно произнес Энджи, не отводя, впрочем, взгляда от дороги. Он, как обычно, чувствовал Ладрейн чуть ли не лучше, чем она сама. И ведь не скажешь по внешнему виду, что невозмутимый Старатель мог так чутко и тонко ощущать эмоции других людей.       – Так и есть, – ответила Ладрейн и почувствовала, как Энджи, остановившись на светофоре, наощупь нашел ее ладонь и аккуратно, но крепко сжал.       – Все будет хорошо, Ладрейн, – сказал Энджи своим успокаивающим тоном, и упакованная в люльку Шого вторила отцу радостным визгом. Это подействовало лучше любых транквилизаторов, и беспокойство, шалящее под ребрами, как отрезало. Ладрейн сжала руку мужа и тут же ее отпустила, ничего не отвечая, но прекрасно зная, что ее ответ вслух можно и не озвучивать – зачастую Энджи понимал ее без слов, и сейчас был как раз тот самый случай.       В конце концов, ее семья была с ней – это уже придавало решимости и веры в себя.       Машина мягко остановилась около нужного дома. Покинув салон, Ладрейн оглядела светлые стены, темную крышу, забавную табличку около двери, почувствовала, как холод омыл позвоночник, но тут же быстро схлынул под волной терпкого жара, когда Энджи приобнял ее за талию и поцеловал в висок.       – Идем? – полувопросительно произнес он, и Ладрейн согласно кивнула.       – Идем, – уверенно сказала Ладрейн, заглянула в люльку, с нежностью посмотрела на лицо заснувшей дочери, взяла под руку Энджи и сделала первый шаг по знакомой мощеной дорожке, ведущей ко входу.       Где-то на крыше дома напротив тоненькая прозрачная фигурка поднялась на ноги и торжествующе всплеснула руками. Невидимая изморозь оседала на белоснежных волосах и хрупких плечах, темно-серые глаза смотрели счастливо и самую капельку грустно. С особым вниманием пронаблюдав за тем, как под довольные восклицания семья зашла в дом, девочка запрокинула голову и звонко рассмеялась, и смех ее мелодичным колокольчиком зазвенел над улицей.       Покатившийся по воздуху сильный порыв ветра унес куда-то вдаль целую пригоршню пушистых снежинок, игриво сплетающихся между собой и стремящихся взять первенство в неловкой схватке.       На крыше больше никого не было.