Громкая музыка утомляла. Яркий свет был неприятен глазу, а пары, что кружились в вальсе, заставляли отвернуться. Больно душно, больно скучно.
Подойдя к окну, к единственному открытому здесь окну, Аккерман посмотрел в него.
Уже темно, фонари горят, освещая извилистую дорожку в сад, точно светлячки. Белая плитка видна хорошо, а вот трава и деревья слились в один темный, точно не живой, силуэт. И все же это интереснее пустых бесед о погоде, которая к слову была свежей и прекрасной, о музыке. О том, кто выходит замуж и женится. Разве Леви хочется знать об этом?
Ханджи говорила, что это мероприятие «Нужно посетить обязательно, Леви! Ты развеешься, я — подпишу бумаги! Все будет хорошо. Пара часов — не больше. Сошлемся на службу и уйдем раньше!».
Эти несколько часов длятся мучительно долго. Аккерману, словно маленькому ребенку, неймется. К чему он здесь? Он лишний в этом пазле, изображающем полное спокойствие и увеселенность. Леви же знает, что поводов улыбаться, а тем более так лукаво и наигранно, нет. К чему формальности? К чему эта оболочка из кринолина и парчи, так похожей на жирный крем на торте? Аж тошнит. Такой красивый и такой безвкусный на языке.
А Ханджи, похоже, нравится. Стоит с бокалом вина в кругу военной «верхушки», обсуждает что-то. И почему она не могла идти одна?
Люди шли вперед и назад. Выходили из огромнейшего зала, богатого, золотого, (налоги сдирать с людей перестали, а залы, построенные на них, остались), украшенного шикарно, затем вновь заходили. По помещению бегали светлячки, отражаясь от хрустальных люстр и бокалов, вышивка на платьях поблескивала, натертые кремом туфли сверкали больше, чем их обладатели.
Десятки женщин и девушек, одетых в белые дорогие платья, полные оборок и бантов. Мужчины в черном, еще более серая масса, чем те дамы. Аккерману, к его превеликому счастью, разрешили быть в форме. Все же он капитан, даже ветеран, если подобным образом можно выразиться. Вот только форма его не нарядна, как у других. Леви наотрез отказался от ленты, от галстука-боло и пальто с золотыми-
боже-смотри-какие-красивые погонами.
На миг приостановилась музыка, девушки распрощались с партнерами, решив найти новых поскорее, ведь «полька» совсем скоро.
На счастье Аккермана, они не могли приглашать на танец, такими привилегиями наделены были лишь мужчины.
Хоть тут повезло.
Где-то справа зашуршала ткань. Аккерман, повернул голову, увидев девушку рядом с собой. Она стояла серьезная, не видя Леви вовсе. Будто он слился со стеной вмиг.
Девушка эта была совсем юной, больше пятнадцати точно не дашь. Одета была не так роскошно, как прочие женщины, украшала ее исключительно молодость. Кожа была выбелена старательно, чтобы подходить под стандарты красоты, не выделяясь сильно. Хотя волосам девичьим, темно-русым, хорошо бы подошла загорелая.
Зато платье, голубоватое и пышное, отлично с ней сочеталось. Плечи были открыты, прекрасно виднелись ключицы. Девушка в целом была очень худа, почти болезненно.
— Извольте станцевать со мной, — она сделала слабый поклон, не отрывая ярко-зеленых глаз от военного.
— С чего бы мне соглашаться, — Аккерман был холоден привычно. — Не боитесь оскорбить подобным жестом?
Она выпрямилась, улыбаясь саркастично.
— Нисколько не старалась. Тем более вас, Леви, подобное вряд ли заденет. На балу, знаете, мало тем для разговора, как еще его начать? — она наклонила голову чуть в сторону, кудри упали ей на плечи.
— И что же ВЫ хотели? — раздраженно продолжил, скрестив руки на груди.
Он не особо был рад незнакомке, предпочитая стоять в гордом одиночестве, хотя, такая ли она незнакомка? Чувствовалось, что где-то он ее уже видел. Эту улыбку, дразнящую, выражение лица лукавое.
— Лишь право на разговор. Только не говорите, — шаг вперед, — Что не узнали.
Глубокие зеленые глаза, совсем без разводов, еще их называют «королевскими», сверкнули.
— Пенелопа, — лишь только вымолвил Аккерман. В груди кольнуло от волнения.
Точно вскрылось то, что не должно было.
Вещь, которая была старательно запрятана, кажется, лучше всех, замотана в шелка и бечевку сверху, показалась вновь, спалив все дотла. Ответ на старинную сказку, мораль слов.
Музыка заиграла быстрее, забирая его чувства с собой.
— Я печалилась пару дней, — продолжила Пенни, (хотя, честно, эту особу таковым девчачьим именем назвать сложно). — Думала, не признаете, — Пенелопа улыбнулась широко.
— Как ты сюда пришла? — Аккерман был в замешательстве.
— Я надеялась, что ты спросишь, как я жила эти года, — перебила девушка, печально склонив голову. — Нужно иметь хороших знакомых, чтобы суметь оказаться на этом балу, — подняла глаза.
— И ты, похоже, имеешь их, — презирая себя за свою же глупость, сказал Аккерман.
— Похоже на то, — последовала пауза. — Письма я твои читала, вот только их совсем не хватало. Слог у тебя безэмоционален, совсем на обладателя не похож.
— Ты решила встретиться со мной, чтобы посмотреть на выражение моего лица? — Леви облокотился о стену.
— Что ты, — успокоила его Пенелопа, сопровождая это жестом левой руки. — Я прощаться пришла.
— Думаешь, все настолько плохо, что я могу сдохнуть в ближайших боях? — Леви усмехнулся язвительно, пусть и понимал, что правда в словах есть.
— Не сомневаюсь в твоих силах, только в силах противника. Кто знает, на кого придется направить клинок. Уж точно не на титанов, — речь ее звучала тихо и размеренно, пусть серьезны были слова. Совсем на себя не похожа. — А я рядом быть не смогу, даже получить формальное письмо.
— И как же ты собиралась быть «со мной»? — Леви не мог понять, как воспринимать их разговор. Подобно глупой, неуместной шутке или серьезному диалогу взрослых людей. Эта девушка — не тот ребенок, просыпающийся по ночам от кошмаров. Она выросла, похорошела, и вроде, поумнела.
— Я была в кадетском корпусе. Чтобы гордились вы мною: шла в десятку лучших, — ответила важно.
— Но теперь ты здесь. Что же помешало твоему гениальному плану? — ожидая услышать «испугалась» или подобное, Аккерман отстранился от стены.
Но девушка без слов сняла перчатку с правой руки. Шелк соскользнул быстро, без всяких проблем. Девушка подала ему руку. Два пальца просто н е б ы л о.
— Меня не пустили дальше с этим, — голос не дрожал. Был обыкновенным, словно речи ее о погоде.
А если бы у нее не было руки. А если бы с ней случилось что-то еще хуже?! В голове Леви раздался щелчок, отвечающий за воспоминания. Они окатили его холодной водой, заставляя все органы сжаться внутри.
«Но я не дам тебе умереть. Я же не говорил, что ты попадёшь к ним»
«Смотри под ноги, чертенок»
« — Я стою у двери, — слова были для Пенелопы, хоть та и не заметила.»
Не углядел за подопечной. Не досмотрел. Не спас.
Как он в принципе собирался делать это, не зная о том, где Пенелопа находится?
И все же странное чувство, жжение в груди, было. Он допустил смерти слишком многих, видел их своими глазами или проводил взглядом покореженные трупы. Всегда было неприятно получать известия о смертях, особенно от болезней. Пережили несколько экспедиций за стену, потеряли ногу, но выжили. А потом умерли от простого гриппа…
Пенелопа тоже могла. Это вовсе не радовало, хотя жить стало бы наверняка легче. Меньше тайн и секретов.
— Почему не написала мне?
— «…Хотела поступить в разведывательный корпус, но мне отрубило пару пальцев, уж не серчайте», — Кажется, это не самая лучшая новость для письма. И все же есть то, что я у вас так и не узнала, — вновь пауза, такая томительная. Аккерман успел проклясть того, кто вбил ей в голову так разговаривать. — Откуда взялась флейта?
— Это не лучшая тема разговора на людях, — Леви нахмурился.
— Можем выйти в сад, — Пенелопа благосклонно кивнула.
Свежо, даже чересчур. Достаточно прохладно, кожа сразу покрывается мурашками.
В кустах трещит сверчок, над деревьями летают, недавно проснувшиеся, летучие мыши. Их почти не видно, они отменно сливаются с синим небом, что так некстати затянуло облаками.
— Надень, — без лишних слов он протянул ей плащ.
— Спасибо, — а она приняла. К чему отказываться, если просьба искренняя.
Аккерман не из тех людей, которые будут галантными к дамам.
Накинув плащ на плечи, Пенелопа продолжила путь по дорожке. Леви шел рядом, держа руки в карманах брюк.
— Если говорить о правде, то мы не узнали, как ее создали. Единственное, что нам известно — флейта работает, как «координата». Точнее, лишь схожа с ней. Через флейту нельзя передать воспоминания, но можно управлять элдийской расой. Похоже, тогда ты действительно была мелкой богиней.
— Ребенок с опасной игрушкой, — подтвердила на выдохе. — Похоже это не проявлялось, потому что я не верила, что могу управлять кем-то, кроме титанов.
— Один человек рассказал мне, что флейте около двух тысяч лет. Она начала существовать в год появления первого титана.
— Слишком фантастично, чтобы быть правдой, — Пенелопа смотрела под ноги, слушая стук каблуков, будто точные часы. — Хотя мы слишком много не знаем. Подумать только, лет пять назад все думали, что за стенами пустота! — ее обнадеживающий монолог вскоре все же прервался.
— Но люди узнали правду. Хотя, столько передохло. Точно крыс, их никто не жалел и даже не вспомнит.
Аккерман всегда относился к жизням, как к чему-то ценному. Он не мог бы отдать приказ «Погибнуть во имя человечества», как Эрвин, но мог бы его исполнить. Пенелопа другого мнения.
— Многие сами выбрали этот путь. Разведчики например. «Душой и сердцем. Во имя человечества, отдайте себя».
— Смотрю, суждение Смита тебе понравилось, — Леви посмотрел на нее осуждающе, но Пенни лишь улыбнулась, кивнув.
— Лучше сотня жертв сейчас, чем тысяча после, — Пенелопа отвела взгляд. — Если наши потомки будут жить в мире, я и сама готова умереть. Только на поле боя меня не пустят, что ж, если вам пригодится принцесска в пятом поколении, зови, — говорила Пенелопа это больше с грустью, нежели с надеждой на то, что она действительно будет кому-то нужна.
Девушка до смерти боялась, что будет одна. Всегда старалась всем угодить, но в итоге запнулась, упав в бездну. Судьба перечит всем ее начинаниям, окуная в грязь лицом. Похоже, ей суждено остаться в стороне, наблюдая за концом света. У нее есть данные и «голубая кровь», но нет благословения божьего. Незаконнорожденная, выращенная и восставшая на костях. Пенелопа должна была умереть еще девять лет назад, или вовсе не появляться на этот свет.
— Леви, ты куда ушел? Мы уже уезжаем! — раздался знакомый грубоватый женский голос. Зое выглянула из-за стеклянной двери, ведущей в сад. — Или хочешь остаться здесь, ха-ха-ха!
— Очкастая, — он перевел взгляд с Пенелопы на Ханджи, которая усердно махала ему рукой. Будто он слепой и сам заметить не может.
— Тебе нужно идти, — Пенелопа улыбнулась.
— Не хочешь встретится с ней? — из-за чего-то он думал, что Пенни будет интересно поговорить с Зое спустя столько лет. Не прогадал, но…
— Она меня не помнит, — оборвала разговор Пенни.
