Две жизни

      Торбьерн сидел в кресле у окна и смотрел отсутствующим взглядом куда-то в одну точку на противоположной стене. Рядом с креслом стояла его упакованная гитара, на диване возле стены, куда прилип его взгляд, лежала другая. Витиеватой формы, с длинным грифом и пятнистая, как их форменные штаны. Басуха Пэра.       Почти два месяца прошло с тех пор, как они пропали. Ни живых, ни мертвых не нашла их ни полиция, ни международный розыск, ни друзья, ни друзья друзей, ни родственники. Никто не знал ничего о том, где их можно искать. Сказать, что сбежали из-за разногласий в группе тоже нельзя было. Они вошли в ту фазу, когда уже новые участники притерлись и сыгрались с прежними и в группе замутилась та особая химия, когда начинают понимать друг друга с полуслова и работа спорится, а от общения получаешь какой-то особый кайф, как от хорошего пива. Йоке принес кучу текстов, которые нужно было разобрать и выбрать лучшее, у всех была масса идей, вдохновения, энергии и вдруг они пропали.       Не появились день, другой, перестали отвечать на звонки и дома их не было. Сначала непонимание, затем злость, потом страх, а под конец — отчаяние и бессильная обида перекачала оставшихся музыкантов как какая-то зараза, по мере того, как от всех людей и инстанций, к которым они они обращались, им приходили отрицательные ответы       И вот этим утром они должны были дать интервью для музыкального журнала о том, что группа Sabaton прекращает свое существование. Если они даже смогут найти парням замену — это будет уже что угодно другое, но не Sabaton.       Крис задерживался, видимо, встречая писак из журнала, Ханнес как обычно опаздывал. Энглунд потянулся за банкой пива, стоящей на ящике от оборудования перед ним, но так и не взял ее. Первое время он еще пытался утопить свое горе в пенном, но потом понял, что это не помогает: тоска и злая надежда все равно набрасываются на пьяное сознание, которое не может от них защититься, и от этого становится еще хуже.       На улице послышался шум подъезжающей машины, но гитарист даже не пошевелился. Прикрыл глаза только, стараясь уловить последние секунды тишины перед тем, как войдут люди, вытряхнут на него гору ненужной информации и заставят говорить в ответ.       «Крис с журналистами» — вяло подумал он, услышав, что в коридор вошли и завозились несколько.       — Просыпайся, Тоббе, у нас гости! — Это, действительно, был Рёланд. Он с шумом ввалился в комнату, разбрасывая в стороны ботинки.       Торбьерн нехотя открыл глаза, глянул на него — у ритмача на лице было неописуемое выражение сдерживаемой радости. Глаза блестели, он прикусил губу, чтобы не улыбаться.       — Ты чего? — Не совсем понимая его настроение, хмуро поинтересовался Энглунд.       — Ничего. Смотри! — Крис отошел в сторону от двери и впустил в помещение своих спутников.       — Святой стратокастер! — Пробормотал гитарист и рывком вскочил с дивана, бросаясь к вошедшим. — Йоаким! Пэр. Как?       — Каком кверху! — Выкрикнули они в один голос и сами бросились к нему, обнимая с двух сторон.       — Ай, Броден, раздавишь, чертяка! — Энглунд задрыгался, как рыбина, когда вокалист изо всех сил стиснул его.       — Не раздавит, он же нежно! — Пэру места уже не осталось, и он одной рукой повис на плече у Йоакима, а другой дергал Энглунда за волосы.       — Да ну тебя, Пэр! О-ох! — Тоббе выпутался из их объятий, отошел на шаг назад, принялся их внимательно разглядывать.       — Это точно вы? Мне не снится?       — Тебя еще раз обнять? — С привычной лыбой, яркой и заразной, поинтересовался Броден.       — Нет! — Тоббе мотнул головой, почесывая помятый бок.        — Обними-обними, чтоб не сомневался. — Сложив руки на груди, довольно поддакнул Реланд.       — Я могу! — Вокалист раскинув руки в стороны, снова угрожающе двинулся на Энглунда, тот попятился с задушенным писком, попытался отбежать к Крису, но его перехватил Пэр. Широко расставив ноги в стороны, он наклонился вперед и кинулся на гитариста, тот подыграл и они как быки рогами, сцепились, держа друг дуга за плечи, рыча и кружась на месте, будто пытаясь уронить друг друга на пол.       — Эй, ты это, осторожнее! — Сияющий, как новая монета, Крис хлопнул Энглунда по плечу. — Они хоть и они, но жрали давно и вообще выглядят нездорово. Покалечишь, и что мы будем с ними делать?       — Да ладно! Нас так просто не покалечишь уже! — С силой упираясь в плечи Энглунду, прорычал Пэр. — Мы такой задницы повидали, что нам ничего теперь не страшно! И-и-и-и-и!       Заверещал и еще сильнее стал толкать Тоббе, выпихивая с ковра, на котором они боролись. Тот не ожидал такого, запутался в ногах, и, отходя, почти упал. И грохнулся бы, но подхватил Йоаким.        — А-а-а! Убивают, помогите! —  Поняв, что спасен, он дурашливо и замахал руками, схватился за балахон Пэра и дернул его на себя. Басист не удержал равновесие и, смеясь, повалился сверху.       — Уй, блин! Олени! — Не удержав двоих, Йоке бухнулся на колени, роняя всех и сгибаясь от хохота пополам.       — Сверху прыгнуть, что ли? — Громко, чтобы услышали, поинтересовался Реланд, глядя на образовавшуюся кучу-малу хитропакостным взглядом.       — Пощадиии! — Простонал Тоббе. — Не делай этого.       — Где ты их нашел? — Спустя некоторое время музыканты уселись вокруг стола в одной из комнат студии, где было более-менее просторно. Пэр и Йоаким жадно уплетали бутерброды с ветчиной и сыром, разогретые в микроволновке, запивая их пивом из одной банки на двоих. Последняя была. Тоббе и Крис с жадным вниманием следили за ними, не веря до конца в то, что все происходит на самом деле и они вернулись.       — Сами пришли ко мне.       — Как? Когда?       — Да где-то часа в четыре утра. Только засыпать начал — звонит какая-то гадина в двери. Выхожу, думая, что это ты, — Крис ткнул Тоббе в бок, но тот даже не огрызнулся. — Уже бить морду думал, а открываю — они стоят. Грязные, как холера, оборванные. — Он собрал волосы в узел на затылке, открыв разом посветлевшее лицо. Перемена в настроении сказалась и на внешнем виде.       — Угу. — Буркнул Сундстрем, — Мы только и успели, что привести себя в порядок.       — Да, Тоббе, ты бы их видел. На каких они только чертей были похожи, когда я впустил их домой. Даже объяснить не могу.       — Так пусть они сами объяснят! — Энглунду не терпелось узнать, где все-таки так долго пропадали лидеры группы. — Расскажите же!       — Расскажем. Пусть только Ханнес придет, чтобы отдельно ему не рассказывать, — улыбается Сундстрем, — Мы все расскажем, только пообещайте сразу не вызывать нам психиатров.       — Да ладно! Нам самим чуть психушка не понадобилась! Мы же чуть не поседели тут, когда поняли, что вы пропали! — Тоббе вскочил с места, неловко обернулся и тут же плюхнулся обратно. — Что мы только не делали, чтобы вас найти, а когда поняли, что тупик — кто-то вообще чуть не утопился. — Он кивнул на Криса.       — Что? — Броден бросил тревожный взгляд на ритмача.       — Да ну тебя! Я ж не специально.       — Ага! Напился и заснул в ванне. Еле откачали. — Энглунд ткнул его кулаком в бок, но тот отмахнулся.       — Твою мать, Реланд! — Йоаким замахнулся на него ложкой из сахарницы, взгляд его стал жестким.       — Да ну чего вы? Все же нормально. — Крис растерянно пожал плечами и сделал растерянные глаза.        Энглунд старательно мотнул головой, выгоняя из мысленного взгляда его же, Криса, лицо, только посиневшее, мокрое и безжизненное. Таким оно было, когда он в ту ночь приехал к Реланду и нашел его в ванной уже без сознания. Плохо вышло.       — Да. Все живы — и это главное. Ну, где эта задница длинная? Долго мы будем еще ждать объяснений? — Он снова попытался отмахнуться от неприятных воспоминаний и перевести разговор на другую тему.       — Не знаю. — Йоке пожал плечами. — Позвоните.       — Позвонить! Точно! Нужно журналистам позвонить, а то приедут скоро. Сказать, что все отменяется. — Реланд вскочил с места, вытаскивая телефон из кармана. — Сейчас я.       Он выбежал в соседнюю комнату, набирая номер. Тоббе тоже встал, сам не зная зачем, прошелся по комнате, вышел, вернулся с гитарой, что-то наигрывая на ходу.       — Ты все так же с ней не расстаешься? — Спросил его Пэр, вытирая руки салфеткой. Последние бутерброды были оприходованы.       — Не знаю. Нет. Долго не играл. — Как-то растерянно пробормотал Энглунд и бухнулся обратно на диван напротив них с Йоакимом.       — Ну нифига себе! Ты слышал, Пэр? Он не играл. Конец света скоро, значит. — Броден попытался пошутить, но Сундстрем только вздохнул, а Тоббе невнятно ругнулся, усмехаясь в усы.       Все это время ему было не до игры. Не хотелось брать в руки гитару. Зачем? Кому это нужно, если группы нет? По идее, не последняя группа в жизни, можно было еще куда-нибудь податься, но навалившаяся депрессия высасывала все силы и мысли.       Некоторое время, пока Крис говорил по телефону с журналистами, вернувшиеся расспрашивали у Торбьерна, что произошло нового в их мире. Тот рассказывал растерянно, сбивчиво, не переставая вглядываться в изменившиеся лица друзей.       Броден заметно похудел, в уголках глаз резче обозначились морщинки, лицо стало обветренным и как-то…посуровело, что ли. Или то из-за здоровенной ссадины на скуле, подсохшая корка на которой стягивала кожу? Глаза потемнели, взгляд стал не испуганным… Осторожным, что ли. И движения. Не скованные, нет, но тоже, будто рассчитанные, чтобы не задеть ничего рядом. Странно, раньше за ним такого не наблюдалось.       Пэр? Он выглядел будто после тяжелой болезни: бледный, худой настолько, что не скрывает ни отросшая борода, ни широкая мешковатая одежда, и когда поворачивает вбок голову — становятся заметными вены на шее. Под глазами тени, но сами глаза привычно живые, блестящие. Тоже осторожный какой-то, дерганный. Оглядывается постоянно. «Что с ними случилось? Где они были? В плен попали, что ли?» — Тоббе терялся в догадках. Подмечал, что они стараются друг от друга далеко не отходить — два-три шага не больше. Расстояние вытянутой руки — схватить, удержать. Общаются мелкими жестами, без слов. Особенно это заметно было, когда они ели.       Подать что-то — короткий взгляд в сторону предмета, «спасибо» — кивок. Что с ними произошло?       — Ты чего завис, Тоббе? — Йоаким оторвал его от размышлений. — Привидение увидел, что ли? — С этими словами он легонько ткнул локтем Пэра и тот с каким-то им двоим известным пониманием усмехнулся и ответил за гитариста:       — Не, от привидений не так зависают.       — А? Привидений? А как от них зависают? Тьфу! — Тоббе, выныривая из своих мыслей, схватился за последнее слово, поддерживая разговор, но понял, что ляпнул глупость. Парни рассмеялись.       Послышалась возня где-то в коридоре — пришел Ханнес. Он жил недалеко и ходил пешком в отличие от остальных.       — Крис, меня что, глючит уже? Я слышал голос Йоке. — Обратился он к ритмачу, который все никак не мог отделаться от приставучих журналистов. Те пытались выспросить, не переносится ли встреча на другое время, а Реланд пытался объяснить им, что встречи не будет, стараясь не говорить о возвращении Пэра и Йоакима.       — Нет, тебя не глючит! — Гаркнул Броден ему в ответ, и уже все вместе они выбрались со своих мест, спеша осчастливить еще и ударника.       И у них это получилось. Несчастный Ханнес, увидев их, пошатнулся и быстро зажал себе рот ладонью.       — Тихо-тихо, не ори! — Крис тут же оказался рядом с ним — удалось все-таки закончить телефонный разговор — сгреб его за плечи.       — Дыши глубже, все нормально. Тебя не глючит, это не подделка, они на самом деле вернулись! — Голосом давящегося от смеха гипнотизера заговорил он с драммером, поглаживая его по голове.       — Господи, Йоке… Пэр. Мы уже думали… — Запинаясь, проговорил тот и закусил губу. С силой потер ладонями лицо, помотал головой. — Что мы уже тут только не передумали!       — Я ж говорил, вам вредно думать! — Хохотнул сзади Энглунд, глядя, как Пэр и Йоке обнимают драммера. — А его так осторожнее, чем меня!       — А он не сомневается, что мы настоящие.       Прошло чуть больше получаса, и все собрались за все тем же столом в свободной от оборудования комнате в студии. Но теперь в арсенале у них был ящик пива и две огромные пиццы, а значит уже можно было рассказывать.       И Йоаким начал первым. С самого начала, как они попали в аномалию и оказались в зоне отчуждения, как ранило Пэра и какая-то местная баба помогла им спастись от непонятного катаклизма, который там называют выбросом. Как потом лечила Сундстрема какими-то жёлтыми фигнями, от которых раны у него затянулись за сутки, как их мучали потом галлюцинации от контролеров.       От рассказа об излечении обалдели все, и Пэру пришлось показать новые шрамы, когда Тоббе уперся и стал всем доказывать, что такого в природе быть не может.       — Твою бабку за ногу… — Только и смог он произнести, когда увидел у басиста на боку и под ключицей следы не так давно заживших ран. Потянулся дотронуться, но Сундстрем дал ему по рукам и быстро застегнул рубашку и балахон на себе. Но увидеть, насколько он исхудал, успели все.       — Блин, Пэр, ты что из концлагеря… — Не сдержавшись, ляпнул Ханнес. — Что с тобой случилось?       — Это уже нормально, — Мрачно усмехнулся тот, и отхлебнул пива из банки. По блаженно зажмуренным глазам и блуждающей на губах полуулыбке было понятно, что он доволен несмотря ни на что.        — Расскажи, а? — Попросил Крис осторожно.       — Кстати, да. Чего с тобой? Ты в плен попал и тебя там морили голодом? — Тоббе не был таким осторожным. Вот же шнобель длинный, лезет с ним везде.        — До этого мы еще дойдем. — Йоаким машет на Энглунда рукой и тянет из коробки кусок пиццы. Слушайте, что было дальше. В общем, изломы и зомби. Нам пришлось с ними воевать!       Ханнес наклоняется вперед и почесывает затылок палочкой, Крис ерзает на месте, матерится и свистит, когда Броден в подробностях объясняет, как попавший в огонь зомби выбежал оттуда, и, горя, пробежал еще несколько метров, а потом упал и орал, аж пока он, Йоке, его не застрелил. Тоббе, потягивая пиво из банки, замечает благодарный взгляд басиста за то, что Йоаким отвел все внимание от его персоны.       И Йоаким его замечает. И еще кое-что. Просьбу не рассказывать о его, Пэра, смерти.       Но Бродену самому не хотелось говорить о последних событиях там, в Зоне. Язык не поворачивался в таком же полунасмешливом, бравом духе рассказать о том, как погиб и вернулся обратно Сундстрем. А иначе нельзя. Нельзя рассказывать серьезно и по-настоящему. Слишком гадко, слишком страшно.       Поэтому он стал рассказывать дальше о том, как их учили ходить между аномалиями и стрелять. Как о каком-то приключении из комиксов или компьютерной игры. Не говорить же ему было об ужасе в глазах Пэра, о том, как он кричал, когда они с Сулемой вытянули его из аномалии…       Он рассказывал, как они однажды собирали артефакты для того, чтобы продать и собрать денег на дорогу, как потом по дороге обратно отстреливались от кровососов, убегали, чуть не растеряли все собранные арты. И все снова в духе шутки про армию.       Как попали под дождь из кислоты и их выручил один местный сталкер.       Ханнес, Крис и Торбьерн слушали со смесью удивления, непонимания и иронии на лицах, но когда Йоаким показал угробленную татуировку — последняя улетучилась без следа. Они поняли, что парни их не разыгрывают. Тогда Тоббе подметил еще одну особенность, появившуюся у обоих. Тонкие шрамы на запястьях. Спросил.       — А что у вас за шрамы одинаковые на руках?       И пришлось тогда рассказать подробнее о парне, которого там называют Бункером. О том, как он помог Йоакиму спасти руку, как они напились у него в бомбоубежище джина, как он Сулеме руки склеил артефактом и она ругалась, когда они стали брататься с ним, а когда он ее освободил — набила ему морду. Как потом среди ночи к ним в убежище залезли какие-то твари и пришлось их отстреливать.       Сам не зная почему, помалкивавший Пэр заговорил об их с Йоке догадке о прошлом Бункера.       — Мы видели его с Йоке еще когда в старом составе играли. Выступали как-то вместе на одном фестивале. Группа звалась, как какой-то американский фильм. «Чужой» или «Хищник»… не помню. Какая-то злобная космическая дрянь, не важно. Их лидер тоже пропал и, вот, обнаружился там. — Йоке наблюдал за басистом и замечал, что тот хоть и бодрится тоже, но грусть в голосе не пытается скрывать.       Ему самому драло на душе от того, что тот Пэр остался в этой чертовой Зоне.       — И он вам помог уйти оттуда? — Торбьерн хмурился, пытаясь вспомнить группу с похожим названием.       — Да. Они с Сулемой помогли нам добраться до выхода на кордон. — Сундстрем кивнул и нервно передернул плечами. Его до сих пор морозило после случившегося. Не хватало энергии себя согреть, оттого и не вылезал он из балахона, а от воспоминания о пережитом вообще продрало морозом по спине.       — Не-не, подожди «ушли». А как вы ту дрянь перебили, что к вам залезла? — Реланд откусил большой кусок пиццы и с набитым ртом попытался остановить рассказчиков и узнать то, что его заинтересовало.       — Ты прожуй сначала, потом расскажем! — И Пэр и Йоке от его вопроса рассмеялись каим-то ехидненьким смехом.       — А что там было? — Ханнес подсунул еще одну банку с пивом Пэру. Тот со вздохом взял ее и открыл. Сделал пару больших глотков.        — Там была такая срань, что мне чуть не поплохело! — Броден зажал нос, давая понять, что пахло это не шибко приятно.        — Ладно-ладно, сейчас! — Реланд тоже глотнул пива, стараясь поскорее справиться с откушенной пиццей. Завозился, пихнул в бок Ханнеса, но тот не заметил.        Он не отрывал взгляда от Сундстрема. За время работы он успел понять, что тот может болтать много и долго о чем угодно, только не о себе и не о том, что для него личное.       И поэтому понимал, что нифига он не расскажет о том, что с ним произошло, от чего он стал похож на беглеца из концлагеря. Любопытство от этого грызло еще сильнее, поэтому и старался Ханнес побольше напоить Пэра. А вдруг-таки расскажет на пьяную голову?       И Пэр поддавался. Тянул из банки пиво, пока Йоке рассказывал о том, как они отбивались от собак по дороге к кордону, чувствуя, как внутри разворачивается какая-то туго затянутая пружина и медленно расслабляется тело.       «Сейчас Йоке расскажет, как я свалился к полтергейстам и начнется…» — Вяло подумал он и осторожно потянулся. Наконец-то можно было двигаться спокойно, не оглядываясь, не боясь задеть чего-то, что схватит тебя и разорвет на части.       И началось. Наперебой Тоббе и Крис стали расспрашивать об этих существах. Что оно-как оно-из чего оно. И еще уйма вопросов. И такая же уйма после слов о сонном зелье тех сектантов, которым напоил его Бункер.       Но самое тяжкое началось после того, как Йоке рассказал о блуждающих огнях на выходе из Зоны.       Они уже все были порядочно захмелевшими, и поэтому никто больше ничему не удивлялся. Спрашивали, почему они прилетели к Бункеру, а от Йоке убежали, спрашивали, страшно ли им было, спрашивали, на что это похоже… И они честно пытались объяснить и рассказать. Тоббе и Крис стали спорить, что это было: какие-то живые существа, типа светляков, или продукты химической реакции, Ханнес доказывал, что это призраки… Галдеж устроили знатный.        Но Йоке перебил, продолжил рассказывать и все притихли, когда дело дошло до последних событий. Йоке все-таки рассказал. Быстро, не вдаваясь в подробности, сказал, что Пэр умер и его вернула к жизни девка-призрак. Больше даже постарался описать ее прелести, которых на самом деле нифига и не было, но это не помогло.       Три пары глаз с удивлением, жалостью и каким-то глубоким страхом уставились на Пэра. Он опустил голову, чувствуя взгляды.        — Мы чуть не потеряли басиста… — Пытаясь оборвать повисшую тишину, неловко проронил Крис.       — И как оно было там? На том свете? — Ханнес. Утолил свое любопытство. Шокирован. В попытке дотронуться к Сундстрему потянулся рукой, но одернул себя. Взял кусок пиццы, но потом перехватил его в другую руку. Потер пальцы. Саднило.       — Как? — Сундстрем поднял на драммера усталый, мутный взгляд. — До всрачки холодно. — Мрачная ухмылка искривила его губы. — Больше не помню.       — Да ладно тебе, отстань от него! — Крис не сильно пихнул драммера в плечо. — Тебе приятно было бы такое вспоминать?       Ван Далл озадаченно поскреб макушку и вяло мотнул головой. Он сам успел изрядно окосеть.       — Не-а.       — Вот…ик! поэтому не приставай к нему с этим делом.       — Нууу… Не ссорьтесь, девочки. — Йоаким просек их пьяновато-колючие взгляды друг на друга и решил сменить тему. — Давайте лучше допивать это все…ээээ… и закругляться. Я не хочу весь день так сидеть. Хочу…ик! работать. — За разговором они не заметили, как время перевалило за полдень, ящик опустел, а от двух пицц остались жалкие огрызки.        Идея Бродена показалась всем стоящей — их с Пэром возвращение подействовало на всех, как то самое загадочное варево чернобыльских сектантов. Вернулись силы и желание работать дальше, отпустило охватившее безразличие ко всему происходящему, поэтому до самого вечера день прошел в активной, но не слишком упорядоченной деятельности.       Разбирались когда-то принесенные песни, записанные на отдельных листах партии, вспоминались уже было заколоченные в гроб идеи. Пэр не расставался со своей гитарой и играл, как и Энглунд — в любую свободную минуту. Йоаким ходил немного растерянный, перечитывал записанные в блокноте наброски текстов, что-то напевал… Все возвращались к прежней жизни. Поначалу шумно и беспорядочно, но когда выветрился хмель — уже спокойнее и обстоятельнее.       И все между собой как-то подметили, что каждый старается хоть невзначай коснуться того, кто рядом. Хлопнуть по плечу, ткнуть пальцами в бок, потрепать по голове или перехватить за руку, лезущую к гитаре. Прикоснуться хоть на секунду, чтобы почувствовать еще раз что все живы. Все на месте.       Вечером долго никто не хочет уходить домой, не могут разойтись. Решают сходить в ближайшее заведение и напиться там до потери памяти по такому радостному поводу, но когда Йоке заходит в комнатуху к Пэру, где тот за компьютером обычно шаманит, создавая рисунки к промо-продукции и прочей их атрибутике, становится понятно, что мероприятие откладывается.       Откинувшись в огромном кресле, басист спит, уронив голову на грудь. Отмытые волосы рассыпались ему по плечам, упали на лицо. Одна рука бессильно свисает вниз, другая — лежит на животе, рядом — ручка, выпавшая из разжавшихся пальцев.       Не решаясь подойти, Йоаким стоит несколько секунд, не отрывая взгляда от груди друга, пока не улавливает едва заметного дыхания. Слишком много раз он это уже делал, и сейчас по вредной привычке тоже повторилось.       — Эй, ну что вы там? Собираетесь? — Кричит им Тоббе. Йоке не отвечает. Все-таки подходит и наклоняется к Сундстрему.       — Пэр. — Осторожно трогает его за плечо. — Слышишь? Они собираются идти пить. Пойдем с ними?       Но тот даже не шелохнулся.       — Пэр? — Броден все-таки не сдерживается, просовывает пальцы под опущенный подбородок друга, щупает пульс на жиле возле горла.       — М-кх… — Басист коротко вздохнув, чуть поводит головой — мешает.       Йоаким со вздохом опускается на колени. Пройдет это когда-нибудь? Эта тревога?       В дороге, пока они добирались домой, Пэр несколько раз так же отключался, забывался глубоким сном, так что разбудить порой не получалось, и тогда становилось страшно. Что, если произошедшее не уйдет без следа? Что, если они вернутся и он… Не проживет долго? После случившегося. Что, если он захочет вернуться туда? Что, если… И этих «если» еще хренова туча. Черная, жалящаяся туча мыслей-ос, которые набрасываются на него, едва он остается наедине с собой.       Вот и сейчас, с сильно бьющимся сердцем он сидит на коленях возле спящего друга, чувствуя, как отпускают ледяные колючки паники, вцепившиеся в загривок. Еще одно «если» отпало и рассыпалось черной сажей.       Неужели, Бункер был прав? Неужели, если раз ты там побывал, то уже не избавишься от нее в себе? От этой Зоны? Спросить бы у Пэра это, что он чувствует, но не хочется будить.       — Ну, е-мое, что вы тут? Застряли, что ли? — С возмущенным воплем к ним вваливается Тоббе. Йоке вскакивает на ноги, Пэр, сильно дернувшись, просыпается, тоже пытается вскочить, но путается в ногах и падает обратно, дезориентировано, испуганно оглядывается.       Энглунд обалдело застывает на месте.       — Твою бабку за ногу…ты что, не мог сказать, что он спит? — Со смесью досады и смущения спрашивает у Бродена.       — Я не сплю… — Вяло отвечает Сундстрем и собирает в хвост волосы. Взгляд опущен, он старается не смотреть ни на кого. — Все нормально.       — Блин, Тоббе, кто тебя научил так вламываться? — Йоаким подходит к гитаристу, замахивается рукой, но только трепает его за волосы на макушке. — До инфаркта доведешь.       — Да ладно, вы ж говорили, что ничего уже не боитесь. — Гитарист улыбается, но изрядно сконфуженно. Вроде ничего и не случилось, но все равно неловко вышло.       — Страх — это одно, а неожиданность — другое. — Бормочет Сундстрем. — Что случилось? Чего такая паника?       — Да мы пить собирались. Такой повод. И вам в первую очередь положено с нами! — Гитарист смотрит с надеждой на виновников предполагаемого торжества, но те только переглядываются и качают головами.       — Я с радостью. Но, давайте, не сегодня. — Пэр встает и растерянно оглядывается. Что он делал последнее, перед тем, как уснул? — Надо себя немного в кучу собрать.       Йоке удивлен тому, как его тихий голос с первого раза убеждает ходячую занозу в заднице по имени Торбьерн. Гитарист пожимает плечами, чешет шевелюру.       — Ладно. Как хотите. Тогда в следующий раз. Но мы обязаны это отметить!       — Куда мы денемся. Отметим, — Йоаким улыбается Тоббе, а тот боком-боком выскальзывает из комнаты и уходит.       — Не пойдут они. — Слышится его расстроенный голос.       — Я ж тебе говорил. Им сначала отдохнуть надо. — Доносится голос Ханнеса.       — Ото ж. А напиться мы еще успеем. — Крис.       — А вдруг не успеем? Вдруг еще что-то случится? — Пэр смотрит на Йоакима и в глазах у него тоже тревожная бездна.       — И тебя это не отпускает? — Они понимают оба, о чем вопрос.       — Да. Оглядываюсь, хожу, как там. Чего-то жду постоянно. Как удара в спину.       — И я.       — Теперь понятно, почему Бункер не захотел возвращаться.       — Да. Он годами там жил. Тут ему крышу сорвет.       — Вот-вот.       — А нам?       — Не знаю. Надеюсь, это пройдет. Нам, правда, нужно отдохнуть хорошенько. Тебе так особенно.       — Да ладно, Йоке. Все нормально.       — Я вижу. Отрубаешься на ходу. Пошли, сейчас запряжем Криса, пусть домой тебя отвезет.       — Пошли… Домой это хорошо. Надеюсь. Только ты того… — Сдвинувшийся было с места басист остановился, замялся, глядя в пол.       — Что? — Йоаким обернулся к нему, окинул взглядом его сжавшуюся фигуру. Тревога кольнула сердце. Что он попросит?       — Не смейся только. — Он еще ниже опускает голову, переминается на ногах — отошел бы куда-то, взял что-нибудь в руки, но нет смысла.       — Да что, Пэр, говори. — Хочется потянуться и хорошенько встряхнуть его за плечи, но не следует. Пусть сам решится.       — Можно я лучше у тебя заночую? Я…я боюсь один в доме оставаться. — Тихо-тихо, по-детски смущенно и стыдливо.       — Твою бабку за ногу… — У Йоакима не хватило сил сдержать улыбку, но она была не насмешливой. Скорее облегченной — он ожидал чего-то хуже.       — Ладно-ладно, извини, сам справлюсь. — Не поднимая взгляда, но слыша, что он улыбается, Пэр резко отвернулся, сделал шаг к креслу, в котором остались его наушники.       «Святые ликвидаторы…на что это похоже? Взрослый мужик боится ночевать дома!» — заполошная от стыда мысль трепыхается в его голове, он не знает, куда деть руки, куда деться.       Но Броден быстро подходит, перехватывает его за рукав, тянет к себе и, сграбастав за плечи, крепко обнимает.       — Слушай сюда, порождение зоны. — Он крепко прижимает басиста к себе, не давая вырваться. Тот дергается, но не слишком сильно. — Клянусь быть верным в бою и в жизни. Клянусь защищать словом и делом. Клянусь делить с тобой беду и радость поровну. Ибо с этого часа ты мой кровный брат. Ты сам давал эту клятву вместе со мной. Или забыл?       Судорожное мотание головой в стороны. Нет. Не забыл.       — Вот. А после того, что мы пережили там, не доверять здесь друг другу и отказывать в помощи? Не свинство ли это?       В этот раз противоположное движение. Кивок и глухое «угу». То-то же.       — Поэтому ночуй, сколько нужно. Я этим обалдуям ничего не скажу.       — Спасибо. Я…долго не буду. Я справлюсь. — Тихо, глухо — голос, и уже очень ощутимо — дрожь тела под мешковатой одеждой.       — А если серьезно — то нам не мешало бы обоим показаться психиатру. — Броден осторожно отпустил Пэра. Тот отступил на шаг, обхватывая себя за плечи. Непонятно, то ли от холода его колотит, то ли от нервов…       — Это да. Но какой психиатр поверит нам и согласится это слушать до конца? — Говорит тихо, но уже смотрит в лицо, не отводит взгляда. Уже хорошо.        — Да хрен его знает. Разве, что такой, что тоже там побывал. — Йоке удрученно почесывает ежик ирокеза.       — Йоке, Пэр! Мы уходим! Закройте здесь все, как будете уходить! — Окрик Ханнеса раздается откуда-то уже из коридора.       — Подождите, мы тоже идем! — Йоаким гаркнул так, что у Пэра зазвенело в ухе.       — А-ай…что ж так орать?       — Они сейчас свалят, и мы пойдем пешком! Пошли быстрее.       Он схватил басуху Сундстрема и кинулся к выходу. Пэр двинулся следом.       Нужно было ехать домой.