Золушка

      Вслушиваться в голос над ухом Антон отказывается. Засунув голову под подушку, он смещается на самый край кровати и утягивает одеяло за собой. Лежал бы так весь день, будь его воля, но не судьба — к шуму добавляются толчки под бок, и выбраться из укрытия всё же приходится.       Приоткрыв один глаз, парень свешивает ноги на пол и дёргается, наступая на пластиковый бортик тазика. Хмурится, старается придать лицу более адекватное выражение и оборачивается. Он дома, более или менее выспался и готов праздновать Новый год. Чем не хорошее начала дня? В виске, правда, стреляет и открыть второй глаз получается с трудом, но это всё мелочи. — Что по времени? — потерев переносицу, Шастун разворачивается уже полностью и, подняв взгляд на Арсения, поджимает ноги под себя. — О, ты уже оделся. А я почему голый? — Ну, вчера ты утверждал, что тебе жарко, долго и мучительно снимал с себя всю одежду, а когда она закончилась, заплакал, потому что не смог раздеться ещё больше. Потом успокоился, но начал бороться со мной за окно, пытаясь открыть его настежь. Мне пришлось приложить усилия, чтобы не дать тебе сигануть со второго этажа в сугроб, так что извини за синяки на руках.       Антон хмурится, неверяще вглядывается в лицо мужчины и мотает головой. Верно прочитать чужие эмоции не может, но на шутку сказанное не похоже. Вопрос о количестве выпитого алкоголя парень решительно от себя отталкивает. Он этого элементарно не вспомнит. — Что ещё я делал? — Много разговаривал, не давал мне лечь спать до четырёх часов утра и хотел поехать к Паше, чтобы за что-то перед ним извиниться. Объяснишься?       Вздохнув, парень прикладывает ладонь ко лбу. Стыдно, не помнит вообще, как до дома добрался. Вчера и весело, и грустно, и волнительно было, а теперь разве что за себя страшно. Хоть Арсений и выглядит спокойным и сдержанным, наверняка всё же злится. — Я коньяк из его кабинета спиздил. Ну, подарочный. Вроде как даже не один. За это, наверное. — По тебе видно было, что не один.       Антон прикрывает глаза, стараясь принять для себя факт, что всё не так страшно. Да, перепил, но а с кем не бывает? Главное вспомнить, чем праздник в университете закончился. Арсений про это рассказать точно не сможет. — Блять, — Шастун дёргается и разворачивается к тумбочке, выискивая взглядом телефон. — Маме надо позвонить. Я забыл. — Это вряд ли. Она уже здесь, — Попов делает паузу, вглядывается в ошарашенное лицо парня с размазанным на нём гримом непонятного происхождения, и несколько раз кивает в знак подтверждения своих слов. — Позвонить ей ты забыл ещё вчера. Сказал, что не сможешь встретить, потому что занят, пообещал вызвать такси к аэропорту и пропал, даже не сообщив адрес отеля.       Парню хочется взвыть. По дороге в университет он настолько сильно переживал за то, как всё пройдёт, что выпал из реальности при первой же возможности. Казалось, что вся затея максимально странная и неловкая, и зря он на неё согласился, а теперь кажется только то, что он полная скотина. Иначе как можно было проебать время прилёта самых близких людей?       Подорвался бы прямо сейчас, только вот чувствуется, что Арсения не договаривает, и страшно от этого лишь больше. — Ну, — Антону не терпится. — Дальше что? — Дальше она позвонила мне и поинтересовалась, не знаю ли я о твоих планах и местоположении. Я ответил, попробовал дозвониться до тебя, а потом подумал, что будет красивым жестом предложить свою помощь, и поехал за твоими родственниками сам. — И? Как всё прошло?       Шастун нервничает. Не нравится ни тон мужчины, ни ситуация в целом. Конечно, о своих планах маме он рассказал заранее, но такого исхода событий не планировал. Всё продумал: и номер в отеле снял, и легенду про Арсения, его дом и свою комнату выдумал, и время распланировал. А сейчас всё это в бешеном темпе рушится. — Хорошо. Учитывая даже то, что ехал по предпраздничным пробкам я не быстро, — Попов медлит. Преподнесение следующей информации удовольствия не доставит, и предположений, как сгладить углы, у него совершенно нет. — Мы встретились, познакомились лично, поговорили. Твоя мама даже не обиделась на тебя. Может, думала, что дела у тебя действительно грандиозные и отличаются от распития коньяка.       Антон задерживает дыхание. Щёки горят, уши алеют, а сердце, кажется, выпрыгнуть из груди готово. Успокаиваться точно рано. — Ты отвёз их в отель, да? — неуверенно спрашивает он и прикрывает бёдра одеялом, потому что сидеть нараспашку уже некомфортно. — Нет, не отвёз, — мужчина отрицательно мотает головой. — Потому что я дурак, который захотел тебя порадовать и наивно посчитал твою пропажу из зоны доступа случайностью. Подумал, что тебе будет приятно встретиться с ними чуть раньше положенного и предложил устроить сюрприз. Мою идею одобрили, но кто же знал, чем она обернётся.       Арсений вновь прерывает повествование. Говорить и строить предложения так, чтобы Антон не отключился раньше времени сложно. — Не молчи, блять, — парень подгорает. Он не просил никаких сюрпризов и, судя по всему, чем-то хорошим они не закончились. — Нахуя вообще ты это придумал? Меня бухим увидели? Я не помню, сука, ничего!       Пазл не складывается, и Антон не знает, на что следует злиться больше. Такое происходит не впервые, он уже забывал подчистую свои похождения. Что осенью, когда забирал проёбанный вибратор, что после похода в клуб с Матвиенко и Позовым, когда на следующее утро проснулся в номере с Арсением. Но всё это никак не встаёт в один ряд со вчерашним.       Ёбаная алкогольная амнезия. — Мы долго тебя ждали и начали переживать. В одиннадцать вечера я не выдержал и позвонил Паше. Он ответил, сказал, что ты со своими друзьями давно ушёл, и больше вариантов что-то узнать у меня не было, поэтому мы продолжили сидеть на месте. — Дальше! — Ты приехал в первом часу. Как я понял, на такси. Зашёл сам и, что удивительно, достаточно тихо. Замешательство было секундным, потому что сразу от двери ты в скоростном темпе, не раздеваясь, прямо в ботинках похерачил в гостиную с выкриком моего имени и ещё пары коротких фраз. Меня ты увидел, а вот маму в угловом кресле нет, — Арсений вздыхает, разводя руками. — Сюрприз не удался, за нас его устроил ты.       Антон скулит. Так проебаться — что-то за гранью реальности. Хочется провалиться сквозь землю, а после вернуться обратно, привести внешний вид в порядок и побежать слёзно извиняться, но тело отказывается слушаться, а комната перед глазами никуда не исчезает, так что вариант с приснившимся кошмаром тоже отметается. — Скажи, что я пошёл спать. Пожалуйста, скажи это.       Парень себя не оправдывает. Повод напиться был, даже не один, и предугадать последствия он не мог. Знал бы, конечно, приехал бы сразу и в другом состоянии. Но как вернуть время? Как изменить всё произошедшее? — Ты попытался меня поцеловать, но тебе помешали два фактора: сначала я тебя оттолкнул, а потом тебя начало тошнить, и ты заблевал мою рубашку и пол. — Моя мама сидела и молча смотрела на это?!       Антон в ужасе. Сомнений в том, что он мог кого-то не заметить, не возникает. Свет вечером в гостиной не слишком яркий, и тёмная одежда сливается с предметами мебели. Помнит, проходили уже. Да и взгляд вероятнее всего сфокусированным и чётким не был. Но неужели всё это время женщина молчала? Хотя, какое там время… Прошагать от входа до дивана и влететь в Арсения дело минутное, если не секундное. — Ну, она позвала тебя один раз. Но получилось это тихо, и ты не заметил. Сразу побежал в туалет, и доставал тебя я уже оттуда. А потом было вот всё то, о чём я уже рассказал: жара, окно и по списку. — Что-то ещё она говорила? Тебе, может?       Руки начинают дрожать, но Шастун этого не замечает, полностью сосредоточиваясь на поиске оправданий, если они вообще существуют для такого абсурда. Разом проходит и голова, и плохое самочувствие исчезает. Пустота. — Нет. Я показал комнаты ещё днём, и к моменту, когда ты чуть-чуть пришёл в себя, в гостиной её уже не было.       Арсений зевает, прикрывая рот рукой, и с сожалением смотрит на парня. Нельзя сказать, кто виноват больше: оба молодцы. Но, наверное, бежать впереди паровоза всё же не стоило. Не предложи он эту идею, возился бы с Антоном в одиночку, и сегодняшний день начался бы по-другому. — Пиздец. Какой пиздец…       Подскочив с кровати, Антон оглядывает комнату в поиске своей одежды. Нужно что-то делать, нужно продолжать думать. Убежать и скрыться уже не получится, разговаривать придётся. Какой теперь Новый год? Не стол накрывать, а гроб себе готовить пора. — Может, признаться в том, что я перепил, извиниться и сказать, что перепутал тебя с кем-то? Не знаю, с девушкой какой-нибудь? Девушка же лучше? Арс?       Мужчина хмыкает. Подробности речей Антона он сознательно упустил. — Девушка с моим именем? Ты звал меня и просил готовить… Забей, не вариант. — Готовить что? — Шастун пробегается взглядом по полу. — Тазик? — с мольбой спрашивает он. — Таблетки какие? Постель? — Член, Антон. Ты просил меня готовить мой член, — Арсений поджимает губы. — Пока шатался в мою сторону.       Парень замирает на месте, будучи даже не в силах вдохнуть. Разворачивается и присаживается обратно на кровать, чувствуя жар в груди и висках. Извиняться и проваливаться под землю больше не хочется, а вот сдохнуть или хотя бы остаться в этой комнате навсегда — очень.       Мама такого просто не заслуживает. Не так узнают подобную информацию. Случившееся даже стыдом назвать нельзя. Это полный и безоговорочный провал. Ебучее фиаско, где для полноты картины не хватает только оваций и фейерверков. Цирковое представление, в роли которого выступил пьяный клоун. Неудачный стендап с единственной шуткой ниже пояса. Как ещё это описать можно?       В прочем, какая разница? Не это сейчас важно. — Котёнок, я… — Головка от хуя, — огрызнувшись, Антон вздыхает и меняет тон. — Диану позови сюда, пожалуйста.       Прятаться, сидеть и бездействовать по отношению к маме ещё неуважительней. Шастун трёт лоб и поднимается на ноги, подхватывая свои штаны с изголовья кровати. — Только её, если получится.       Проследив за тем, как Арсений кивает и молча удаляется, парень продолжает одеваться. Страшно, но а что делать? Уже похуй, адреналин в крови и так ебашит. Остаётся поправить кровать и ждать. Сестра наверняка легла раньше и позора его не видела, а значит можно у неё что-то выведать. Хотя, с другой стороны, перед смертью ведь не надышишься.       Антон приглаживает волосы, протирает глаза и лицо влажными салфетками, найденными на тумбочке, и отходит к окну, перебарывая в себе острое желание закурить. Давно он к сигаретам не притрагивался, но вчера и это решил восполнить. Теперь снова хочется.       Принципиально не понимает, почему всё и всегда идёт по пизде. Что вот он делает не так? За что? — Ты проснулся! Мы уже заждались.       Услышав тонкий голос, Шастун вздрагивает. Оборачивается, натягивает улыбку, насколько это возможно, и машет ладонью. Вытаскивать из себя позитив тяжело, эмоциональное состояние ни в одном месте не стабильно, но Диана, как и Серёжа, другого видеть не должны. — Я тоже по тебе соскучился.       Антон наклоняется, чтобы нормально обнять сестру, и только в этот момент осознаёт, насколько его ебашит: пальцы на руках живут своей жизнью, одну из скул почему-то сводит, а ноги в коленях подрагивают от любого напряжения. Посмотрел бы в зеркало — охуел, но, наверное, со стороны всё выглядит не так страшно. — Обманщик! Если бы скучал, звонил бы чаще. — Ну, у меня дел обычно много.       Жалкая попытка оправдаться. Дел обычно нихуя, но с появлением в жизни Арсения звонки домой стали чем-то постыдным: появилась боязнь спиздеть лишнего и проебаться. Не того, конечно, боялся, вообще не того. — Ох уж эта ваша взрослая жизнь.       Парень продолжает криво улыбаться. В любой другой момент он бы скорее всего посмеялся, но сейчас мозг на подобные изречения реагировать отказывается. Не становится тепло ни от встречи, которую он действительно ждал, ни от объятий. — Вот такая, да. Слушай, а мама встала? — Да, давно уже. Я же говорю, мы тебя долго ждали. И вчера, и сегодня.       Пожав плечами, Диана отходит к кровати и аккуратно присаживается на самый её край, тут же поправляя бортик покрывала. Прикасаться к чему-то девочке до сих пор неловко. Всё слишком красивое, и портить внешний вид вещей ей не хочется. — А можешь со мной посекретничать? Какое у неё сегодня настроение? Она расстроена? Злится на что-то? — Обычное настроение. Зачем ей злиться? Тут же так классно! Мы вчера весь вечер удивлялись.       Антон морщится. Информации не хватает, нужно больше. Иначе удивляться потом придётся самому. Удивляться, огребать, а заодно и вычёркивать свою персону из небольшого семейного древа. — Да? А что ещё делали? Расскажешь? — Ну, мы ещё город успели немного посмотреть. А потом приехали сюда, и больше ничего интересного не происходило. Арсений дал мне твой ноутбук, но я не смогла разобраться, как на нём что-то включить, а подходить второй раз и спрашивать постеснялась.       Вздохнув, Шастун закатывает глаза. Опять Арсений отличился: захотел и влез туда, куда не просили. Вот зачем? Зачем нужно было куда-то ехать и что-то придумывать? Почему нельзя было ответить на звонок и просто назвать адрес отеля? Ну или хотя бы такси вызвать, раз уж такой благородный? Приятное, блять, он сделать захотел. Охуеть как приятно сейчас. — Ладно, хорошо. Давай я сейчас схожу в душ, и мы с тобой потом нормально поговорим?       Получив согласие, Антон в очередной раз пытается улыбнуться. Всё до ужаса неправильно. Сколько он раньше с Дианой времени проводил, а сейчас даже собой быть неспособен. Неловко, и спросить как будто не о чем — вопросы попросту не возникают. Узнавать о школе, друзьях и увлечениях сестры не хочется, потому что в голове совсем другое, и быть искренним не получится. Неподходящий момент. — Тош?       Вот и всё. Не успел ни в душ, ни речь придумать. Как сейчас найти в себе хоть какое-то желание поднять голову и что-то произнести? Как этот момент пережить и реально ли вообще после него в живых остаться?       Кинув на сестру молящий взгляд, парень закусывает губу. Надеяться на то, что та останется в комнате, бессмысленно, потому что девочка уже начала подниматься. Да и маме не скажешь, что она не вовремя, и уйти не попросишь. Остаётся только стоять неподвижно и мысленно читать молитвы за своё здоровье, физическое и ментальное, потому что последнее точно пострадает.       Когда дверь наконец закрывается, Антон начинает готовиться падать в обморок. Общее состояние этому только способствует: суточный голод, тремор, звон в ушах, стресс и легкое головокружение. Чем будет не прекрасное завершение диалога, если он, конечно, успеет состояться? — Доброе утро, — с трудом выдавливает из себя он, не поднимая взгляда. Может, уже и не утро, но узнать точное время не получилось. — Как спалось?       Ответа Шастун не получает, зато получает подзатыльник и последующие объятия. Предсмертные, скорее всего. — Злишься на меня?       Вздохнув, женщина отступает. Видеть сына, спустя столько времени разлуки, приятно, но и спустить всё произошедшее на воздух невозможно. — Конечно, злюсь! Растила сына, а вырастила…       Антон сжимается. Интересно, кого? Своё разочарование? Дочь? — Алкаша. Ну как можно было так напиться, скажи мне? Совсем здоровье не бережёшь? Приехал почти раздетый, без шапки, в расстёгнутой куртке и с бутылкой в руке… Стыдоба!       Вытаращив глаза, парень немеет окончательно. Он спит? Находится в каком-то другом измерении? Иначе как ещё можно объяснить услышанное? Поверить в то, что разговор начался не с темы членов, нереально. Почему маму волнуют не они, а грёбаная одежда? Жарко для неё было слишком. — Я с одним знакомым мирился, — Антон говорит тихо, себе под нос, потому что по-другому сейчас не способен. Может, молитвы какие подействовали? — Я раньше не пил. — Не пил, — соглашается женщина. — А ещё не врал мне.       Нет, молитвы не подействовали. Зря обнадёжился, всё только начинается. — Извини. — Про комнату какую-то придумал, про билеты соврал. Сразу нельзя было правду сказать, чтобы я не переживала?       Шастун вздыхает, продолжая теребить край собственной футболке. С комнатой-то всё нормально было, а вот с билетами действительно облажался. Забыл совершенно, что для их покупки данные документов нужны. Пришлось потом звонить, признаваться и просить скинуть фотки. — Не смог.       Пожав плечами, парень горбится. Поднять взгляд всё ещё не решается. Ждёт, когда до членов дойдёт. Должно дойти, самое яркое ведь из впечатлений. Мама, наверное, просто от меньшего пойти решила. — Не смог он. Похудел вон как, ешь вообще?       Антон перестаёт дышать. Как долго над ним будут продолжать издеваться и оттягивать момент? Но заговорить первым он тоже не решится. — Ем, мам. — Тогда пойдём, позавтракаешь.       Вздохнув, Майя протягивает ладонь к растрёпанным волосам сына и поправляет их, скользя тёплыми пальцами по взмокшему лбу. — И подстричься тебе уже надо бы. Оброс весь.