Тульпа... или нет?

Дни шли относительно спокойно. По крайней мере, на первый взгляд. Натаниэль продолжал наблюдать за Марком и пытаться понять, когда же с мальчиком можно будет поговорить. Маринетт казалась более рассеянной, чем обычно, несчастной и уставшей, потускневшей. Однако те два раза, когда Куртцберг пытался разговорить ее, понять, что происходит, девушка начинала переводить тему, неловко улыбаться и отшучиваться. В конце концов, он оставил попытки выяснить хоть толику правды о ее состоянии. Что-то мешало Маринетт признаться в том, что ей мучительно плохо и больно. Но судя по всему, он не тот, кому она хочет открыться, а его вопросы ей лишь добавляют дискомфорта. Однако Марк оказался на удивление более открытым. Пусть он смущался и краснел, но когда Нат решился и начал его расспрашивать о случившемся конфликте с другим Натаниэлем, Ансьель хоть и не мог разговаривать вслух, но стал писать ответы в своем блокноте. В тот день Натаниэль подошёл к нему и, мягко улыбаясь, спросил, не против ли юноша поговорить наедине в более или менее тихом месте. Ансьель согласился, и они заняли свободный кабинет, сели за одну парту рядом друг с другом. Рыжий мальчик начал говорить спокойно, поглядывая на собеседника: - Итак, я не хочу на тебя давить. Ты, похоже, пережил довольно много трудных моментов. Только есть одна маленькая проблема: ты можешь мне не верить, но я не тот Натаниэль Куртцберг, которого ты знал какое-то время назад. Я… ну скажем так, ты видел фильмы или читал книги, в которых есть так называемые параллельные вселенные? Вот я – другая версия Ната, из другого мира, - он старался быть как можно дружелюбнее, ему не хотелось бы напугать или расстроить Марка. – В моем мире нет мальчика, похожего на тебя, а почему – я не знаю. Но суть в том, что я вижу, что тебе было очень больно, да и сейчас, наверное, тоже, ведь некоторые поганцы продолжают тебя обижать. Я не могу спокойно смотреть на это, - он взял руки Марка в свои и осторожно сжал. – Но чтобы понять, что случилось в целом, и помочь тебе, я бы хотел понять, из-за чего произошёл конфликт, если ты не против. Если тебе неприятно вспоминать, что именно Нат делал с тобой, то это необязательно. Просто расскажи мне, хорошо?.. - из-за какой ситуации он вел себя с тобой так бесчеловечно. Я обещаю, что в любом случае буду на твоей стороне, - Нат положил одну ладонь Марку на плечо и заглянул в глаза. Тот сразу покраснел и отвел взгляд, нервно кусая губы. У Куртцберга защемило сердце, видеть страх Марка было невыносимо, и рыжий юноша обнял жертву своего любопытства. – Ладно, прости, наверно, я все же надавил на тебя. Если это слишком тяжело, то не говори ничего. Марк, неловко приобняв дрожащими руками Ната в ответ, затем отстранился и открыл свой блокнот, взял ручку и стал писать: «я перевелся в коллеж Франсуазы Дюпон около четырёх месяцев назад. Сначала все было относительно хорошо. Но я заметил Ната, я видел, что он все время что-то рисует. Узнал, как его зовут. Я не то, чтобы влюбился с самого первого взгляда, но мне было интересно, что он за человек и как именно рисует, и я потом нашел его рисунки на сайте коллежа. Они были прекрасны. А Натаниэль казался мне скромным и потому… не знаю, милым? Я был уверен, что он спокойный и добрый. Честно говоря, я и сейчас думаю, что где-то глубоко внутри добрый. Нет, я не дурачок. Вроде бы. Я прекрасно осознаю, что он делал со мной… очень плохие вещи. Но… ведь ты тоже Натаниэль и ты совсем не злой. Разве он может быть настолько другим? В общем, постепенно я все же влюбился, будучи уверен, что Натаниэль… наверно, представлял его себе святым. Я был очарован им, ослеплен образом, который придумал себе сам. Потом так вышло, что Маринетт решила нас познакомить, потому что она видела, что я постоянно что-то пишу, а он рисует. Как оказалось, он очень хотел создать комикс, но у него были проблемы с придумыванием истории. Я слишком стеснялся, чтоб подойти самому. Я уронил свою тетрадь, мы поговорили с Мари, которая тетрадь нашла. Она предложила сделать так, чтоб Натаниэль прочел сюжеты, не зная, кто автор. Вот только мой сборник рассказов назывался «дневник Ледибаг» и написан от ее лица. Нат подумал, что Ледибаг действительно в него влюблена, а он тоже был от нее без ума. Когда же узнал, увидел меня в парке – решил, что я хотел поиграть на его чувствах. А я просто… я честно не хотел играть с ним, я очарован им… был… или есть до сих пор. Я совсем не хотел делать ему больно, смеяться, обижать. Я знаю, что ему действительно было больно из-за всей этой ситуации. Я такой глупый!» - на этом моменте Марк зажмурился и стиснул зубы, сжал ручку в кулаке. Натаниэль тихо охнул и положил на его руку свою, а другую на щеку Ансьеля, осторожно погладил по ней: - Тише, тише. Извини, что заставляю тебя вспоминать все это. Не волнуйся. Давай я прочту, - Нат мягко улыбнулся, убирая отросшие пряди с лица Марка, потом взял его тетрадь и прочел откровение мальчика. Куртцберг был поражён: он не знал всех деталей самой травли, хотя видел видео, показанное Хлоей. Другой Нат, тот, что принадлежал этому миру, казался «пришельцу» бессердечным эгоистичным чудовищем, однако Люммо и теперь Марк пытаются найти оправдания его поступкам. Наверно, им просто неприятно принимать правду… или же Нат просто чрезмерно предвзято судит о нем? Сложно сказать. Сейчас мальчик перед ним сидит съёжившийся, опустивший голову. Сгорбленный под грузом издевательств, чувства вины, противоречивых ощущений и мыслей. Он осознает, что с ним дурно обращались, но он все еще корит себя за то, что… обманул чьи-то ожидания? Натаниэль тихо вздохнул, придвинулся, взял в ладони лицо Марка и заглянул в глаза: - Ты не глупый, Марк. Тебе не в чем винить себя. Да, ваша с Мари затея была не очень удачной, но это не значит, что нельзя было дать вам объясниться вместо того, чтоб рубить с плеча. Я вижу, что ты до сих пор заботишься о его чувствах. Не знаю, кто может назвать тебя глупым, но точно не я. Ты просто юн, как и мы все тут. Думать об окружающих только хорошо это нормально, не окунуться же сразу в омут недоверия! То, что ты был очарован – это тоже нормально. Ты просто верил в хорошее в человеке, а это лучше, чем думать что-то плохое. Наверно, это та причина, по которой многие из нас верят байкам Лилы: они хотят видеть в ней, как и в других людях, хорошее. Подумать о ком-то плохое это мысленно оклеветать его. Можно сказать, это было бы преступлением против человечности. Но это не делает тебя глупым. Ты просто… попал под горячую руку в некотором смысле. Отчасти я понимаю… другого Ната, надо мной тоже порой подшучивали и разыгрывали. Но видимо, ваш Натаниэль воспринимал это еще болезненнее, чем я. Не скажу, что это как-то оправдывает его и очищает его совесть. Однако… неужели никто ни разу не пытался за тебя заступиться, когда тебя мучили? Марк, слушая успокоительную речь Ната, все больше краснел. Потом несколько раз учащенно моргнул, снова взял свою тетрадь и написал продолжение своей исповеди: «Нет, почему же! Адриан и два крупных парня из его класса, когда успевали, вмешивались и оттаскивали от меня тех, кто пытался меня побить. Будь то Нат или парочка местных хулиганов. И Маринетт всегда поддерживает меня. Мы знакомы несколько лет. Ей очень плохо от того, что произошло между мной и Натом. А еще… Хлоя Буржуа.» ☆☆☆ Марк в туалете стоит у умывальника и смотрит в зеркало, разглядывая синяки, которые успел получить, ссадины… растекшуюся тушь. Его глаза блестят как-то лихорадочно, его тело сотрясается мелкой дрожью, когда он сглатывает ком в горле. Хотя он не плачет, по крайней мере уже сейчас. Весь его вид совершенно бедственный. - И что ты тут делаешь, м? Перепутал женский туалет с мужским? – послышался холодный ехидный голос. Из кабинки за его спиной вышла Хлоя. Марк знает, что эта девочка учится в одном классе с Натом. И что у нее дурная слава совсем дряной особы. Да и сам он, в общем-то, пару раз попадал под ее «обстрел» колкостями. - Д-да. Изв-вини. Я… убегал от хулиганов и заскочил в первую попавшуюся дверь. Я… я уже ухожу, извини, еще раз, - он нервно сглотнул комок ещё раз и попятился. Однако Хлоя сделала два широких шага и схватила Марка за запястье, потянула к себе, так что какое-то время они стояли вплотную друг к другу. И он видел непролитые слезы, от соли которых ее глаза покраснели. Она тоже… от чего-то страдает. Не картинно от какого-нибудь пустяка, на публику, как это часто с ней бывает. Случилось что-то, что вынуждает ее пролить слезы, которые она не хочет открывать этому миру. Девушка шмыгает носом тихо, пару раз моргает, чтобы слезы спрятались, отводит взгляд. - Стой. Так выходить нельзя. К тебе опять прицепятся, выглядишь совершенно нелепо. Умойся, ты же собирался. А потом… я тебя загримирую. - Н-но я умею… - неумело попытался возразить Марк. - У тебя руки дрожат, в таком состоянии ты только под клоуна себя размалюешь. Не спорь со мной! – шикнула она, скрестила руки на груди. Затем, дождавшись, пока он покорно смоет с лица остатки туши и, кажется, капли подсохшей крови, она достаёт свою косметичку. – Садись на подоконник. Когда он повинуется, она начинает работу. Ее пальцы мягкие, тонкие, холодные. Но она работает крайне ловко и аккуратно, иногда командуя ему – «открой глаза», «закрой» и тому подобное. Признаться, Ансьель боялся, что она намеренно накрасит его каким-нибудь дурацким образом, чтоб дополнительно поиздеваться, но нет: она лишь мастерски прикрыла следы побоев. Кое-что ещё проглядывало, но это были слишком большие синяки, чтоб полностью скрыть их. Затем она отпустила его и ушла из туалета первой, и Марк услышал, как она говорит с Натом: он спросил что-то насмешливо, а она ответила с явной неприязнью. Это не был апломб богатеньких нарциссов, это было презрение другого рода. Кажется, Марк расслышал слово «психопат», произнесенное голосом Хлои. Еще несколько раз Хлоя гримировала его после издевок. В один день она, закончив свое дело, крепко стиснула его руку, оставляя следы от длинных ноготков, и внезапно для них обоих заплакала. Сквозь зубы она пробормотала что-то вроде «за что она так ненавидит меня?». Потом, судорожно вздохнула и хмыкнула. «Впрочем, нет. Ненавидят того, кого замечают. Я же для нее лишь пустое место, за счет которого можно поднять свою самооценку.» - О к-ком ты, Хлоя? – неуверенно спросил Ансьель шёпотом. - Моя… мать. Марк удивлённо моргнул и промолчал, но неловко обнял ее за плечи. В другой раз, когда он сделал так, она схватила его как плюшевого мишку и уткнулась лбом в его плечо, стискивая зубы, чтоб даже он не слышал ее всхлипов в полную силу. Он не мог пошевелиться. Так они нашли друг друга, два разбитых человека. ☆☆☆ Марк понимал, что Хлоя не простит ему, если он расскажет кому-либо о ее срывах. Потому приписал лишь фразу о том, как она помогала ему: «она несколько раз помогала мне закрасить следы нападений. Она не такая, какой кажется.» Нат удивлённо моргнул. Теперь он понял, почему Хлоя так злорадствовала и потешалась над его ослаблением после драки с Адрианом: во-первых, она по каким-то личным причинам прониклась сочувствием к Марку, а во-вторых – Адриан Агрест ее друг «с пелёнок» и для нее практически ангел во плоти. Эти два мальчика стали для нее… неприкасаемыми, и те, кто обижает их или попросту отвлекает их внимание от нее – для Хлои враги. В какой-то мере, это, наверно, даже мило. Нат покивал задумчиво, а потом задал последний вопрос: - Ладно, хорошо, что друзья у тебя все же были. Но как же твои родители? Они ни разу не пришли и не поговорили с директором или учителями? Пусть ты не в первом классе, но ты их ребенок, а Нат, как я понял, нападал на тебя иногда даже не в одиночку. Марк смутился и закусил губу, развёл руками, потом сделал еще одну запись: «они злились на то, что я сам не мог дать отпор. Они говорили, что раз я парень, будущий мужчина, то должен уметь дать сдачи и они не собираются решать мои проблемы вместо меня. И что мне должно быть стыдно за свою слабость.» Нат издал долгий вздох. Ну что ж за люди бывают. Хоть бы в секцию самообороны тогда сына отдали. Да и что мог бы сделать Марк против акуматизированного? Ничего. Значит, им просто плевать на своего ребенка. Он сморщился, раздражённо засопел. Но потом заметил испуганное лицо Марка, который, наверно, решил, что злятся на него. Так что рыжий юноша постарался успокоиться, снова улыбнуться. - Ладно. Пока закончим этот разговор. Без этого наверняка уже неуютно, да? Пойдём купим в киоске какао, согреемся. Марк неуверенно улыбнулся и кивнул. Надо отметить, что теперь Натаниэль хотя бы частично понимал, почему так подавлена Маринетт. [Пусть Марк и не рассказывал о том, как конкретно Адриан его утешал, и как Маринетт их застала, призналась в чувствах, а Адриан этого признания даже не заметил]: стереть имя Марка из тетради и дать эту тетрадь Натаниэлю было ее идеей, и именно это стало катализатором всей катастрофы. Девочка всего лишь хотела помочь, неуклюже, но из-за нее один ее друг стал мучить другого, и она страдала от чувства вины. Надо будет поговорить и с ней, объяснить ей, что Нат должен был и свои мозги и совесть иметь, а не превращаться в охотника. Но скорее всего, убедить ее будет еще сложнее, чем Марка. Однако сейчас он лишь смотрел на то, как Марк понемногу, но раскрывается, становится чуточку менее нервозным. Натаниэль смотрит на него в лучах осеннего не особо греющего солнца, на его румянец, на блеск в глазах. Хотя бы на какие-то короткие мгновения Ансьелю становится менее больно от всего пережитого. Может, Люммо и прав, когда говорит, что все это опасно. Потому что вернётся тот, другой Натаниэль, и будет снова обижать Марка. Но рыжий художник пытается не просто один раз утешить мальчика. Нет, он старается мягко и аккуратно научить его любить самого себя и не брать на себя вину и ответственность за все подряд, давать отпор моральному насилию. Донести до него, что Марк все это не заслуживает, донести, что он ни в коем случае не должен терпеть, как бы ни был влюблен. Он не собирается уходить отсюда, оставив Ансьелю наивную надежду, что все будет хорошо, чтоб он потом снова позволил себя унижать. Но прежде, чем вкладывать это ему в голову, надо ведь дать немного просто любви и заботы. И почти тоже самое он должен донести до Маринетт. Поэтому на следующий день он все же подошел к Маринетт на перемене и присел рядом, тихо заговорил: - Привет. Я бы не хотел надоедать тебе, но теперь нам действительно нужно поговорить о случившемся. Маринетт вздрогнула и посмотрела на него с паническим ужасом, а потом виновато поникла. Куртцберг вздохнул и приобнял ее за плечи: - Не бойся, я пришел не кричать на тебя или что-то в таком роде. Просто Марк рассказал мне, как ты дала другому Нату его сочинения, стерев имя автора, и что из-за этого и начался весь кошмар. Ты… - он сбился, закусил губу. – Когда я появился тут, ты уже была подавлена. Твоя идея действительно была неудачной, но это не значит, что ты совершила что-то ужасное. Я не тот Натаниэль, я другой, из параллельной вселенной. В моем мире всей этой истории с Ревёрсером просто не было и даже Марка как такового я ни разу не видел. Но я тоже Нат. Я не могу позволить тебе и Марку одним нести ответственность. Вы сделали одну маленькую глупость, а он натворил много других. Вам не нужно чувствовать себя чудовищами или справедливо наказанными преступниками. Я не знаю, как еще убедить вас. Но вы должны начать заботиться о себе. Маринетт сдавленно охнула и кивнула, шмыгнув носом. Подумав, она проговорила: - Когда-то не так давно он был влюблен в меня, рисовал комиксы о том, как в геройском облике спасает меня от марионеток Бражника. Хлоя высмеяла его при всех, и он акуматизировался. Потом Ледибаг и Кот Нуар остановили его и привели в чувства. Но я даже не попыталась поговорить с ним о его чувствах. А в этой истории с тетрадью он, наверно, и вовсе решил, что я хочу добить его. Он наверняка ненавидит меня! Она закрыла лицо руками. Натаниэль только округлил глаза и приоткрыл рот. Все еще хуже, как оказалось. Нет, он вообще ни одной мыслью не винил в чем-то девушку, просто сейчас понял, что ее чувство вины еще глубже, чем он предполагал. Но он знал себя. Марк прав в том, что что-то общее между Натами разных миров быть должно. Поэтому он обнял девочку: - В моем мире я тоже был влюблен в нашу Маринетт. А затем разом в Леди Нуар и… кхм, мистера Бага, - Нат покраснел. – Ну, после того, как они изгнали из меня акуму. Я не ненавижу тебя и тот другой Нат наверняка тоже. Скорее всего, он даже не помнит, обсуждали ли вы его чувства или нет. Для нас новые сильные эмоции перекрывают прошлые. Но даже так, я думаю, он сильнее обижен на Марка. Но так же, думаю, там, в моем мире сейчас, его негативные эмоции должны немного утихнуть. Там нет Марка, и некому эти обиды тормошить. Нат немного погрустнел. Ему наверняка придется вернуться в свой мир. И там нет Марка. И это самое больное. Маринетт неуверенно затихла. Простила ли она себя? Кто ж знает. - Сп-пасибо, - почти шёпотом произнесла она, попыталась улыбнуться, но тут же бросила эти попытки, закусила губу. – Я очень ценю… но… сейчас мне правда сложно прекратить стыдиться всего этого. Никогда ещё мои промахи не приносили столько бед другому человеку. А Марк мне не чужой, мы знакомы несколько лет, - она сглотнула ком в горле, глядя куда-то в сторону и не решаясь посмотреть на Натаниэля. – Марк мог погибнуть. Нат мог отвечать потом за это. Я не представляю, как все это можно исправить. Только путешествием во времени, наверно. Извини, если обидела тебя. Ты хотел помочь. Но я не имею права принимать эту помощь! – она вскрикнула вдруг и побежала прочь. Юноша вздохнул, глядя ей вслед. Не вышло. ☆☆☆ Жизнь Марка почти всегда была не самой простой, всегда случались какие-то проблемы, но в большинстве он предпочитал думать, что это норма и у людей вокруг тоже постоянно что-то происходит. Он даже стерпел издевки в его предыдущем коллеже, откуда его как раз перевели из-за травли, «причиной» которой послужило его несвоевременное признание в чувствах. Пожалуй, он был мальчиком наивным и романтизированным, и, видимо, первый неудачный опыт не очень четко запечатлелся на подкорке. Но так или иначе, вскоре после того, как он поступил в коллеж Франсуазы Дюпон и постепенно влюбился в Натаниэля Куртцберга, его жизнь полностью превратилась в сущий кошмар и в некотором смысле… наверное, напоминала картины Босха. Он уже не знал, куда деваться и что думать и делать. Так сильно его еще не доставали никогда и нигде. И, по правде говоря, заступничество Адриана, его доброта и нежности, его периодическое раздражение из-за того, что Марк позволял такое отношение к себе – не облегчало ситуацию ни на йоту, скорее наоборот. И поэтому он ощущал себя подлым и неблагодарным поганцем. Однако травля в коллеже постепенно сбавила темпы, зато после появилась новая причина для головокружения: на следующий день после разговора с Натом к Марку подошла женщина. Гувернантка Адриана Агреста. Она что-то долго объясняла, на редкость сбивчиво, а Ансьель просто недоуменно округлял на нее большие зелёные глаза. Хотя суть он все же понял: вся его прежняя жизнь подделка. Его семья. Все это время он жил в семье, которая не была настоящей, потому что кровных уз между ними и двумя людьми, которых он до этого дня считал своими родителями, не было. Пусть даже внешне они были отчасти похожи с «отцом». Наверно, это действительно обидно. Ведь Натали Санкёр рассказала, что влюбилась в женатого мужчину, который обманул ее, а когда узнал о ребёнке, которого зачал – сбежал. И она оставила малыша в роддоме и тоже сбежала. Когда несколько раз пыталась сделать аборт – в итоге не решалась. Он был еще младенцем, когда его усыновили. Конечно же, Ансьели ничего не говорили об этом ребёнку, которого называли своим. Редкие фотографии в их доме всегда указывали на то, что он сын Ансьелей. Но никогда особо не проявляли нежности и привязанности. Его не били, его редко наказывали лишением чего-либо, да и не за что – он был послушным тихоней, прилежно учился. Но он не был по-настоящему нужен. Ни им, ни своим кровным родителям. Вот чего она сейчас добивается, эта женщина? Хочет сказать, что хочет забрать «своего малыша» домой? Ерунда какая-то. Зачем он ей спустя пятнадцать лет? На глаза навернулись слезы, сердце больно кольнуло, а в горле встал колючий ком. Марк не выдержал напряжения и бросился бежать прочь. Он не был готов к подобному. Не после других пережитых невзгод. Ему казалось, что в его жизни не осталось ничего стабильного. Натаниэль и Адриан долго успокаивали его, но никак не могли понять, что его так встревожило мальчика. В конце концов, он перестал плакать, но ничего не объяснил. Он просто устал. А потом они договорились с компанией друзей пойти в новый торговый центр на выходных. Там должно было открыться множество магазинов для разных хобби. ☆☆☆ Адриан пришел к Марку сам на следующий день после его огорчения, и Марк рассказал про «разговор» с Натали, едва снова не сорвавшись. Адриан, видя его опечаленность, обнял и хотел было поцеловать – в висок – но Марк испугался и отпрянул. Закрыв руками лицо, он пару мгновений тяжело шумно дышал, потом достал из своей сумки тетрадь и ручку, начал дрожащей рукой писать: «Прости, Адриан, я очень ценю твою поддержку! Клянусь! Но, пожалуйста, больше не нужно целовать меня. Прости. Я… я не хочу быть неблагодарным, ты очень классный, но я не хочу об обманывать тебя. Я не испытываю к тебе романтических чувств, ты мне почти как брат! Пожалуйста, не сердись!» - и потом передал блондину, а сам зажмурился, готовясь к худшему. Юноша прочел послание, удивлённо поглядел на Марка и… улыбнулся, а потом снова обнял: - Это ты прости. Я заставил тебя чувствовать себя виноватым. Все хорошо, Марк. Ты прав. В конце концов, ты и так перенес безответную влюблённость, с твоими чувствами обошлись очень грубо. Я… я просто мало общался с людьми раньше, плохо понимаю чужие чувства, да и свои наверно тоже иногда . Я должен был понять, что заставляю тебя чувствовать себя неловко. Обещаю, я выполню твою просьбу. И тоже буду относиться к тебе, как к брату. Так что с романтическим намёком я больше тебя целовать не буду. Только как брата, - он усмехнулся и слегка коснулся губами макушки Марка. Тот густо покраснел и растерянно уставился на Агреста, и тот рассмеялся. ☆☆☆ Наконец, настали те самые выходные, и ребята собрались довольно большой компанией в торгово-развлекательный центр. Адриан немного задержался, но по сути это было вообще чудом, что он смог прийти. Скорее всего, он или не сказал отцу, что куда-то пойдет после фотосессии, или на коленях молил о разрешении. Марк, Алья, Адриан и Кагами с разных сторон озадаченно наблюдали за сверх подавленной Маринетт. Она даже не смотрела на Агреста, по крайней мере, на первый взгляд. Но стоило почти всем отвлечься, как Мари куда-то пропала. Пошла за ней Цуруги, которая единственная осталась внимательной. Она нашла девушку, сидящей на полу у стены, в коридоре. Дюпен-Чен обнимала колени и прижималась к ним лбом, тихо всхлипывая. - Маринетт, что-то случилось? – тихо спросила Кагами. – Ох, извини, это точно глупый вопрос. - Ох, ну чего ты хочешь, Кагами? Оставь меня! Оставьте меня все! – раздраженно ответила приглушённым дрожащим голосом Мари, и, крутясь на полу на своей пятой точке, она повернулась к японке спиной. – Я… лучше б я вообще не приходила, я только испорчу всем настроение! Кагами удивленно поморгала, застыв с протянутой рукой, которой хотела коснуться плеча девушки. Вероятно, в ином случае, она бы пожала плечами и ушла – она не особо хорошо знала Маринетт. Она не была с ней особо близка. И она в принципе плохо ладила с людьми, а особенно со сверстниками, которые считали ее Снежной Королевой. Но Адриан помог ей почувствовать себя более живой, помог ей немного раскрыться рядом с ним. И поэтому подружиться с ним оказалось довольно просто и приятно. А сам Адриан в свою очередь рассказывал часто о том, как Маринетт и Нино помогли ему, когда он впервые пошел в коллеж. Он говорил о многих своих друзьях, но чаще всего именно о Нино и Маринетт, которых всегда описывал, как очень добрых и отзывчивых. Поэтому Кагами решила, что не может просто уйти. Тем более, не так давно Адриан неловко и как-то скомканно признался, что чем-то обидел Маринетт и видит, что она все еще растроена, но не признается в этом. Кагами не считала, что так уж хорошо разбирается в людях, но была почти уверена, что Маринетт была влюблена в Адриана и потому старается не… что не? Не давать ему чувствовать себя виноватым, даже если он действительно сделал что-то не то? Наверно, так. В любом случае, она подошла ближе, опустилась на колени и положила руку на плечо девушки: - Ты не портишь мне настроение, Маринетт. И тем более, ты не можешь испортить его своим более давним друзьям, которые ждут тебя там. Они все время говорят, как ты им помогаешь. И это нормально, что они хотят помочь тебе. Если тебе плохо, это не значит, что ты портишь им настроение. - Я НИКАКОЙ НЕ ДРУГ! Я НЕ МОГУ БЫТЬ ДРУГОМ, ОТ МЕНЯ ОДНИ БЕДЫ! Я ПЛОХОЙ ЭГОИСТИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК И ПЛОХОЙ ДРУГ, ТАК ЧТО УХОДИ, ПОЖАЛУЙСТА!- окончательно вышла из себя Маринетт, резко повернувшись лицом к Кагами и… ударившись с ней лбами. Кагами удивлённо округлила глаза и приоткрыла рот, глядя на Дюпен-Чен, на ее заплаканное лицо, красные горящие глаза, в которых читались злость (скорее, на саму себя), боль, страх. Возможно, в ином случае Кагами бы действительно ушла. Но сейчас ей казалось это неправильным выбором. Дело даже не в акуме, которую, по правде говоря, Цуруги вовсе не заметила. Просто что-то в программе, вбиваемой в нее матерью, сбилось с режима. Так что она обняла шокированную этим Маринетт и крепко прижала к себе, не обращая внимания на ослабевающие попытки отбиться. - Тише, тише. Послушай, я не верю в это. Если что-то случилось, если что-то пошло не так, это же не значит, что ты принесла кому-то проблемы специально. Адриан говорил мне что-то непонятное про то, что расстроил тебя, но не вдавался в подробности. Это… это он сказал, что ты плохой друг? Маринетт тяжело шумно дышала неполной грудью, не в силах что-то сказать и только всхлипывая. - Если хочешь, я побью его! Маринетт яростно начала трясти головой в отрицательном жесте. - Ладно, не буду. Только постарайся немного успокоиться и объяснить мне, что случилось, ладно? Маринетт неуверенно кивнула, а после вкратце рассказала о том, как пыталась подружить Натаниэля и Марка и том, во что это вылилось для последнего. - А потом… потом они, видимо, сблизились. Потому что Адриан очень добрый и пытался защищать Марка. И… похоже Адриан влюбился в него. Я застала их целующимися в туалете. Я была не в себе и призналась Адриану в чувствах, но он рассердился и сказал, что я должна подумать о Марке. Что друзья в такие времена думают о друзьях, а не о себе. И… он прав. Он извинился, но он не виноват. Это все моя вина. Если б не мой идиотский план, Марку бы не пришлось пережить все это!- и она снова начала всхлипывать. Кагами, хотела, было, что-то сказать, но Адриан ее опередил: как оказалось, он подошел раньше и слышал некоторую часть разговора. Поэтому он тоже опустился и обнял Мари. - Я должен был понять, что я плохо слушал тебя и что… что тебе и так плохо. Я никогда не должен был говорить, что ты плохой друг, потому что это не так. Я был дураком. Прости, Маринетт. И пожалуйста, перестань винить только себя. Это неправильно и нечестно по отношению к тебе. И ты… не должна была остаться одна с этими чувствами и скрывать их от нас всех, потому что мы любим тебя, - почти шёпотом говорил он, гладя ее по спине и голове, чувствуя ее мелкую частую дрожь от вновь нарастающих рыданий. – Кагами права. Ты не можешь испортить нам настроение! То, что мы волнуемся за тебя, нельзя назвать такими словами, потому что это нечто совсем другое. Иногда ты делаешь ошибки, но ты всегда стараешься помогать нам всем, поэтому ты не должна прятаться от нас, когда мы пытаемся позаботиться о тебе. Поэтому мы очень хотели, чтобы сегодня ты и Марк – те, кому тяжелее всех было в последнее время – пошли гулять с нами и немного повеселились! Цуруги улыбнулась, обнимая их обоих. Маринетт растерянно застыла, но, по крайней мере, почти перестала плакать. Не то, чтоб она сразу ощутила поразительную лёгкость и счастье. Но она была озадачена тем, что ей не удалось отпугнуть их и они все равно хотели быть рядом. На самом деле, какой бы иногда творчески безумной и оптимистичной она ни казалась, ей легко было потерять положительный настрой, потерять уверенность в себе. А после того, как она стала Ледибаг, то она и вовсе привыкла к мысли, что отвечает за все сама. В том числе и за то, что любая миссия может пойти под откос, особенно, если Нуар будет отвлекаться на свои шуточки слишком много. Она одна, кто мог очистить акуму. Поэтому она одна отвечает за всё и всех. И порой это начинало душить ее, давить к земле. Слишком тяжело. А она даже не имеет права никому пожаловаться, потому что тогда раскроет тайну геройской личности и тогда Мастеру Фу придется искать новую ученицу на эту роль и тренировать ее. А на это совсем нет времени. Но сейчас она видела, что ей даже не пришлось говорить о долге Ледибаг, но она рассказала хоть о какой-то из кучи проблем – и она не осталась одна. Они тут и не уходят, как бы бы она ни кричала и ни ругалась. Смущенная, уставшая от своего срыва и растерянная, она только покивала Адриану и Кагами, поднялась с пола и неуверенно пошла вместе с ними к остальной группе ребят, что уже ждали своих друзей. Они и понятия не имели, что за ними следят. Лила Росси. Она пряталась за углом возле одного из магазинов, и в ней закипали гнев, обида и зависть. Сегодня она участвовала в фотосессии вместе с Адрианом, и с ней он был таким напряженным и холодно-вежливым. А с этой зазнайкой-старостой Маринетт, которая все время лезет не в свое дело и портит красивые истории Лилы – он сейчас так добр и обходителен! Как он может? Она же сумасшедшая, все время следит за ним, а стоит ему с ней заговорить, так она превращается в дурочку, неспособную четко формулировать свои мысли! Зачем вообще общаться с такой убогой? Росси скривилась, стиснула пальцы в кулаки и зашипела себе под нос. А потом достала из кармана серебряное кольцо, которое украла в гримерке Адриана – ему сегодня пришлось надевать другие украшения во время фотосессии – и надела его на палец. Плагг, который возник в воздухе возле нее, удивлённо огляделся и уставился на нее. - Ты кто такая? - Меня зовут Лила! Ты ведь квами? - Да. Меня зовут Плагг. Где мой хозяин?- он недовольно нахмурился и сложил лапки на груди. - Я про тебя читала! И теперь я твоя хозяйка! Трансформируй меня!- чётко скомандовала она, сжав руки в кулаки. Плагг, было, огрызнулся, но не успел, потому магия призыва уже сработала, и его затянуло в кольце. Короткая вспышка жёлто-зеленого света – и вот уже Лила оказалась облачена в черный костюм. А еще через мгновение на кольцо на ее пальце плавно опустилась темно-фиолетовая бабочка и слилась с ним. В голове зазвучал до боли знакомый ледяной льстивый голос: - Здравствуй, Лила Росси! Вновь. Чувствую обиду и зависть. Чувствую, как сильно ты желаешь уничтожить соперницу. Я дам тебе сил… - Зачем мне какая-то сила от тебя, Бражник? Я уже добыла одну из вещей, которую ты так хотел, и могу прикончить эту жалкую мышь одним лишь… катаклизмом! - Что? Стой, погоди, у тебя кольцо Кота Нуара? Но как?- гневно воскликнул Бражник. Стой, подожди немного. Если ты просто убьёшь ее, то тот, кто тебе нравится, ни за что не захочет с тобой быть, он другой. А самой тебе потом еще придется отвечать. Я дам тебе силу уничтожить ее таким способом, что все вообще забудут, что она когда-то в принципе существовала. И тогда у тебя все сложится с тем, кого ты хочешь завоевать. Лила раздраженно сопела, едва сохраняя терпение. Да, пожалуй, этот тип прав. Так будет лучше. - А взамен, так понимаю, я должна добыть тебе камень чудес Ледибаг и отдать вместе с кольцом? - Да, все именно так, Вестница Смерти. - Что ж, ладно, договорились,- явно недовольно ответила Лила, и ее фигуру на миг окутал сиреневый дым, однако ее костюм не особо изменился. Она активировала катаклизм шёпотом, а затем вышла из-за угла и стала подходить к Адриану и его компании. Ребята что-то обсуждали между собой, Адриан слегка приобнимал тихую рассеянную Маринетт за плечи. - УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ ОТ НЕГО, ДЕШЕВКА! ТЫ ЕГО НЕДОСТОЙНА! ВСЯ ИЗ СЕБЯ ЧЕСТНАЯ И ДОБРАЯ, ДА? ТЫ НАСКВОЗЬ ФАЛЬШИВАЯ, МАРИНЕТТ ДЮПЕН-ЧЕН! И ТЕБЕ ЛУЧШЕ ИСЧЕЗНУТЬ!- завопила девушка, ускоряя бег. Ребята ошеломленно обернулись и отскочили в стороны. Вестница уже почти коснулась груди Маринетт там, где находится сердце, но Адриан обхватил свою драгоценную ношу и отпрыгнул, а Натаниэль схватил хвост-пояс нападавшей и отдернул ее в сторону, заставляя разочарованно зарычать. Тем не менее, она все же успела одним пальцем задеть плечо жертвы. Лила встала в боевую стойку, оглядывая толпу одноклассников, но не вступая в драку. Все шокированно уставились на нее. Тут она заметила Марка, что на свою беду оказался слишком близко к ней. Она схватила мальчика и поднесла один из заряженных пальцев к его виску, злорадно улыбнулась и поглядела на Адриана и Ната: - Я прекрасно знаю, что этот чудик тоже довольно много для вас значит! Выбирайте, он или эта курица! Жду вас на Эйфелевой башне! Точнее, мы ждем, да, малыш?- и она слегка коснулась его щеки губами. Затем она быстрым ловким движением достала из-за пояса жезл, нажала кнопку для его удлинения, и они вспорхнули вверх. Все в ужасе смотрели им вслед. Маринетт, тяжело дыша, морщась от нарастающей боли, стиснула зубы, выпуталась из объятий Адриана и побежала прочь. Он тут же опомнился и побежал за ней. На миг он остановился и посмотрел на свои руки. Боже, как же он не заметил?! Он так ждал момента встречи с друзьями, что напрочь забыл о Плагге и камне чудес! Как он мог быть таким безалаберным? Это позор для него, как для супергероя. Он снова бросился искать Маринетт, потому что волновался за нее. Ведь жертва акумы владела неозвученными неизвестными силами и его кольцом с силой разрушения. И он знал, что Мари все же задели. Маринетт была в ужасе от случившегося. Ей не хотелось думать о том, что она может умереть сама, но гораздо больше ее сейчас волновало что Марк снова в опасности из-за нее, так или иначе. Она не может не пытаться его спасти. Сейчас у нее нет времени на жалость к себе. - Тикки, пятна!- тяжело дыша, с трудом выговаривает она. И превращается. - Ма… Маринетт?! Ты…- Адриан застыл на месте, глуповато приоткрыв рот. Ледибаг уставилась на него в ответ с таким же выражением лица.