Gelos

Ночь неспеша сообщала о своем приближении, вечерняя прохлада пробралась на плечи Кароль, а первая звезда тускло освещала серое небо.  — Уже прохладно, ты не устал? — певица прижалась ближе к мужчине, шагая с ним по Чайлдс-Уэй.  — Нет, сладкая, нас ждет последняя остановка, — накинул на покрытие мурашками плечи свой пиджак, обхватывая нежную шею грубоватой ладонью, — тебе понравится, обещаю, — ласковый поцелуй приземлился на кончике курносого носика, обнажая тихий хохот Белоснежки.  — А где мы вообще? — Тина любопытно разглядывала потрёпанный район Лос-Анджелеса, метая озорной взгляд от почти развалившейся стены до ржавых балконов, — выглядит устрашающе, кажется, что дома здесь разваливаются по кирпичику, — она выскользнула из-под теплого крыла и, ухватившись за старую трубу, с вызовом прикрикнула, — признайся: специально затащил меня сюда?  — Ты меня раскусила, я давно мечтал спрятать тебя от всего мира, — он ловко подскочил к маленькой хулиганке, снимая хрупкое тело с почти развалившегося дома, — это очень старый район Лос-Анджелеса. Я сравнивал свою душу с этими практически разрушенными домами, когда был тут последний раз. Распутывал клубки мыслей и не мог разгадать ребус чувств, когда-то мною придуманный. Я хочу показать тебе место, которое помогло расставить все книги по полочкам. Внешняя оболочка не гарантирует того, что под ней не окажется гнили. Хочу, чтобы ты это запомнила, — щёлкает крошку по носу и делит одну улыбку на двоих, сталкиваясь губами в нежном поцелуе, — Центры городов выглядят потрясающе, но люди там пусты, чувства отсутствуют, а воздух пропитан ложью. Тут нет впечатляющей архитектуры, но есть душа, магия, — он мельком глянул на Тину: её глаза с любопытством смотрели на него, улыбка озаряла прекрасные черты, а щеки раскраснелись от слишком большой лавины эмоций. Невероятная, — И я хочу приоткрыть тебе часть души. Я никого и никогда не впускал в свой мир, но ты… — он запнулся, потупив взгляд вниз. Ему понадобилось несколько секунд на осознание только что сказанных слов, — Не смей устроить там бардак, поняла? Не сейчас, — Дан улыбнулся, прикоснувшись большим пальцем к красной щеке. Океан разбушевался, приобрёл насыщенный синий оттенок, а хозяйка стихии равно дышала, обрушивая силу своей природы на единственного, кто что-то значит для неё. Таня встретилась с его губами в нежной схватке, путаясь в угольных кудрях. Она целовала нежно, уязвимо. Цепляясь за его шею, как за последний шанс на счастливое «мы». Ласково касалась шрама на щеке, до сих пор заглядывая в глаза перед тем, как приласкать своего мужчину. Настоящая. Тащила его вдоль старой улицы, продолжая целовать. Она обожала их энергетический обмен, потому что, то чем наполняет её Дан, не сравнивается ни с одним чудом. Под акомпонимент их любви небо позволило себе минутку сентиментальности, обрушиваясь на обезумевших людей теплым летним дождём.  — Нет, — шепчет тихо, прогнувшись в спине, когда его губы коснулись пульсирующей венки, — Не сейчас… — первый стон слетел с потрескавшихся губ, когда его пальцы провели тропинку вдоль позвоночника, — Никогда… — они снова встретились на своем нежном берегу, подчиняясь друг другу, переплетая пальцы, губы и души, — Твоему магическому миру ничего не угрожает, маленький принц. Девочка ухватилась за его ладонь, игриво-заворожено заглядывая в карие глаза. Оглянувшись по сторонам, она резко дёрнула его руку на себя, вытаскивая их горячие тела под проливной дождь города Ангелов. Одной рукой Таня переплела их пальцы, а второй обхватила мужскую шею. Девчонка от души смеялась, путалась пальцами в его волосах, игриво виляла бёдрами и целовала, целовала, ц е л о в а л а… Лёгкая одежда насквозь промокла, а пиджак Дана стал невыносимо тяжёлым. Мужчина скинул его с мокрого тела, освобождая хрупкие плечи от ненужной тяжести. На её фарфоровой коже, маленькими каплями дождь оставлял свои следы, а синие океаны наконец нашли свою пристань. Она флиртовала с ним, дразнила, обнимала… любила.  — Станцуем наш первый танец без лишних глаз, — тоненькие пальчики утонули в мужской ладони, а блондинистая голова голова упала на его плечо.  — Только для вас, леди, — ноги Тани промокли, поэтому девочка скинула кросовки, прыгая босыми ногами по теплым лужам. Дан легко приподнял свою женщину, крепче обхватывая талию и плотнее прижимая к себе. Она телепала ногами, рассекая стопами мокрый воздух, пока Дан кружил свой комочек счастья, искренне стараясь сделать их сумасшествие хоть отдаленно похожим на вальс. Таня смеялась так громко, что весь Лос-Анжелесс слышал её радостный ультразвук. Окончательно обезумев от их близости и его шоколадных глаз, она обхватила ногами крепкий торс, приземляясь губами где-то в районе сонной артерии, а через пару минут просто уложила голову на его плечо, прикрывая от удовольствия глаза. Дан, почувствовав, что губы его большой-маленькой кошки дрожат, забрал кросовки, бездумно выброшенные в порыве страсти, всё ещё надеясь показать девочке своё место силы. Несколько минут быстрых шагов Дана и они остановились перед большой деревянной дверью. Мужчина достал связку ключей, открывая тайное место и осторожно спрятал своё чудо от жгучих капель.  — Тут пахнет старыми книгами, — Тина все еще висела на нём, как маленький капризный ребенок, иногда вздыхая или зевая, чем вызывала у своего мужчины детскую улыбку.  — Ты как всегда в точку, малыш, — он зажёг свечи, оставляя Таню греться на мягком кресле, — Когда-то, один хороший человек дал мне ключ от этой библиотеки. Этот человек был особенным, из тех, которые после одной встречи оставляют воспоминания навсегда. Протягивая этот ключ, он сказал мне: «Не смотри на то, что ключ старый и ржавый, он открывает волшебные двери». После этого я его не видел, но он присутствует со мной, — Дан вытянул черный махровый плед, свою толстовку, старый кипятильник и две старые чашки.  — Потом, когда мы состаримся, ты можешь написать книжку, которую наши внуки будут читать по вечерам место дурацких современных сказок, а ты будешь варить мне глинтвейн, пока я, нежась у камина, буду гладить нашу кошечку, — Кароль свернувшись калачиком на старом кресле, рассуждала так наивно и по-детски искренне, что захотелось завернуть её в плед и каждый вечер рассказывать о мире волшебства и сказок, стараясь огородить маленькую девочку от жестокости реального.  — Раздевайся, кошечка, — Дан тепло улыбнулся, протягивая Тане толстовку, в которой ходил лет десять назад, и тёплый шерстяной плед.  — Фи, Балан, что за намеки такие? — малышка театрально закатила глаза, снимая с себя промокшие вещи и вручая из хозяину логова, — Раздевайся тут для него, ты посмотри!  — Дурында, — она только оглядела помещение вокруг себя: они находились в небольшом зале, чем-то напоминающий гостиную с огромным количеством книг.  — В моей пьесе книги сыграли важную партию. Однажды я перечитывала «Письмо незнакомки» Цвейга, посмотрела на эту историю через призму себя и своего опыта. Меня посетил страх. Боюсь, что ты уйдешь забудешь меня, забудешь нас. Чтобы немного унять своих тараканов, я написала письмо. Мой здравый смысл или хотя бы намёк на что-то похожее был затуманен, но последнюю строчку я писала как никогда уверенно. «Твоя и только твоя Таня», — она нервно теребила завязки на толстовке, которую мужчина вручил намокшей девочке и для откровения слишком много думала. Они столько прошли и столько ещё предстоит, неужели не заслужили пару граммов простого счастья? — Я испугалась себя и сожгла письмо, понимала, что твоя уже без остатка. Такая себе неудачная попытка сжечь не письмо, а своё сердце, потому что оно выкрикивало громче всех, как только чувствовало тебя где-то поблизости, — ее глаза наполнялись жидкостью, губы поддрагивали, а невинная ткань толстовки стала главным исполнителем роли грешника. Дан обнял девочку, прижав свой подбородок к светлой макушке. Поцелуй — глубокий, нежный, ласковый вселяющий надежду в хрупкий чувственный замок надежд. Глубина чувств пугала и восхищала одновременно, выкачивая последний воздух из лёгких.  — Что будем читать? — Дан с любопытством разглядывал стеллажи, попытавшись перевести тему, потому что на этом вечере тараканов его девочки в списке приглашенных не оказалось.  — Ремарк? Булгаков? Фицджеральд? — Тина перечисляла одни из любимых, воодушевлённо поглядывая на своего мастера, выискивая на полках свои обожаемые страницы.  — Немного?  — У нас целая ночь впереди, — она вскочила на колени, хватаясь за его шею, утаскивая в свои объятия, — Сегодня я хочу остаться тут.  — Сумасшедшая. Не женщина, а мечта, — Дан ласково коснулся макушки, меняя их местами, усаживая упругую попу на колени и кутая покрасневшие костяшки в свою толстовку, — Ну пойдем читать.

***

Время бежало оставляя за собой только звук секундной стрелки. Пальцы двух влюбленных душ гладили строчки, иногда переплетаясь в крепкий замок, зачитывая наизусть отрывки из книги Булгакова. Волшебство укутало обоих, отправляя в другую вселенную. Мастер и Маргарита будто ожили и сейчас сидели, обнимая друг друга, перечитывая любимые истории.  — «Ночь нежна» — особенная история. Я влюблена в момент, когда Дик поцеловал Розмэри, — она крутилась в его объятиях, желая видеть родные глаза, когда открывала кладовку своей души. Ключи от маленькой комнаты были только у одного волшебника, запасного экземпляра нет. Вселенная в его руках.  — Ты безнадёжный романтик, сладкая, — он ласково коснулся губами курносого носика, — как и Розмэри.  — А ты — абсолютный реалист в делах романтики, — она наиграно закатила глаза, утопая в общей нежности, — именно этим ты похож на Дика. Дискуссии продолжались до полуночи, поцелуи становились глубже и дольше, усталость накрывала обоих. Симбиоз Ремарка и «Мастера и Маргариты» всегда сближал их. В героях они искали себя и, сравнивая, сближались, сердца тесно связывались, стуча в унисон.  — Думаю кому-то пора спать, — Дан ласково коснулся губами курносого носика, обнажая тихий смех, —Пойдем, я покажу где мы будем спать, — он поднял Тину на руки, потому что девочка практически спала. В маленькой уютной комнатушке стоял диван, на котором она будет сладко сопеть под его боком, потому что рядом свой.  — Спасибо. Я почувствовала себя человеком, который наконец-то отдохнул. Мне показалось, что наши души сплелись настолько тесно, что невозможно дышать. Хотя думала, что ближе чем мы были быть не может, — она упала ласковым поцелуем под его сердцем, храня их пламя.  — Рядом с тобой, Кароль, может быть все что угодно.  — Я так сильно люблю тебя, — этот шепот разбил его сердце и в момент склеил обратно, дыхание замерло, на секунду ему показалось, что сердце перестало биться. Мир остановился и лишь ее оглушающий шепот звучал в голове волшебника. Дан чмокнул Тину, прислушиваясь к безобидному сопению на своей груди. Он так сильно любит её. Схватила его за руку, боялась, что он исчезнет. Маленькая девочка с глупыми страхами. Всю ночь он будет охранять ее сон. Всю жизнь он будет любить маленькую книжную девчонку, которая отдала свое сердце нежному философу.