Gelos

Время тянулось мучительно долго, Тина ворковала с миловидной дамой за соседним столиком уже минут сорок, оставив меня разбавлять чёрно-белое одиночество каким-то пряным коктелем с привкусом кардамона. Солнце помаленьку пряталось от настырных людских взглядом за тёмной дымкой ночного неба, раскрашивая синее полотно яркими звёздами. Несмотря на то, что мои глаза не напрягал через чур яркий дневной свет, избавляться от солнечных очков не хотелось. Заливая в организм непонятную жидкость, я мучительно долго разглядывал свою барышню, каждый раз замечая новые оттенки на фарфоровой коже. Тина сдержанно улыбалась, как только чувствовала, что мой взгляд останавливался на запретном месте дольше положенного. Девчушка жутко смущалась, а пухлые детские щеки наливались пунцовой краской. Она чувствовала каждое прикосновение моих глаз, хоть и стояла спиной. Путешествие по мягким изгибам её тела я начал с шеи, в уме пересчитывая родинки на затылке и сонной артерии. Ближе к вечеру моя Белоснежка стянула локоны тугой резинкой, ограничивая их в движении, но открывая вид на следующую, не менее любимую остановку — спину. Как только мои омуты коснулись четвертого позвонка, сладкая свела вместе лопатки и выдохнула настолько громко, что её собеседница предложила вызывать врача, дабы тот осмотрел пациентку и в случае необходимости оказал помощь. Девочка мгновенно начала отнекиваться, заставляю свою одурманенную голову включится и что-то выдумать. Время от времени кидала в мою сторону сердито-похотливые взгляды, чем вызывала грязную улыбку на моей физиономии. Она всегда была сверхчувствительной. В общении. В тактильном контакте. В сексе. Моя неземная девочка, которой проще почувствовать чем понять. Девочка, которая привыкла отдавать больше чем может получить в замен, которая начинает недовольно хныкать, повиснув у меня на шее, не в силах передать словами то, что внутри. Она каждый день внутривенно запускает в мою кровь сотни своих интронов, заставляя моё сердце биться чаще. Моя крошечная неземная любовь. Ещё через несколько минут моё терпение срывается с оков, на которые его посадила Белоснежка, и я без зазрения совести краду девочку из плена любопытных глаз.  — Да-а-а-н… — сладко тянет мне в губы, когда её лопатки касаются холодной кирпичной кладки, и растерянно оглядывается по сторонам.  — Праздник окончен, сладкая, — путешествую руками по её нежным плечикам, спускаясь к талии, — Для тебя так точно.  — Мы не можем уйти, никому не сообщив, — ласково шикает на меня и закатывает глаза, прикрывая ладонью блаженную улыбку, когда мои губы опускаются на нежный участок шеи, — Даже не пытайся, ясно? — блокирую её попытки увернуться от моих настойчивых губ, захватывая тонкие запястье в плен.  — Вообще-то можем, — самодовольно улыбаюсь и составляю в голове план нашей прогулки. Хочу показать девочке голод Ангелов во всей его невозможной красе, — Позволишь? — протягиваю своей Белоснежке руку и даю ей несколько минут на попытку прочитать мои замыслы в глазах. У неё плохо получается, поэтому Таня плюет на все правила этикета и вкладывает свою ладонь, крепко переплетая наши пальцы.

***

 — Дан, мы идём так уже минут пятнадцать, мало того, что ты заставил меня завязать глаза, так ты ещё и молчишь практически всю дорогу, — малышка ворчала себе под нос, недовольно морщась от посторонней вещи на глазах, я наблюдал за её красивым личиком, предвкушая реакцию на место, которое я так давно хотел ей показать.  — Всё, малыш, можешь снимать повязку, — отпускаю её руки и становлюсь сзади, обхватывая плечи девочки своими ладонями. — Наконец-то я могу избавиться от этой надоедливой штуки, — всё ещё продолжает ворчать. Затихает как только её глаза перемещаются с надоедливой повязки на место, которое я до последнего держал в тайне от неё, лишь для того, чтобы сладкая ощутила энергетику по полной, — Неужели это… — Ага, — тихо посмеиваюсь, зарываясь носом в её макушку, — Hollywood Bowl. Hollywood Bowl (Голливудская чаша) — место в котором мы с Таней мечтали побывать вдвоём с начала наших отношений. Один из лучших концертных залов Америки. «Чаша» относится к форме вогнутого склона холма, в котором вырезан амфитеатр. Bowl принадлежит округу Лос-Анджелес и является домом для оркестра Hollywood Bowl, летним домом филармонии Лос-Анджелеса и местом проведения сотен музыкальных мероприятий каждый год. — Невероятно, — Белоснежка всё ещё молчит, наслаждаясь эстетикой зала, — Неужели ты запомнил? — в голубых глазах проскакивает немое восхищение вперемешку с удивлением. Маленькая. Неужели она до сих пор не поняла, что каждое сказанное ею слово запечатывается в памяти до конца моих дней. — А ты до сих пор сомневаешься в моих чувствах? — шутливо хмурюсь и слышу ласковый заливистый смех сладкой кошечки, — Пойдем со мной, — беру мою девочку за руку и помогаю подняться на сцену, организовывая крошке небольшую экскурсию. — Ни на сколько, — хватает меня за запястье, прерывая долгий монолог, впивается своим пухлыми сахарными губами в мои, раскачивая наше море страсти. — Bowl начинался как общественное пространство, а не как частное заведение. Доходы от ранних мероприятий в Чаше пошли на финансирование строительства новых элементов Чаши, таких как сцена и сидения, — веду её между сидениями, не отпуская хрупкую ручку и иногда оглядываюсь назад, дабы полюбоваться её вдохновлено-завороженным взглядом, — Чаша также служила общественным пространством, которое использовалось для пасхальных служб, хора голливудского сообщества, а также вечеров молодых артистов, где молодые музыканты могли исполнять хорошо известную классическую музыку. — А дети? — интересуется Таня, перемещаясь под моё плечо. — Детей также приглашали выступать на общественных мероприятиях с Филармонией Лос-Анджелеса и Голливудским общественным хором, начиная с « Finlandia» Сибелиуса в 1921 году. Чаша была домом для гораздо большего, чем западная музыка, здесь проводились различные племенные мероприятия коренных американцев, а также международные музыкальные ансамбли, — прижимаю восхищённое тельце к себе, пока голубые глаза увлеченно изучают местность. — Спасибо, — она проговаривает это так неожиданно для меня, что мозг на несколько секунд впал в ступор, не понимая за что девочка решила меня поблагодарить. Таня, будто бы почувствав моё смятение, добавляет: — За нас. — За нас, — смакую её слова и тону в голубизне синих океанов. Она смотрит так предано, что мне хочется бросить этот ничего не стоющий мир к её ногам, лишь бы девочка улыбалась, — Моя маленькая неземная любовь. — The world was on fire and no one could save me but you, — разворачиваю девочку лицом к себе, медленно перехватывая тонкое запястье. Она вглядывается в мои черные глаза и улыбается. — It's strange what desire will make foolish people do, — тонкий голосок подхватывает куплет и мы медленно покачиваемся в объятьях друг друга. —And I'd never dreamed that I'd knew somebody like you… Я пою эту песню для неё. Я пою о ней. Моя искренняя неземная любовь кружиться в моих руках. Она даёт нам шанс, каждый день просыпаясь рядом со мной в постели, принимая душ в моей квартире, танцуя на моей кухне в моей рубашке. — And I'd never dreamed that I'd need somebody like you… Всё её тараканы заставляют моё сердце бешено колотиться, потому что я не знаю, что они вытворят и как на их выкрутасы отреагирует моя девочка. Она медленно обнажалась. Каждый день позволяла снимать с её тела одну цепь, что не даёт крохе свободно дышать. Она постепенно становилась моей, расцветая как роза. — No I don't wanna fall in love… Что будет когда она снова впустит своих тараканов в наш дом? Сможем ли мы одолеть их снова… и снова? Что будет с её хрупким сердечком, когда страхи победят? Чего нам будет стоить наше счастье в дальнейшем? Что нам приготовили небеса и какую цену нужно заплатить, чтобы просто чувствовать дыхание своей крохи каждое утро? — With you… Она утопает в объятиях, разговаривая с моим сердцем, пока я пою ей. Она смотрит на меня своими стеклянными глазами, когда я допеваю последние строчки. Чувствует меня и мои мысли. Мы никогда не умели скрывать друг от друга наши страхи, но у нас иногда получалось помогать из преодолевать. Получится ли в этот раз? — Но я уже влюблен, моя искренняя нежность, — вытираю хрустальные слёзы с фарфоровых щёк, оставляя на них горящие поцелуи, — В твои глаза.