***
Ночь подкралась исподтишка. Только что я в задумчивости вглядывалась в очертания деревьев на берегу, и вот, внезапно, уже не могла разглядеть собственных пальцев. С наступлением темноты заметно похолодало, так что я плотнее укуталась в мантию, но встать и переместиться под полог не решалась. Тело оцепенело, по спине пополз липкий страх. Казалось, что темнота, нахлынувшая незаметно, теперь затаилась и чутко прислушивалась, выискивая жертв. От неприятного ощущения мурашки бежали по коже, и внутри боролись два желания: застыть, в попытке не навлечь беду, или как можно скорее спрятаться под полог. Плот легонько покачивался. За плеском воды я различила едва слышное дыхание. Мурашки перешли в крупную дрожь. Не выдержав я позвала: — Бильбо! Это ты? Дыхание на мгновение стихло, и вдруг послышалось ближе. На меня стала накатывать паника. — Бильбо, отзовись! Это не смешно! Снова наступила тишина, и вдруг чьи-то пальцы сомкнулись на моей лодыжке. Заорав что было сил, я наугад пнула в темноту, но не попала и рухнула назад, подминая под себя часть навеса. Бильбо самодовольно захихикал: — Что ты вопишь? — Чтоб тебя трижды прокляли по седьмое колено! — Рявкнула я, выпутываясь из ткани и силясь нащупать хоббита, чтобы посильнее стукнуть. — У меня чуть сердце не остановилось! — Извини, извини! — Фыркнул Бильбо из темноты. — Не удержался. — Как у полуросликов с ночным зрением? Ты видишь остальных? — Осведомилась я чуть спокойнее, когда биение сердца стало ровнее. — Вижу твои очертания, — доложил Бильбо, подумал, и добавил: — или какого-то мешка с картошкой. — Сам ты мешок с картошкой! — Тихо! — Шикнул вдруг Бильбо. — Слышишь? — Издеваешься? — Гаркнула я в ответ, подумывая, как бы стукнуть хоббита шестом, не скидывая за борт. — Второй раз я на это… И тут я услышала. Веревка, натянутая меж двух плотов, ритмично поскрипывала, словно ее кто-то дергал, и толчки становились все ощутимее. Мы с хоббитом замерли и затаили дыхание, прислушиваясь. — Осторожно, причаливаем! — Раздалось совсем рядом, и плот вдруг резко дернулся и остановился, на что-то натолкнувшись. Мы с Бильбо с грохотом повалились на спины, и послышался приглушенный смех. — Вы там стоя, что ли, заснули? — Удивленно осведомился Фили из темноты. Вернувшись в вертикальное положение и потирая отбитый локоть, я гневно фыркнула в ту сторону, откуда доносился голос: — А заранее предупредить нельзя было? Что происходит? Почему мы остановились? Бильбо, не менее недовольный, буркнул: — Мы у берега. Кажется, я вижу какие-то кусты. — Я же показывал руками, чтобы вы хоть помогли вас подтягивать! Кошмар, у меня теперь спина отваливается… — Заныл Кили, и голос его стал удаляться. — Подожди! — Засуетилась я, мелкими шагами двигаясь на звуки голосов. — Я же ни наргла не вижу! Кто-нибудь, снимите меня с этой штуки… — Спокойно, без паники! — Бодро проговорил Фили откуда-то слева. — Просто иди на мой голос, и все будет… Шмяк! Всей площадью поверхности я нырнула в прибрежную грязь, набрав полный рот водорослей и тины. Сквозь воду, залившуюся в уши, я различила грянувший хохот. — Ты там своего нарвла увидела? — Осведомился кто-то издалека. Выплюнув ком ила и, кажется, маленькую лягушку, я прорычала в темноту: — Я думала, ты меня поймаешь! — Каким образом? Я же плот привязываю, у меня руки заняты, не видишь что ли… — Да в том-то и дело, что не вижу! — Рявкнула я и наугад запустила пригоршню грязи в ту сторону, где прятался под покровом темноты Фили, но, похоже, промазала. — Кто это сделал? — Громыхнул голос Двалина, и я поспешно вжалась обратно в ил, надеясь, что хоть так останусь незамеченной. — Да тихо вы все! Нашли время дурачиться. Сейчас все лесные твари слетятся на ваши вопли! — Скомандовал Торин, потерявший терпение. Рядом раздалось царственное топанье и звуки захваченного врасплох хоббита. — Вытащите нашу волшебницу из грязи и дайте ей что-нибудь сухое! Бофур, я на тебя рассчитываю: проследи, чтобы волшебница вышла живой из леса. Нет, Фили, ты явно не справляешься, и если она помрет от простуды в этой луже, дракона я спущу на тебя и… Конец тирады потонул за влажным чавканьем приближающихся шагов и смачным хлюпаньем, с которым меня извлекли из грязи. Мне очень хотелось поучаствовать в беседе, но задачей первостепенной важности все же было вычистить ил из зубов. — Только не брыкайся, — попросил Бофур миролюбиво и как следует меня встряхнул, прежде чем осторожно поставить на твердую почву. — Вот, так лучше. Подожди здесь, я найду сумку с сухой одеждой. Со всех сторон слышались негромкие разговоры и торопливые шаги. Похоже, вокруг шла какая-то кипучая деятельность, но об этом я могла только догадываться. — Нашел! Вот, держи. Где-то рядом с шорохом упала одежда. — Извини, забыл. — Ничего, — прошипела я яростно, нащупывая у своих ног невидимый ворох. Подхватив то, что предположительно было запасными штанами Бомбура и дырявым навесом для палатки, я стала осторожно отходить в сторону. Оказавшись чуть поодаль от всеобщего шуршания и копошения, я быстро сбросила мантию и стала стягивать насквозь промокшие штаны… — Фили, не пускай слюни, у тебя при этом вид еще глупее чем обычно! — Рявкнул Двалин так близко, что я едва не упала, испуганно отшатнувшись. — А ты, милочка, молодец, что вышла в самый центр, но будь добра, отойди за какой-нибудь куст. — Братец, — послышался спокойный голос Балина, — прояви уважение. Девушка не виновата, что в ее мире другие порядки. Пусть переодевается, где хочет. Лиф, не слушай его, делай, как тебе удобно. — Да где здесь кусты, мерлинова борода?! — Застонала я, уже начиняя мелко трястись от холода и обиды. — Я же ничего не вижу в этой проклятой темноте! Почему никто не догадался зажечь лампы?! — Ох, пока не побываешь в шахте — не узнаешь, что такое настоящая темнота… Что ж, тебе нужно сделать пять больших шагов влево и примерно семь прямо, только осторожно, там начинаются деревья, — благодушно подсказал Балин. — Лучше четыре средних шага влево и пни Фили по дороге, — напутствовал Двалин. Гордо вздернув нос, я промаршировала шесть шагов влево, семь прямо, три по диагонали, врезалась в дерево, споткнулась о кочку, грохнулась на землю и продолжила путь уже на четвереньках, шаря вокруг руками. Углубившись в лес примерно на четыре дерева и два куста, я стала поспешно переодеваться, ругаясь сквозь зубы. Это занятие здорово отвлекало, и сначала я пару раз проскочила двумя ногами в одну штанину, а затем едва не застряла, сунув голову в рукав и натянув его до ребер. Пришлось отбросить кровожадные мстительные мыслишки и сосредоточиться на более насущных проблемах. Закончив, я почувствовала себя чуть лучше, и жажда побрить ночью кого-нибудь налысо слегка поутихла. Пока я путалась в рукавах и с трудом одолевала ряд пуговиц, за деревьями уже показались призывные отблески костра, и предвкушение горячего ужина, а следом и теплого спальника, вернуло мне веру в счастливое будущее. Но не успела я продраться обратно сквозь кустарник, как раздался панический вопль, затем, немного погодя, еще один, и вдруг лес взорвался криками ужаса. Я едва успела отскочить, когда мимо пронесся маленький тролль. Присмотревшись, я поняла, что это всего-навсего Бомбур, натянувший на голову котел. С громким лязгом что-то черное градом сыпалось из темноты на его импровизированный шлем и падало на землю, беспомощно размахивая кожистыми крыльями. Быстрые тени пронеслись прямо над моей головой, и следом по ушам ударила волна писка на грани слышимости. На свет костра слетелось целое полчище мотыльков, мошек и прочей крылатой мелочи. Над небольшой прогалиной у реки словно зависло трепещущее серое облако, в которое на огромной скорости с мерзким писком ныряли летучие мыши. К счастью, они были самые обыкновенные, их интересовали скорее привлеченные огнем насекомые, чем мечущиеся в панике гномы. Оперевшись спиной о ствол дерева, я устроилась поудобней, со злорадным наслаждением упиваясь зрелищем. Многие попадали на землю, прикрывая головы руками, Бофур пытался стоически отбиваться поварешкой, Ори бегал кругами с жуткими воплями, а Кили тем временем уже истратил впустую почти весь свой запас стрел. Со стороны реки послышался знакомый возглас, и я повернула голову как раз вовремя, чтобы успеть заметить распахнутые в ужасе круглые глаза, прежде чем Фили, потеряв равновесие, свалился с плота, уронив себе на голову большую рогатину, которой безуспешно отмахивался от воздушного нашествия. С чувством свершившегося возмездия, я, наконец, соизволила отлипнуть от дерева и, прикрыв лицо рукой, отправилась на поиски какого-нибудь ведра. Предусмотрительно обогнув Торина, который счел необходимость пригнуться ниже своего достоинства и теперь слепо крутился посреди поляны с мечом наперевес, подставив лицо бесконечным ударам сильных крыльев, я подхватила с земли брошенную миску и двинулась к реке. Жизнерадостно махнув рукой Фили, не торопившемуся вылезать на берег, я набрала воды и, петляя между застигнутыми врасплох гномами, вернулась к костру, грустно вздохнула и плеснула на весело трещавшие ветки. Сразу же воцарилась кромешная темнота. Постепенно гул насекомых, радостно слетевшихся на свет, стал тише, а затем исчезло и бешеное трепыхание воздуха, и шелест крыльев, и пронзительный писк. Гномы вопить и метаться тоже перестали. — Во имя Махала, что это было? — Выдохнул Бомбур, тяжело опускаясь на землю и с грохотом роняя котел. — Летучие мыши, господин гном, — спокойно ответила я, уже отыскав в темноте чье-то бесхозное одеяло и плотно в него завернувшись. — А почему они вдруг отступили? — Поинтересовался Кили, безрезультатно обшаривая берег в поисках своего одеяла. — Я думал, они не уйдут, пока не напьются нашей крови. Не сдержав возмущения, я громко пробурчала: — Ну конечно, летучие мыши-вампиры! Что дальше? Морщерогие кизляки? Чему вас только учат! — Ковать оружие, ездить верхом, стрелять из лука… — принялся бодро перечислять младший принц, но смолк, получив тычок. — Она над тобой издевается, — подсказал ему Бильбо, вынырнувший из ниоткуда и поспешно отобравший у меня часть одеяла, чтобы тут же в него завернуться и уткнуть мне в плечо холодный нос. — А зачем они тогда на нас налетели, если не пытались сожрать? — Хмуро поинтересовался Фили, проходивший мимо с влажным чавканьем мокрых ботинок. — Они слетелись на бабочек, вы для них слишком ароматные, — отозвалась я, шумно выдувая носом забравшегося внутрь особенно наглого комара. С наступлением темноты нашествие мотыльков прекратилось, зато оголодавшая мошкара набросилась на нас с новой силой. Вездесущие кровососы упорно продолжали лезть в лицо, забивать нос, глаза и противно пищать, запутавшись в волосах. «Да уж, веселая предстоит ночка». Мечты о костре были разбиты маленькими крылышками налетавших на любой всполох света насекомых, так что ужин, состоявший из орехов и сухарей, не считая, конечно, щедрой пригоршни мошкары, грызли в угрюмом молчании. Когда стало понятно, что лучше уже не станет и ночь нам предстоит провести, отбиваясь от голодных насекомых в кромешной темноте, все стали, ворча, устраиваться на отдых, сбиваясь в одну большую кучу в попытках сохранить хоть немного тепла. Фили, которого теперь я могла различить среди всех остальных по громкому обиженному сопению и едва уловимому запаху тины, протопал мимо местечка, которое мы с Кили оставили специально для него, и плюхнулся в стороне. — Эй, ты чего? — Возмутилась я. — Иди сюда, холодно же! — От меня лягушками воняет, — признался гном, не торопясь к нам присоединяться. Я только отмахнулась: — Ничего, от меня тоже, зато ты теплый и не пинаешься во сне. — А от тебя, в таком случае, какая польза? — Ехидно поинтересовался Кили, пока Фили втискивался между нами. — Повежливее! Между прочим, я спасла вас от нашествия мышей-вампиров, — напомнила я гному с напускной важностью. — Ты же утверждала, что мышей-вампиров не бывает? — Уточнил Фили, позволяя мне обвиться вокруг своей руки и начать поглощать тепло. — Наивный, любая мышь-вампир сказала бы так же, — злобно прошипела я и в шутку цапнула его за плечо. Фили вскрикнул и едва не вскочил, растолкав всех остальных, уже успевших присоединиться к нашей плотно сбившейся кучке. — Да что у них опять стряслось? — Рявкнул из темноты Двалин. — Лиф кусается, — жалобно протянул Фили, пытаясь выкрутиться из моей хватки. — Еще один звук, и я сам вас покусаю, — многозначительно пообещал суровый воин из темноты. Мы послушно притихли. Эту ночь весь отряд провел не смыкая глаз, сгрудившись спина к спине и настороженно прислушиваясь к треску веток, шелесту листьев и мерному плеску воды. В воздухе висело гнетущее ощущение, что лес внимательно всматривался в нас множеством недобрых глаз. Следующая ночь прошла так же. И следующая. И все, что шли за ними.***
Время в Лихолесье существовало по собственным законам. Ночи наступали внезапно и без предупреждения, дни то тянулись мучительно долго, то проскакивали неумолимо быстро, а лесу все не было видно ни конца, ни края. Пришлось смириться с кошмарами, преследовавшими в дневных урывках дремы, и с бессонными ночами, полными гула насекомых и таинственных шорохов. Была и еще одна деталь, остававшаяся удручающе неизменной, как и шепот, обосновавшийся у меня в голове. Мое зарождавшееся безумие явно разрасталось, ведь теперь к слуховым галлюцинациям присоединились визуальные. Точнее, одна простенькая, но безумно раздражающая галлюцинация. Меня преследовало бревно. Сначала я полагала, что это лишь случайно попавший в поток кусок дерева, так же как и мы уносимый течением. Но затем я стала натыкаться взглядом на то же самое бревно, схоронившееся в зарослях травы, по утрам, пока перетаскивала вещи на плот. Коряга то и дело попадалась на глаза, когда редкий ветер хоть немного разгонял туман. Она то отставала, то показывалась справа, то оказывалась слева, но она все время была неподалеку. По вечерам я сидела у задней части плота и тревожно наблюдала, как настойчивая деревяшка мерно скользит следом за нами, пока не сгущалась тьма. И тогда мне начинало чудиться, что изредка из темноты доносятся тихие ритмичные шлепки по воде. Но Лихолесье было полно странных звуков и образов. Глядя на ввалившиеся глаза остальных членов отряда, на глубокие тени, упавшие на обычно живые лица, я догадывалась, что в этом проклятом сумраке каждому что-то чудилось. И затянувшееся затишье лишь усиливало тревогу, предрекая скорую бурю. Чем дальше мы углублялись в лес, тем более широкой и извилистой становилась река, что несло с собой новые проблемы. Теперь и днем стало меньше отдыха, ведь на поворотах сильное течение так и норовило прибить плоты к берегу, занести на мель или опутать водорослями. Приходилось по очереди дежурить с шестом наготове и бесконечно лавировать между мрачных безжизненных берегов. С каждым часом сосредотачиваться на течении было все сложнее: глаза ныли, словно в них попал песок, и темные воды опутывали разум все сильнее. Глубина гипнотизировала и тянула к себе, стоило лишь неосмотрительно заглядеться в воду, высматривая мели. Все чаще я ловила себя на том, что начинаю опасно наклоняться все ближе к темной мутной поверхности. Вот и в тот раз, сбросив болезненное забытье, я выпрямилась, поспешно отодвинулась от края, осмотрелась и тут же схватилась за шест. Впереди был крутой изгиб реки, заросший камышом и водорослями, в которых мы уже потихоньку начали увязать. Второй плот оказался снесен в заросли чуть ниже по течению, на нем виднелись суетливо сновавшие туда-сюда силуэты. Двалин, чья широкоплечая фигура была узнаваема даже в полумраке, неистово размахивал руками и что-то кричал в нашу сторону, но за шумом воды слов было не разобрать. — Бильбо, бери второй шест и помогай, у нас тут проблема, — окликнула я хоббита, спавшего под пологом. Тот был не в лучшем настроении, впрочем, в этом мрачном месте по-другому и не бывало. Он принялся ворчать, неуклюже орудуя шестом. Минуты все шли, а мы едва сдвинулись с места и только сильнее увязли в длинных склизких нитях прибрежной травы. Берег, к которому нас снесло, был глинистым и крутым, и у самой поверхности воды то тут, то там виднелись округлые подтопленные норы настораживающего диаметра. На секунду оторвавшись от расчистки пути, чтобы размять занывшую спину, краем глаза я вдруг заметила, что в темноте ближайшего отверстия что-то мерзко копошилось. Я предупредительно шлепнула продолжавшего возмущаться хоббита по плечу и интенсивно закивала в сторону возможной угрозы. Бильбо недоверчиво повернулся в указанном направлении и замер, скривившись в отвращении. Из темного глинистого лаза тяжелыми толчками выползало продолговатое туловище самого мерзкого существа, которое я когда-либо видела. Больше всего оно напоминало неимоверно раздувшегося червя, настолько толстого, что он вряд ли пролез бы в обычный канализационный люк. Частично высунувшись из своего укрытия, существо замерло у кромки воды, только темная влажная кожа непрерывно сокращалась, вызывая в моем желудке неудержимые позывы. Мы с Бильбо тоже замерли, не сводя глаз с затаившейся всего в нескольких шагах невиданной твари. Навскидку червь был слишком тяжелым, чтобы хорошо плавать, да и на всем пульсирующем теле, вывалившимся из норы, не было ни одного отверстия, напоминавшего бы рот или глаза, как не было ни лап, ни щупалец, ни плавников. Тем не менее, с трудом верилось, что эта гадость вывалилась наружу именно в тот момент, когда мы увязли в прибрежном мусоре, просто чтобы поздороваться. Не отводя глаз от червя, в которого при желании я могла бы ткнуть шестом, я медленно опустилась на колени и бесконечно медленными движениями рук стала расчищать нам путь прочь из опасной заводи. Бильбо осторожно погрузил шест в воду и нащупал опору. Плавными бесшумными толчками мы стали понемногу продвигаться вперед. Когда плот вдруг качнулся и протяжно скрипнул, мы с Бильбо замерли и даже перестали моргать. Червь мелко дернулся, но остался на прежнем месте. Мы продолжили потихоньку выбираться из западни. Вдруг впереди послышался грохот. Вздернув голову, я разглядела, что гномы уже преодолели участок густой травы, но на сей раз умудрились налететь на поваленное дерево, перекрывавшее часть потока. Бильбо непроизвольно панически всхлипнул, и я хотела было успокаивающе погладить его по спине, но, заметив причину его ужаса, вместо этого накрепко зажала собственный рот, боясь испустить что-то похуже всхлипа. Червь молниеносно вытянулся вверх почти в хоббичью высоту и теперь мерно покачивался, повернув огромную пульсирующую присоску, окаймленную множеством чутко трепетавших коротких щупалец, в сторону гномов, чья ругань теперь доносилась даже сквозь рокот бегущей воды. Бильбо била такая крупная дрожь, что по воде от плота бежала рябь. Сжав зубы, я забрала у него шест и попыталась вытолкать плот подальше от берега, где настороженно покачивалось мерзкое существо. Налетевший со спины ветер всколыхнул волосы и пригнул к воде пучки травы. Червь резко повернулся в нашу сторону и жадно раскрыл темное отверстие по центру присоски, словно пробуя воздух на вкус. Мы с Бильбо одновременно сообразили, что теперь можно не таиться, но в то время как я неистово загребла шестом, продираясь сквозь заросли прочь от мерзкой твари, хоббит рыбкой нырнул под защиту полога. — Бильбо! — Возмущенно завопила я вслед струсившему полурослику. В тот же миг червь, собравшись пружиной, одним рывком достал до края плота и намертво вцепился в него неожиданно сильными короткими щупальцами. Толстое неповоротливое туловище большей частью ушло под воду, но задняя часть червя осталась в норе, и теперь, сокращаясь всем телом, он неумолимо затягивал накренившийся под его весом плот на мель, откуда нам было уже не выбраться. Ботинки заскользили по влажной древесине, и я едва не рухнула в воду, пытаясь шестом столкнуть в воду мерзкое создание, но червь вцепился намертво и совершенно не обращал внимания на тычки древка в плотную влажную кожу. Бильбо выкатился из-под навеса так же стремительно, как и нырнул под него. Я успела заметить лишь отблеск металла, когда хоббит, прицелившись, всем весом рухнул прямо на склизкое существо, старавшееся утянуть нас в ил. Червь яростно заметался в агонии и, кажется, был бы рад спрятаться обратно в нору, но тонкий хоббичий клинок прошел насквозь и намертво прибил гадкое создание к деревянному настилу. Вокруг взметнулся вихрь грязи, плот заходил ходуном, опасно скрипя и зачерпывая воду. — Вытащи меч, Бильбо! Вытащи, иначе эта тварь нас утопит! — Завопила я во все легкие, упираясь шестом в мягкое дно и не давая нашему судну окончательно перевернуться. С неимоверным усилием потянув за рукоять, хоббит выдернул меч и повалился на спину. Червь, извиваясь, тут же соскользнул в воду, а я навалилась на шест и рывками вытолкала нас в течение. Все еще мелко трясясь от ужаса и омерзения, я опустилась рядом с тяжело пыхтевшим хоббитом. Наш маленький плот как ни в чем не бывало мирно заскользил по воде, медленно настигая остальных. Поравнявшись с накренившимся плотом, мы с Бильбо не без удивления выяснили, что у гномов все под контролем. Огромный червь, даже толще нашего, точно так же вцепился в край плота и, неистово сокращаясь, силился утянуть его глубже в заросли. Ему противостоял Двалин, вогнавший шест в глинистый берег и упершийся в него, не давая червю сократить расстояние ни на дюйм. Торин с деликатным интересом наблюдал за противостоянием, держа наготове меч и изредка бросая взгляд ниже по течению, где, увязнув по пояс в иле, тине и прочей мерзости, Фили, Ори, Нори и Дори медленно оттаскивали в сторону перегородившую путь корягу. Кили я заметила не сразу. Шустрый гном взобрался на скользкий берег и так измазался в глине, что был едва различим на фоне серой грязи. Он ловко сновал поверху и самозабвенно швырял комья грязи подальше от плота и коряги, отвлекая еще штук пять червей, слепо шлепавших по воде присосками в поисках добычи и немало раздосадованных. Заметив наши вытянувшиеся бледные лица, степенно дрейфовавшие мимо, он жизнерадостно помахал рукой, тут же оступился и соскользнул в одну из нор, придавив торчавшего оттуда червя. Тот панически заметался, подняв тучу брызг, что вызвало недовольные вопли со стороны оказавшихся облитыми товарищей. К слову, остальные гномы в этот момент судорожно цеплялись за приподнятый край плота, не давая ему перевернуться. — Похоже, они там неплохо справляются, — заметил Бильбо устало. — Гномы, — пожала я плечами, — их вообще ничто не берет. А меч лучше далеко не убирай, вдруг эти твари все же умеют плавать. Но до нас уже никому не было дела, мы бестолково болтались в течении, дожидаясь, пока гномы разберутся со своими проблемами. Наконец, коряга была убрана с пути, четверо мокрых до нитки гномов взобрались обратно на плот, и Торин призывно махнул Кили рукой. Молодой гном бросил последние снаряды, разбежался, лихо соскользнул с берега и одним прыжком почти долетел до плота, пробежав последние два шага по натянутому червю. Торин умудрился дать племяннику затрещину, прежде чем взмахнуть мечом и одним точным взмахом перерубить толстое тело неповоротливого хищника. Двалин оттолкнулся от берега, Дори тут же стал помогать вести плот вторым шестом, и они быстро заскользили по течению, обгоняя нас и утягивая следом. Нам с Бильбо оставалось лишь сидеть, устало оперевшись друг о друга, и гадать, когда бы гномы заметили, что их спутников сожрали — уже в Эреборе или все же на следующей стоянке?