* * *
Но я и не предполагала, что месть, как повелось, не холодное, а раскаленное блюдо. Одри Буржуа
— Адриан, ты прости конечно, что мы тебя отделили от семьи и спрятали в подсобке, просто Мастер Фу совсем не хотел работать, прям трясло его от твоего измученного вида! — мадам Цуруги стояла на пьедестале у дальней стенки, скрестив руки на груди, облаченная в кровавого цвета кимоно. Она улыбнулась, и Плагг внутри себя шарахнулся. Он ещё никогда не видел, чтобы люди так широко и страшно улыбались, а внутри них так и кипела ненависть. Казалось, эта женщина не просто в кимоно цвета крови, а полита этой кровью с ног до головы. Адриан не отвечал, его больше интересовало всё вокруг, особенно при упоминании о мастере. Он специально замедлил шаг, аккуратно оборачиваясь. Из-за размеров зала тяжеловато стало сделать это незаметно. По всему периметру водружались столбы с фонарями, между ними несли вахту тушки охранников — Адриан насчитал десятерых, но их явно было больше. Эти стояли в чистом виде, а те, кто по ним лупил, точно остались бы в пыли и слегка потрепанными. У Марлены много, слишком много наёмников. Адриан увидел в десяти метрах от себя большой стеклянный куб, напоминавший клетку, где к нему спиной совсем беззащитно лежала Принцесса в больничной пижаме. Рядом с ней, прижавшись к лицу, беззаботно спала Тикки. — Что, Адриан, как тебе у нас в гостях? Понимаю, ты ожидал, что у Кагами более уютно, но что есть, то есть, — Томоэ начала медленно спускаться, с наслаждением следя за тем, как Адриан ищет глазами близких и о чем-то думает. — Ты не стесняйся, проходи на середину зала, тебе как раз приготовили ещё один стульчик. Натали и Габриэль уже заняли свои места! — Марлена загадочно кивнула головой за спину Адриану. Агрест не спеша обернулся: отец без чувств, опустив голову на грудь, был связан на стуле. К нему спину, тоже прикованная к какой-то табуретке, сидела Натали. Они с Адрианом столкнулись взглядами. Санкер мягко улыбнулась и сплюнула кровь. С разбитой губой, в мокром до нитки топе, она дрожала от холода. По ее плечу расползалась вперемешку с кровью грязная полоска. — Натали.. — его глаза испуганно заслезились. Нет! Что они с ней сделали? Натали дышала так, словно делала это последний раз, её измученный вид говорил все сам за себя: над ней издевались и не раз. Она ещё раз сглотнула, с какой-то запредельной любовью и страданием изучая обреченного, застигнутого этой мученической картиной Адриана врасплох. Так и читалось по этим искусаным губам "не бойся, не кричи, меня ещё не сломали, главное верь в лучшее". — Ах да, мы тут с Натали немного вспомнили молодость. Понимаешь, Адриан, я хотела поговорить с твоими близкими, но вот почему-то Габриэль никак не приходит в себя, досадно, да? Пришлось ждать пробуждения нашего великого дизайнера! Ну а чем нам, девочкам, заняться, пока ждём? Я предложила Натали холодной душ! Адриан тяжелее задышал. Он быстро складывал в голове всё пройденное и случившееся и сам отвечал на свои волнующие вопросы. У Марлены не столько был план маньяка, сколько план издевательств. Ее цель — как можно больше причинить боли, пока они живы. Зачем делать один выстрел, если можно прибегнуть к тысячи таких выстрелов? Состояние Натали тому доказательство. Марлена щёлкнула пальцами, уже предугадывая наперед, что Адриана довели до взрыва и сейчас он ринется в бой без оружия и кольца. — К стене его! Пусть вместе с Натали ждёт, когда проснется папа. Если проснется, пх. Адриана подхватили под два локтя, рывком доставляя к стенке и залепляя рот скотчем, чтобы он смиренно молчал. Марлена терпеть не могла, когда ей кто-то мешал. — Ну вот вы все в моих руках, — она с величественностью оглядела свои грязные, засплесневые владения и людей. — Где-то по подземелью ещё бегают Феликс и эта… как ее там… рыжая дрянь, но по одиночке их будет намного легче поймать. Адриан замычал что-то в ответ, явно нецензурное и злое, но только обслюнявил скотч. — Удивляюсь, как у такой милой мамашки и интеллигентного папашки родилось вот это неуравновешенное нечто, — Марлена брезгливо выпятила нижнюю губу. Адриан одним взглядом послал ее на все четыре стороны, яростно прыгая на стуле. — Ах вот как… пинаешься. Она дала знак тому громиле, который вытаскивал Адриана из подсобки. Он молча сдвинулся с места, идя прямо на Адриана, который почти выпутал одну из рук. Но до него он не дошел, а остановился рядом с вздрогнувшей Натали. — Ну? Марлена, как в цирке, хлопнула в ладоши. Громила поднял с пола железный ковш и с размаху вылил воду на захлебнувшуюся Натали. Адриан тут же прекратил дёргаться и замер от неожиданности. — Балбессс, — Плагг закрыл лапами мордочку. Натали на Адриана даже не посмотрела. Только сплюнула воду и задрожала. В подземелье действительно было прохладно, а если учесть, что ее разули, оставили в лёгкой одежде и облили не в первый раз ледяной водой, то Натали рисковала получить обморожение. — Ты всё ещё хочешь сбежать? — Марлена приложила палец к губам. Адриан с презрением покачал головой, прилипая к стулу. Громила снова туго связал его запястья. — Вот и прекрасно. Марлена хотела отвернуться и пойти обратно к столу, где сидел Фу, но тут закашлялся Габриэль, приходя в себя. Адриан с надеждой замычал что-то радостное. Отец шевелился и бормотал непонятно что. Но, главное, он приходил в себя! — Томоэ… — первой, кого он увидел, была Марлена. Габриэль усмехнулся, гордо задрав подбородок. От движений в животе всё забулькало, и Агрест прикусил щеку от боли: казалось, что живот может разорваться. В горле очень першило. К его руке было привязано запястье Натали, и она с трудом в знак своей поддержки сжала его мизинец. Габриэль изменился в лице, начиная жадно бегать глазами по помещению. — Здесь они все, — Марлена скривила губы. — Ледибаг, квами ее.. сыночек твой, вон, со скотчем в зубах, ибо больно поговорить любит. Натали сзади тебя. — Всех собрала, — Габриэль подавился слюной и кровью, и всё это потекло по его свитеру. Он тоже нащупал указательный палец Натали и грел его ледяную подушечку в своем кулаке. Марлена изобразила рвотный рефлекс от увиденного. — Дождемся, когда поймают твоего племянника, и будет полный комплект, — Томоэ присела на край стола. — И что ты будешь делать? — Габриэль, единственный способный тут говорить, с бесстрашием человека, которого могли в любую минуту грохнуть, вызывающе задал вопрос. — Наслаждаться, — она оголила свои белые клыки. — Я наконец исполню свою мечту. Габриэль во время ее ответов бегал глазами по всему помещению. Искал выходы, запоминал расположение, делал какие-то заметки. В мыслях теплилась надежда, что Феликса не поймают, и прыткий племянник найдет выход из ситуации. Ната и Хлою, возможно, тоже не поймали. А из этого следовало, что спасти их могли. — Что? — Марлена засмеялась, слыша мычание Адриана. — Какую мечту я исполню? Адриан перестал дёргаться и мотнул головой. — А я расскажу тебе, Адриан. Время у нас есть… думаю, вам интересно узнать, — Марлена сощурила и без того маленькие подлые глаза, ожидая реакции. Габриэль дул ноздри от боли, держал Натали за палец и дырявил ее глазами. Адриан продолжал убивать выражением лица и жаждать ответа. Натали, стуча зубами от холода, гордо молчала и даже не смотрела на нее. И раздражали не эти Агресты со своей дерзостью, а именно безразличие Натали. Если ей больно, то она должна кричать, скулить, стонать, просить пощады, дерзить, торговаться! А не вот это всё… — Пошли все вон! — Марлена гаркнула на охрану и мужчины, как по команде, одновременно повернулись к выходу. — Не боишься без своих мальчиков оставаться? Габриэль гаденько улыбнулся. Томоэ проверила засов на двери, стоило почти всем охранникам выйти. Последний — немой, остался стоять у входа. — Если вы придумаете с твоим тупым сыном какую-то глупость, вам всё равно не дадут выйти отсюда живыми, — Марлена зашагала обратно к Габриэлю и Натали, на ходу начав рассказ. — Когда Генри пьяным садился за руль, я умоляла его прекратить. Я падала на колени и говорила, что готова помочь ему, лишь бы он доверился мне. Но Генри был непреклонен. Он сказал, что жизнь уже не имеет смысла и рассказал мне, что с самого детства является подопытным японских учёных, — она грустно улыбалась под стук зубов Натали. Санкёр дрожала от температуры и озноба, от воды, сосульками прилипающей к ногам, от вновь закровоточившей раны. — Он сказал, что последняя ниточка, держащая его на этом свете — это Натали Санкёр, — Томоэ резко развернулась, с размаху ударив по щеке Натали. — Которая отказала ему в чувствах. Натали закашлялась, сплёвывая кровью на бетон. Габриэль стиснул кулаки, оставив на запястьях розовые следы от веревки. — Прекрати, — он яростно посмотрел на Марлену. Та даже не услышала его, как коршун кружа вокруг Натали. — Когда ты отказала ему в чувствах, Санкёр, всю ту ночь я его утешала. Знаешь, как это больно, когда он смотрит тебе в глаза, когда целует твою кожу, когда обнимает тебя и сквозь сон говорит: «Натали»?! — её рот изогнулся в судороге, каждое «тебя» выговаривалось с особо четкой интонацией. — Конечно ты знаешь, ведь Габриэль поступал с тобой точно так же. Как прекрасен закон бумеранга… Агрест, ты очень любишь комментировать мои слова. Что здесь скажешь? У Габриэля снова дрожали кулаки, но сделать он мог ровным счетом ничерта. Марлена давила на Натали не только физически, но и морально: выбрала самое больное — их отношения. И частично была права. — Ответишь? — она переметнулась от Натали к Габриэлю, дав поближе рассмотреть свое дурное лицо. Габриэль исподлобья на нее взглянул. Седые виски, морщинистый лоб, тонкие, некрасивые губы. И диковатые глаза. Хотелось кинуть ей что-то ненавистное, пошлое, матерное, самое ужасное, на что он был способен. Но она могла сорваться и снова ударить Натали. Габриэль уже понял, что любой проступок находящихся в зале Марлена оценивает как красную тряпку и срывается исключительно на Натали. Марлена продолжала скалить зубы. — Твои потрахушки с Генри меня вообще не касаются. Зал замер в ожидании ответа Томоэ. Или удара. Но она ничего не сделала. Только цинично хмыкнула, отойдя от них с Натали на несколько метров. С каждым ее шагом словно спадала зловещая аура, и Габриэль услышал тяжёлый выдох Натали, которая, кажется, все это время даже не дышала. — Вечером того же дня, уже узнав о его смерти, я пришла в бар. И там познакомилась на вид с привлекательными парнями, в итоге оказавшимися убийцами Генри. Это они и их родители с самого рождения Генри травили его своими опытами! — она так ударила по столу, что пустая кружка вылетела в проход и разбилась. — Они узнали во мне подружку «надоевшего Дюрета», на котором планировали провести ещё пару исследований. Я ненавидела их, хотела уничтожить в тот же вечер. Тогда мне казалось, что, если бы не тварь Санкёр и эти опыты, я бы смогла остановить его от смерти. Смогла бы! — она опять повысила голос, срываясь на истерику. — Он бы забыл тебя, — Марлена сплюнула под ноги Натали, — Со временем тебя и так все забывали. Томоэ замолчала, покусывая губы. Казалось, что эту речь она готовила с того самого дня, как только Генри ей во всем признался, а потом прыгнул в пожарище из столкнувшихся машин. И каждый день эта речь дополнялась новыми событиями, точившими в Марлене гнев, злость и высшую степень обиды и несправедливости. — Я ввязалась с пятью убийцами и помощниками убийц Генри в драку. Нас питала взаимная ненависть, — Томоэ сняла с полки бутылку вина, налила в большой бокал и выпила пару глоток.. Длинные рукава ее кимоно придавали этой картине демонический вид, словно Марлена стала ведьмой из сказки. — Наши силы оказались неравны, я разбила им нос, а меня пять раз отымели. Она сказала это просто и неожиданно. Как цитату из книги, как что-то очевидное и вполне последовательное. Но очень громкое и повергнувшее в шок. В сыром помещении повисла пауза, Томоэ не спешила продолжать, локти в ее широких рукавах тряслись. Она, дабы не показать отголосок прошедшего страха, медленно осела на стул и так же долго пила вино, пока последняя капля не пролилась из бокала на ее подбородок. — Одним из тех людей стал мой будущий муж, Тэкеши Цуруги. Его отец по сей день остаётся уважаемым человеком, хотя давно ушел на тот свет. Для него изнасилованная девушка стала бы клеймом на карьере и уважении коллег. На следующий день ко мне приехала целая делегация из противных морд, во главе которой стоял Тэкеши с кольцом в зубах. Нет, мое мнение спрашивали, но для чистой формальности, все равно бы заставили пойти под венец. Да и я понимала, что если не соглашусь, то меня просто уничтожат его друзья. Мой насильник и будущий муж, а также его отец обеспечивали мне некое подобие защиты от таких же тварей, как и они. Когда прошел месяц после смерти Генри, я почувствовала себя плохо, меня отвезли на медосмотр. — Габриэль, какие эмоции ты испытал, когда Эмили сообщила тебе о беременности? — Цуруги улыбнулась. И в этой улыбке была и ласка, и тепло, и что-то такое безумное, от чего сводило живот до тошноты. — Врач сообщил, что я беременна двойней. От Генри, — она гордо расправила плечи. — Моему счастью не хватало границ, я плакала от того, что тот мужчина, которого я люблю больше жизни, оставил мне частичку себя. Потом мне было страшно, — свет, который какую-то долю секунды исходил от ее лица, потух.— я боялась, что отец Тэкеши убьет меня или заставит сделать аборт. Но... о нет, он выбрал совсем другое. В этих детях, в Кагами и в ее сестре могли расти заражённые опытами гены Генри Дюрета. И мои дети стали бы новыми жертвами опытов. Когда я родила своих малышей, они... были точь-в-точь похожи на меня, что только обрадовало чету Цуруги, нам не пришлось скрываться и мы могли спокойно выдавать их за детей Тэкеши. Марлена замолчала, качаясь из стороны в сторону. По всему, что она делала, как дышала, как говорила, как ходила и кричала было понятно, что это уже давно человек не только с поломанной судьбой, но и с разрушенной психикой. Просто ей удавалось это скрывать несколько лет. — Мне не дали их покормить, сразу отнесли на осмотр, где выяснили, что кровь заражена лишь у Кагами, другой ребенок был здоров. Тогда решили влить и ему штамп вируса, дабы была не одна подопытная зверушка, а целых две, — Цуруги скрестила руки на груди, рассказывая уже более безэмоционально. — Агния Ношем перепутала дозы и ввела больше положенного, сестра Кагами не прожила и дня. За это Агния и получила свою знаменитую русалку с кинжалом. — Дальше моя жизнь стала мишенью, а каждое препятствие — это дротики, что в меня пускали. И никто не смог попасть в центр, никто не смог расколоть мишень на две части. Я семнадцать лет жила с Кагами и Тэкеши в одном доме. Я терпела побои, унижения, домогательства. Моя дочь стала хомяком для опытов, каждый день на ней что-то тестировали, проверяли и испытывали. Почему она такая послушная, сдержанная, нелюдимая? Да потому что слушала чужие приказы и повиновалась им. — Все эти годы я знала, что придет час и я обязательно отомщу вам всем! — на последнем слове ее голос сорвался на крик, лицо покрылось отвратительного цвета пятнами, клыки со слюнями, как у голодного зверя, вылезли изо рта. — Когда Кагами исполнилось семнадцать, её дед умер, оставив нам приличное состояние. Недолго думая я в тот же день убрала Тэкеши. Он бы не дал проходу ни мне, ни Кагами, больше не сдерживаемый отцом, он становился опасен. Теперь я оставалась один на один с дочерью, связями и деньгами. Тогда мы приняли решение ехать в Париж, я хотела посмотреть, что происходит в вашей недо-семье, — Марлена с издёвкой посмотрела на обморочную Натали и Адриана, жевавшего скотч. — Почти двадцать лет я жила в паутине страха, как муха, которую никак не жрали пауки, а просто издевались. И всё это было из-за тебя, Натали, из-за Эмили. Не приведи она тебя в нашу компанию, ты и Генри никогда бы не пересеклись! Не появись ты, он бы не влюбился в тебя, не сошел с ума от этой чертовой любви, а посмотрел вокруг себя и увидел меня! Последнее "меня" зазвенело в зале эхом, разлетаясь по всем коридорам. — Три года назад мы вернулись во Францию из Токио. Я заплатила огромные деньги, чтобы вывести тело Генри к себе на родину, в Японию, он не мог оставаться в той земле, которая его погубила. Ах да, меня немного выводила из себя мамашка Хлои Буржуа. Эта на вид глупая Одри совалась во все дырки, переодически подкидывая мне проблем. Её рвение узнать правду привело к десяткам спланированных смертей и уничтоженных бумаг, которые могли раскрыть глаза на многие вещи. Когда Одри перешла положенную границу, мы начали реализацию плана по устранению Буржуа. Вначале пугали Хлоей, что слегка сократило её рвение бежать вперед паровоза. Но наших угроз надолго не хватило, и тогда было принято решение о полном устранении Одри Норем. Так как мой бывший недо-муж и его папочка покинули нас, полноправным владельцем всей империи опытов стала я. В моих руках уже третий год тысячи подпольных штампов вирусов. Ну и естественно все связи с другими маргиналами сохранились. Наркодиллеры и мои люди травили Одри, она медленно тухла у всех на глазах, продолжая копать информацию, что могло подпортить мои планы. Очень упертая женщина, скажу я вам. Буржуа не должна была влазить, не должна была сдать всю информацию Габриэлю раньше времени и уж тем более передать компромат властям, это испортило бы мой первый план, который я готовила к двадцатилетию Кагами и Адриана. Когда мы поняли, что она копит информацию во всех возможных источниках, я послала убить её. Но чёрт, эти косые идиоты сбили машину, а она всё равно оставалась жива и лежала под капельницей. Да, я знала, что она пишет завещание и делится с каким-то человеком всей информацией. Феликс, признаюсь честно, красиво сыграл свою роль, мы долго и нудно искали этого чёртика по всему земному шару, будучи не до конца уверенными в его причастности к Одри. Почему мы похитили и вернули завещание Одри? О, тут нет ничего загадочного, мы просто убедились в том, что второй пакет документов Буржуа попадет в руки Габриэля уже тогда, когда начнет реализовываться мой план. Узнай вы все раньше времени, я была бы очень зла, мои дорогие. Двадцать один год я продумывала план мести. Накапливая информацию, я корректировала его, и уже год назад всё сложилось в идеальный пазл, когда мне удалось захватить Орден Хранителей. После убийства Агнии Ношем все ее вещи доставались моему мужу, половину он забрал себе, в основном это было оружие и компромат, а какую-то часть просто решил отнести на свалку. В этой куче мусора я и нашла несколько рукописей о камнях чудес. Но искать их не представлялось возможным, я не имела права покидать Токио, поэтому рылась в новостных сводках. Результат — нулевой, о героях выкладывали только сказки и забытые миром теории. С появлением супергероев в Париже появилось больше информации, и все заметки Ношем подтвердились, камни могли исполнить любое желание и обладали мощной силой. Приехав в Париж, я хотела вызвать интерес Бражника к себе и отнять у детей в клоунских костюмах их побрякушки. Бражника я смогла бы сломить, в моей голове не было преград, чтобы отказаться от его силы и спокойно сбежать с талисманами. Но всё пошло по одному месту, я оказалась такой же проигравшей, как и сотни других марионеток. Не скрою, после у меня возникали идеи натравить Кагами на Ледибаг, но дочь не соглашалась, в ней не до конца действовали препараты, с помощью которых она должна была подчиняться мне. И тут мне улыбнулась удача: восстал от сна Храм Тибетских Хранителей! Я сразу же отправилась туда, в записках Агнии говорилось, что Хранители знают много важных моментов, заклинаний и, главное, личности супергероев. Но эти дряхлые старики не пустили меня даже за ворота! Деньги им были не нужны. Рассерженная и злая, я искала выход из ситуации, как со мной на связь вышел один из учеников-предателей. Он рассказал мне, что сам ответить на вопросы не может и имен героев не знает , а вот отдать опасного квами, умеющего решать такие проблемы, — отдаст.. Таурр был ослаблен, ему требовались силы, заключавшиеся… В убийствах. Он питается чужими жизнями, ахах, — Марлена засмеялась наигранно, явно расстроенная простреленным талисманом скорпиона. — Таурр поведал мне, что книги Хранителей и другие камни чудес хранят десятки секретов, которые помогут мне не только вернуть Генри, но и использовать волшебство при опытах в моем бизнесе. От меня требовалось одно: найти ему хозяина. Камни второй шкатулки построены так, что пока человек не скажет, что принимает квами и его силы, трансформации не произойдет. Уж очень опасны квами второго шанса. Я приказала Кагами надеть талисман. В ночь перед финальной битвой с Бражником мы напали на Орден Хранителей, зачистив всё здание и сделав его кровавым побоищем. Я просила Таурра оставить мне одного из стариков, чтобы тот работал со мной и помогал с переводом и заклинаниями, но Таурр слишком долго пролежал в шкатулке, оголодал и жаждал большего, он резал, не задумываясь. В Храме мы нашли миллионы чертежей и книг, но шкатулки не было. Я считала, что Ледибаг получает свои камешки из Тибета. Но Таурр и один из предателей выяснили, что остался ещё один старикашка — Мастер Фу, приезжавший к ним чуть ранее. И в этот же день его показали во всех телеэфирах. Фу потерял память, Хранителем стала Ледибаг, Бражник всё как всегда просрал. В тот месяц мне снова начала мешать мамашка Хлои, из-за чего найти Фу удалось гораздо позже. Он возвращался с Марианной Ленуар в Париж. Эта женщина знала, кто такой Фу в прошлом и ничего не забыла. При риске смерти Ван Фу, она призналась, что память ему можно вернуть, что рецепт есть в Храме Хранителей и вообще она очень милая старушка, раскрыла все секретики, — Томоэ налила в бокал вино, рассматривая в свете лампочки пузырьки от напитка. — Марианну мы устранили, оставив в массажной лавке, словно на нее напали местные разбойники. А я и Фу первым рейсом вылетели в Тибет. Мастер Фу сидел за столом, не шевелясь. Казалось, его вообще не заботило, что Марлена орет, бьёт людей и готовит преступление века. Мастер находился в полной гармонии, скрестив руки в замок и уперев взгляд в стол. — Полгода назад к нему действительно вернулась память благодаря рецепту Ленуар, и он выполнял любой мой приказ, зная, что на мушке пистолета его внук. Фу починил талисман бегемота и рассказал, как исполнить мою заветную мечту. Ах да, Маринетт, твою личность он не раскрыл. Таурр сам узнал это. Как же было банально, что главный страх Фу не тупой внучек, а два подростка супергероя, один из которых — новый Хранитель. Мой первый план окончательно утвердился. Я планировала посватать Кагами за Адриана и мне это блестяще удавалось. Я знала, что Габриэлю нравятся богатые мамы и их сдержанные и умные дочери — прекрасный тандем с Адрианом. Если бы у Адриана и Кагами родились дети, а это были бы близнецы, то они точно стали бы заражены вирусом. Да, Габриэль, я хотела, чтобы твои внуки страдали вместе с тобой, как когда-то это делала я, оставшись без своего ребенка. Параллельно с этим я написала письмо Ледибаг, которую намеревалась запугать, чтобы она отдала мне шкатулку. Я хотела обойтись меньшей кровью и даже не намеревалась калечить Дюпен-Чен, всё-таки она племянница Генри. Моя цель — это уничтожить твою семью, Габриэль. Мне всего лишь нужна была шкатулка, один из внуков и талисман Кота Нуара вместе с Адрианом! Чтобы исполнить свою заветную мечту, я должна была принести в дар талисманы кота и божьей коровки, одного из родственников Генри — будущего внука, твоего внука, Габриэль, и носителя камня. Например, Кота Нуара. Как же красиво все складывалось, раз Нуар оказался ещё и твоим единственным ребенком. Так вот, почему же я ждала двадцатилетия Кагами? Мне нужен был полный контроль над дочерью, препараты почти ликвидировали ее самостоятельность, она становилась в моих руках прекрасной куклой и не перечила бы тому, что я хотела сделать. Когда мы отправили Маринетт письмо с кровавыми фотографиями Хранителей, я ждала одного: её страха, иначе я не смогла бы управлять шкатулкой. — Но Мастер Фу обиделся на меня, можете себе представить? — Марлена картинно всплеснула ручками. — Видите ли я не сдержала свое слово, устранила его внука! Для него это трагедия, он поэтому и отказался читать заклинание, чтобы вернуть Генри к жизни. Разве Фу не понимает, что это так, нелепость, а трагедия будет с уничтожением Тикки? На ее последних словах сгорбленный и постаревший Мастер, до этого смотря только в свои руки, вдруг словно возмужал, загорелся и посмотрел в мокрые глаза Тикки так, чтобы никто другой этого не заметил. Отчаяние, смелость, боль и величие смешались в какое-то общее огромное решение, которое он пытался передать своими грустными глазами и вложить в мозг и душу Тикки. Тикки видела этот взгляд год назад на крыше здания, когда Бражник добивал Ван Фу, чтобы забрать шкатулку. Мастер тогда почти сдался и глядел так же испуганно и обречённо, а потом вдруг посмотрел так, как смотрят люди, уверенные на сто процентов в своем громком решении. Он передал под контроль Маринетт шкатулку с могущественной силой. Сейчас Фу не перечил тому, чтобы Маринетт и Тикки принесли в жертву. Тогда он заплатил своей памятью, а сейчас он отдаст? Тикки вроде понимала, что ей немыми жестами показывает Фу, но даже не верила в это до конца. Их зрительный контакт прервала Марлена, вышедшая в центр зала, и маленькая квами не успела поделиться информацией с Плаггом. Томоэ в это время получила какой-то сигнал по рации и затаила дыхание, как ребенок в новый год перед вручением подарков. — Веди его сюда, — Томоэ закончила связь по рации. Она с загадочной улыбкой зашла в нарисованный посреди помещения круг. По всему периметру помещения вдруг вспыхнули факелы, стало светлее и ярче, как в самом настоящем фильме о жертвоприношениях. — Что ж, вот и сказка подходит к концу, дорогие дети, — Марлена вызвала по рации одного из охранников. — Дальше принцесса превратится в пену, а принц останется сходить с ума по ней, — она одарила Адриана улыбкой. — Пришло время вернуть Генри! Большая туша в лице охранника появилась в кубе, где держали Маринетт. Её, слабую и плохо видевшую, привели в чувства, поднимая на ноги. Она смутно соображала после удара в особняке и всю речь Томоэ слушала как из-под толщи воды. Вот её вытаскивают на секунду, чтобы вдохнуть кислород, она слышит какой-то отрывок из рассказа Томоэ про талисманы, про план о женитьбе Адриана и про свой главный страх и снова уходит под воду. Первым делом она столкнулась глазами с Адрианом. Тот безнадежно, с любовью и жалостью смотрел на нее, проклиная Марлену. Ему связали руки и ноги, заклеили рот, забрали оружие и просто отрезали все пути к выходу. Адриан не знал, что делать. Мог только скакать на ножках стула и все равно оставаться намертво привязанным к нему. И это было самым ужасным: видеть, как страдают близкие, чувствовать, что они на грани и им нужна помощь, слушать ужасную речь Марлены и быть бесполезным. Адриан не мог сделать ничего. И когда один из охранников направился к Маринетт, он со свойственной себе безбашенностью начал ломать стул, мычать, пускать слюни и пытаться кричать. — Да приложите его уже чем-то по голове, сколько можно на это смотреть! — Марлена заорала на второго охранника, разгневанная мешающим Агрестом. Его тут же хлопнули по шее локтем, зрачки парня забегали, и картинка поплыла перед глазами, оставив в ушах птичий звон. — Адриан! Маринетт бросилась вперёд, но врезалась в стекло куба. Ее ладошка застряла на том самом месте, где теперь в обмороке валялся Нуар. — Что за..? — Дюпен-Чен отшатнулась, наконец поняв, что она под стеклом, а все вокруг ее не слышат, куб не пропускал звуков, и она как немая рыбка кричала сама себе. — Я в стеклянной клетке? — Тише, Маринетт, — красная квами метнулась к ее щеке, прижимаясь холодными лапками к коже. — Я не имею сил для трансформации, нам придется обойтись без нее. Адриану больно, но он жив, успокойся, девочка. Доверься мне, я знаю, что делать. Последние слова Тикки ей прошептала в самую шею, чтобы никто не мог прочесть по губам. Маринетт еле заметно кивнула, озираясь по сторонам. Тикки ее совсем не успокоила, но хотя бы намекнула, что план у них есть. Из-за плохого самочувствия Маринетт соображала с задержками, переодически теряясь в собственных мыслях, жутко хотелось воды и трансформироваться в Ледибаг. Она многого не понимала. И очень боялась. Чувствовала, как от нервов сворачивается желудок. Оставив подушечки пальцев на опущенном лице Адриана, Маринетт медленно повернула голову в сторону. Натали, привязанная к стулу, сплевывала кровью прямо на грудь, её розовые щеки и покрытый красными пятнами лоб тряслись. Габриэль сидел на другом стуле, прикленный к Натали со связанным ртом и бардовым пятном на животе. Плагг бился в маленькой стеклянной колбе, которую поставили рядом с Хранителем… — Мастер Фу! — Маринетт сглотнула, узнавая родное и любимое лицо. — Вы живы, вы здесь. Слезы сами по себе потекли по щекам, и горячее дыхание покрыло стекло куба. Мастер даже не посмотрел в ее сторону, продолжая гипнотизировать свои руки. — Вот, каким Хранителем я стала. Маринетт прижалась лбом к стеклу. Она была жалкой, бесполезной, беспомощной, совершенно не понимающей, что здесь происходило. Ужас, который она видела впереди себя, походил на кошмарный сон и… Маринетт вдруг ощутила тот липкий страх, который присутствовал в ее кошмарах на протяжении нескольких месяцев, и отшатнулась к другой стене. Сейчас это уже было не сном, и тот момент, навсегда впечатавшийся ей в голову, должен был произойти в жизни, по-настоящему, в этот самый момент. В зал ввели Феликса. — Я уже говорила, что Феликс доставил мне уйму проблем, — Марлена заговорила тем тоном, словно нужно было развлекать публику, пока сцену готовили к главному зрелищу. — Если другие мои противники заслуживали смерти, то Феликсу я этого не желала. Он умелый противник, с такими опасно бороться, но удобно союзничать, — она опустила руки по швам, приподняла подбородок, морщинки под глазами разгладились, всё лицо ее ждало чего-то громкого. — Черные глаза, — Маринетт закрыла рот рукой. — Феликс… За Феликсом, чуть поодаль, шла Кагами, держа в руках два пистолета: один свой и изъятый у Фела. Она спокойно кивнула Томоэ, не обращая внимания на трагедию, которую сейчас так искусно создавала ее мать. Феликс, опустив руки по швам, с полной безэмоциональностью и покорность склонил голову. — Молодец, мальчик. Теперь докажи своей семье, — она издевательски обвела взглядом Агрестов и заговорила громким шепотом: — Что ты теперь мой союзник, — она повернулась к Натали и с удовольствием пояснила: — Чтобы подготовить жертву к жертвоприношению, согласно слиткам Древних Хранителей, её нужно раздеть. Догола. Феликс, приступай, — Томоэ хлопнула поднесенной тростью по ладони. — А теперь вон пошел, — она махнула рукой, прогоняя за дверь двух оставшихся охранников. Натали харкнула кровью на пол, Маринетт забилась в угол, в растерянности и от бездействия не понимая, как себя вести. Что там говорят? Почему все так встрепенулись? Феликс шел прямиком к ней, его шаги были похожи на ненатуральные, железные, технические движения. — Феликс, скажи мне, что ты не тот, кем она хочет тебя сделать, — Дюпен-Чен не двигалась, упрямо глядя на парня, так напоминавшего ей ее любимого человека. — Ты так уверена, что, убив меня, ты получишь его любовь? — Натали впервые за всё время, проведенное в подземелье, заговорила. Ее лицо тряслось в жару, губы были искусаны, по лбу тек холодный пот. Но она всё равно смотрела на Марлену непобежденными глазами. Да и ещё и так, словно жалела ее. — Зачем нужна любовь, где любит только один? Что угодно ты будешь делать, не получится, он не твой, он вообще ничей, потому что ушел из жизни. Ты не будешь счастлива, заставив его полюбить себя. Если тогда не вышло — не выйдет никогда, — Натали говорила быстро-быстро, на последнем издыхании, пытаясь донести до свихнувшейся Томоэ основную мысль. — Отпусти, Марлена, отпусти. Я… — Натали заговорила громче: — Я обещаю тебе, если ты оставишь их в живых, все документы и компромат будут уничтожены на твоих же глазах, ты сможешь уйти, тебя не привлекут к следствию, — Натали оттачивая каждое слово, как животное, на которое напали, а оно упорно не сдавалось, даже зная, что ему уже отгрызли какую-то часть тела. — Не будет у тебя счастья такой ценой. — Какие обещания, — Томоэ слушала ее с загорающимся в глазах огнем. Она махнула рукой так, что рукав красного кимоно рассек воздух, и агрессивно заговорила:— Ты думаешь, что я променяю двадцать лет убогой жизни и единственной мечты на твои жалкие слова о компромате? После вашего устранения уничтожат все бумажки. Я всё равно останусь в выигрыше… Разве ты до сих пор не поняла? — глаза Марлены полыхнули огнем, какого ещё никто не видел за всё время. — Я двадцать лет… из-за тебя! — гнев заставлял глотать слова. — Я жила среди убийц! — она загнула большой палец, — наемников и насильников, — на руке Томоэ не загнутыми остались всего два пальца. — Среди боли, побоев, домогательств, издевательств, оскорблений, агрессии, страха! — все пальцы на руках сжимались в кулаки. — И ты считаешь, что пройдя этот ад и настигнув виновника всех событий, я… Прекращу? Прекращу, потому что ты мне обещаешь уничтожить тупые рукописи? — она удивлённо улыбнулась, разводя руками. — Дура, — голос стал напористей. — Всё, что я делала эти три дня, преследовало две цели: победу и твои страдания. Такие же, как и у меня. Феликс тем временем вошёл в куб к Маринетт. Между ними был метр, а вокруг сплошное стекло. И Маринетт свято была уверена в постановке и с нетерпением ожидала, когда он достанет пистолет, выстрелит в Марлену, спасет ее из этого куба и они вместе бросятся на помощь к ребятам, ждала, когда вместо этих страшных черных глаз появятся его красивые голубые, которые так понравились ей после рассказов Адриана о брате. — Феликс, что ты собираешься делать? — Маринетт вздрогнула и вся покрылась мурашками, когда его лёгкая рука легла ей на плечо и потянула рубашку вниз. — Фел? Феликс вел своей ладонью по рукаву, тот слазил с тела, открывая для обзора голые плечи. Маринетт не двигалась, не кричала, не дралась, она упорно верила, что он играет на публику. Парень не реагировал на ее просьбу, казалось, что на это влияет Марлена, не сводящая с них взгляда и испытывающая Фела на прочность. Маринетт помнила, что говорил Натаниэль, и, не имея никаких других выходов, верила, что брат любимого человека не причинит ей вреда. Если Ната и Хлои тут нет, если Сабрину не видно, может, они придумали крутой план, подослали Феликса и сейчас делают невозможное? Сердце ждало грандиозного, Маринетт убивала в себе страх, продолжая доверяться Феликсу. Феликс повернулся ее к себе спиной, чтобы развязать пижаму: и штаны, и рубашка были на завязка и пришлось долго все расплетать. Он спрятал лицо в ее волосах и быстро заговорил односложными предложениями. — Тебя голую поставят в центр. Поднимут по лифту к куполу. Там откроется крыша. Он развязал все узлы на рубахе и полез вниз к штанам с тем же пустым взглядом. — Тебя не принесут в жертву, нас заберёт вертолет. Все осталось развязанным и расстегнутым, но ни Феликс, ни Маринетт не спешили скидывать одежду. Маринетт стояла в напряжении. Почему-то дыхание Феликса в самую шею вызывало страх. Как и его голос. Что-то было в нем не так. Какой вертолет? Почему только ее одну заберут? А как они будут действовать дальше? Что Тикки думает? Квами сидела на полу, скрестив лапки и только кидая на Феликса острые взгляды. Марлена в это время напоминала Натали о прошлом. Схватив со стола свою трость, она направилась прямо к Санкер, не замечая ничего вокруг. Глаза застилал туман, наполненный обидой и жаждой мести. — Натали, вспоминай, — голос пропитался жестокостью. — Всё, что я делала эти три дня, преследовало две цели: победу и твои страдания. Такие же, как и у меня, — она во второй раз повторила свою фразу и подняла ладонь вверх, готовясь загибать пальцы. — Письмо Адриану стало отправной точкой. Я знаю, ты сразу поверила в угрозу из-за прошлого и начала страдать. Таурр чувствовал это. Шаг. — Погоня в лесу. Знаю, слегка перестарались, но как же ты орала и боялась обстрела. О, тебя же ещё ранили, вообще чудно. Мне тоже было страшно и больно, когда меня насиловали. Шаг. — Жерар. Смерть твоего единственного близкого друга, знавшего все главные тайны твоей жизни, служившего поддержкой и опорой в трудные минуты. Я тоже лишилась друзей. Всех. Шаг, удар тростью по камешкам, попадавшимся под ноги. — Сцена с Агрестом в лесу, признание в любви, мечты о свадьбе. Ты поверила в его предложение руки и сердца, а я щёлкнула пальцами и в миг рассеяла контроль над ним! Не было свадьбы, не было любви, не было чувств, Наташ, ахах. Генри вел себя так же. Два шага, расстояние сокращается. — И эта девочка, которую он будет раздевать на твоих глазах, станет ещё одним страданием, которое будут проживать твои близкие у тебя на глазах, — Марлена оперлась на трость, смотря на Натали сверху вниз. — Иногда больнее не самому страдать, а видеть, как страдают другие. Маринетт принесут в жертву, я верну Генри… Томоэ облизала губы, как хищник над телом убитой жертвы. Натали смотрела несломленным взглядом на свои коленки. Мысли метались вокруг Феликса, которым возился рядом с Маринетт. Чего он ждал? Что планировал делать? Где Сабрина, Натаниэль и Хлоя?! Когда они придут на помощь? Марлена ни слова не сказала о них… Натали продолжала верить в лучшее, губить в себе все заявления Марлены, стараясь не поддаваться щемящей душу боли и панике. Потом. Она подумает о любви и прошлом потом. — И последнее, — Марлена обдала холодным, пьяным дыханием шею Габриэля, стоя в нескольких сантиметрах от Натали. — Габриэль, — она как змей искуситель прошептала его имя и спросила: — Скажи, ты не любишь Эмили? Ладонь Натали, с которой соприкасались связанные руки Габриэля, дрогнула. Сразу забылся Феликс, ушли на второй план Нат и Хлоя, замерла боль в плече. Габриэль хмыкнул и оскалился. Это был провокационный вопрос. — Нууу. Не любишь Эмили? Агрест покраснел от злости. Если бы состояние души транслировалось снаружи, то мир увидел бы цунами. — Отвечай! Она выхватила пистолет и выстрелила два раза в пол, в нескольких метрах от Натали. Габриэль услышал, как пискнула и сжалась Натали. Рука Марлены продолжала оставаться на курке. — Я люблю Эмили. Но это не значит, что… — Довольно! — Марлена выстрелила ещё раз уже не пойми для чего. Разве что все снова заткнулись, а Маринетт под колбой ещё и вскрикнула. Натали вырвала ладонь из руки Габриэля, царапнув его ногтем. Его прикосновения делали только хуже. Габриэль чуть не сломал себе палец, хрустнув кулаком, и подавил стон разочарования и отвращения к самому себе. — Я не удивлена, — Томоэ широко улыбнулась и убрала пистолет за пояс. — Ты услышала то, что и должна была, Натали. Феликс, почему Маринетт до сих пор не готова?! Веди ее сюда! Феликс клешней вцепился в руку Маринетт, подушечками пальцев надавливая на кожу с тем намеком, чтобы она сняла одежду. Маринетт в страхе и панике замотала головой и схватила руками рубашку и висящие на одной единственной пуговице штаны. — Нет, нет, она хочет всех убить… что с Адрианом? Что с ним будет?! — Маринетт отшатнулась от молчащего, пофигистичного Феликса. Смотрящая на нее через стекло Марлена убила всю уверенность. — Тикки! Да что все это значит… это не правда! Это сон! — Маринетт зарыдала, всё больше понимая масштаб катастрофы. Феликс рядом заметно напрягся. Тикки попыталась что-то объяснять взглядом, но на состояния Маринетт это не действовало. — Я никуда не пойду! — Почему так долго?! — Марлена рявкнула и выстрелила ещё два раза в пол. Девушка схватилась за голову, губы затряслись от рыданий. От выстрелов очухался Адриан, с квадратной головой плохо приходя в себя. — Просто схвати ее и веди в центр! — Пожалуйста. Я спасу тебя, — Феликс, стараясь говорить незаметно для Марлены, надавил на локти Маринетт и сорвал с нее брюки, оставив в рубашке, которая еле прикрывала бедра. — Ч-что? — Марлена замерла, глядя на губы Феликса. Он разговаривал. Стало быть… Пистолет в ее руке, опущенный в пол, тут же был направлен на Феликса за кубом. Она вцепилась в него обеими руками, заелозив пальцем на курке, и заорала: — Предатель! Ты нарушил наш план! — Марлена, не отводя направленное на него дуло пистолета, обратилась к дочери. Кагами стояла перед ней, не выражая абсолютно никаких эмоций. Покорность и пофигизм. — А ты… обмануть меня решила. — Отойди, — Фел, словно став другим человеком, резко пнул Маринетт в сторону. В голове орал собственный голос. План был нарушен. Черт, черт, черт! Он двинулся к стене, держа руки над головой. — Тварь, — Марлена затрясла пистолетом, покрываясь испариной. — Ты предал наш договор... Феликс побежал к выходу из куба, и Томоэ успела два раза выстрелить, но из-за тряски промазала: треснуло только стекло. Этого срыва хватило, чтобы Феликс сбил с ног совершенно дезориентированную Кагами и выхватил у нее оружие. — Ты… — Марлена снова нажала на курок и попала в нескольких сантиметрах от дочери. Прогремел выстрел. Марлена мешком свалилась на пол с красной точкой в виске. Вдруг с разрывающим барабанные перепонки звуком завыла сирена. Напуганная до смерти Маринетт вжалась в угол колбы насколько это было возможно. В голове звенело и бухало. Зубы и ноги задрожали в истерике. Габриэль, до этого пытавшийся развязать веревки, приказал падать и повалил себя и Натали вместе со стульями на землю: — Прижмись. Так безопаснее. — Мама… — глаза Кагами вдруг налились жизнью, трезвостью, чувством. Феликс спрыгнул с нее и замер, сам находясь в растерянности и шоке. Звучавшая сирена оглушала. Кагами в немом ужасе полезла к телу Марлены. — Ты обещал не трогать ее! Лже-Феликс сглотнул. — Обещал! — девушка, не контролируя себя, так сжала ногтями руку матери, что выступила кровь. Она яростно посмотрела на Маринетт и закричала: — Маринетт! Услышь меня! Феликс тут же протрезвел, понимая, что если эта обкуренная дура сейчас скажет его имя, все пойдет по жопе. Он направил на нее оружие. В этом кровавом зале снова зазвучали выстрелы. Натали, дыша в землю, обливалась слезами и тряслась. Кагами повалилась на бок, опускаясь головой на живот матери. В глазах пришедшего в себя Адриана застыл смертельный ужас: милый, добрый, светлый брат вдруг… выстрелил в Кагами. К горлу подкатил тошнотворный комок, Адриан на какие-то мгновения просто выпал из реальности. Сабрина, только закончившая связывать снайпера лже-Феликса, прильнула к окуляру винтовки и передернулась: Томоэ и Кагами без чувств лежали на земле, переодетый в Фела мужик перезаряжал пистолет. Окуляр, как специально, остановился на колбе, в которой держали Плагга. Сабрина, не думая и секунды, прострелила ее. И квами черным вихрем метнулся к хозяину, впиваясь зубами в крепкие веревки. Феликс остервенело кинул взгляд на потолок и сделал на рефлексе шаг назад. Сабрина, сидя на месте снайпера лже-Феликса, рассматривала его идентичное с любимым человеком лицо. Слишком реалистичная маска… Или не могла. И этих двух секунд замешательства хватило, чтобы Феликс выскочил за дверь, боясь быть убитым. — Адриан, это не Феликс! — в уши ворвался крик Натаниэля. Адриан и Плагг не заметили, как в кроссовок Агреста вселилась белая бабочка. — Вся охрана повязана, со мной полиция и медики. Беги за лже-Феликсом! Слышишь меня? Не верь в это всё, возьми себя в руки. Я помогу Маринетт. Натали жива, Габриэль тоже! Ало! Где-то под куполом и из другого коридора слышались крики и лай собак, с потолка, рессекая воздух, начали взлетать белокрылые бабочки, и повсюду продолжала орать сирена. Плагг схватил холодными лапами щеки Адриана и потянул их на себя. — Мастер дал кольцо, живо трансформируйся! Адриан, переваривая жёсткие наставления Натаниэля и не отрывая глаз от тел Кагами и Марлены, натянул кольцо и на автомате выкрикнул: — Трансформация! Зелёная вспышка, в которой потонуло тело, привела в чувства. Адриан вспомнил свое недавнее состояние, когда хотелось надрать всем задницы и спасти близких, и слова Натаниэля заиграли в его голове мощным призывом. Он вытянул шест прямо к выходу и рывком переместился к дверям. Злость, страх и гнев потопили здравый смысл. Кулаки налились силой, в голову забила кровь, ноги сами по себе понеслись вперёд. В голове звучал крик Кагами, перед глазами стояла хрупкая, напуганная, раздеваемая его братом Маринетт. Успев только мельком глянуть, как Мастер Фу помогает подняться Ледибаг, Адриан вылетел вслед за лже-Фелом в коридор.* * *
Кошачий слух улавливал, в каком направлении движется брат. Брат? Адриан тут же мотнул головой. Сейчас он гнался за маской Феликса. И, кажется, за врагом, всё это время бывшим главным соперником, которому удалось стать выше даже самой Марлены. И… убить Марлену? А Кагами? Тревожные мысли вдруг сопроводил голос Натаниэля: — Медики сейчас осматривают их. Не думай пока об этом, беги за Феликсом. Это всего лишь мужик с лицом твоего брата. Это маска. — А где настоящий? Как этот упырь вообще смог переодеться в него?! Адриана снова прошибла тревога. Что с Феликсом? Он не выходил на связь с самого начала похода по катакомбам. — Я же сказал, не думай об этом! — Натаниэль раздраженно рявкнул. Хотя чувствовалось, что он и сам волнуется. Ни бабочки, ни Сабрина, ни полиция, которая была почти по всех коридорах подземелья, Феликса не находила. Психанув, Адриан ускорил бег. За минуту Нуар преодолел то расстояние, что их разделяло с парнем и уже мог видеть, как ноги убегающего Феликса облазят и вместо черных джинс появляются белые. — Не дай ему уйти, — прошипел голос Плагга в голове. — Стоять! — рявкнул Адриан, жалея, что не захватил по пути пистолет. Так можно было бы сделать пару выстрелов в воздух, чтобы припугнуть этого гонщика Спиди или, на крайняк, попасть по ногам. Нуар попробовал кинуть в Фела шест, но тот умело увернулся, а оружие прилетело обратно к хозяину. Под ногами начали появляться просветы, перестали попадаться камни, сменившиеся на грязные куски песка. Они стремительно приближались к выходу из катакомб. Если неизвестный выбежит в пустыню, то там его Адриану будет найти в сто раз тяжелее. — Адриан, беги! — заорал Плагг, чувствуя, что расстояние увеличивается. Нуар прерывисто дышал, сердце внутри тряслось, как барабан в стиральной машинке, в левом боку кололо. Ноги вынесли Адриана на улицу, ослепив ярким светом солнца. — Ты его видишь? — Сплошная пустыня, черт, — Нуар побежал влево, опираясь только на собственные ощущения. И не прогадал, тот самый парень, уже с полностью белыми джинсами, летел к вертолету, парившему невысоко над землёй. — Я тебя все равно поймаю, — он начинал вскипать, чем только подстёгивал бороться до конца. Три дня пыток, год мучений его Леди, смерть Жерара, мама, видевшая всё в своих кошмарах — он его обязан поймать и как минимум дать в морду! Адриана вдруг осенило, что это именно тот человек, что снился маме в кошмарах, это тот, кто издевался над его Леди, это тот, кого Адриан, по словам мамы, должен был победить. Именно Кот Нуар из сна Эмили Агрест играл решающую роль в противостоянии Маринетт и неизвестного врага. Поднимая столбы песка перед лицом, размахивая руками и задыхаясь от пыли, Нуар на последних парах гнался за Феликсом. Сказывался утренний обстрел, плохой сон и недоедание, Плаггу тоже не от куда было черпать энергию для подпитки хозяина. У ЛжеФеликса, видимо, всё было наоборот, он и выспался, и наелся, и убить его три дня никто не пытался. Незнакомец вылетел на тропинку, куда приземлился вертолет, и запрыгнул в кабину, уже в полете оборачиваясь на Адриана Агреста. С лица его слезала маска родного брата, появлялась такая же бледная кожа, светлели глаза, но четкие очертания потонули в песке. Вертолет слишком быстро поднялся на приличную высоту. — Снять трансформацию, — скомандовал Нуар, падая на колени в кучу песка. Дальше его погоня была бесполезна. — Не поймал!.. Быстрый, гад. — Ты тоже, — Плагг свалился рядом с ним. Стоило им хоть на каплю усомниться в том, что погоня проиграна, как оба уже не только физически, но и морально ослабли. — Мы сделали всё, что могли, пацан. Пока этот упырь сбежал и, я считаю, надолго где-то спрячется. Мы им планы подпортили. Адриан сглотнул в знак согласия, стараясь отдышаться. Всё тело горело, в ногах гудело, на зубах хрустел песок и до смерти хотелось напиться. Нуар поднял глаза на прозрачное небо: песок от бега и шума вертолета оседал, становилось чище. Только сейчас Адриан заметил, что дождь, шедший всю неделю до этого и ливший сегодня, прекратился. Жаркое солнце залило всю территорию Храма, как бы крича о том, что всё закончилось, небо не плачет вместе с ними, а радуется победе. Нуар закусил губу, смотря в облако, на фоне которого последний раз видел улетающий вертолет с противником. — В следующий раз не убежишь.* * *
Две медсестры и мужчина медик крутились вокруг носилок, на которые переложили развязанных Натали и Габриэля. Натаниэль узнал от них, что всё поправимо, их жизни ничего не угрожает и пока месье и мадам нужен покой, перевязка и крепкий сон. Маринетт вывели из куба, дали успокоительного и усадили на плед. Хлоя, которую доставил Натаниэль вместе со спецназом, прижала к груди голову Маринетт и шептала ей что-то успокаивающее на все вопросы. На улице спецназ грузил по машинам связанных пособников Марлены. Натаниэль, опираясь на костыль, шел рядом с капитаном полиции к концу здания. — У меня есть подозрения, что может находиться за этой дверью, но без вашей помощи я ее не открою, — Нат указал на огромный замок. — Думаю, то, что вы там увидите, вас очень удивит. — Я уже сомневаюсь, что после задержания самой крупной сети японских наркодилеров, меня что-то удивит, — капитан фыркнул и приказал помощнику сбегать за саморезом. Пока они ждали, капитан оглядывался по сторонам, то фыркая, то чмокая губами, и наконец сказал: — Месье Куртцберг, я правильно понимаю, что в этом деле замешаны Ледибаг и Кот Нуар? — Ну вы же знаете, любой шухер в этом городе не обходится без этих фриков в лосинах, — Нат сдержанно улыбнулся. — Раз они фрики, то кто тогда вы? — Начальник фриков, — Нат мысленно послал сигнал своей бабочке вселиться в очки капитана, чтобы Бражник смог переформатировать логику полицейского. В это время успел подбежать помощник и приступил к срезке замка.* * *
Сабрина зажала рот рукой, готовая зареветь. Всё закончилось. Дни страданий, потерь и постоянного стресса завершились. Эта тяжёлая победа, о которой они так долго мечтали, наступила. Сказал бы ей кто-то год назад, к чему приведет ее случайная встреча с Феликсом и рассыпанные фото, она бы ни за что не поверила. — Феликс… Сабрина ахнула. Поверженная картиной снизу и общими эмоциями, она совсем забыла, что Кот ринулся за лже-Феликсом и должен уже был его поймать. Вот только настоящего Феликса нигде не было. Нат, по крайней мере, так и не доложил ей: нашли его или нет. Сабрина знала, что если начнет нагружать ноги, то может остаться без них. Но все мысли улетучились из головы, оставив место одному только Феликсу. Схватившись за стену, Сабрина рывком поднялась и, подавив крик, ринулась вперёд, споткнувшись о ногу связанного снайпера. Было ощущение, словно по костям течет горячий металл. Но она всё равно хваталась за стены и бежала вперёд в поисках любимого мужчины. Ноги выдерживали только благодаря какому-то внутреннему стержню и адреналину. Сабрина понимала, что, если найдёт Фела, тут же рухнет, потому что боль в ногах возьмёт свое. Было страшно узнать, что Кагами и ее друг устранили его. Но ещё хуже было не знать, где он и что с ним. Можно было бы дождаться подкрепления, бабочки Натаниэля или помощи Адриана-Кота, но это слишком долго и мучительно. Сабрина зацепилась за мысль о том, что Кагами или тот мужик устранили Феликса… и эта мысль с новой силой ударила по самообладанию. — Феликс! — Сабрина свернула в тот сектор, где, предположительно, была драка с Кагами. Искать его не пришлось так долго, он, кажется, только что очнулся и еле поднимался с земли. Сабрина подбежала к нему, радостно хватая за плечи и повиснув на них, потому что слабые ноги уже не держали. — Ты живой, — она была настолько счастливой и заплаканной, что Феликс даже не обратил внимания на ее ноги в крови. — Я сам удивлен, — Феликс похлопал ее по спине, пока не до конца приходя в себя. В голове что-то звенело, часто билось сердце и болело все тело. — Что вообще произошло… Он агрессивно пытался вспомнить, почему оказался засыпан пылью и грязью и что было после того, как они сели в вертолет. Сердце нервно трепыхалось внутри Сабрины. — Мы победили, — она посмотрела на него глазами, полными любви. Глаза Феликса загорелись и он мог бы радоваться и кричать от счастья, но все его мысли вдруг заняла Кагами. Он резко вспомнил их недавний разговор и всё, что было до этого. Сабрина дернулась от того, что в ухо ворвался голос Натаниэля. У них заработали воксы: — Марлена и Кагами убиты, — мрачно оповестил Куртцберг. — А Кагами? Она с вами? С ней всё в порядке? — Феликс с радостной тревогой впился в Сабрину пальцами и затряс за плечи. А вот у него маячок и вокс так и не заработали. Сабрина замерла, ослабив хватку на его плечах. В голове набатом звучала новость Натаниэля. — Сабрина? — голос Феликса вмиг осип от такой паузы. — Что. С. Кагами? — Её застрелили, Феликс, — Сабрина больно сжала его плечи в знак поддержки.* * *
Спустя 3 дня: В больнице днём было особенно тихо. Только размеренный стук капельницы разбавлял убивающую тишину. Габриэль проснулся в первом часу дня, слегка улыбнулся от горячего луча солнца, но, увидев белую больничную стену, снова впал в то депрессивное состояние, в котором находился все последние дни. Отбросив одеяло, он встал с койки, придерживая перевязанный живот, и вышел в пустой коридор. Каждое его утро, проведенное в этом корпусе, начиналось с визита в палату Натали. После того, как скорая увезла ее из Тибета, она больше не приходила в себя. Врачи говорили, что организм слишком ослаб, перенес сильный стресс и сейчас восстанавливал силы постоянным сном. Натали за трое суток осунулась, побледнела, стала даже меньше и как-то хрупче… от чего Габриэлю становилось так противно, что он замирал в дверях ее палаты и хотел побиться головой об стену. Он приходил к ней каждый день, садился на кушетку и мял края одеяла, нашёптывая под нос все возможные и невозможные объяснения своего поступка. Рассказывал об Адриане, о судебном процессе, о том, что в крови Фела не обнаружили наркотиков, а только сильнодействующее снотворное, что Натаниэль взял руководство полицией под свой "мольский контроль", что Маринетт и Хлоя лежат в одной палате в другом корпусе. Он тщательно обходил тему Марлены, стараясь не напоминать самому себе их разговор. Хотя он постоянно был в его голове. А Натали в ответ шумела носом, вздымалась ее грудь, и подрагивал палец с капельницей. В этот раз, вместо привычно закрытых век, он столкнулся с тяжёлым взглядом. Натали проснулась недавно, ещё не до конца пришла в себя, отрывисто дышала и оглядывала помещение, постепенно вспоминая произошедшее. Она увидела Габриэля, и глаза тут же приняли более оживленный и испуганный вид. — Сколько? — Натали тут же замолчала, чувствуя в горле горечь вперемешку с сухостью. Требовалось воды. — Ты проспала три дня, — Габриэль хотел было погладить ее ладонь, но только помахал рукой в воздухе и снова сложил в замок. — Да, точно, врач говорил дать тебе пару глотков, если придёшь в себя… Он потянулся к кувшину с водой и пока наливал, смог заметить, как от напряжения потемнел синяк на ее брови. Крепко вцепившись в стакан, Габриэль прохрипел: — Прости ме… — Я тебя не виню, — Натали тут же его прервала, слегка подняв палец с трубкой и перевязками. — Я понимаю, почему ты не сказал ей то, чего она просила. Габриэль потупил взгяд и поднес стакан к ее губам. — Натали, я хотел сказать… — Да? — она облизала губы, с жадностью проглотив воду и впервые за их разговор голос звучал особенно громко и с какой-то разрывающей надеждой. — Я… пойду врача позову.* * *
Черный микроавтобус, поднимая вокруг себя столбы дождевой воды, въехал на территорию загородного кладбища. Со дня исповеди Томоэ Цуруги прошла неделя, каждый день которой отличался от тех страшных трёх суток, что пережили эти семьи. В среду светило солнце, в четверг Натали заметила пару ландышей в больничной клумбе, а в пятницу было так жарко, что пришлось достать туфли и платье. Казалось, что солнце становится новым этапом в жизни, а его свет уничтожает раны и ослепляет, заставляя постепенно отходить от пережитого ужаса. Но сегодня, в воскресенье, снова пошел дождь. И сегодня они поехали разговаривать с теми, кого уже рядом нет. Заглушив мотор, первым вышел Адриан, помогая вылезти Натали и Маринетт. Один за другим, облаченные в черные костюмы, они покидали машину, разбредаясь каждый в своем направлении. Натаниэль придерживал Хлою за локоть — переломы, которые ей всё-таки нанесла Кагами, давали о себе знать, и Буржуа с трудом передвигалась от боли в спине. В другой руке Куртцберг нёс корзину белых роз, любимых цветов Одри Буржуа. Феликс вышел последним и одиноко, быстрым шагом, ушел в самый дальний участок.* * *
Он сидел на старой облезлой ограде, больно царапая спину. Сгорбившись, вцепившись потрескавшейся кожей рук в холодную фляжку чего-то вонючего. Сабрина, подъезжая к нему, уловила запах спиртного и побледнела от страха. Она совершенно не знала, что ему сказать. — Когда мы находились там в подземелье, — Феликс заговорил, не оборачиваясь, — Я признался, что люблю ее. Знаешь, мне тогда было очень легко это сказать. Моя мама когда-то заявила, что, раз легко сказать такую фразу, значит ты не до конца любишь. Но если бы я не любил.. я бы сейчас так тут сидел? Чувствовал бы, как мою душу достает кто-то невидимый и рубает на куски? Он захлебнулся от большого глотка, и коричневые струйки обожгли горло и шею. — Стоило мне прикоснуться к ней, как у нее проходила вся боль, возвращался разум, здравый смысл. Она начинала снова быть человеком, а не куклой. Кагами жила, когда я был рядом, понимаешь? Сабрина, словно проглотив язык, только ближе подъехала к Фелу и осторожно, боясь быть отвергнутой, накрыла его ладонь своей. — Самое гадкое то, что стрелял в нее я, — Феликс подхватил тонкий палец девушки, переплетая со своим. — Тот ублюдок, что в маске меня направил на нее пистолет… — Мы обязательно найдем его. Он получит свое, — Сабрина надавила на костяшки пальцев. — Я его убью, — Фел одернул руку, отвернулся и снова выпил. Стоило проглотить последние капли и зацепиться взглядом за фото Кагами, как глаза защипало от слез, и язык заворочался в жалком признании: — Про такую любовь пишут в книгах. Я был рядом — она жила. Она ушла — и я чувствую, как начинаю существовать. Дышать тяжело, спать не получается, кусок в горло не лезет. Всё не то. Жизнь не та без нее. Он помолчал, как-то дурно хихикая себе под нос от опьянения и совершенно серьезно, с трепетом и каким-то стержнем в голосе сказал: — Величайшая любовь, которая прошла мимо меня. Фел повернулся к Сабрине, только больше нагибаясь, как побитое животное. Его бледное, мертвенное лицо выглядело хуже, чем у Кагами на фотографии надгробия. Сабрина поежилась. В глазах, в носу, во рту стояли слезы. Её резало на части от одного упоминания Феликса о чувствах к Кагами. Она отвернулась, словно что-то поправляла и аккуратно повернула своё инвалидное кресло ещё ближе к парню. Феликс царапал фляжку, убито глядя на цветы у мраморной ограды. — Скажи что-нибудь. Я много наговорил, а ты молчишь. Он по-детски закусил губу, глотая первые слезы. Только рядом с ней, со своим цыплёнком, который помогал и был рядом на протяжении года, он мог так себя вести. Сабрина, не говоря ни слова, потянула его за шею к себе на колени. Феликс, не сопротивляясь, уткнулся в пуховое одеяло, которое не пропускало слез и затрясся. Его рука опустилась на талию девушки, жадно сжимая кожу и ткань одежды. Феликс шмыгнул носом и поднял глаза, в которых полопались капилляры, на Сабрину. Соленый ком так больно ударил в нос, что Сабрина сама зарыдала. Веснушки на щеках стали ярче и налились коричневым цветом. В животе и в душе было так чертовски тревожно и страшно, что Сабрина наклонилась к Фелу и прижалась губами к его лбу, обхватив ладонями впалые мужские щеки. Губы Феликса, потрескавшиеся, по девчачьи красные и пухлые, были в трёх сантиметрах от неё. Губы, которые ещё неделю назад целовала Кагами. Сабрина вдруг оторвалась, убрала ладони и поспешила вытереть мокрое лицо. Феликс не знал, что она никогда больше не сможет ходить по вине Кагами. Хлое и Натаниэлю было строго запрещено говорить об этом. Придумали общую легенду, по которой Сабрина просто попала под обвал, пока добиралась до позиции снайпера. И никакая Кагами ее не била. — Наверное, не стоило выливать на тебя всё это, — Фел стыдливо опустил глаза в плед. Поступок Сабрины, отпрянувшей от него, вернул его на землю. Ей было противно? Брезгливо? Неловко? Неудобно видеть его в таком виде? — Мне просто наклоняться больно, я решила сесть ровнее, — Сабрина покачала головой, уже с прямой осанкой проведя по подбородку Феликса пальцами. И вся та нежность, которую она без спроса копила в себе, вдруг обожгла его, заставив снова забыть о сдерживании эмоций. — Мы обязательно найдем того, кто всё это сделал. Не будь этих людей, не случилось бы обвала и ты бы не пострадала, — Феликс спустился с ограды и присел на колени, аккуратно поддевая пальцами плед на бедрах Сабрины. Табун мурашек пробежал по телу девушки, когда он дотронулся губами до ее коленок в джинсах, и поцеловал там, где были повязки. А потом сильнее сжал талию и уткнулся в плед, что-то бормоча. Сабрина опустила руку на лохматую шевелюру и, проматывая в памяти его слова о величайшей любви, строго заглянула в глаза сфотографированной Кагами: — Вот только что это было: любовь или сумасшествие?* * *
— Натали, ты идёшь? — Габриэль уже заметно отошёл от памятника, выйдя на тропинку. Санкёр стояла к нему спиной, слегка покачиваясь, как спортсмен перед забегом. — Нас ждут, скоро ливень начнётся. — Да, минуту, — Натали дернула плечами, продолжая гипнотизировать взглядом красные гвоздики у фотографии Эмили. Габриэль неспеша отвернулся, топчась на месте, чтобы не смущать её. Возможно, она хотела сказать что-то без его присутствия. Все, что они сделали вместе, так это положили цветы, рассказали о победе над Марленой, о том, что не поймали лже-Феликса, и о том, как счастлив Адриан рядом с любимой девушкой. И ни слова не сказали о своих чувствах. Первые капли дождя ударились о землю, свежий ветер пролетел между деревьев, попутно залетая под куртки. Габриэль вздрогнул, но снова Натали не позвал, потихоньку намокая от дождя. Санкёр поджала губы и обессиленно опустилась на колени перед надгробием Эмили. Со стороны могло показаться, что ей стало плохо и она вот-вот свалится в обморок. Втянув носом упавшую на нос каплю, она положила дрожащую руку на букет гвоздик. Вдалеке, с надрывом, ударил гром. — Натали, надо уходить, — Габриэль повысил голос, качаясь на пятках. — Ты промокнешь. Она уже не ответила, только закрыла глаза, зарываясь пальцами в лепестки. Словно решаясь на что-то запрещённое, переступая через себя и через всех, Натали сидела, не шевелилась и готовилась к чему-то. Габриэль сделал пару шагов в ее сторону. — Я тебя прошу, пойдем. У тебя спина мокрая, — он начал расстёгивать свое пальто, чтобы накрыть им совсем лёгкое платье Натали. — Давай, вставай. Гром повторно ударил, и где-то совсем рядом послышался крик Адриана, собиравшего вещи в машину. Стоило Габриэлю приблизиться к Натали, как она вскочила с земли, крепко вцепившись в две гвоздики, которые забрала из букета Эмили. Ее фиолетовая прядь выскочила из прически мокрым куском и прилипла ко лбу, как и другие мелкие волосинки. С носа на губу падала капля, губы дрожали от холода, пробирающего до костей, в красных глазах застыли слезы. — Родная, пожалуйста, пойдем. Гром ударил в третий раз, темное небо разделилось на две части сверкнувшей молнией, дождь разом усилился и полил как из ведра, застилая глаза. Натали отшатнулась, сделала спиной два шага назад и, резко повернувшись, все также сжимая в руках гвоздики, побежала в сторону пустой могилы Марлены.* * *
Маринетт закуталась посильнее в одеяло, сделала ещё один глоток уже остывшего кофе и снова принялась читать дневник Кагами, найденный в ее вещах при обыске. Он был запихнут под доски в полу в съемной квартире Парижа. Замотан в старую половую тряпку и накрыт соломой. Полиция бы точно не нашла эту ценную вещицу (да и незачем было), если бы не прозорливый Куртцберг, который обшарил каждую дырку в ее доме. Кагами писала в дневнике, начиная с прошлого года. Половина книги была исписана какими-то странными чернилами, которые получалось прочесть, только намочив бумагу. В первый раз Маринетт потратила уйму времени, боясь испортить страницы. Но, стоило появиться всем строчкам, как вместо французских записей обнаружились заметки на японском. Перевод длился слишком долго, тупой онлайн переводчик выдавал какую-то билеберду, поэтому Маринетт сидела с двухкилограмовым томиком японско-французского переводчика. Процесс длился медленно, постоянные повестки в суд, походы к врачам, в больницу, разговоры с друзьями, бессонные и нервные от пережитого ночи отнимали уйму времени. Находясь в беседке, которая стояла на въезде кладбища, Маринетт обнаружила то, до чего могла ещё долго не додуматься. Последние десять страниц написаны по французски и черными чернилами! Они прилипли к обложке и, если бы Маринетт не стала вертеть каждую страницу, то не заметила бы их ещё не скоро. Видно было, что у Кагами не хватало времени на конспирацию, белые чернила и нормальный почерк. Обнаружив страницы и оставшись одна, Маринетт засела в беседке, впиваясь в каждую строчку. Кагами писала в основном о своем состоянии. О том, что она часто находилась в бреду, а когда выходила из него, то тут же записывала пережитое. Что постоянно забывала какие-то моменты, плохо спала, блевала, совсем не ела и страдала от головных болей. Кое-где проскальзывали какие-то слишком непонятные мысли, уверявшие Маринетт в том, что Кагами давно сошла с ума. Они всегда искали логику в поступках Томоэ, такой же выжившей из ума женщины. А всё лежало на поверхности — Томоэ не делала ничего слишком логичного, последовательного и точно обоснованного. Она, как и дочь, сошла с ума и руководствовалась исключительно эмоциями и чувствами. Кагами ничего не писала о своих чувствах к Феликсу, зато говорила, что мать рассматривает его как свою марионетку и мечтает сделать мощного союзника-наркомана. — «… он снова приехал. Удивительно, я вижу его не первый раз, но никак не могу привыкнуть к тому, что именно он оказался боссом матери. Пусть она и говорит, что они равны, но на деле один из них всё равно подавляющая фигура», — Маринетт читала шепотом, делая паузы через каждые три слова. Об этом загадочном "он" Кагами писала почти на каждой странице. Вот он встречается с ее матерью, вот он гуляет с ее матерью в саду и снова что-то обсуждает. Вот он привез наркотики и оружие. — «Он просил не называть его имени нигде, чтобы не поставить под удар свой, отдельный план, который матери очень не нравится. Она не посвящает меня в подробности, но у меня есть ощущение, что те большие деньги, которые он отдает ей, направлены вовсе не на нужды нашего плана, а лишь для того, чтобы она держала язык за зубами. Словно он хочет остаться ни при делах и по окончании плана выйти сухим из воды». Маринетт прекратила читать. Это было последней записью, дальше оставалась только обложка. Уверенность в том, что это был именно лже-Феликс, только укрепилась. Маринетт постоянно вспоминала крик Томоэ "ты нарушил наш план" и попытку умирающей Кагами выкрикнуть имя. Стало даже не по себе от того, что Кагами боялась писать имя этого человека в дневнике, который так надёжно прятала. — Тикки, — Маринетт обратилась к проснувшейся квами, потиравшей глаза. — Знаешь, он снится мне. Я его очень хорошо запомнила. — Удивительная личность, — Тикки скрестила лапки в домик. — Даже снайпер не знал, как он выглядит на самом деле. То это бородач, то это женщиноподобный парень… — Я запомнила его руки, — Маринетт с прищуром глянула на маленькую подружку. — Вот знаешь, у всех мужчин руки разные… у Адриана ладонь теплая. У Феликса тяжёлая какая-то, как у папы прям. У Натаниэля кожа мягкая. — Или он просто пользуется кремом Хлои… — сзади внезапно появился Адриан и присел рядом с Маринетт, обнимая ее за плечи. — Что вы обсуждаете? — Того мужчину, — Маринетт говорила с особой осторожностью, подбирая слова. — Руки у него были… лёгкие и нежные.* * *
Спустя месяц: Натали заняла столик у окна в недавно открывшемся ресторане. Тут вкусно пахло горячим багетом и молочным коктейлем, правда ближе к вечеру вся выпечка исчезала, появлялось больше молодых пар, гасили лампы в нескольких углах, приезжал скрипач и уютное семейное кафе превращалось в интимную зону. Тут нельзя было видеть своих соседей по столику, свет бра не освещал даже коридор, всё тонуло в темноте и лёгкой мелодии музыкантов. Тут любили играть Баха, читать отрывки из романов Жюль Верна и танцевать вальс на сцене, не стесняясь прижиматься к партнеру непозволительно близко. Всё равно никто не увидит поцелуев, не услышит сладких признаний и не поймет, что какой-то богатый босс привел свою жену или любовницу на романтический ужин. Здесь было удобно и хорошо, тепло и совсем не хотелось уходить. Натали не помнила, когда последний раз ужинала в ресторане (кажется не в этом веке даже). Все мероприятия и встречи Габриэль проводил в своем офисе или в особняке. Вроде бы тот крайний раз в ресторане произошел на свадьбе Агрестов в конце девяностых, потом появился маленький Адриан, груда работы, болезнь подруги, и походы в кафе и общепит ушли на задний план. Натали вдохнула запах травяного чая и глядя с нескрываемой улыбкой на зашедших в ресторан молодых людей, снова вернулась к своему занятию, продолжая читать полученные в детдоме документы. «Элис Купер, 12.07.2017 дело номер 456» Колокольчик на входных дверях звонко встретил новых посетителей, остановившихся за столом напротив Санкёр, но Натали, уже не обращая внимания на остальных гостей, читала очередную бумагу. Идея взять малыша из детского дома появилась сравнительно давно, но она была такой мимолётной и неокрепшей, что сразу же улетучивалась, стоило задуматься о ней всерьез. Оставался только грустный осадок того, что родить своего ребенка Натали не может. Не может от любимого, но не любящего ее человека. Окончальное решение назрело вчера. Марлена побеждена, идёт расследование, весь ад, через который они прошли, остался позади как страшное воспоминание, а отношения с Габриэлем застряли на стадии «ну да, мы друзья, мы близкие друзья, мы лучшие друзья, мы друзья до гроба». Сил уже не осталось, всё сердце выжжено как соломенный домик, на который дули, лили воду, пинали его, а потом кинули спичку и заставили загореться и задохнуться в пламени. Всё насилие над домиком — это страдания Натали от невзаимных чувств с Габриэлем, а спичка — Марлена, которая за три дня подорвала тлеющую веру Натали в счастливое семейное будущее с Агрестом. Иногда Натали видела, что рабочие и дружеские отношения между ней и Габриэлем хрустят по швам, давая путь чему-то большему. Он дарил ей белые пионы, варил отвратительный горький кофе по утрам, от которого потом неделю побаливали почки, он специально приказал шить платья из лимитированной коллекции не по размеру, установленному заранее, а взяв мерки Натали. Да, Габриэль пытался начать жить по-новому, но каждый раз, когда они смотрели друг другу в глаза, в одних плескалась любовь, в других — её слабые задатки. Габриэль не забывал Эмили. Натали хотела взять ребенка, чтобы обрести кого-то родного. Эмили умерла, подруг нет, Габриэль — не тот мужчина, с которым ей суждено быть, а Адриан уже слишком взрослый, чтобы нуждаться в ее услугах. Раньше она заменяла отсутствие отношений тем, что нянчила Адриана. Вначале меняла ему подгузники, потом спасала его восемнадцатилетнюю задницу от проблем с отцом. Теперь Адриана нянчила Маринетт, да и находиться рядом с младшим Агрестом становилось мукой. Он был слишком похож на молодого отца. На того человека, в которого влюбилась юная студентка Натали Санкёр на всю жизнь. Натали осознала, что перевернула уже десятую страницу, но так и не поняла, о чем прочла. — Опять я о нем думаю, — она устало вздохнула, поднимая голову, чтобы отпить из кружки чаю. Единственный столик, который она могла видеть и который освещался теплым светом ночника, уже заняли. Сзади, на сцене, прекратили играть Шопена, готовились к выступлению актеры. Натали сглотнула, опуская кружку с неприятным звоном на блюдце. Скромно скрестив руки в замок, в черном костюме тройке, в излюбленном галстуке, со слегка лохматой сединой, он смотрел на неё так, что бросало в жар. — Агрест, — Натали то ли скривилась, то ли обрадовалась. Подбежал официант, и Габриэль со своим спутником что-то сказали. Причем Габриэль тыкнул на первый попавшийся напиток из меню. Все внимание было приковано к Натали, которая сегодня утром оставила на его столе заявление об увольнении. Как на него реагировать — он не знал. Бежать и умолять ее остаться, потому что она нужна ему, он считал эгоистичным. Нужна, чтобы допоздна проверять его документы? Или чтобы слушать, как он скучает по жене? После слов о любви к Эмили Габриэль не достоин был ее внимания. Но все равно выпросил у Натаниэля узнать с помощью бабочек, где она и пригласил на деловую встречу месье Кюбделя именно в этот ресторан. Что делать дальше Габриэль понятия не имел.* * *
— Месье Агрест? Габриэль продолжил смотреть в одну точку, не обращая внимания, что его галстук почти ушел в плавание по принесённой кружке кофе, а собеседник щёлкнул пальцами. — Месье Агрест! — А? — Габриэль шарахнулся, перестал залипать за спину мужчины и со стыдом опустил глаза в американо. — Извините, задумался. Рука немного подрагивала, сердце слишком громко ухало вниз-вверх, вся шея взмокла, и лицо горело пламенем. Габриэль ослабил галстук, кашлянул и начал пороть какую-то чушь. — Так… что у нас там… ткани. Да, ткани это интересная тема. Давайте обсудим. — Месье Агрест, — мужчина добродушно улыбнулся. — Вас определенно что-то тревожит. Ткани мы обсудили ещё вчера по телефону. — Да? Прошу прощения, — Габриэль чувствовал себя полным идиотом, но внутреннее состояние и Натали, которая не сводила с него пронзительного взгляда, оттесняли всё вокруг. — Вы хотели обсудить примерные костюмы? — Мне кажется, та мадам за столиком интересует вас гораздо больше костюмов, — Кюбдель, который уже давно заметил неизменную помощницу Габриэля и их странные отношения, решил вывести его на чистую воду. — Там ведь мадам Санкер, не так ли? Ваш деловой партнёр. — Мадмуазель Санкер, — заметил Габриэль, снова поправляя галстук. — И вообще с чего вы взяли, что мадам за столиком меня интересует? Да, это мой деловой партнёр, но… бывший деловой партнёр. И сейчас наши отношения никакой роли не играют, — Габриэль снова кинул взгляд на Натали, допивающую чай. — На чем мы остановились? На небольшой сцене, находящейся у дальней стены кафе, ударили по оркестровым тарелкам, и на публику вышел музыкант. — Сейчас будет творческая минутка, — мягко ответил Кюбдель с какой-то загадочной улыбкой. — Давайте послушаем выступление, а потом продолжим? Через музыку все равно друг друга не услышим. Габриэль в своей привычной манере что-то промычал (все деловые люди знали, что он так соглашается) и начал с лицом кирпичом пить горький кофе, косо поглядывая на Натали. Они вообще только и делали, что смотрели друг другу в глаза. Ни слова, ни жеста, ни шёпота. Только взгляды. Пронзительные, наполненные вопросами, обидой, разочарованиями и любовью. — Постоянные посетители и те, кто наслышан про наш ресторан, знают, что каждое свое выступление я посвящаю какой-то определенной теме. Обычно под конец предыдущих концертов я собираю голоса от гостей нашего заведения: какие темы они хотят видеть в будущем, — невысокий парень музыкант свободно ходил по сцене, держа микрофон всего двумя пальцами. — И знаете, какая тема выбрана на этот раз? Любовь. — Что, простите? — Кюбделю показалось, что Габриэль смачно выругался себе под нос. — Кофе обжегся, — Габриэль отвернулся и все равно, как назло, успел зацепится глазами за Натали. Она тоже была не рада поднятой теме. — И знаете, у меня на эту тему даже есть отдельный рассказ, — парень увидел Габриэля и почему-то до конца своего монолога не спускал с него глаз. — История быстрая, считайте ее предисловием к песне. Итак. Один мой знакомый много лет любил одну и ту же женщину. Они поженились, родили ребенка, много лет жили душа в душу. Но так произошло, что супруги не стало. Пальцы Габриэля так впились в кружку, что он не почувствовал ее раскаленной плоскости даже спустя пять минут. — Прошло много лет. Мужчина поседел, стал замкнутым, суровым, холодным, ушел в себя, страдал о жене. И единственное счастье он находил не в собственном ребенке, а в другой женщине. Она всегда была там, где он. И во время его жизни с супругой, и после ее ухода. Она любила моего знакомого той безответной и преданной любовью, на которую способны единицы людей на всей земле. И мужчина мучился: он оставался предан жене, но какая-то неведомая сила всё равно тянула его к той женщине. Вы скажите: это всего лишь физиология, снял бы себе проститку и все прошло бы. Но нет! Габриэль и сам не заметил, как невольно кивнул на последние слова ведущего. — Мой знакомый нуждался в родственной душе, а не в женском теле рядом с собой. Он говорил сам себе, что всегда будет верен супруге, но оказывал знаки внимания и дарил подарки той второй женщине. Он боролся. Боролся за прошлую любовь, которой не суждено было жить. И знаете, он оставил ту женщину… По залу прошлась недовольная волна фырканья, и Габриэль так и прочувствовал на себе осуждение разъяренной толпы. — Не смог предать своей жены, остался одинок. И мы не можем его за это осудить, друзья! Но знаете, всё-таки один момент мы можем обсудить. Если жену он любил, а плотская любовь ему была не нужна, то что было с той женщиной? Его тянуло к ней на уровне души. К ней единственной после жены… — ведущий отошёл от края сцены, перестал испытывающе глядеть на Габриэля и улыбнулся так беззаботно, будто не рассказывал до этого ничего сложного и животрепещущего. — Свое мнение насчёт этой истории любви я поместил в песню, которую исполню с моей коллегой. Под ваши аплодисменты! Заиграла музыка, рядом сидящий Кюбдель захлопал в ладоши под общие рукоплескания и откинулся на спинку кресла так, что теперь Габриэль видел Натали всего в пяти метрах от себя без всяких преград. Растерянность, замешательство, горечь. Застывшие слезы, разрушенная судьба, безответные чувства. Габриэль спрятал глаза под ладонью. Он не выдерживал на нее смотреть.Случайных встреч на свете нет Есть встречи те, что опоздали И мы все знали уже вначале В толпе столкнувшись между зим и лет
— Габриэль! Привет, милый, — Эмили как всегда подлетела со спины и чмокнула парня в щеку. — Смотри, кого я привела. Агрест со снисходительной улыбкой обернулся к стесняющейся Натали. Эмили постоянно знакомили его со всякими друзьями, которые сливались через два-три дня. — Натали, — брюнетка, поправив очки, протянула руку. — Габриэль, — он с нехотя ответил на рукопожатие. На руке осталось что-то колючее и даже приятное после соприкосновения с ее пальчиками. Габриэль посмотрел на свою полусжатую руку: она все помнила. Натали шмыгнула носом: слезы сами по себе хлынули из глаз, каплями летя в кружку.Прощать нас не за что с тобой Вся жизнь порой - осколки счастья
Габриэль слабо и грустно улыбнулся. Его усыпанная осколками жизнь наполнялась счастьем рядом с Натали. После каждой неудачной битвы она заваривала чай и они могли просто наедине, смотря на камин, молчать и отдыхать. И почему-то в эти самые минуты было спокойно, хорошо и.. радостно. Слова напрасны когда нам ясно Что жили прежде мы чужой судьбой Натали закрыла ладонями лицо, не стесняясь эмоций. Сколько раз она пыталась отказаться от Габриэля? Сколько раз хотела уйти из дома? Сколько раз шла на преступление, создавая марионеток, ради воскрешения Эмили? Сколько раз, черт возьми, отдавала себя всю… в пустоту. Габриэль ценил это. Но ответить не мог.И наши отраженья в зеркалах Вновь тают друг у друга на губах Ты для меня одна навек Ты для меня один навек И будто не было тех лет И мне все кажется, что встретились вчера И все сильнее чем тогда
Габриэль вскинул голову на сцену. Если он любил Эмили, то зачем ему была дана Натали ещё при первом их знакомстве? Она — испытание или судьба? Его век — Эмили? Тогда кто Натали?Ты для меня один навек Ты для меня одна навек И каждый день тобой воспет Мое ты сердце и начало всех основ Мое тайный свет, моя любовь
— Красивая песня, — месье Кюбдель смачно захлопал в ладоши с остальной толпой. Одни только Натали и Габриэль сохраняли руки в покое. — Как думаете, если бы этот мужчина не отказался быть с той женщиной, кем бы его можно было назвать? — Мы собирались обсудить показ мод в музее, месье Кюбдель, — Габриэль ответил слегка грубовато, хотя хотел сохранить деловой тон. — Я вот думаю, что тут исход очевиден, — директор музея сделал вид, что прослушал замечание. — Когда мужчина говорит, что предан одной женщине, но принимает знаки внимания от другой, то он просто трус. И той не верен, и вторую держит в странном статусе. Вы как считаете? «Просто трус» Габриэль, как оглушенный, застыл с мутным взглядом. В ушах звенело громкое, постыдное, неправильное "трус". Натали в это время поднялась из-за стола, отдала купюру официанту и, столкнувшись с ним глазами, побежала к выходу. Кюбдель хмыкнул: — Знаете, я считаю, что любовь должна быть не просто романтичным чувством, где будут конфеты, цветы и кино, а чем-то бурным, звонким, отчаянным. Подвиги, борьба, война с самим собой. Иначе какая эта будет любовь, если не было испытаний? Ладно уж, давайте перейдем к обсуждению показа. Габриэль пришел в себя и с грохотом встал со стула. На столе Натали оставалась рабочая папка, которую она у порыве слез забыла забрать. — Месье Агрест, вы уходите? Габриэль подбежал к окну: Натали как раз садилась в такси, и, не думая ни о чем более, бросился на улицу к своему водителю.* * *
Хлопнула дверца машины, припарковавшейся прямо на газоне. Такси, в котором была Натали, уезжало в обратную сторон без пассажира. Габриэль выбежал на проезжую часть, отделявшую его от той стороны парка, куда удалилась фигура в яркой кофте. Оббегая автомобили, сигналившие о его дебильном поступке: бежать на красный и заставлять сталкиваться машины, он запрыгнул на выступ и бросился по лестнице на аллею. Швы на животе рисковали порваться, но Габриэль вдруг почувствовал себя молодым, здоровым, полным сил и энергии. Да и какую роль играли чёртовы раны, когда он рисковал потерять Натали? Раз уж биться за любовь, то до крови. Вокруг бегали дети, продавали сладкую вату, гуляли молодые пары, дрались в траве кошки. Габриэль тащился вперёд, оглядываясь по сторонам в поисках красного жилета. С правой части парка заиграла детская музыка. Габриэль тут же вспомнил папку из детского дома, которую забыла Натали, и догадался, что где-то поблизости дети. Снова ощутив воодушевление, он бросился вверх по аллее на шум музыки. Аллея напомнила колесо: крутая, круглая, широкая. Натали шла прямо по этой аллее: безлюдной и в то же время полной зелени и роз. Цокот каблучков донёсся до острого слуха Габриэля, перекричав детское пение из микрофонов. И Агрест, словно на крыльях, преодолел выступ и увидел спину Натали в пяти метрах от себя. Она напоминала волшебную незнакомку. Закрытые платком волосы, тонкая талия, которую она обхватила красивыми руками и длинная белая юбка, взлетающая под порывами ветра, как символ надежды и любви. Натали двигалась медленно, пошатываясь и иногда заходя в траву. Не смотрела вперёд, не думала ни о чем. Шла куда-то без ориентира, без понимания, без причины. Документы на ребенка были оставлены в кафе, а в душе догорали последние искры ее веры в лучшее будущее. Ничего не было. Только боль, от которой нет таблетки. — Натали! Габриэль, задыхаясь от натянувшихся швов, ринулся к женщине. Натали остановилась, бездумно пялясь вперёд. — Я люблю тебя! — Габриэль резко схватил Натали за локоть, повернул к себе и прижался губами к ее рту, жадно проникая внутрь. На ее языке ощущался привкус почему-то сладких слез, а искусанные губы в бессилии хватали воздух. — Люблю, — он оторвался от неё и нежно прижался кожей к коже. Натали, как заколдованная, просто обмякла в его руках: — Люблю. И никому не отдам. Натали молчала, оставаясь висеть безвольной куклой в его сильных руках. Только ее нижняя губа дрожала под звук колотящегося сердца, а глаза непонимающе рассматривали живое лицо Габриэля с горящими глазами. Ей это казалось бредом сумасшедшей. Он, его поцелуй, все эти признания — плод ее больной любящей души? Она на самом деле упала в обморок от бессилия и выдумала себе Габриэля, который целовал бы ее до дрожи в ногах? Глупая, ужасно глупая и выжившая из ума девочка, которая просто задохнулась в своей безответной любви и начала бредить. — Натали? — Габриэль держал ее за щеку, а второй крепко вцепился в талию. Она шаталась и на ногах почти не стояла. — Ты ответишь мне? Она дотронулась ладонью до своих губ и грудным голосом прошептала: — Я… я просто сплю. Сплю. Ты — это сон. Она смотрела ему в глазах с той же преданностью, жертвенностью и искренностью, как и двадцать лет назад. Правда только сейчас Габриэль заметил, что та любовь, которую он ежеминутно видел на лице Натали, вдруг стала её… удавкой. Словно она уже сама устала от того, что любит его, устала от той боли, которую ей принесли эти чувства и медленно… умирает от невыносимости. — Так бы ты мог сказать только во сне, — она улыбнулась той улыбкой, с которой смотрят на маленьких, глуповатых деток. Габриэль, как обожженный, со страхом увидел в ее глазах свое жалкое отражение. Он был ее сладким мучителем, любимым врагом, желанным убийцей. Она ждала, любила, верила в него, а он просто уничтожал ее своей нерешительностью. И теперь ни его признание, ни поцелуй, ни извинения — ничего не помогало. Габриэль свалился на колени, хватая Натали за ладони. — А в твоем сне я сказал бы тебе, что не люблю Эмили? Натали всхлипнула, меняясь в лице. Потрескавшееся сердце задышало новом воздухом. Габриэль сидел у ее ног, держа за руки и говоря, что не любит жену, которой отдал большую часть своей жизни. Ради которой хотел покорить весь мир . А ради Натали… готов был покориться сам. — Это не сон, слышишь? Мы стоим в парке рядом с детским домом, где ты решила усыновить ребенка. Документы на него у меня в машине. Когда прочёл их — понял, что ты этого не достойна. Что ты мечтала о нашем ребенке. У которого будет и мать, и отец. И это будем мы. Натали положила руку ему на плечо, скинула туфли и сама опустилась на колени. Она была одновременно напугана, счастлива и измучена. Красные мокрые глаза в немой любви бегали по лицу Габриэля, отказываясь верить в произошедшее. — Я не твой сон, — он влажно поцеловал тыльную сторону ее ладони, не обращая внимания, что со стороны аллеи идёт толпа людей. Пошли они все куда подальше. — Ты хочешь ребенка? — Натали помотала головой, поглаживая его щеки, подбородок, лёгкую щетину. — И ещё сделать тебя законной женой, — Габриэль прижался к ее лбу. — Ты же не против? Натали прыснула дурным смехом. Она то ли плакала, то ли смеялась. Кажется, это и было плодом ее любви к нему: окончательно тронуться головой. — Мадам Агрест не против, — Натали с хитринкой улыбнулась, но эмоции взяли свое: она заплакала. Габриэль сгреб ее в охапку, пряча лицо женщины в лацканах пиджака. Натали плакала теперь совсем беззвучно. И уже точно от счастья.* * *
Спустя три дня после предложения Габриэля: — Это самое ужасное, что я делал в своей жизни! — Плагг летал вокруг пустых пробирок, уже полчаса возмущаясь о вопиющей ситуации, в которую их загнал мастер. — Я могу перечислить двадцать ужасных случаев только того, когда ты крошил сыр на одеяло. И ещё сотню других… — Тикки терпеливо ждала, когда то, чего они оба так ждали, наконец случится. — Да фиг с ним, с сыром! Но почему мы с тобой, родители нашего малыша, должны пихать этого малыша, прошу прощения, в тело какой-то левой женщины! — Ты же сам прекрасно слышал, что сказал Мастер и повторил для особо возмущенных, — Тикки указала на его отражение в зеркале, — ещё десять раз. Другого выхода нет. Мы не можем сами растить нашего малыша, потому что Мастер находит это небезопасным. А в другой женщине ему будет… безопасно. Плагга снова перекосило и он отвернулся, зло сжимая лапки. Они уже битый час сидели в кабинете врача элитной клиники, где хранили пробирки. Сюда приходили женщины, полностью подготовленные к подсадке эмбриона. Прием начинался в два часа дня, и Мастер поручил им как можно скорее подсадить эмбриона любой из женщин, лишь бы запустился процесс и ребенок Тикки и Плагга появился на свет. Тикки заканчивала, вертя в ладонях небольшой светящийся шарик. У них оставалось пять минут до прихода первой пационетки. Плагг с лёгкостью взломал шкафчик и передвинул пробирку в другой ряд, заменив на своего малыша. Инициалы какой-то мадам под номером "124" переклеили на нужную пробирку и так же беззвучно закрыли шкаф. — А теперь валим, — Тикки взлетела под потолок, утаскивая за собой и сородича. — Мы оставляем нашу девочку в чужом теле, — Плагг картинно хлопал себя по лбу, вылетая в окно. — Вообще-то пол пока неизвестен. Может, он мальчик, — Тикки закатила глаза. — Проходите, — месье Каплуа, молодой тридцатилетний врач, помог пациентке зайти в кабинет спустя минуту после ухода Плагга и Тикки. — Как ваше самочувствие, мадам Агрест?* * *
Спустя месяц после победы над Томоэ: — Маринетт, ты мои штаны не видела? — Ты их вчера ночью кинул на люстру, — девушка закатила глаза, заканчивая расчёсывать волосы. Телефон, оставленный на пуфике, зазвонил. — Да, Феликс, привет. Мы немного задержимся. Почему? — Маринетт посмотрела на свои голые ноги в пушистых тапочках и на нерасчесанную прядь волос, потом перевела взгляд на Адриана, бегающего без штанов, и усмехнулась: — Твой брат ещё не нашел подходящих брюк. — Эй, так нечестно! — Адриан надулся, вылезая из-под пуфика, под которым не обнаружил пропажу. — Это тебе за вчерашнюю наглость, — Маринетт прижала динамик к плечу, чтобы Фел их не услышал: — Будешь знать, как одиноких девушек по ночам пугать. Да, Феликс, мы будем через десять минут, — Маринетт положила трубку и грозно обернулась на Адриана: — Кооот, ты бы ещё в холодильник залез. Посмотри на веранде, Плагг мог туда их спрятать. — А ведь правда, — Адриан стукнулся головой об стол. — Кстати, что значит фраза "к одиноким девушкам"? А я тогда для тебя кто? — Кот-маньяк, который лез на веранду к девушке, сидящей одиноко в комнате. — Да ну Плагг! — Адриан так взбесился, что не нашел ответа на слова Принцессы и заорал: Ты не брал мои штаны? Где вообще Плагг? Что-то я все утро не слышу его нытья о сыре. Где это традиционное «Агрест, дай пожрать»? Маринетт только усмехнулась, провожая возлюбленного взглядом на терассу. За последний месяц отношения между Маринетт и Адрианом укрепились как никогда раньше, позволяя каждый день узнавать друг о друге что-то новое. Вместе они находили успокоение, вместе учились жить настоящим и стараться не вспоминать Марлену и пережитый ужас. Правда вместо милого мальчика Адриана Маринетт проводила время с наглым Кошаком. И пусть она и закатывала глаза на его каламбуры, шлепала йо-йо за бесячие шутки, иногда он мог так улыбнуться, что Ледибаг заикалась перед Нуаром. Он пытался пользоваться своим оружием обворожения как можно чаще, но и Маринетт училась вовремя себя останавливать. Вчера вечером Адриану приспичило вытащить Принцессу на прогулку по ночному Парижу, потому что, видите ли, «я не могу дышать, когда тебя нет рядом, Моя Леди, ты же не хочешь, чтобы я задохнулся от неразделённой любви?». Вот только Адриан забыл, что Плагга надо кормить хорошо, если хочешь долго держать трансформацию. В итоге это наглое животное сняло трансформацию прямо на балконе у Маринетт. Адриан не только промок из-за начавшегося дождя, но ещё и полчаса стучался в двери, чтобы Маринетт, слушавшая музыку, его заметила. Плагг, естественно, отказывался позвать её путем прохождения через предметы. Не обошлось, конечно, без сюрпризов. Увидев ночью в окне фигуру мокрого человека с зонтиком (Адриан пытался спрятаться под ним, но впечатлительность Маринетт нарисовала маньяка с косой за спиной), в итоге Маринетт решила вооружиться коробкой и ножницами и, встав в боевую стойку Ледибаг, огрела Адриана по голове. Адриан был избит коробкой из-под ниток, узнан Маринетт, отчитан и отправлен в душ согреваться. Плагг ржал, ел булочки с сыром из пекарни Дюпен-Ченов и снова ржал с отношений своего хозяина. Конечно, Адриан не был бы Котом, если бы не покрасавался, пока раздевался. В общем, таким образом штаны и оказались на люстре. Маринетт краснела, ругалась, отводила взгляд от торса Агреста и даже зависла на вопросе «может примем душ вместе?» Но в руках себя сумела удержать. Наглый Кот обойдется. Он ее так напугал своим визитом! Она то думала, что он как нормальный парень зайдет в пекарню, поздоровается с ее родителями и постучится в двери, а не будет ползать по ее балкону с видом заправского маньяка. Маринетт мечтательно улыбнулась, снова задумавшись о вчерашней ночи. Они ведь спали вместе с Адрианом! Первый раз за всю жизнь и историю их отношений! Аааа! Спустя две недели судебных процессов, плохо проходящего стресса и постоянных звонков юристов, Маринетт впервые за последний год так сладко спала в обнимку с Котом. Может, не стоит его сильно ругать? Всё-таки Маринетт осталась довольна и уже почти забыла про его ночные фокусы на балконе. — Блин, я скоро буду ревновать, он тебе уже второй раз десять минут звонит, — Адриан услышал очередной звонок, решив, что это снова надоедливый братец и выглянул с веранды. — Че ему опять надо? Маринетт, так погрузившаяся в свои романтичные мысли, не сразу поняла, откуда шел звук. Она потянулась к тумбочке и, не глядя на экран, подняла трубку, продолжая расчёсывать волосы. — Слушаю. — Привееет! Это я! Ты как?The end.