...И любовь их злу и гордыне служит!

Они все собрались — там, в подвалах Тибидохса, в огромной комнате, у дальней стены которой, на небольшом возвышении, стояли распахнутые настежь Жуткие Ворота. Маги, валькирии, златокрылые… Был здесь даже Троил, введший половину преподавателей в состояние полного ступора одним фактом присутствия своей персоны. Стражи обычно не вмешивались в дела магов, предоставляя людям выбор — и теперь, когда все зашло слишком далеко, они получили, как и Бейбарсов, право нарушения принципа «невмешательства». — Почему Хаос еще не в этом мире? — спросила Фулона, глядя на отвратительное гротескное сооружение. За воротами были лишь бесконечные каменные плиты, серость и серебристые искры в дымке мерцающего тумана — и где-то вдали орали от ярости плененные духи. Сколько их там? Сотни, тысячи, легионы? И более всего они мечтали вырваться на свободу, обагрив землю кровью, вывернуть мироздание наизнанку, разрушить до самого основания… — Его сдерживает воля Бейбарсова, — ответил ей Эссиорх. Его голос отзывался по всему помещению мрачным эхом. К разговору первовалькирии и хранителя из Прозрачных Сфер прислушивались все присутствующие — напряжение здесь стояло такое, что отвлечься помогал лишь рассказ о древней, давно известной, но забытой истине… Истине, такой же старой, как мир; истине, которую все уже считали выдумкой. Его голос убаюкивал и взывал к тому, что было внутри каждого, при всей ужасной двойственности слов Светлого, при всем их ужасном характере. — Перед нами то, что творится ради любви и в ее имя. Любовь чудеса на земле совершает — любовь открывает любые врата… Что может быть прекраснее, чем чувство, которое способно распахнуть даже ворота хаоса, в праведном желании спасти того, кого любишь? Что может быть ужаснее, чем опасность, которой грозит этот поступок? Что может быть могущественнее любви?! Любовь — это чудо… Это величайший дар, это благословение, которое не в силах очернить даже проклятие какой-то безумицы! И пусть мир лежит на краю гибели, я склоняю колени перед этим чувством, и никто не отнимет у меня это право. Чувством, которое заставило сиять даже потерянные эйдосы… Чувством, которое смогло возродить для Света даже древнего барона Мрака. Чувством, которое помогает выстоять в бездне отчаяния! Сила любви слишком велика, чтобы над ней смеяться, чтобы презирать ее, чтобы думать, что можно поставить что-то выше — пусть это и кажется правильным, — взгляд мужчины упал на главу Тибидохса, — да. Все поступки творятся во имя любви, даже самые страшные. — Камня Четырех Стихий больше нет. Как Бейбарсов вообще смог это сделать — создал первообраз?! Эссиорх, если ты сейчас нормально, подробно и логично все не объяснишь, я тебя стукну! «Проклятие, проклятие Черных Крыльев»… Все только и твердят, что эта любовь — проклятие, и я с ними уже согласна, настолько осточертели два года концертов этой громобойной парочки… Только почему ты сейчас доказываешь обратное?! Ты вообще на чьей стороне? Бейбарсова или Света?! — На стороне выбора, но ничего еще не случилось. Я начну волноваться в тот момент, когда Бейбарсов выйдет из Жутких Врат как истинный властитель, и мы получим нового повелителя Хаоса и Мрака — но до тех пор я надеюсь, поскольку именно надеждой живет каждый из нас. Наблюдая, как медленно накаляется взгляд Фулоны, хранитель тяжело вздохнул. Ему все было ясно… Чего тут непонятного? — Начнем с самого начала… Почему именно Черные Крылья Тьмы являются палачами Мрака? — спросил мужчина, обращаясь одновременно ко всем. — Будучи его частью, но обладая способностью любить, они стоят как бы над ним, ибо любовь не дает их душам окончательно очерниться. И правосудие, в свою очередь, предполагает отстранённость, дистанцию и беспристрастность… Кодекс палача — это порядок, строгое соблюдение правил и определенное милосердие, а значит, эта должность дает власть над Хаосом. И именно поэтому Лигул решил, что Мраку не помешают исполнители приговоров, которых, как он полагал, сможет использовать, ведь тот, кто любит, не только сильнее, но уязвимее. С давних времен были известны лишь два технических способа открыть Жуткие Ворота: с помощью Камня Четырех Стихий и первообраза ключа от всего сущего, и оба — суть одного и того же, они единое целое. Первый артефакт может быть создан только магами, второй — теми, кто стоит выше магов и обладают способностью любить по-настоящему — страстно, бурно, искренне, ведь, как я уже говорил, в основе всего сущего — любовь! И тот, и другой артефакт может существовать только в единственном воплощении: в один временной промежуток либо одно, либо другое. А еще оба позволяют также черпать силу Хаоса, не выпуская его. Да, это слишком сложно для понимания; понять специфику этого действа вообще достаточно сложно… И Главе Канцелярии понадобилось на сие очень, очень много времени, но, в итоге, у него вышло. Едва над миром нависла угроза Черных Крыльев Тьмы, что сделали маги? Правильно, — ответил он себе же, наблюдая за оными, — воссоздали Камень Четырех Стихий, который предоставляет обладателю неограниченную мощь над всеми силами. Да, он был опасен самим фактом своего существования и мог быть использован самими Крыльями, но также при необходимости он мог закрыть Врата… А еще на него наложили достаточно могущественное колдовство, которое бы попросту пленило пожелавшего воспользоваться Камнем в темных целях. Суть в другом: некромаг сделал все, чтобы Татьяна покинула резиденцию, ведь пока она служила Мраку, ее могли использовать… Лигул использовал бы ее, как собственную марионетку, и никакой контракт с Ареем ее не смог ее спасти — слишком уж быстро она очернялась, имея природную склонность к тьме, и потому судьба ее оказалась предрешена. Угрожая жизни и стремительно очерняющемуся эйдосу Гроттер, горбун отправил Бейбарсова за Камнем — и что произошло в итоге? Камень оказался уничтожен второй раз, уже навсегда, и осталась лишь одна возможность пользоваться силами Хаоса: с помощью пресловутого первообраза. Оттягивая время прибытия на Буян, позволив Гроттер избавиться от Камня, некромаг вновь, как он считал, обезопасил девушку от Лигула: применив силу Крыльев чтобы уничтожить один артефакт, та потеряла возможность создать второй, и стала бесполезна. И это — закон равновесия мироздания: ничто не проходит просто так, на всем остается след. Некромаг сделал для Татьяны лучшее, что мог — удалил от себя, заставил сотрудничать со Светом, и это вскоре начало давать плоды… Бейбарсов остался единственным, кто смог бы дать горбуну, что тот хочет, но он, неукоснительно соблюдая кодекс, был неуправляемым для Главы Канцелярии. Он обладал лишь одной слабостью — Татьяной Гроттер: и доведенному до отчаяния карлику ничего не оставалось, кроме как заманить девушку в ловушку, вновь заставить прийти добровольно. Где карлик только раздобыл жезл Зевса, пленивший титанов?! Он же был уничтожен тысячелетия назад… Так, спасая возлюбленную, Глеб невольно ее и подставил: должность палача давала какую-никакую, но защиту. Теперь же она находится там, за Вратами, в собственном аду, сводящим ее с ума — и это с учетом того, что суть ведьминской натуры — Хаос! А значит, если девушка не может управлять им, ее ждет неминуемая гибель и постепенное превращение в тех, кто заточен рядом — в еще один дух… У Бейбарсова крайне мало времени: одно попадание за Врата должно было расколоть ее душу… И это бы неминуемо произошло, — пробормотал хранитель, — но за нее кто-то вступился силой своего эйдоса. Вступился той самой любовью, что когда-то не позволила Арею раствориться в Тартаре… Но у Гроттер больше нет такой защиты, не так ли? — он в третий раз посмотрел на Сарданапала. — Да, это заступничество не спасло бы девушку и убило того, кто стал ее защитником, но оно позволило бы выиграть время для сохранения ее эйдоса и рассудка — время, чтобы она смогла отговорить некромага от последующего безумия. — Если я правильно поняла, запихнув бывшую магспирантку Гроттер за Жуткие Ворота, Лигул сам вынудил некромага открыть Ворота, и другого пути не было? — уточнила Медузия, переводя тему с поступка главы Тибидохса в другое русло. — Да. Бейбарсов дошел до своего предела. Карлик заигрался… Теперь вариантов несколько. Первый — Бейбарсов не справится, и сдерживаемый лишь его волей Хаос вырвется сквозь открытые Врата — и теперь у нас нет Камня Четырех Стихий, чтобы затворить их… Второй — Бейбарсов справится… Но вот что он предпримет — отдаст силу над Хаосом Лигулу, оставит себе или откажется, уже другой вопрос… Все, что нам остается, только ждать. — И слабо верится, что он поделится с ненавидимым им карликом могуществом, — отозвался из угла мужчина с буравчатыми глазками, — а в последний вариант и тем более. — Он еще не сделал выбор, — с резоном заметил Эссиорх. — И что мы можем предпринять? Закрыть Ворота мы не можем, власть над этим есть только у некромага. — Как он вообще смог распахнуть их без ключа? — спросила невысокая полноватая женщина-маг. — Я говорил. «Вдвоем они станут Черными Крыльями Тьмы — и пусть разверзнутся Жуткие Ворота»… Ключ наподобие Камня Четырех Стихий нужен для тех, кто хочет пользоваться силой Хаоса, не выпуская его, вроде Главы Канцелярии. А вот чтобы просто открыть Ворота, ключ Бейбарсову не нужен — Черные Крылья Тьмы и есть Ключ. Потому что любовь совершает на свете чудеса, какими бы страшными они ни были! Любовь — ключ, что открывает любые врата… В помещении повеяло леденящим холодом и тьмою, и находящиеся здесь невольно поежились. — Если Бейбарсов станет господином Хаоса и Мрака, есть лишь один способ вернуть все обратно. Возможно, уже «был»… — голос хранителя надломился, — молитесь, чтобы к моменту, как Бейбарсов найдет девушку, она была здорова рассудком! Должность палача Татьяна утратила, но она все еще Черные Крылья Тьмы, и все знают, что этот титул у нее никто не отнимет. У нее яркий эйдос… Придя к Лигулу, чтобы заплатить за свободу некромага, она искупила вину за некогда совершенное предательство и моральное падение. Гроттер еще может запереть Врата даже без первообраза — если обагрит их кровью Бейбарсова. — И Вы считаете, она пойдет на это? — с упрямым неверием поинтересовался Сарданапал. — Она согласилась на поединок с ним, чтобы умереть от его руки, лишь бы подобное не случилось. Да… Она на это пойдет. Если будет в состоянии мыслить. — Какого черта вы его вообще отпустили? — устало спросила Фулона Мефа, — есть вещи важнее любви. То, на что он решился, безумие. Слишком опасно… Жизнь одной ведьмы всего мира не стоит. И ее точку зрения разделяли все присутствующие. Позволить Гроттер сгинуть… Невелика цена за спасение мира, только некоторые были не готовы платить эту цену. — Мир может быть уничтожен из-за любви… Как же отвратительно, что все так. И все, что остается — ждать, пока новый повелитель Мрака придет во всем своем могуществе… — изрекла Зубодериха, — как поэтично. — Дураки. — Безумцы… — Меф, ты же златокрылый. Хоть ты-то мог соображать? — с горечью произнесла Даф. Всеобщую точку зрения разделяла даже правильная Даф. И не было в этом ничего отвратительного, просто… Просто все вышло слишком уж сложно. Как и должно было выйти… — Я ему поверил, — просто ответил бывший наследник Мрака, — мы все поверили. Прасковья только кивнула и сжала руку стоящего рядом Шилова, чуть не подскочившего от неожиданности. — Древнир, да что там творится! — не удержавшись, охнула Горгонова. Там, в темнице, что-то происходило: от Жутких Врат нет-нет, да полыхало энергетическими вспышками, все в синих всполохах. Крики пленников смешивались с грохотом и леденящими порывами некромагии — и периодически где-то в дали тумана нет-нет, но сверкал огненный хлыст… — Он там что, с Хаосом сражается?! — В данный момент, скорее, укрощает, — произнес доселе молчавший Троил. Комментатор страдал. Обладая крайне деятельным характером, являясь затычкой буквально в каждой бочке, он ненавидел ожидание и беспомощность, а потому спешно искал, на что себя отвлечь. Будь ситуация хоть на тридцать процентов менее нервной, он бы с удовольствием пообщался с кем-нибудь из валькирий — только те принципиально себя дистианцировали, обозначая собственную позицию как авангард Света. Танька, Танька… Ну почему с тобой всегда так сложно, почти простонал полубог. В молодости это ему даже нравилось — рядом с Танькой всегда находились приключения, но сейчас эта ее «везучесть» перешла все границы. Он осторожно покосился на директора, в котором внезапно оказался разочарован. Он корил себя за то, что позволил эту чудаку выбрать между двумя его друзьями… Сильнейший светлый маг настоящего, Черноморов нарушил одну из главных заповедей Света — «не суди, и не судим будешь», а он… судил. Может, Танька с Бейбарсовым не зря его недолюбливали? Да, Сарданапал поступал так, как казалось ему правильным. Он спасал более чистую, более достойную душу — руководствовался собственной моралью… и обидой, нанесенной его самолюбию предательством любимой ученицы, нарушившей мудрую волю. Пренебрегшую добрым советом сгнобить себя в тайге. Благие намерения — дорога в Тартар… Все — дорога в Тартар, какое благо бы не лежало перед путником, идущим по этой дороге. Директор совершил не меньшее предательство, чем Таня — даже не по отношению к Гроттер, а к себе самому. И, без сомнения, старик бы смирился с этим предательством и жил с мыслью о правильности сделанного выбора, только обернулось все иначе… Куда правильнее было бы дать маечнику умереть, с горечью думал Ягун. И ради чего? Чтобы, если Бейбарсова повернет от жажды власти, она смогла перерезать ему глотку и потом самоубиться: жить с осознанием собственного поступка она не сможет, слишком уж хорошо он знал подругу детства. Отвратительно это все, мерзко, но такового требует «общее благо». Путь Света… Путь в Тартар. Свет во тьме, тьма из света. А может, все выйдет по-другому? Не может не выйти! Ведь сказал же тот страж, именно надеждой жив и живет человек… Пока Ягун будет жив, он будет надеяться. И все хорошо еще будет, и у Таньки, и у Бейбарсова… И не придется никем жертвовать, а пока ей и всего-то и надо, что потерпеть. Что удерживало Малютку Гроттер там, в Хаосе? Любовь Валялкина, внезапно подумал молодой тренер. Но ведь любовь бывает разная — не только к человеку противоположного пола, есть также и любовь к другу. Если любовь всеспасающа… В конце концов, Сарданапал сам сказал, что Валялкин пострадал лишь потому, что он — лопухоид. Полубог мысленно обратился к находящейся далеко-далеко Склеповой — навыки телепата он прокачал давным-давно, и теперь пользовался всеми благами. — А помните, что Танька устроила на матче с бабаями? — громко спросил он уже у Соловья, и старый тренер улыбнулся. Они были вокруг и всюду, и все взывало к самой ее сути. Стань нашей частью, растворись с нами… Когда твоей сущности не останется, будет лишь Хаос — и, поверь, тебе станет легче… Прекратится мука, прекратится совесть. Останется другое — то, что даст тебе истинную силу! Здесь, с нами, с древними богами… Познай свою гибель, ведьма. Познай свое благо! Тени… Сотни, тысячи теней, и среди них — знакомые лица… — Ох, проходила бы эта встреча не за Воротами, — с ненавистью прошамкала древняя старуха, — и будь я жива, я бы тебе… — Проходила бы эта встреча не за воротами, не будь я заперта, а ты в добром здравии… Ты уже бы ниже травы ползала, — выдохнула Таня. Давно прошли времена, когда она боялась Чумы-Дель-Торт. Кто ее жалкая противница? Обычная некроколдунья… Даже во всем своем могуществе она была в половину слабее Глеба. И почти на столько же слабее Тани… Свет сказал бы, что гордыня — отвратительное чувство, но то, что испытывала сейчас девушка, гордыней и не было: лишь трезвая оценка. Хаос звал к ведьминской натуре… Хаос требовал, Хаос пытался растворить ее и сделать своей частью. Отнять индивидуальность и все хорошее, оставить лишь страсти, гордыню и жажду власти… Как такому противиться? Как противиться своим собственным мыслям? Можно сбежать от чего угодно, но истинный ад не в его кругах и даже не за Жуткими Воротами; истинный ад — в тебе самом, и от себя никуда не деться. Мрак разума поглощал ее. Призрачные стены давили, и в какой-то момент Тане показалось, что ее рассудок начал уходить по каменным плитам… Тени подступали все ближе, к границам темницы, и их шепот становился все громче и громче! Они слетались на ее эйдос, как мухи — всем известно, чем ярче свет, тем привлекательнее он для тех, кто желает согреться о него… А потом, когда терпеть стало невмоготу, вдруг пришло… другое. Веселый смех Ягуна, ехидные комментарии Склеповой, пошлые фразочки Петруччо, оптимистичные замечания Гелаты, ворчанье Соловья… Голоса звучали совсем рядом с ней и отгоняли тьму, вытягивали из бездны безнадежности и отчаяния. Дышать становилось все легче; а когда сознание немного прояснилось, она обнаружила сидящего рядом старого мечника. Мужчина отбросил непослушную прядь рыжих локонов с ее лба. — Пошла прочь, — приказал он мерзкой старухе, бродящей у стен темницы. Прохрипев проклятие, Чума удалилась. ...Арей был с ней долго — чересчур долго, не позволяя ни одному духу Хаоса приблизиться к ведьме. Он просто сидел рядом; чтобы понять друг друга, этим двоим не требовалось даже разговаривать. — Мне пора, — вскоре произнес барон с каким-то сожалением, — помни наш уговор, названая дочь. Все — выбор…

***

Он шел долго — много часов, даже потерялся счет времени. Но он должен был успеть — он был обязан… Он видел здесь многих. Титаны, древние боги, опальные духи… Все, кто оказался не заперт по камерам, теснились вокруг него, нападая вновь и вновь, и все оказались бессильны. Его вела воля. Его вела цель — а некромаг идет к своей цели всегда… И он нашел ее, в самом центре Хаоса — в темнице с призрачными стенами, в полубессознательном состоянии, лежащей на холодных каменных плитах, в окружении многочисленных духов. Едва некромаг приблизился, из толпы раздался шепот. — Она ведьма. А ведьма — хаос… — Она моя, — произнес палач Мрака, и пленники стихли. Таня действительно принадлежала ему — она всегда принадлежала ему и только ему. Да, она не была вещью, но существует и другое понятие принадлежности: родство душ, предначертание. Более важное, более… особенное понятие. Они Черные Крылья Тьмы — они единое целое, и никто у них этого не отнимет. — Я говорил, что страсти не доведут тебя до добра… малышка, — с каким-то презрительным состраданием произнес мужчина, поднимая ее с пола. — Ты долго, — прикрыв глаза, ответила Таня, — и, да: ненавижу, когда ты так ко мне обращаешься. Плевать, что вокруг темница Хаоса: ад собственных мыслей окончательно отступил. Он пришел… И пусть лучше бы не приходил, пусть он совершил безумство… Я тебя люблю, мысленно сказала девушка, но некромаг услышал. Вернее, прочитал. — …Вечно, Таня. Вечно. Эта фраза — обещание вечной любви, данное им на драконбольном поле, стала их девизом и вечной репризой. Что бы не случилось, какими бы ни были поступки этих двоих, она — прописная истина! Подтверждение кодекса некромага, который никогда не сможет разлюбить… И потому нет ничего невозможного в том, чтобы пройти за ней через Хаос, ведь иного пути не было и нет. Нет — для Черных Крыльев Тьмы. И что бы не произошло потом, и не будет. Таня лишь сильнее вцепилась в воротник черной рубашки. — Хочу, чтобы все закончилось, — полушепотом призналась девушка, — мне так надоело: Свет, Мрак, амбиции, попытки использовать нас и теми, и другими… Знаешь, я ведь просто хотела быть с тобой счастливой. — А сейчас? Некромаг отбросил с ее лица пару непослушных локонов — почти так же, как это недавно сделал Арей. — Сейчас лишь одного — чтобы все закончилось, — повторила она, — я так устала… Если бы ты знал, как. Глеб успел, и она сохранила рассудок — ведь ему помогли успеть те, кто любил Гроттер ничуть не меньше, чем он сам; просто любил по-другому… Он успел, но слишком многое было сделано и слишком многое сказано. Его возлюбленная выгорела, душой и сердцем, и виной тому было неуемная жажда власти одного карлика. — Расскажешь обо всем? — криво усмехнувшись, спросила Таня. Им следовало многое, очень много обсудить… Пришлось рассказывать: обратный путь был не менее долгим. …Где-то вдали, за Вратами, среди серебристого тумана возникла фигура высокого человека. Похожий на демона, на истинного властелина — жесткий, уверенный, высокомерный, он нес на руках рыжеволосую девушку, и было в этом что-то… величественное. А еще за ним тянулся шлейф из сил Хаоса, признавший свое поражение пред железной волей хладнокровного палача и силой любви. Духи кружили вокруг, но расступались перед мужчиной; они признали свою власть, потому что не могло быть иначе. Пройти через Хаос, забрать то, что принадлежит по праву и вернуться обратно — что может быть более… потрясающим? Любовь, которая способна распахнуть Врата Хаоса… Эссиорх оказался прав — перед такой можно было и склониться. Много лет спустя Ягун станет рассказывать своим внукам и правнукам легенду о некромаге, которого когда-то знал: о самоуверенном мальчишке, ограбившем Хранилище Артефактов и победившего сильнейшего из своего племени, о палаче Мрака, распахнувшем Жуткие Ворота и ставшем могущественнейшим властелином Хаоса, о его прекрасной возлюбленной, заточенной в темницу злым карликом. Легенду о власти, любви и предательстве, о поступках, которые они совершали ради другого. Ту легенду, что показала миру, каким великим и губительно-опасным может стать самое прекрасное в мире чувство… Фулона лишь сильнее сжала копье. Служба есть служба… Если ничего не останется, ей придется нанести удар, пусть это и станет тем последним, что она сделает. Ей, скорее всего, не победить, но она попытается — хотя бы для того, чтобы потом не испытывать чувство вины. С насмешкой оглядев присутствующих, Бейбарсов перешагнул грань между миром Хаоса и реальным миром и повернул голову назад. У самого края ворот столпились тысячи духов, среди которых мелькнул дух Чумы-Дель-Торт. — Освободи нас, повелитель, — выдохнула старуха с отрубленными руками, — дай нам утопить этот мир в крови и положить к твоим ногам. Мы будем служить тебе… Служить верно. — Я все еще могу воссоздать первообраз Ключа от всего сущего. — Мы дадим тебе больше… Дадим истинную власть. Много, много больше, чем пресловутый первообраз! Ты станешь равным богам! Выбор еще не был сделан, все ждали, и ожидание это было пронизано страхом и неизбежностью. — Я отказываюсь, — просто ответил некромаг. Медные створки дрогнули… и с тяжелым лязгом закрылись. Зачем ему становиться тем, кто равнялся богам? Он уже стал своего рода богом, ведь, когда ты любишь, ты обладаешь подобной властью. Ведь Творец даровал людям не только право выбора, но и способность любить и быть любимыми, создав их тем самым по собственному образу и подобию… — Значит, теперь — все? — усмехнулась Таня, зная, что нет. — Осталось только одно незаконченное дело, — сказал Бейбарсов. Он с осторожностью опустил свою драгоценную ношу на плиты около Врат, и Гроттер лишь сильнее вцепилась в его плечи. — Не смей бросать меня вновь, — с неожиданной злобой выдохнула девушка. — Я вернусь, и уже никуда не уйду, — ответил Глеб, — и ничто уже нас не разлучит — ни Свет, ни Мрак, ни зло, ни гордыня. Все, как ты и хотела, только не понадобится ради этого гореть в Тартаре. Веришь? Таня устало посмотрела в черные омуты. — Верю, — произнесла она, — сделай то, что собираешься сделать, и возвращайся. Отговаривать все равно бесполезно, да я и не имею ни малейшего желания. Он поцеловал ее в висок, она его — около рта, в крошечную морщинку от вечной ироничной усмешки. — Арей просил убить тебя, если ты станешь новым повелителем Хаоса или Мрака, — шепнула Таня ему на ухо, — ты же знаешь, что если так и случится, я это сделаю? Какую бы игру вы там не затеяли, он всегда предполагал худшее. Губы мужчины тронула улыбка. — Знаю, Таня. Взгляды Глеба, Мефа, Прасковьи и Шилова столкнулись, а потом, прежде чем все успели опомниться, они телепортировали. — Ну Бейбарсов! — невольно восхитился Соловей, — ну зараза! Прямо в Тибидохсе! И поставить сильнейший блок на телепортацию… — И что будем делать? — в очередной раз поинтересовалась Фулона. — Писать некролог для карлика, — мрачно отозвался Эссиорх, — только идиот не поймет, куда эти четверо направились. Таня застонала, и к ней, опомнишься, метнулся Ягун. — Что же с тобой стало, Танька, — пробормотал он, — силищей от тебя так и прет. Ты бы ее хоть как-то экранировала, а то рядом находиться невозможно… — Это все хаос, — поморщившись, ответила она, — я, как-никак, ведьма. У хаоса надо мной куда больше власти, чем ты думаешь, мне сложно даже находиться рядом… Контролировать Хаос способен лишь тот, кто, при даре любви, обладает силой смерти и холодным рассудком… Только палач Мрака. А я не то, что холодный некромаг, я давно не палач. Бейбарсов сделал все, чтобы Лигул не мог использовать меня для получения Ключа, только он не предполагал, что в результате я окажусь за Вратами без возможности выбраться… Охнув, полубог помог Тане встать. Ягге дернулась было в ее сторону, но девушка остановила ту упреждающим жестом. Не так уж сильно она и пострадала — нет, просто смертельно устала, просто выдохлась душевно. Все с ней в порядке. В бытность палачом и не такое случалось… Троил был намного печальнее, чем казался на первый взгляд. — Легионы златокрылых стягиваются ко входу в Тартар, — произнес он, — а еще сюда направляются Горазд и Ратувог с артефактом из моей личной коллекции. Они будут через пару часов… — Почему бы просто не пойти праздновать? — не понял Ягун. — Может, Бейбарсов и отказался от сил Хаоса, только Мрак он все еще возглавить может. И, как он любезно напомнил, право создать первообраз все еще при нем… Некромаг во главе Тартара - что может быть опаснее? Если он смог ради собственных желаний распахнуть Жуткие Ворота... На что еще он может пойти, чтобы не позволить разлучить себя с Гроттер? Чтобы быть с ней... и править? Пока все занимались тем, что готовили себя к худшему, Шурасик с новым интересом рассматривал гиганта Зигю. — А вылечить его не пытались? — вопросил он. — Прасковья с Шиловым все уже предприняли, — отозвалась Гелата, краем глаза наблюдая за «шефчиком», что оживленно переговаривалась с Троилом. — А с точки зрения элементарной магии? Физически он здоров, психические барьеры, мешающие развитию, восстановить можно… Сарданапал проделывал похожее с Клоппом, который случайно съел недозрелое молодильное яблоко. Быстро он, конечно, не восстановится, — произнес первый умник Тибидохса, — но психические процессы направятся в нужное русло и ускорятся, пусть на достижение его интеллекта соответствующему возрасту понадобится минимум три года… В комнату вошел Ванька. Нахмурившись, ветеринар внимательно оглядел всех присутствующих. — Мне кажется, я что-то забыл, — признался маечник, — но не могу понять, что именно… Взгляд молодого мужчины ненадолго задержался на белой, как мел, Татьяне. — Знаешь, я всегда говорил, что твоя упрямая любовь к страданию не доведет до добра, — произнес он, — но что поделаешь, если как раз таки понятия «любовь» и «страдание» для тебя равнозначны… Ты как, очухалась? В изумрудном прищуре отразилось удивление, и, помедлив, Таня кивнула. Валялкин продолжал рассматривать рыжеволосую. Это «что-то», что он забыл, кажется, было связано с этой девушкой… Но что? Но следует ли вспоминать? — А где Танька? — Ягун беспомощно огляделся, и все ринулись прочь из подвала. Пошатываясь, почти падая, Таня вышла из замка. Вызвала крылья, с силой оттолкнулась, взлетела высоко вверх. Добравшись до купола Гардарики, материализовала меч… — Как она… — пробормотала Медузия, — это колдовство сам Древнир накладывал! Это же невозможно! — Проломить купол Гардарики-то? — мрачно усмехнулся Поклеп, — несколько часов назад ее любовничек распахнул ради нее Жуткие Ворота, а их, сама знаешь, еще первые люди зачаровывали! Те, что были не слабее этого самого Древнира! Присмотрись, она не сам купол ломает, она крушит Бейбарсовский блок… Удар следовал за ударом, и купол дрожал. Наконец, синеватое свечение вокруг купола рухнуло тысячами осколками. — Бейбарсов был бы непобедим только в том случае, если принял силы Хаоса, но он отказался от них, отказался от всемогущества и неуязвимости. Он всего-навсего палач Мрака, лишь немногим сильнее Арея… Если он воссоздаст первообраз ключа, справиться с ним сможет лишь Танька, но он обещал ей, что этого не сделает. Нет… Она направилась к нему потому, что таков ее путь — он прошел ради нее Хаос, она вновь спускается ради него в Тартар, и иного не дано. Если она успеет, то станет с ним плечом к плечу — против Света, Мрака или любого, кто встретится на их пути. Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. * — Но выбрал ли он любовь, а не власть? — философски отозвалась Медузия, — обещать можно многое… Легенда забыта старинная та, Ведь страшный урок забывают всегда. Любовь несовместное соединяет, Любовь открывает любые врата. Однажды волшебник, служивший луне, Прекрасную деву увидел во сне. Она обещала любить его вечно, Она умоляла: «Приди же ко мне!». Забыв, что за гранью скрывается враг, Идет на закланье влюбленный дурак. Но вместо восторга возвышенной страсти, Его поглотил торжествующий мрак. Думал он познать вечное блаженство И открыл врата. Это было глупо! Что же было дальше, знаем мы с детства — Черная луна поглотила утро! Поэты говорят, что мир спасется любовью, Но нам с тобой иной пример известен пока: Мир, залитый кровью, сожженный войной, Из-за любви дурака. Заклятье надежное маги нашли, Но мелочь одну мудрецы не учли. Пока существуют прекрасные девы, Нет силы на свете опасней любви. Я деву увлек, чтоб врата отпереть И ей, а не мне предстоит умереть. Я с ней предпочел поменяться ролями, Поскольку к несчастью любовь- это смерть. Да я полюбил! Я не отрицаю. Но моя любовь — это только средство! Ты была полезна, теперь мешаешь. Мне придется вырвать тебя из сердца. Поэты говорят, что мир спасется любовью Но нас с тобой иная встретит судьба. За право быть Богом, расплата любовью — Цена невысока. («Отречение» («Легенда Рейстлина»), мюзикл «Последнее испытание) ________ Булгаков М. «Мастер и Маргарита».