***
После того как догорает погребальный костёр, они ещё долго стоят на берегу реки в полной тишине, гипнотизируя глазами водную гладь. А потом, когда на душе становится немного легче, Гарри уверенно вкладывает ладонь в руку Реддла, полностью доверяя ему свою дальнейшую судьбу. Насколько бы странно это ни звучало, но после всего произошедшего довериться Волан-де-Морту кажется одним из самых правильных решений в его жизни. Гарри знает, что, куда бы ни завела их дорога дальше, они будут стоять рука об руку, как в старые добрые времена. В безумии, с трезвым рассудком, сгорая в огне или купаясь в лучах славы. Потому что, когда рядом есть человек, который спустится за тобой даже в ад, невзгоды уже не так страшны. Они переносятся к небольшому уютному каменному домику на берегу озера, и Гарри замирает, вглядываясь в почти точную копию их прежнего жилища. Всё как в его мечтах: вдали от людей, окружённые могучим лесом, в уединении с природой. Но одна навязчивая мысль не даёт покоя. Как можно было после стольких лет воссоздать в памяти и наяву всё настолько доподлинно? А главное — зачем? Если Эйлин целенаправленно предала огню их дом, отрезая им путь обратно к тёмному прошлому и позволяя начать с чистого листа. Гарри не верит, что Реддлу так важны их прежние воспоминания, и, приглядевшись повнимательнее, он замечает небольшие трещинки в камне, осторожно уточняя: — Когда ты построил этот дом? Реддл смотрит на него ничего не выражающими глазами, не торопясь с ответом, что заставляет Гарри нервничать ещё больше. Он устало усаживается прямо на землю, мало заботясь о чистоте своих брюк, и бывший Тёмный Лорд, тут же следуя за ним, замирает на одном колене. Том знает, что разговора ему не избежать, но всё равно медлит. Почему?.. Гарри напряжённо наблюдает за тем, как муж осторожно берёт его руку в свою ладонь и успокаивающе поглаживает её, мягко улыбаясь. — Это важно сейчас? — Когда, Том? Гарри и сам не знает почему, но важно. Именно сейчас. Потому что шестое чувство ещё ни разу не подводило его за все жизни. И если Том решил что-то скрыть от него, то это Гарри либо просто не понравится, либо заставит разозлиться. Поттер не хочет ни того ни другого, но, в конце концов, это же он. Докопаться до правды — для него как глоток воздуха. Реддл сдаётся довольно быстро, устало прикрывает глаза и, вдохнув побольше воздуха, медленно, внимательно следя за реакцией, отвечает: — Незадолго до твоего рождения. Гарри забывает, как дышать, потому что в голове будто взрывается фейерверк, быстро распространяясь по всему телу, и лёгкие сжимаются в кулак. Он непроизвольно стискивает ладонь Реддла в своей руке, широко раскрывая глаза. Невозможно… Том был готов бросить всё ещё тогда, если бы их план удался?! Этого просто не может быть… Годы мучений и страданий — и всё просто потому, что у них не получилось? Потому что он оказался слишком слаб, а Реддл слишком безумен? Гарри даже не может представить, что всего можно было избежать, будь он смелее и доверяй они друг другу хоть капельку больше. От этого чувства хочется выть диким зверем, но он лишь растерянно выдавливает из себя: — Почему? Почему ты не рассказал мне сразу? Мерлин, мы ведь могли… — Не могли, — быстро перебивает его Том, пряча свой взгляд и сильнее сжимая ладонь мужа в своей руке. — Не могли, Гарри. Я бы не решился, всё равно не пошёл бы на этот шаг. Тогда мне было не понять, что… что такое потерять тебя. — Я бы сумел тебя переубедить. Всё было бы как сейчас и… — Нет, — жестоко осаживает Реддл, смело встречаясь с глазами Поттера. — Ты знаешь, что не смог бы. И всё вышло так, как вышло. За все свои ошибки мы получили сполна. — Раскаиваешься? — болезненно морщится Гарри, ведь слова Тома правдивы, но всё равно отдают неприятной горечью во рту. Они не монстры. Каждый вправе ошибаться, так почему им досталась такая тяжёлая участь? Почему пришлось потерять друг друга, чтобы наконец понять и по-настоящему полюбить? Гарри сложно простить себя за свой поступок, даже если Реддл прав. Потому что крохотный процент на успех стоил слишком многого. — Принимаю последствия. И, прежде чем мы продолжим этот разговор, я хочу ещё кое о чём рассказать. Реддл вдруг становится каким-то напряжённым и… испуганным? Свежий лесной аромат уже не кажется таким приятным, а дом — безопасной крепостью, когда Гарри начинает чувствовать неладное. Даже Нагайна опускает голову, спешно уползая в жилище. Что же ещё такого мог натворить Том в его отсутствие? Гарри слишком устал для бурного противостояния. И слишком долго ждал, чтобы продолжать бояться. — Что случилось? — осторожно уточняет он, но, разумеется, Реддл не спешит сразу же удовлетворить его любопытство. Том тянет его за руку в дом, и Гарри остаётся только послушно последовать за ним, воображая, какими могут быть самые страшные тайны мужа. Знакомство с новым домом в его мечтах представлялось несколько иначе, но на полноценную экскурсию от Реддла он сейчас и не рассчитывает, поэтому самостоятельно бегло оглядывается вокруг. Планировка, как и фасад, чем-то напоминала ему их прежнее семейное гнёздышко, но благо не копировала убранство полностью. Теперь уютная гостиная с камином и выходом на кухню располагалась на первом этаже, чуть дальше сменяясь просторным коридором с несколькими комнатами. Гарри сложно представить, зачем им двоим столько места в новом доме, пока его взгляд не цепляется за распахнутую дверь, заставляя нахмуриться от странного, почти безумного предположения. Они подходят ближе, и Поттер хватается за дверной косяк, удивленно выдыхая, потому что предположение оказывается верным, а комната — хаотично обставленной наспех детской. На этом сюрпризы не заканчиваются. Ведь из маленькой люльки доносится требовательный заинтересованный голос младенца, отчаянно жаждущего внимания, а Нагайна беспокойно вьётся рядом, осуждающе поглядывая на горе-родителей, не в силах никак помочь самостоятельно. Том напряжённо смотрит на мужа в ожидании реакции. Гарри не знает, что и сказать. Ни одна из его самых пугающих идей даже близко не стояла с неожиданно появившимся ребёнком. Вопросов очень много, а получить ответы страшно. Да и Реддл не спешит давать пояснения, терпеливо дожидаясь, пока Гарри не выдержит сам и не приблизится к люльке, чтобы внимательно вглядеться в маленькое личико с завораживающими глазами. Малыш с интересом наблюдает за ним, а затем, улыбнувшись, протягивает вдруг ручки, и Гарри, позабыв на миг обо всём на свете, не может не смягчиться, бережно поднимая кроху. Она радостно угукает, продолжая разглядывать его тёмными, бездонными глазами, так странно напоминающими ему… — Том? — обманчиво спокойно зовёт Гарри, пока стальная угроза в голосе выдаёт с головой. — Я сейчас всё объясню, — спешно заверяет Реддл, и Поттер неприятно ухмыляется, продолжая осторожно покачивать кроху на руках. — Я и не сомневаюсь. Расскажешь, как сильно скучал по мне в Малфой-мэноре. Места себе не находил, да настолько, что ребёнка вот завёл. Преинтереснейшая история получится, да? — Всё не совсем так… Гарри аккуратно перехватывает малыша, продолжая невозмутимо улыбаться, чтобы ненароком не напугать кроху, и вскидывает руку, с нескрываемым наслаждением наблюдая за Томом, который едва уворачивается от летящей в него деревянной игрушки. — Просто послушай… — Не бойся, мой маленький. Давай послушаем папочку. Он хочет рассказать нам, кто же твоя мама, — улюлюкает Гарри спокойно, что совсем не вяжется с его разъярённым взглядом, пока вторая игрушка больно ударяет Реддла в колено. Том негромко шипит, потирая ушибленное место, и с надеждой выставляет руки вперёд в знак примирения. Гарри даже замирает на секунду, с интересом разглядывая мужа и не предпринимая никаких попыток того покалечить. Поразительно. Неужто Реддл правда думает, что он сейчас возьмёт и успокоится? О… Кажется, Волан-де-Морт совсем забыл его пылкий нрав и действительно купился на своеобразное затишье перед бурей. — Дельфи… Её зовут Дельфи. — Ох, так ты у нас девочка, моя хорошая, — Гарри довольно кивает, касаясь маленького носика, и снова взмахивает рукой, посылая в Тома табуретку, пока Дельфи заинтересованно хихикает, оглядываясь по сторонам в поисках источника шума. — Видишь, ей нравится наша маленькая игра. — Давай без скандалов, мы ведь только встретились! — умоляюще произносит Реддл, едва успевая перехватывать летящую в него мебель. Гарри угрожающе медленно укладывает Дельфи обратно в кроватку, ласково обещая ей скоро вернуться, и также неспешно поворачивается к Тому, обращаясь на этот раз к Нагайне: — Посмотришь за малышкой, пока мы поговорим? — Я никого возрождать не стану, предупреждаю сразу, — в своей привычной манере шипит змея, наигранно скучающе отползая подальше, и Гарри лишь хитро усмехается, качая головой. — О, и не нужно. — Гарри, успокойся. Давай просто поговорим! Мы ведь взрослые люди, в конце концов… — Поговорим, разумеется. Спокойно, обещаю. Нагайна непременно улыбнулась бы, если бы могла, внимательно наблюдая за ними. Прошло столько лет, а кажется, что всего пара часов. Когда они вдвоём, увидеть в них взрослых мужчин, прошедших через огонь, воду и семь кругов ада, чтобы снова быть вместе, представляется просто невозможным. Всё те же мальчишки из Хогвартса, которые ругались, мирились, доказывали, кто круче и главнее, повергая Британию в хаос, и тем не менее безумно любили друг друга, всегда защищая и поддерживая в трудные минуты. Нагайна слышит, как на кухне летает, затем разбиваясь вдребезги, новенькая посуда. Тёмный сервиз пришёлся ей очень даже по душе, какая жалость… Она смотрит на люльку, в которой маленькое существо издаёт странные радостные звуки, и обвивается кольцами вокруг деревянной ножки. Та жалобно скрипит, но стойко выдерживает немалый вес змеи, позволяя ей, заинтересованно сунув голову в кроватку, разглядывать любопытного ребёнка, ворочающего головой в поисках шума, доносящегося из глубин дома. — Весёлая же жизнь тебя ждёт с этими двумя, — с сарказмом шипит Нагайна, а малышка вдруг переводит на неё внимательный взгляд, словно понимая слова, и радостно хихикает, протягивая крохотные ручки. Маленькое змеиное сердечко Нагайны внезапно сжимается от странного приступа нежности к этому существу. Она и забыла, что может ощущать нечто подобное…***
Буря затихает спустя пару часов. Разбитая посуда заклинаниями возвращена в первозданный вид, мебель расставлена по местам, а на лицах спокойные, довольные улыбки. Нагайну они обнаруживают рядом с безмятежно спящим ребёнком, и тот так счастливо и умиротворённо обнимает огромную хищницу, застывшую в одной позе и охраняющую его сон, что новоиспечённые родители, удивлённо переглянувшись, решают им не мешать. Тёплый дневной ветерок приятно укутывает обоих, а свежесть озера не даёт уже проснувшейся жаре протянуть к ним липкие лапы. Гарри лежит на коленях Реддла, пока тот ласково перебирает его пряди волос, и чуть ли не мурлычет от удовольствия, наблюдая за мужем сквозь ресницы. Свободная рука Тома крепко сжимает ладонь Поттера в своей. Любого прикосновения ничтожно мало, чтобы заполнить годы отсутствия друг друга. И всей жизни не хватит, о чём они прекрасно знают, стараясь наслаждаться непривычным тягучим счастьем. — Не понимаю, — вдруг растерянно выдыхает Том, и Гарри встревоженно открывает глаза, вопросительно глядя на него в ответ. — Как после всего произошедшего ты всё равно можешь меня любить? Поттер замирает, не ожидавший услышать от Реддла нечто подобное. Как можно любить после всего, что сделал Волан-де-Морт? После всего, что сделали они вместе. Гарри не знает ответа на этот вопрос, не представляя, как можно не любить Тома после всего, через что они вдвоём прошли. С самого начала и до конца. Сквозь разные жизни. Иногда Гарри кажется, будто он был рождён не убить Реддла, а полюбить. А ещё… показать, что такое любовь и какой может быть жизнь без вечного одиночества и слепой погони за властью. Прошлое теперь не имеет смысла, ведь есть настоящее. Идеальное и правильное. Может, так было нужно. Совершить кучу ошибок, разрушить мир и много раз ранить друг друга, лишь бы понять, какая же она — их любовь. У других людей не было такого количества шансов. Они сдавались, просто разбегаясь по разным берегам, а вот Том и Гарри не смогли. Не захотели. Как магниты тянулись друг к другу, обжигаясь и умирая снова и снова. Ради этого момента. — А ты? Как ты любишь меня после всего, что я сделал? Том смотрит на него с таким удивлением, словно он спросил самую глупую вещь в мире, но Поттер знает, что причинил ему не меньше боли. — Я совершал ужасные вещи, Гарри. Безумный эгоист, способный пожертвовать всем ради власти. Мне было так сложно принять свою слабость перед тобой, пока я не понял, что действительно могу тебя потерять. Раньше казалось невозможным представить, как у тебя получится от меня отказаться. Но ты не был моим последователем. Нет… Ты всегда оставался яркой противоположностью всему, что я делал. Сами чувства к тебе казались слабостью. Ей не хотелось подчиняться, но иное… было просто невозможно. Это злило до безумия. Настолько, что хотелось убить тебя и целовать вечно одновременно. Ты был постоянной преградой, но вместе с тем мне хотелось бросить этот мир именно к твоим ногам. Посадить на прекрасный трон, чтобы все преклонили перед нами колени, а золотая корона сверкала у тебя на голове. Я не понимал, как кто-то может этого не хотеть, пока ты не начал ускользать из моих рук. Предательство, смерть, потеря воспоминаний. Я был на грани отчаяния, ведь почти поверил, что больше не смогу прикоснуться к тебе, заглянуть в глаза и увидеть там себя. Это… это… — Больно. Тебе было очень больно. Я знаю. Это не то, чего я хотел, Том, — с трудом выдавливает Гарри, поднося ладонь Реддла к губам и оставляя на ней виноватый успокаивающий поцелуй. — Мне очень жаль. — Я заслужил, — Поттер вздрагивает от его слов, удивлённо поднимая свой взгляд и встречаясь с непроницаемыми тёмными глазами, полными искреннего сожаления. — Я не слушал тебя, порой даже не пытался. Лишь убеждал в правильности моих взглядов и склонял на свою сторону, заставляя выбирать. А ты всё это время был рядом в наивной попытке спасти меня от самого себя, пожертвовал всеми мечтами, что у тебя были. Я… злился, что ты не рассказывал правду о той жизни, которая ждала меня впереди. И только потом понял, что твои стремления были правильными. Знание будущего меня не остановило бы. Узнав, чего могу добиться, я бы пошёл на всё. Со слепой уверенностью, что ты последуешь за мной вопреки всему из-за глупой детской клятвы. Я врал, позволял себе лишнее, угрожал, сотню раз разбивал тебе сердце. Это мною был подписан смертный приговор твоим родителям. И именно мне нужно говорить о своих сожалениях, Гарри. Я считал любовь к тебе слабостью, пренебрегая и веря в то, что ты, как и Пожиратели Смерти, всегда будешь рядом. И… я разочаровал тебя. — Том… — И продолжаю разочаровывать, заставляя вместо новой жизни разбираться с моими ошибками, но… — Том… — Не представляю, как ты можешь принять меня и любить после всего, что… — Том! Гарри больше не может это слушать, крепче сжимая ладонь Реддла в своей руке и наконец привлекая его внимание. Не прерывая зрительного контакта, он отчаянно качает головой и, пока Том молчит, резко приподнимается, заглушая их общую боль поцелуем. Яростным и жадным, забирающим с собой все пережитые неприятные воспоминания и ошибки. Так же неожиданно отстранившись, Гарри выдыхает в самые губы опешившего мужа: — Прекрати. Ты не разочаровал меня, а восхитил и забрал моё сердце. Потому что я отдал его сам. Ты не заставлял меня. Слышишь? — как заворожённый, Реддл медленно кивает, прижимая его к себе, будто боясь внезапного побега Гарри. — Я не ангел. Я столь же неидеален, как и ты. А может, даже хуже. По-твоему, я всегда поступал правильно? Манипулировал и пытался изменить тебя, заставляя полностью отказаться от самого себя. Я тоже лгал, изменял, предавал. Такой же разочаровывающий запутавшийся волшебник, но любящий — безумно любящий — своего Тёмного Лорда и в итоге принявший его таким, какой он есть, увидев за маской монстра человека, желающего всё изменить, но собственными средствами. Другие могут видеть нас ужасными, аморальными, уродливыми, но мы вместе. Ошибались сотню раз, чтобы научиться не ранить друг друга, убивали и умирали, но всё равно сейчас здесь. Всё, сделанное мною, я совершил по собственной воле. И то, на что мне не хватило уверенности и сил изменить, — не твоя вина. — Прости, понадобилось потерять тебя, прежде чем я понял, насколько ты дорог мне и что настоящая слабость — это жизнь без твоего присутствия в ней. Прежде чем извиниться и сказать о своих чувствах не под сывороткой правды, а потому что мне этого хочется. Прежде чем дать знать, насколько всё остальное неважно, если ты рядом, насколько мои цели ничтожны, кроме одной — семьи и спокойствия, вечности вместе с тобой. Гарри придвигается к Реддлу ещё ближе и укладывает голову на его плечо, счастливо улыбаясь как ребёнок. У них получилось: найти друг друга, измениться, стать счастливыми. Остальное неважно. — Забудь, всё в прошлом. Главное, мы это сделали. Мне пришлось умереть, чтобы принять тебя таким, какой ты есть. Избавиться от слепой надежды сделать хорошим, хотя всемирного зла никогда на самом деле и не существовало. Научиться понимать и принимать друг друга очень непросто, на это могут уйти годы. А у нас всего-то пара жизней, — смеётся Гарри, и Том вдруг отвечает ему неловкой улыбкой. — Пообещай мне — больше никаких исчезновений, смертей. А я обещаю, что не будет никаких лжи и неоправданных жертв ради власти. — Обещаю, — шепчет Гарри, снова приникая к желанным губам. Они целуются долго и нежно, в перерывах повторяя свои обещания и скрепляя их очередным соприкосновением губ, пока сил совсем не остаётся. И, улёгшись на траву, эти двое долго смотрят друг на друга счастливыми влюблёнными глазами, переплетя пальцы рук. Вечности для них слишком мало. — Ребёнок… Думаешь, это про нас? Что мы можем ему дать? — не скрывая тревоги, после долгого молчания вдруг спрашивает Гарри, и Том, почти безмятежно уснувший прямо на траве под солнцем, поворачивает к нему голову, успокаивающе улыбаясь. Этого почти достаточно, чтобы Гарри поверил в их способность стать родителями. — Мне всего шестнадцать! — наигранно испуганным тоном шепчет он, и Реддл разражается искренним смехом. — Гарри, тебе за шестьдесят, — беззлобно фыркает Том, кидая на мужа насмешливый взгляд. — В твоём возрасте обычные люди уже становятся дедушками. Возможно, это как раз то, чего нам не хватало? — Обычные люди — тоже не про нас, — становясь вдруг серьёзным, Гарри пожимает плечами, задумчиво подперев голову свободной рукой. Сколько он себя помнит, его жизнь выходила за грани привычного. Безопасность ребёнка? Гарри не мог обеспечить даже собственную. Вечные скитания, битвы, риск и неизвестность. Искренне хочется верить, что всё позади, но ручаться за подобное было опасно. — Я не могу заставить тебя принять этого ребёнка как своего, — без тени прежней улыбки отвечает Том, осторожно подбирая слова. — Выбор за тобой. Поттер внимательно смотрит на мужа, изучая каждый сантиметр его лица. Тот выглядит так напряжённо, будто и правда думает, что Гарри сможет отказаться от ребёнка, чью мать собственноручно убил. Невинное дитя не должно пожинать плоды их ошибок. Гарри не чувствует к крошке Дельфи никаких ненависти или отвращения, а наоборот, лишь искреннюю радость и трепет. И он явно не тот, кто имеет право читать нотации Тому, когда сам отверг его и пытался построить отношения с Драко. В довершение всей пирамиды размышлений приходит грустная, но неизбежная мысль — у них никогда не могло быть родных детей. Возможно, это и правда то, чего им не хватало? — Всё в порядке, — улыбается Гарри, и хмурая складка между бровей Реддла тут же исчезает. — Мне за шестьдесят, я уже не в том возрасте, чтобы ненавидеть детей из-за их родителей, и совсем не против малышки, она прелестна. Разумеется, если предположить, что безумные гены родителей ей не передадутся. Том скептично поднимает бровь, и Гарри не может не рассмеяться, ожидая подобной реакции. Он придвигается ближе и всё также трепетно и ласково касается волос Реддла, заправляя за ухо отросшую длинную прядку. Великий и вселяющий ужас в людей Тёмный Лорд послушно замирает под его руками, жадно ловя каждое слово. Услышь об этом кто — никогда не поверит. — Я шучу, — отвечает Гарри тихо, задумчиво пробегаясь пальцами по холодной мягкой коже Тома. — Просто всё очень неожиданно и странно. Ты, говорящий все эти прекрасные, щемящие душу вещи, хочешь завести ребёнка и отказываешься от власти. Я, проживший три жизни и только вырвавшийся наконец из адского замкнутого круга, провёл больше десяти лет в собственном же теле без возможности контролировать свои действия и мысли. Как можем мы жить спокойно, будто нормальные люди?.. — Самое время попробовать. Всё как ты и хотел. Домик у озера, только мы и бескрайний лес вокруг. — Да, но… я ужасно растерян, если честно. Даже не могу до конца поверить, что всё вокруг правда, я жив, а ты не исчезнешь, когда мой сон закончится. Том усмехается, понимающе кивает и притягивает Гарри к себе, почти не оставляя между ними расстояния. Осторожно обхватив пальцами подбородок мужа, он заставляет его взглянуть в свои глаза. Как всегда гипнотически тёмные, забирающие с собой в какой-то другой, тайный мир, созданный только для двоих. Гарри видит в них отражение своих тревог, что переплетаются с похожими страхами Тома и мгновенно исчезают, стоит губам на миг соприкоснуться в поцелуе. Переживания сразу отходят на второй план, оставляя лишь ощущения трепетного счастья и правильности всего происходящего. Не разжимая объятий, Том, отстранившись на секунду для ответа, выдыхает в самые губы: — Всё правда. Я не исчезну. И только тогда Гарри позволяет себе полностью расслабиться в сильных родных руках. — Ты боишься, — продолжает Реддл, чередуя серьёзный разговор с лёгкими нежными прикосновениями к встревоженному лицу, — ведь не привык не знать, что ждёт тебя за чертой. Не привык к переменам: вся наша жизнь только и состояла из твоих попыток превратить меня в кого-то хорошего и моих планов по захвату власти. Своего рода стабильная борьба двух интересов. — Многое изменилось, — шёпотом отвечает Гарри, словно боясь разрушить эту чарующую таинственную атмосферу, возникшую между ними. — Видишь, — улыбнувшись, кивает Реддл. — Нам нужно время. — Когда-то я сходил с ума от воспоминаний о прошлой жизни, а теперь из-за того, что Волан-де-Морт говорит нечто подобное. — Ты делаешь из меня ещё большего монстра, Гарри. Это почти обидно. — Нет! — уткнувшись в грудь мужа, смеётся Поттер, блаженно прикрывая глаза. — Я счастлив. Очень-очень. В этот раз ты прав, нам нужно время. И зелье старения. Чем раньше, тем лучше. Быть стариком в теле шестнадцатилетнего, конечно, прекрасно, но довольно странно. Гарри чувствует, как, разморённый майским солнышком и ласковыми прикосновениями к волосам, начинает проваливаться в долгожданный сон. А Том всё продолжает задумчиво перебирать тёмные пряди в своих пальцах, размышляя над его словами. Неужели перемены в нём так очевидны? И, что самое странное, почему он не замечает их сам? Будто так и должно быть, будто так всегда и было. Больше не хочется копаться в прошлом, думать о своих ошибках и вспоминать ужасные проступки. Если бы он только знал, что можно просто выговориться и почувствовать на душе такую лёгкость, давно бы это сделал. Или нет. Ведь смерть Гарри действительно что-то изменила внутри… Том качает головой, смахивая с себя неприятные мысли, утягивающие в новую пучину самоанализа, и с удивлением понимает, что Поттер, доверчиво прижавшись к нему, уже посапывает. Тёмные Лорды, уничтожавшие любого, кто встанет на их пути, не должны так умилённо улыбаться. Однако он мягко приподнимает уголки своих губ, разглядывая спокойное лицо возлюбленного. Поразительно, но это чувство, вдруг сжавшее его на самом деле существующее сердце, намного прекраснее мысли о том, что власть в Англии принадлежит ему. Тем же вечером, когда сумерки опускаются на их маленький уединенный мир, малышка Дельфи накормлена и уложена спать под чутким присмотром Нагайны, а все разговоры и важные моменты оставлены позади, Гарри дарит Тому не только свои сердце, душу и мысли, но и тело. В тусклом свете серебристой луны, стыдливо освещающей двух обезумевших влюблённых, которые — точно малые дети — плещутся в ещё прохладной воде. У Гарри от холода уже стучат зубы, но он продолжает одаривать Тома водопадом брызг, весело хохоча. Безуспешно пытаясь прикрыться руками, Реддл стойко выдерживает холодные капли воды, что стекают по телу, и улыбается как дурак, любуясь искренним счастьем на лице Поттера. Тот всё-таки добрался до зелья старения и теперь выглядит на пару лет старше, пробуждая воспоминания о тех беззаботных днях, когда они после Хогвартса, только устроившись на работу и арендовав собственное маленькое гнёздышко, дурачились дни напролёт за готовкой, на прогулках и, разумеется, в постели. Том пытается подобраться поближе, но Гарри, восприняв это как угрозу, спешно отступает на середину озера. Песчаное дно резко заканчивается, и охваченный азартом Поттер, не сразу это заметив, с головой уходит под воду. Ничего опасного, Гарри прекрасно умеет плавать, но сердце Тома всё равно пропускает удар, замирая от страха, и Реддл кидается на помощь со всей скоростью, на которую способен. Но он даже не успевает нырнуть, как Гарри уже всплывает на поверхность и охает от неожиданности, оказываясь в заботливых объятиях. Том стискивает его в руках, прижимая к себе так сильно и отчаянно, что Поттер напряжённо отстраняется, затем замечая в глазах напротив неподдельный страх. — Всё хорошо, — с улыбкой отвечает он, успокаивающе касаясь бледной щеки мужа. Его ладонь непроизвольно дрожит от холода, заставляя Реддла недовольно нахмуриться и взмахнуть рукой, накладывая на них согревающие чары. Они не помогают в полной мере, потому что вода всё равно обволакивает их со всех сторон, не давая спасительному теплу распространиться по телу. — Надо выбираться. Ты заболеешь. Гарри снова улыбается строгому, но заботливому тону, упрямо качая головой. Холод волнует его в последнюю очередь, когда до дрожи хочется запечатлеть этот момент в своей памяти навсегда. Он касается складки меж бровей Тома, шутливо поглаживая в попытке убрать хмурое выражение с его лица, и Реддл, конечно же, сдаётся, отвечая тихим смехом. Они замирают так на пару секунд, взволнованно гипнотизируя друг друга. Том не выдерживает первым, резко притягивая к себе парня и накрывая его губы жадным поцелуем. Он не похож на их прежние, спокойные, ласковые или яростные, мимолётно разгоняя по венам тёплую приятную дрожь. Новое тело Гарри, ещё не знавшее таких ласк, отзывается слишком охотно и податливо, смущая собственного хозяина. Не ожидая от самого себя, он нетерпеливо стонет в поцелуй, под водой обвивая Реддла ногами за пояс. А тот хищно улыбается в любимые губы, продолжая бесстыдно исследовать доступные ему участки тела, и настойчиво повторяет: — Ты заболеешь. Гарри собирается ответить что-нибудь язвительное, потому что после стольких лет разлуки волноваться о здоровье в такой момент даже обидно, но не успевает и пикнуть, как оказывается на берегу. Том и его излюбленная привычка трансгрессировать в любой подходящий и не очень момент пробуждают кучу воспоминаний, от которых щёки покрываются стыдливым румянцем. Чтобы оставить это в тайне, Гарри мысленно прогоняет луну подальше с неба и прижимается ближе к Реддлу, стремясь спрятать лицо. Ему слишком много лет, чтобы краснеть при мысли о сексе. Благо Том так увлечён целью поцеловать каждый сантиметр его тела, что вовсе не спешит замечать пунцовые щёки мужа. На берегу действительно становится теплее. Хотя бы потому, что, помимо согревающих чар, обстановка в целом накаляется. Гарри послушно выгибается навстречу желанным прикосновениям, жадно оглаживая забытое за столько лет тело Реддла в ответ, и вдруг смеётся в голос, поймав себя на странной мысли. Отстранившись, Том с интересом заглядывает в его глаза, ожидая объяснений, а Поттер всё продолжает смеяться, не в силах вымолвить ни слова. Видимо, эта мысль так ярко крутится у него в голове, что Реддл без труда считывает её с поверхности сознания, интерпретируя совсем в другом ключе. — Ты… не девственник? — Что? — удивляется Гарри, подавляя в себе желание засмеяться снова, и притворно возмущается: — Не читай мои мысли в такой момент! Да ещё и неправильно. — То есть… всё же?.. — Том глупо моргает, пока до него медленно, но верно доходит странная реакция мужа, и тихо смеётся в ответ, пряча лицо в шее парня. — Да. Кто же ещё сможет похвастаться тем, что лишится девственности аж два раза? — Скажи спасибо, что не три. — Спасибо, — шёпотом отвечает Гарри в ухо Реддла, чувствуя, как тот вздрагивает от незамысловатой ласки. — Тогда благодаря тебе на самом деле было не до этого. Том делает вид, что обижается, прикусывая нежную кожу на шее мужа, и Поттер уже не может сдержать предательскую дрожь, распространяющуюся по телу. Лишаться девственности с Тёмным Лордом во второй раз почему-то намного волнительнее, чем в первый. Гарри даже спустя столько лет слишком хорошо помнит, на что тот способен. — На самом деле я рад, — выдыхает Том, медленно спускаясь поцелуями с шеи на грудь. — Боялся, что сын Малфоя действительно завладел твоим сердцем. Гарри хитро улыбается, зарываясь пальцами в волосы Реддла, и несильно тянет на себя, заставляя посмотреть в глаза. Смолчать об этом было бы нечестно. — У него не вышло, потому что я представлял тебя. Удивлённо замерев на миг, Том задумчиво кивает в ответ и, склонившись к животу Поттера, оставляет там в отместку ощутимый укус. Гарри лишь тихо смеётся в ответ, тут же забывая о боли, когда та сменяется ласковыми поцелуями. — Сложно разозлиться на данный факт. Но больше всего удивляет, как Люциус до сих пор тебя не убил. — Мы сошлись на мнении, что теперь квиты, — на выдохе отвечает Гарри и запрокидывает голову, затылком касаясь щекочущей травы, губы Реддла наконец достигают своей цели, и их завуалированная ревностная перепалка мгновенно обрывается. Кажется, даже луна становится тусклее, скрывая их от всего мира. Есть только руки Тома на его теле, жадные, ненасытные поцелуи, желающие заполнить собой долгую разлуку, приглушённые томные выдохи и ласковые осторожные движения. Гарри не чувствует боли, только тягучее наслаждение, в который раз за свои жизни без остатка растворяясь в тёмных глазах Тома. Он желает слиться с Реддлом воедино физически и духовно, переплестись всеми конечностями и замереть так на целую вечность. И если ему снова нужно будет пройти через ад ради этого момента, он пройдёт. Снова и снова. Чтобы быть с Томом. Чтобы прикасаться к Тому. Чтобы чувствовать Тома. Чтобы любить Тома. Ощущать крышесносную любовь с привкусом смерти раз за разом, на пике наслаждения называя Тома всеми его именами, известными миру, и видеть в тёмных глазах только своё отражение.Десять лет спустя
— Посмотрите, это они… Шелест шёпота мгновенно проходится по залу взбудораженной волной, заглушая все бурлящие до этого разговоры. — Не может быть… Две фигуры в тёмных одеяниях неспешно и горделиво проходят мимо опешивших людей, украдкой кидающих на них любопытные взгляды. Время будто замерло в их личном, не доступном ни для кого мире. Всё такие же молодые и непоколебимые, будто только что сошедшие со страниц учебников по истории. На вид не больше двадцати пяти, и только глаза, сосредоточенные и внимательные, выдают весь путь, который пришлось пройти когда-то ради этого дня. — Что за девочка вместе с ними?! — выдыхает кто-то слишком громко, и всегда верная спутница Нагайна, что ползёт позади них, кидает тяжёлый взгляд на чересчур любопытного человека, вызывая судорожный вздох. — Тише! Услышат ведь… — Я думала, они уже давно покинули Англию. Гарри усмехается удивлению вокруг. Люди шепчутся опасливо и тихо. Как всегда, любопытные и глупо уверенные, что, если понизить голос, склонившись к собеседнику, их никто никогда не услышит. Вот только с бывшими Тёмными Лордами такое не сработает. Те услышат всё и везде. Впервые за столько лет они появляются на публике, и, разумеется, подобное событие не может не вызвать переполох. Пусть повод, заставивший их покинуть особняк, не столь радостный, Гарри всё равно по-своему счастлив маленькому возвращению в прошлое. Бурное обсуждение их появления выглядит для него забавным, но неуместным, Том же и вовсе делает вид, что не замечает внимательных глаз, застывших на них. Только Дельфи, не привыкшая к такому количеству людей вокруг, опускает свой взгляд, неуверенно вздыхая. — Почему все так смотрят? Гарри и Том, загадочно переглянувшись, прячут улыбки, с умилением оглядывая своё дитя. Сегодня Дельфи действительно просто великолепна в пышном чёрном платье, пусть сама восторга родителей и не разделяет. Проклиная его в который раз, она недобрыми словами вспоминает Нагайну, убедившую её спустя два часа жарких споров надеть чертовски неудобный наряд. — Впервые выйти в свет в брюках и рубашке — верх дурного тона! Как же ты не понимаешь, — упрямо твердила змея. На что Дельфи в который раз лишь протестующе взмахивала руками, наотрез отказываясь влезать в этот непозволительно узкий корсет, обсыпанный рубинами. Мало того, при взгляде на пышную юбку девочка вообще впадала в ужас. — В этом платье не то что прыгнуть, вздохнуть спокойно нельзя! — Это светское мероприятие, а не тренировка или прогулка по лесу! О, и свалилось же мне на голову такое счастье на старости лет… Гарри и Том непонимающе переглядывались на пороге полуразрушенной комнаты, молча наблюдая за развернувшейся картиной. Не знай они Нагайну так хорошо, почти поверили бы, что у неё может случиться сердечный приступ. В том, чтобы явиться на церемонию в обычной мантии и брюках, они не видели ничего плохого, но змея злилась и раздражённо шипела, прогоняя их прочь: — С вами давно уже всё ясно! Дельфи — девочка из влиятельной семьи, она должна выглядеть соответствующе. — Папа, ну скажи ей! — капризно топнула ногой Дельфи, мечтательно оглядывая самостоятельно подобранный и лежащий на кровати наряд, состоящий из тёмной рубашки и кожаных брюк. Гарри опасливо посмотрел на шипящую змею, потом на мужа, с тонким намёком разводящего руками, что лучше злобной Нагайне сейчас не мешать, и с тихим вздохом скрылся за дверью, признавая своё поражение. Ещё полчаса по всему особняку разносились раздражённые переругивания, а потом всё стихло. На пороге гостиной стояла недовольная, но прекрасная Дельфи в шикарном строгом платье и с убранными в небрежный пучок кудрявыми волосами. Гарри и Том не сдержали удивлённых вздохов, но под угрожающим взглядом дочери на комплименты не решились. — Это всё из-за дурацкого платья, — бубнит себе под нос Дельфи, но, почувствовав на своих плечах ладони родителей, удивлённо оборачивается. Они смотрят на неё с такими гордостью и нежностью, что все прежние тревоги сразу забываются. Подумаешь, неудобное платье и десятки взглядов, прикованных к ним. Когда родители рядом, Дельфи горы готова свернуть, потому что знает — ей всегда помогут и поддержат. Гарри касается её подбородка, приподнимает вверх и понимающе улыбается. — Дельфи, ты выглядишь просто великолепно. Разумеется, все в полном восторге от тебя. Помнишь, мы с папой как-то говорили, что не совсем обычные люди? Думаю, все очень удивлены нас увидеть. Привыкай, милая, если мы будем появляться на людях чаще, то ещё не раз столкнёмся с таким пристальным вниманием. Но никогда не забывай о том, кто ты есть. Поэтому голову выше, — Гарри ласково щёлкает её по носу и довольно замечает, как Дельфи немного расслабляется от его слов, распрямляя плечи и гордо поднимая подбородок. Полная история родителей всё ещё остаётся лакомой, неизведанной загадкой для неё. Гарри и Том предусмотрительно решили оставить красочный рассказ их тёмного прошлого до более лучших времён, сделав из неё маленькую, менее мрачную сказку. Пока этого было достаточно, или, по крайней мере, они на это искренне надеялись, понимая, что однажды летом их ждёт серьёзный разговор с дочерью, но оттягивая этот момент до последнего. Учитывая упрямый, вспыльчивый характер девчонки, не было никаких сомнений в том, что когда-нибудь Дельфи встретит их на платформе девять и три четверти с гневным взглядом и кучей вопросов. Ведь в учебниках истории они так и останутся Тёмными Лордами. И пусть Яксли в своё время неплохо похлопотал над корректурой книг, жестокости и смертей в их деяниях было немало. — И что же, вы ни разу за всё это время совсем не появлялись на людях? — удивляется девочка, уже с интересом оглядывая притихших гостей, неотрывно наблюдающих за их процессией. — Нет, дорогая, — отвечает Том тихо, поправляя выбившуюся прядку из её незамысловатой причёски, ещё больше подчёркивающей какую-то прирождённую бунтарскую элегантность. — Не в столь обширных кругах. Нам хотелось как можно больше времени проводить с тобой. — Ха, — резко оглянувшись, хитро усмехается Дельфи. — Что же вы тогда будете делать, когда я уеду в Хогвартс? Сторожить меня у ворот целый год? Гарри и Том снова лишь с улыбкой переглядываются. — Дельфи, не запутайся в платье! Не верти ты так головой, ещё всех разглядишь, — недовольно шипит Нагайна на парселтанге, внимательно наблюдая за подопечной, и девочка бубнит себе что-то под нос, но вертеться прекращает. Наконец они, пройдя мимо ровных рядов стульев под тихий шепот и десятки взглядов, замирают рядом с мраморной усыпальницей. Вокруг расставлены массивные вазы с чёрными орхидеями, и Гарри, задумчиво хмыкнув, невольно удивляется интересной ассоциации. Когда-то с простого маленького цветка всё началось. Теперь им и заканчивается. Скоротечность людской жизни заставляет его немного погрустнеть, но, помня, зачем он здесь, Гарри взмахивает ладонью, материализуя букет чёрных орхидей в руках дочери. Она рассматривает их осознанным тяжёлым взглядом, а затем обращает всё своё внимание на усыпальницу. Подхватив Дельфи на руки так, чтобы её лицо было на одном с ними уровне, Том замирает на миг, вглядываясь в спокойное мертвенно-бледное лицо близкого им друга. — Дядя Яксли был хорошим человеком, — задумчиво произносит девочка с грустным вздохом, и родители, не сговариваясь, согласно кивают в ответ. Дельфи уже знает, что такое смерть. Гарри и Том жили долго, но время не было столь же благосклонно к другим. И каждый раз они с достоинством принимали этот удар, зная, что таковы их выбор и путь. Гарри многое хотелось бы сказать Яксли на прощание. Хотя он уверен, что Корбан и так знал, как признательны они были ему впоследствии, как уважали и ценили, ни секунды не пожалев о своём выборе. Он был достойнейшим человеком, несмотря на свои жестокость и холодную справедливость. Убив сотни, Яксли мог спасти миллионы, всегда зная, чем стоит пренебречь, а что поставить в приоритет. Верный своему делу и прежде всего самому себе. Гарри с грустной улыбкой смотрит на Дельфи, нежно касается её маленькой ладошки и коротко кивает. Девочка тут же понимает намёк и, наклонившись к холодному телу мужчины, осторожно укладывает букет чёрных орхидей рядом с ним. Том не произносит ни слова, но Гарри чувствует и слышит все его мысли и эмоции, в поддерживающем жесте сжимая пальцы мужа свободной рукой. Они замирают так на пару секунд, мысленно прощаясь с министром ещё раз, и отходят в сторону, позволяя другим сделать то же самое. Люди по-прежнему смотрят на них с опаской и удивлением, но не больше. Ни прежнего страха, от которого они бледнели, готовые кричать от ужаса ещё десять лет назад, ни ненависти или злобы. Всего лишь тревога и искорки сомнения. Неужели эти монстры действительно принесли миру покой и процветание? Оглянувшись на усыпальницу в последний раз, семейство Реддлов покидает зал, провожаемое новой волной заинтересованного шёпота. Жизнь не стоит на месте. Любая смерть — лишь продолжение вечного цикла. Особенно для тех, кто добровольно шагнул в водоворот бессмертия. — Помнится мне, ты обещала, если я надену это платье, то смогу купить столько мороженого, сколько пожелаю, — наигранно скучающе напоминает Дельфи за дверями зала, обращаясь к Нагайне, и та поверженно шипит себе что-то под нос. Всё становится на свои места, и Гарри, не сдержав смешка, понимающе кивает. — Так вот как ты умудрилась её убедить. Их вдруг догоняет радостный голос: — Гарри! Том! Знал, что не пропустите прощание. Обернувшись, они замечают Регулуса и тепло улыбаются давнему другу, позади которого с такой же приветливой и радостной улыбкой стоят его темноволосая красавица-жена и сын десяти лет. Дельфи сразу оживляется, приветственно взмахивает ладошкой и бежит к лучшему другу, позабыв и о мороженом, и о неудобном платье. Не дав завершить свой путь, её тут же подхватывает на руки Регулус, с восхищённой улыбкой потрепав по волосам. — Ну что за прелестная малышка тут у нас. Моя крестница уже совсем большая и скоро пойдёт в Хогвартс, как прикажешь мне жить без твоих недовольных улыбочек? — Дядя Регулус, отпусти! Сейчас всю причёску примнёшь, — возмущается Дельфи, но всё равно радостно смеётся, позволяя закружить себя в воздухе. — Она думает как леди? Что это сегодня случилось с планетой? — с сарказмом тянет Нагайна, и даже Том не удерживается от улыбки. Завидев кого-то ещё за спинами друзей, Гарри приветливо кивает, дожидаясь, пока к ним подойдут Сириус с новоиспечённой девушкой. Вот теперь всё семейство Блэков в сборе, как в старые добрые времена. Обзавестись полноценной семьёй у Сириуса так и не получилось, зато построить блестящую карьеру преподавателя в Хогвартсе — вполне. Возможно, немного позже ему даже удастся сменить Минерву Макгонагалл на посту директора. Гарри никогда бы не подумал, что старший Блэк найдёт своё призвание в преподавании, но жизнь может повернуться самым неожиданным образом… Братья крепко обнимаются, и Гарри не сдерживает гордой улыбки. Должно было пройти немало времени, чтобы всё вернулось на круги своя. Вальбурга приложила к этому немало сил, прежде чем покинула этот мир со счастливой улыбкой на лице и уверенностью в будущем семьи. — Как просиживается штаны в кресле главы по борьбе с тёмными силами? — беззлобно усмехнувшись, интересуется Сириус у брата, и Регулус наигранно важно поднимает подбородок. — На таком важном посту ни минуты покоя. Видишь же, вокруг ни одной тёмной силы. Они тихо смеются данному замечанию, заговорщически переглядываясь. Да… Действительно, никогда не знаешь, как повернётся жизнь. Казалось бы, пару десятилетий назад ты главный злодей страны и Пожиратель Смерти, а теперь уже высокопоставленный и уважаемый член общества. — Обязательно приходите сегодня на ужин, — предлагает Гарри. — Малфои тоже обещают заглянуть. Я слышал, скоро у них ожидается пополнение, Люциус наконец станет дедушкой! — Почтим память Яксли должным образом, — добавляет Том, как всегда сдержанно и бесстрастно, но это давно перестало отталкивать и пугать близких. — Разумеется, мы заглянем. Я недавно научился варить отменный сорт огневиски, — понизив голос, подмигивает Сириус, кивая на прощание. — Пойду отыщу Минерву и предупрежу, что завтра меня, возможно, не будет. Гарри улыбается ему и, посмотрев на Дельфи, увлечённо рассказывающую что-то сыну Блэков, хочет предложить пройтись по ближайшему парку, как его останавливает серьёзный голос Регулуса. — На послезавтра назначено собрание совета по поводу выбора нового министра. Временно его обязанности исполняю я. Мне стоит знать, на чью сторону склонять председателей? Чета Реддлов странно переглядывается. — Ты прекрасно справишься с этой должностью, не думал, что избирать нового министра и не нужно? — Нет, Гарри. Боюсь, править магической Британией — не верх моих мечтаний. Жена Регулуса ахает и хватает его за руку, не веря в услышанное. Не каждый день твоему мужу предлагают стать министром магии, и не каждый день он добровольно от этого отказывается. Мужчина только успокаивающе улыбается и, ласково поглаживая её ладонь на своём предплечье, качает головой. — Я подумывал взять небольшой отпуск, отправив Сигнуса в Хогвартс. Попутешествовать по миру. Париж, дорогая, отличная идея. Женщина немного смягчается, одаривает мужа спокойной улыбкой и согласно кивает. В конце концов, власть — действительно не предел мечтаний. — Париж! Прекраснейший город, — восторженно отвечает Гарри и, снова переглянувшись с Реддлом, уверенно добавляет: — Что ж, тогда у нас есть одна мысль на этот счёт. Обсудим сегодня за ужином, а пока можем прогуляться за мороженым для наших юных непосед. Заслышав о желанном лакомстве, дети тут же оборачиваются, радостно подпрыгивая. Нагайна, кажется, опять готова упасть в обморок, глядя на драгоценную подопечную, умудряющуюся скакать даже в пышном элегантном платье, но Дельфи этого совсем не замечает. Счастливая, искренняя, с прекрасной семьей и целой жизнью впереди. Какой она будет, эта жизнь? Решать только ей. Гарри внезапно замечает за спинами друзей знакомую фигуру. Потерянную и скрытную, но всё ещё стремящуюся к свету. Тот, кто совершает ошибки, обязательно может их искупить, если сам себе это позволит. Но Северус Снейп всё ещё держит глубоко в душе обиды, злость и боль. Он проходит мимо, скользя по ним потерянным взглядом, и, встретившись глазами с Гарри, спешит отвернуться, но тот только мягко улыбается ему. Всё в этом мире можно исправить, кроме одного — смерти. Возможно, Гарри сложно судить, ведь ему удалось противостоять даже ей. Но что он по-прежнему знает точно — обиды и боль нельзя держать в себе, позволяя им разрушать тебя год за годом. Мёртвые не хотят жалости. Выдыхая в последний раз, они мечтают, чтобы близкие были счастливы, не забывая их ошибки, достижения и улыбки. И те будут помнить, пока сердца всё ещё бьются. Северус замирает, долго смотрит на Гарри и, разрешив себе наконец расслабленно выдохнуть, посылает в ответ несмелую печальную улыбку. Время на самом деле идёт на пользу людям. Теперь Гарри знает, что всё можно исправить и изменить. Он уверен, если в твоей душе живёт тьма, ты необязательно чудовище, а если свет — не всегда ангел и святой праведник. Прежде всего каждый является человеком. Желающим любить, ошибаться, радоваться и плакать. Способным ощутить боль столько раз, что, может казаться, встать на ноги уже просто невозможно. И даже тогда ты поднимаешься сквозь страдания, возрождаешься, как феникс из пепла. Радуешься, плачешь, ошибаешься, винишь себя и идёшь дальше. И любишь. Снова и снова, пока ваш поцелуй на исходе вечности не подарит долгожданную смерть. Через пару месяцев они встретятся снова. На платформе девять и три четверти, вспоминая свой первый, а кто-то и третий поход в Хогвартс. Там будут и бывшие Пожиратели Смерти, отыскавшие свой покой и подарившие новые жизни в память об отнятых. И пожилые преподаватели, заставшие войну и горечь, и молодые вдохновлённые энтузиасты, знавшие только покой и мир. И их многочисленные знакомые, давние друзья, провожающие собственных детей и посылающие им несмелые ностальгические улыбки. А Дельфи, сидя на чемодане, будет упрямо прятать грусть, глядя на родителей. С ней рядом — верная спутница по жизни, темноволосая Нагайна с острым взглядом и напряжёнными движениями, только привыкающая к свободе от древнего проклятия и чудом исцелившаяся любовью к непоседливой девчонке. Она последует за Дельфи в самое пекло и будет оберегать ценой собственной жизни, храня в себе бессмертие ещё двоих. Пусть кто-то заметит в глазах ужасных чудовищ, ласково сжимающих в объятиях тонкие плечи дочери на прощание, красный безумный блеск — они посмеются. Взявшись за руки, взойдя по мраморным ступеням министерства к двум тронам, чтобы сотворить новую историю. Не будет золота и блеска, не будет трупов и крови, устилающих им путь. Только две бессмертные души, их любовь с привкусом смерти, юная надежда и верная прекрасная защитница. И быть может, когда-нибудь безумие всё же одолеет их, сотрёт с лица земли и окрасит всё в красный от пожаров и крови. А возможно, этого никогда не случится, и сумасшествие, заиграв новыми красками, подарит миру только улыбки и радость. Но это уже будет после. Их собственная история. Неподвластная судьбе, чужому приказу и перу…