Говори правду и только

Насколько Саске помнит, такого мерзкого октября у него еще не было. И еще не известно, что делает его призером в номинации «худший», заставляя Саске постоянно чувствовать злость: мрачная погода, безделье или же надоедливые соседи. Едва ли озлобленным его делает погода, хотя Саске нехотя признает, что причиной его мигреней была она. Город выглядит желтушно-охровым, гадким под низко нависшими тучами, но Саске упорно следует своему плану «жить, как всегда». Он ходит завтракать в кафе на цокольном этаже, отвечает на звонки от брата и друзей, раз даже дошел до парикмахерской. Нет, с погодой все в порядке. Если хорошо подумать, то надоедливые соседи тоже остаются под знаком вопроса. Да, они настолько приторно-любезные и милые, что в моменты их визитов приходится пить кофе без сахара. И поскольку заходят они частенько, иногда совсем не вовремя и не под настроение, Саске в какой-то из моментов осознает, что дополнить химический состав напитка в чашке, меняя на более подходящий ситуации — на алкогольный — будет не лишним. Процентное соотношение кофе к коньяку разнится от дня недели и настроения, измеряющегося по шкале от «сносно» до «состояния полного раздрая». Но в том то и дело — вторую часть дня Саске немного хмельной, а потому добрый. Это в первую, лишенную гостей, часть дня он проводит в шкуре озлобленного себя. Причина в бездействии. Наверняка, именно в нем, ведь как известно, только человек, которому нечем заняться, начинает задумываться о бренности бытия: о бытии без смысла, любви и иных радостях жизни*. Обычно постоянно занятой, теперь он не знает куда деться. Вся жизнь состояла из работы и мыслей о ней, отпуск давал возможность забыть обо всем и наслаждаться земными благами. Саске так и делал. На третий день по приезду наскучило. Листать ленту новостей дольше пятнадцати минут — утомительно, телевизор Саске старался не включать без крайней необходимости во избежание падения уровня IQ, а что делать в сети он даже не представлял. Гора новых возможностей вкупе со свободным временем так насели на плечи, что Саске устал от их тяжести и наконец занялся делом. Убрал в квартире, наканифолил паркет до состояния блеска, поменял смесители в ванной и даже наконец нашел в себе силы разобрать вещи в «мастерской» усопшего деда. Будучи сумасшедшим маразматиком, Мадара писал картины достойные своего времени — искусно бессмысленные. Саске восхищался его умением делать деньги за счет чужого воображения, но в восторге от его мазни не был и после смерти деда почти все распродал, оставив несколько сносных полотен в качестве инвестиций. За четыре дня активной работы все дела кончаются. Для приличия Саске пытается наконец начать читать собранную несколькими поколениями семьи библиотеку, но уже на странице второй-третьей мысли уползают в сторону, о которой он избегает даже думать. И избегает он этого так часто, что почти все мысли только об этом. Покоя не находится даже во сне, и Саске понятия не имеет, за чем мог бы спрятаться. По ночам, когда настигает бессонница, Саске много думает о Наруто. Тот не выглядел счастливым при их встрече, и невольно Саске связывал это с внезапно взвалившейся связью, но было но. Узумаки дарил секундные улыбки доставщику пиццы и ресепшионисту в отеле, светился при разговоре с официанткой, и стоило им отвернуться, стоило захлопнуться очередной двери, как улыбка спадала и блеск в глазах гас. Саске мог назвать это простой любезностью, но прокручивая и прокручивая все воспоминания вновь и вновь, он видит: Наруто расшаркивал тлеющие угли в себе, выбивал искры, пытаясь зажечь огонь в других. Это был остаточный рефлекс когда-то веселого человека, который привык нести счастье с собой и на вопрос как дела отвечать «Отлично» и никак иначе. Наруто снится именно таким, и Саске боится сойти с ума и пожелать променять реальность на сон. Наруто из снов говорит, как настоящий, действует и смотрит также как реальный. На вид он спокойный, немного нервный и расстроенный. Он ответственно вежливый с посторонними, улыбается, когда нужно, и одергивает себя, становясь излишне эмоциональным. И, кажется, он не может быть не настоящим. — Как ты таким стал? — вырывается однажды. — А ты? — Меня вынудили. — Мой ответ звучит также, Саске. В один день Саске не сдерживается и начинает свое безумие. Он берется за кисти. Он ненавидит акварель, акрил, гуашь, равнодушно относится к пастели, любит чертить и какого-то черта в его любови затесались еще и масляные краски. Саске клятвенно обещает себе, что по окончанию отпуска бросит это дело и сожжет все, но до того священого момента откладывает все угрызения, и только и делает, что рисует эскизы, делает зарисовки и возится с холстами да красками, порой терроризируя телефонные линии ресторанов с доставкой еды на дом. Вот так и постепенно выстроилось его ежедневное расписание: с утра просыпается, завтракает, и рисует пока не начнет клонить в сон или не придут настырные соседи и уболтают его интеллигентными разговорчиками об искусстве. За то, что они этим чудо образом могут отвести от настойчивых мыслей, со временем он даже начинает чувствовать что-то вроде благодарности. Но эту хлипкую благодарность подавляет случай, когда он прознал, что сосед — Сай — галлерист. Складывать два на два Саске научился, говорить о деде избегает, картины не показывает, разговоры о разрешении на выставку пресекает. И все же каждый раз впускает соседей в квартиру, чтобы позабавиться попытками через дружбу выудить нужное. И так наступает последний день отпуска. Наруто из сна будто догадался, что день этот будет тяжелым для Саске, и пытается поддержать: тянется к нему, вместо долгих разговоров судорожно нашептывает что-то на ухо, вместо разглядываний касается, находится опаляюще близко. Саске просыпается от будильника, тяжело поднимается в ванную и долго стоит под холодным душем. Он бреется, чистит зубы и умывается. Он пытается сосредоточиться на мысли, что отпуск кончился, что нужно упаковать все работы и вызвонить Суйгетсу по срочному делу. Саске уверен, что ему получилось отвлечься, но перед выходом из квартиры он замечает кое-что в зеркале. Свою довольную смазливую рожу. — Вот черт, — хмыкает он и хлопает дверьми. Ранним утром в выходной кафе на цокольном этаже пустует, и Саске этому несказанно рад. Он присаживается за самый отдаленный столик и подзывает официанта. Уже после съеденного завтрака, медленно попивая американо, Саске поглядывает на единственную картину в помещении, висевшую трофеем на видном месте, — непонятные хаотичные брызги черной краски на белом холсте, — и думает, почему дед Мадара прозвал это «Аматерасу», и как он умудрился это загадочное «Аматерасу» проиграть в карты. Расторопный официант убирает тарелки и не задает лишних вопросов. Жуткий грохот и отборная брань, зазвучавшая с кухни, снимают с него ловкость, и официант вздрагивает. — Прошу прощения, — извиняюще улыбается тот. — Конохамару, что это нашло на вашего старика? Совсем на него не похоже. Официант мнется, неловко улыбается, будто не знает что ему и делать, но Саске уверен, что он по давнему знакомству скажет, что происходит. — Он со вчерашнего дня такой. Ходит, злится и ничего перед собой не замечает. Говорят, он приглашение на свадьбу то ли племянника, то ли крестника получил. Саске хмурится и в недоумении поднимает брови: — Это так плохо? — Как знать. Он полгода назад приезжал, пьяным всякую чушь порол, старик с тех пор и злится на него. — Хм, — произносит Саске, надеясь замять разговор, но, подавляя смешок, Конохамару продолжает: — Представляешь, этот племянничек уверен, что все вокруг, кого он любит, умирают. Не удивлюсь, если Джирая потому и зол, что до сих пор жив. Саске пожимает плечами и спешит расплатиться по счету. В дверях подъезда он сталкивается со спешащей куда-то соседкой, Ино. — Я зайду сегодня, — бросает она на бегу, придерживая длинную юбку. Саске не успевает ей ответить, что в этот раз никак не получится. В квартире он берется за телефон и звонит Суйгетсу. Тот долго не берет трубку, и Саске вконец решает отправить сообщением: «Можешь заехать? Нужно кое-что сделать». Затем он долго ходит вдоль выставленных на полу полотен с канцелярским ножом. За две недели работы он успел запятнать три, что было одновременно ошеломительно много и мало. С какой стороны посмотреть. Он садится напротив каждой, пытаясь обезобразить, но в итоге так ничего и не может поделать. Ни крайне неудачный морской пейзаж, ни лицо каменной женщины, ни неизвестная городская площадь не позволяют себя коснуться. Саске ни за что не признает, но эти материализованные воспоминания сновидений ему дороги. Бросив нож на стол, Саске берется собирать все свои эскизы и рисунки в большую картонную коробку. Часть особо удачных он сминает в руках, пытаясь, если не стереть эти образы со своей памяти, то не дать о них узнать другим. Закончив с бумагой, Саске берется и за треклятые кисти и тоже бросает в коробку. Он даже не сразу замечает, как в какой-то момент в дверь начинают звонить. — Боже, Учиха! Твои уши, я их вижу! — восклицает Суйгетсу с порога без слова приветствия и с совершенно глупым выражением лица. — Ты чего так рано? — равнодушно интересуется Саске, опуская восхищения в сторону его изменившейся стрижки. — Я — рано? Ты в полвосьмого утра в воскресенье мне написал приехать. Как проснулся, так и приехал. Так где, говоришь, труп? — Какой труп? — Наличие которого заставило тебя снизойти и написать мне в полвосьмого утра в воскресенье с просьбой приехать, чтобы его спрятать. Саске хмыкает и проводит Суйгетсу в мастерскую. Тот издает свист, завидев картины и несколько раз осматривает их перед тем как сказать: — Не знал, что твой дед-маразматик писал что-то, а не только обливал холсты краской. Ты хотел, чтобы я оценил полотна? — Дед и не занимался, это мои, — и пресекая вопрос, добавляет, — и их нужно сжечь. Суйгетсу бурчит что-то о пафосе и работе, ради которой можно и не выдергивать людей из постели, но останавливается. Подозрительно вглянувшись в лицо Саске, он спрашивает: — Ты странный сегодня. Что случилось? — Ничего, — говорит Саске и выдает себя с головой. — Саске? — Совсем ничего. Суйгетсу застывает, его нижняя челюсть подрагивает, будто он что-то собирается произнести, но все сдерживает себя. Странная довольная улыбка расползается на его лице, и только тогда он решается ронить: — Ты не разозлился на мое приветствие, — загибает палец он, — ступил на шутке про трупа, а ведь это мой любимый баян, — загибает второй, — и ты взялся за картины! А ты ненавидишь художников. — Времена меняются, — кивает Саске. — Ты еще скажи, что мать простил, — невольно вырывается у Суйгетсу, и тот спешит заткнуть свой рот, пока этого не сделал Учиха. — Просто понял, — выдыхает Саске, и Суйгетсу оседает на стул, будучи в шоке. — Ты встретил соулмейта. Не ври мне! — остерично вскакивает он и бросается в сторону. — Где твои картины? Сейчас мастер психоанализа все о тебе выведает. Саске ничего не остается, как приложить все усилия, чтобы не закатить глаза. Картины — это просто изображение того, что Наруто ему показывал, а он запомнил. — Море-море, небо. Голубоглазый, — бормочет он и бездумно бросается к следующей. Тут-то Саске вспоминает, что Суйгетсу везучий, как черт. — Статуя? Возможно, правильные черты лица, строгий характер. Или… Кхм, нет. Площадь, улицы? Общительный, м-м… — тянет, выискивая побольше деталей, которые могли бы случайно высыпаться из подсознания на холст. — О. Здесь в углу у единственного человека блонд, — грубо показывает он пальцем. — Твой соумейт голубоглазая блондинка со сложным характером. — Не выдумывай, — говорит Саске и слышит, как кто-то опять тероризирует дверной звонок. — Сейчас приду. Звонила Ино. Она стоит на пороге и с самым невинным видом разглядывает косяк двери. — Не против, если зайду? — спрашивает Ино и не дослушав ответ, проходит по коридору. — Вчера потеряла сережку. Сегодня мечусь с одного места на другое… — она с порога важно начинает заглядывать под каждый предмет мебели, выцепляя все взглядом. -…не «Картье», но жалко. Саске, лишенный чашки модифицированного кофе, не желает слушать монологи ни о чем и крайне вежливо, дабы не мешать поискам, линяет с коридора. Он поручает Суйгетсу сделать то, на что сам оказался не способен. — Так кто там? — Соседка. Давай, быстрее вырезай из рам картины и поехали к Карин в загородный дом. — Соседка? — елейно переспрашивает Суйгетсу. — Нашла! — радосно выкрикивает Ино откуда-то из кухни и уже через секунду раздается быстрое глухое цоканье каблуков о паркет. — Саске, нашла. Саске видит, как падает взгляд Суйгетсу от макушки к ногам девушки, и видит, как улыбка того стала еще любезнее. — Блондинка, — Ино недоуменно поднимает бровь на это замечание, — голубоглазая, — протяжно продолжает он, и забывая, что сидит на табурете без спинки, эффектно откидывается назад, падая лопатками на стол и спихивая на пол коробку и несколько забытых чашек. От поднявшегося грохота Саске на момент зажмуривается, а когда слышит удивленный возглас Суйгетсу, то и вовсе чувствует, что не готов увидеть то, что предстояло. — Я пойду, — спешно говорит Ино и тенью исчезает. Саске кажется, что он даже слышит звук тиканья часов, такая тишина наступает, когда за ней хлопает дверь. Проходит еще несколько мгновений, и он осознает, что часы все-таки тикают, и тикают они на руке Суйгетсу, который переводит указательным пальцем с него, на разлетевшиеся с коробки многочисленные портреты его, Саске, соулмейта. — Поздравляю, Суйгетсу, ты угадал. Но мы не пара, — и он выходит с комнаты. *** Огонь, задобренный щедрой порцией бензина, горит ровно и тихо, едва слышно урча на ветру. Картон коробки степенно истлевает, превращаясь в черную пыль, и похрускивает. Саске стоит совсем рядом, уверяя себя, что так и надо. — Ты в порядке? — спрашивает Карин необычно неловко. — Суйгетсу рассказал? — Отчасти. Саске кивает. Может, оно и хорошо, что его друг настолько болтлив и ему самому не придется врать что-то вроде «я встретил своего соулмейта, а он оказался уже влюблен в другую» или «мы с соулмейтом решили, что не подходим друг другу». Ему хватило расспросов Суйгетсу по дороге сюда. Поднимается ветер, что заставляет Саске поежится. Он поднимает голову и видит, как распогодившееся небо загорается красным. — Красивый сегодня закат. — Стоящая позади Карин молчит, и Саске догадывается, что она кивнула. — Как думаешь, могут случаться сбои в этой суперсистеме распределения соумейтов? Близнецы ведь чертовски похожи, можно ли предположить, что где-то произошла ошибка, и они перехватили соулмейта брата или сестры? — Ха? Что за чушь? Нет, конечно, — Саске оборачивается и видит ее возмущенное лицо. — И хотя я не знаю, как эта связь работает, и дар ли это небесный или наказание, но я очень сомневаюсь, что она учитывает внешность. Саске довольно хмыкает, припоминая, как долго и тяжело Суйгетсу сходился с Карин. Это, определенно, было ниспосланное наказание. Но ответ Карин ему все равно ничего не дал, ведь он знает, что сравнивать себя с безымянной невестой Наруто — глупо. Даже учитывая, что теоретически по великому замыслу соулмейтов его могло и не существовать, будь его родители попринципиальнее и не свяжись они с друг другом будучи не родными душами, он хотел верить и верит, что все не просто так. И что соулмейтом Наруто мог стать только он. Саске садится на газон заднего двора, когда Суйгетсу выходит с кофтой для Карин. — Это же ничего? Ну, что ты все сжег? — спрашивает он противным не своим голосом. — Тяга, боли. Ты вообще… — Я впорядке, смиритесь, — смеется Саске, наблюдая за посекундно меняющимся небом. — Тяга на меня больше не действует. — Ты?.. — Да, потому что она добилась от меня всего, чего могла. Я его полюбил. *** Снег обрушивается на город внезапно. Или это так поутру кажется Саске, что в сонной прострации бросает взгляд в незашторенное окно, когда пытается ощупать кровать. Холодная. Опять. Он всматривается в голые цифры календаря — седьмое декабря — и морщится. Ему этот день уже снился. Он тогда сидел в кафе внизу, наблюдал за снегопадом в окно, когда пришел Наруто, и они начали спорить о чем-то несущественном. За завтраком Саске сидит напряженный, а кофе допивает уже остывшим. По улицам снуют снегоуборочные машины и расчищают единственное совпадение со сном. Саске ставит чашку на стол и откидывается на стуле, краем глаза замечая знатно повеселевшего с некоторых пор Джирайю. Вот уж кому наверняка пришлось смириться и стать счастливым! Саске складывает руки на груди, будто кто-то мог бы разглядеть разливающееся там тепло, и продолжает пялиться в окно. Он подождет. Дождется следующего седьмого декабря. Если понадобится, дождется и последующих. «Я говорил правду и только то, что считал правдой, Саске. Но что, если моя правда поменялась?» Если произносящий это Наруто был настоящим — они еще встретятся. — Конохамару, еще американо, пожалуйста. * эту цитату вы могли наблюдать в первой части этой работы ^^»