***
Наруто редко пил. На то были причины: отсутствие свободного времени, быстрое опьянение. Но было кое-что еще. Пьяным он совершенно не мог держать язык за зубами. Джирайя это знал, поэтому каждый раз, когда он хотел услышать от Наруто правду, выбор методов был очевидным. — …и вот я решил, что хватит! Никаких соулмейтов в моей жизни. Сколько отец страдал по матери, пока сам не умер, Тен-Тен вообще сошла с ума после смерти Неджи. Я бы не пережил, если бы что-то случилось еще, а случается постоянно и почему-то вокруг меня! — пьяно восклицает Наруто. Джирайя слушает и все подливает виски. Эту обязательную программу он знает наизусть. — Я уже даже расстался с Хинатой. Думал: все. Свободен! Живи и радуйся. Эта закономерность, что все вокруг меня умирают и страдают, исчезнет. И бам! Хината беременна. — И ты решил жениться. — Да, но я не об этом. Но бам: Хината беременна, мы организовываем свадьбу, а через месяц я встречаю соулмейта. Наруто слышит, как громко закашлялся крестный. В какой-то момент он решает, что нужно помочь и похлопывает по спине. Красный от опьянения и долгого кашля, Джирайя тянется за водой. Выпив один стакан, он поднимается и идет за другим, но пить не начинает. Ощущение, будто этим действием он только оттягивает момент, когда мог бы задать интересующий вопрос. — И… и как? — Хината не знает, и, похоже, не хочет догадываться. — А соулмейт? — А С… соулмейт узнал, что я женюсь, и понял меня. Джирайя тяжко вздыхает и качает головой. «Современная молодежь» — бурчит он. — Наверняка он уверен, что ты любишь свою невесту. Иначе никогда так не поступил бы. — А как нужно было поступить? Бросить Хинату, ребенка и умчаться на край света со своей любовью, упадшей из ниоткуда? Я… делаю все правильно, — Наруто выпил еще виски и уставился на «Аматерасу», картину, висящую в другом конце зала. Надо же, ее еще не сняли. А говорили, Наруто криво ее повесил. — Но твой соулмейт… она симпатичная? — сворачивает на свою любимую тему женщин старик. Наруто откидывается на спинку дивана и неожиданно для себя улыбается. — Это уже не важно. Все равно мы больше не встретимся, — говорит Наруто, оборачиваясь к окну, в котором очередной раз видит кого-то очень похожего, но наверняка не того. — Он неизвестно где, и это место очень далеко отсюда. Если Джирайя и недоволен разговором, то не выдает этого весь вечер, вплоть до ухода Наруто. Он понимает, что от мальчишки Наруто ничего не осталось. Это его пугает.***
Следующий день проходит по Наруто. Безумно хочется поставить жизнь на паузу и просто пройтись взад-вперед, глубоко отдышаться, потрясти руками, посбрасывать с плеч фантомный груз, но — нет. В жизни нет такой опции. Его ставят в сопровождение и он таскается по всему городу, будучи связующим двух сторон. Он пытается забыться и отвлечься сухим перемолом информации, но партнеры решают обсудить сделку в неформальной обстановке за обедом, и Наруто остается лишь наблюдать за поглощением еды со стороны и пытаться чем-то занять свой мозг в моменты тишины. Наруто проводит взглядом по столикам, возвращается к рассматриванию скатерти, бросает мимолетные взгляды на заказчика. Затем повторяет круг: столики, плотность скатерти, заказчик. Он внутренне содрогается, когда в между столиками проходят двое: брюнет и блондинка. Пара не замечает его, присаживается неподалеку, и Наруто мельком поглядывает, чтобы разглядеть и облегченно вздохнуть — не он. Не он. Но память царапает, вспоминаются отдельно руки, глаза, губы, и Наруто закашливается, когда сердце особенно сильно начинает бить, будто хочет выпрыгнуть из гортани. Спасает только наконец завязывающийся разговор. Наруто сосредотачивается, протягивает информацию сквозь себя и порождает ее вновь, стараясь отбросить ощущения. Но грудь горит, а на плечи наваливается невыносимая тяжесть тепла. Вот же черт. Связно мыслить все тяжелее. В дороге в отель он пытается разобрать накатившее ощущение на составляющие, на смысловые части, но все теряется, смешивается, давит на него своей многогранностью оттенков. Мозг подкидывает картинки прошлого: не так отдаленного, но погребенного. А оттуда Наруто сам не замечает, как начинает зарываться глубже в воспоминания, что-то высматривать в них, пытаться проанализировать движения. Прокрутить все заново и окунуться в те дни. Громкий хлопок двери его номера приводит в чувство. Он понимает, что подобное нужно поглотить и растворить в себе. Попросту забыть, иначе не быть ему счастливым. Вот только, как провернуть подобное Наруто и не представляет, поэтому идет по шаткому пути. Нужно разложить все по полкам. Без игр слов и недомолвок, не отрицая очевидное. В комнате, освещенной лишь забежавшим светом фонарей, он ложится в кровать, складывает руки на груди и пялится в потолок. — Итак, — думает Наруто, — «дано»: беременная невеста, не любимая, но уже привычная и почти не раздражающая; соулмейт, малознакомый, но притягательный; не родившийся, но любимый ребенок. Н-да, — и он впервые жалеет, что был плох в математике. А Саске бы разрешил задачу или он тоже гуманитарий?***
Возвращается из поездки Наруто не таким, как был. Кажется, он сходит с ума. Куда бы он теперь не пошел, везде встречает его: курящим где-то вверху на балконе, проходящим в толпе, прогуливающимся с псом. Иллюзия быстро развеивается — просто люди, отдаленно похожие — но даже так, Наруто чувствует, как будто Саске рядом. Он чувствует его движения за собой и каждый раз, замирая внутри хочет обернуться и поймать того за слежкой, но — никого. А еще он начинает видеть сны. Правда, сложно ответить, что ему снилось и снится. Самое близкое обозначение — ему снятся чувства. Те, которых он не ощущал давно и вряд ли сумеет ощутить еще. Разобраться во снах сложно: стоит начать припоминать все, как воспоминания начинают таять и смазываться, одна мысль перебивается другой, не менее значимой мыслью, и образы из сна теряются, остаются только ощущения. Он сходил с ума на эмоции. Когда Наруто просыпается посреди ночи который раз, мир кажется низким, немного пьяным и притихшим. Наруто идет на обезличенную кухню, варит кофе и все его действия опоясывает тишина, будто события притаились, чтобы лавиной наброситься в самый неожиданный момент. Наруто открывает окно, чтобы услышать трескот жизни, но на улице тихо: в пять утра четвертого ноября, большими комьями, как пух, летел снег. Он долго сидит на кухне, наверное, намереваясь выпить весь кофе в доме, и наблюдает за снегопадом, за тем, как сереют и оживают улицы. Хината просыпается ближе к девяти и быстро собирается в женскую консультацию. Он впервые замечает за собой, что наблюдает за будущей женой. Юная, счастливая, кажется, вовсе чистосердечная. Ему ее жаль. Она хорошая, достаточно милая, но почему-то соглашается на меньшее с человеком, которого еще недавно трусило от злости при одной мысли о ней. Неужели она настолько наивна и слепа, что может дорисовать светлые чувства с его стороны? Не умри Неджи, не окажись она рядом в тот критический момент — сейчас все бы было по-другому. Наруто смотрит в свою опустевшую, уже холодную чашку, и заваривает еще порцию. Он осознавал, что так пройдет вся его последующая жизнь: серая работа, раздраженное дома, редкие слепые воскресенья. Какаши деликатно намекал, что следовало бы обратиться к специалисту. Непонятно только: к психологу или психиатру. Наруто говорил, что подумает об этом, и нещадно врал. Он не готов говорить искренне и правду, а о том, что спустился на самое дно, и так догадался, когда не смог заставить себя заняться некогда любимыми вещами. Еще кофе. Во рту уже горчит, а вода кажется излишне сладкой, но Наруто цедит напиток мелкими глотками. Звонит телефон, и он не реагирует. Выходной. У него выходной. Подождите чуть-чуть, он допьет кофе и будет вновь спокойно функционировать, сможет искренне прочувствовать ваши нужды. Мелодия не стихает. А затем звонят еще, и еще. Тишина, убаюкивающая предчувствие скорых изменений, нарушается вновь и вновь. Наруто ставит кофе на столешницу и неспешно идет к телефону, втайне надеясь не успеть ответить на звонок до разъединения. Но успевает. После неинформативных фраз вежливости голос молодого парня сообщает: — Ваша девушка попала в аварию.***
Наруто приказывает себе успокоится. Сердце бьется в ушах, а руки трясутся так, что совершенно невозможно вообразить, чтобы удалось застегнуть все пуговицы на пальто. По телефону ему ничего не могут объяснить, а полчаса пути по городу к больнице кажутся самыми долгими. Каждый отстук на звуковых светофорах подгоняет «тук-тук-тук, скорее-скорее-скорее», ветер, противный холодный ветер нахально толкает в спину. Он поскальзывается на талом снегу. Он бежит. Тугая пелена отчужденности, уже покрытая пылью и несколько ветхая, кажется, вот-вот слетит. Дышится глубоко и часто — легкие покалывают. Руки кажутся цельными брусами, прикрепленными к телу. Наруто пренебрегает и залетает в больницу. Трясет работников вопросами, но его только усаживают и призывают к спокойствию. — Она цела? Все в порядке? Как ребенок? — выпаливает одно за другим. Врач с медсестрой переглядываются. — Вы же родственник? Заполните… Наруто отмахивается. Потом заполнит все бумаги, о чем таком вообще сейчас может быть речь? На периферии замечает знакомый силуэт. — Ханаби! — это же она, да? Сестра Хинаты уже здесь, пусть хоть она ему объяснит, что происходит. Ханаби холодна, но спокойна. Держит ладони в карманах, цокая каблуками по светлому кафелю. — Что… Ханаби жестом просит остановиться. — Пойдем отойдем к кофейному автомату, — говорит она. — Я этого кофе напился на всю неделю. Что с Хинатой, ребенком? — Пойдем говорю, — говорит та и, не дожидаясь, уходит. Наруто — за ней. Движения ее угловаты и стремительны. Она нервно нажимает кнопки автомата и явно искусственно затягивает молчание. Пальцы у Наруто подрагивают, а ногти набирают сини. — Итак, — Ханаби отпила немного кофе и поморщилась, — с Хинатой все хорошо. В отключке, но стабильной, — и, немного подергав за шнурки куртки, прибавила: — Руки-ноги целы. Машину так занесло на дороге, что врачи считают, это — просто чудо, что нет переломов. Да, ушибы, но это зарастает быстро. Пару часов — придет в себя. Потом будут обследовать. Вспотевшие ладони Наруто вытирает о штанины, спрашивает: — А ребенок? Ханаби пьет горячее через силу, явно не желая отвечать. — Выкидыш маловероятен. — И? — И вообще невозможен в ее положении. Наруто не нравится, как она отвечает: чересчур кратко и уклончиво. Он знает этот прием посвящения в правду, путем введения в ложь. Ее слова можно понять или как все хорошо и ребенок здоров и все хорошо, но… — Значит ли это, что Хината не беременна? Ханаби набирает в легкие побольше воздуха и поворачивает голову. То ли думает, стоит ли что-то говорить, то ли отрицает. Она отдаляется от Наруто — выливает отвратительный кофе в несчастный горшок с растением — и тут же возвращается, бросает стаканчик точно в мусорку. — Где-то недели три, может, чуть больше. Выкидыш случился, пока ты был… а где ты был? — поднимает в вопросе глаза она. В словах ее можно различить и упрек и тщательно прикрываемые волнение и вину. Но Наруто не различал. Он вообще больше не слушал. Сначала ему кажется, что опять накрывает дрожь. Колени подкашиваются и он оседает на кушетку. Вокруг все искажается в цветные пятна. Понимает Наруто, что происходит, только тогда, как слышит громкий смех. Свой. Громкий, заливистый, без облегчения. Начинает болеть живот, но Наруто вновь складывается пополам в приступе смеха. Больно. Очень. «Ха-ха-ха» — каждое отбивается болью в висках. Переживания, ха, боль, ха-ха, нервозность, приступы агрессии, ха-ха-ха, отвращение к себе, тотальное одиночество. Ха, Наруто, так тебе и надо. Так тебе и надо, наивный ты дурачок. Ха-ха-ха. Он смеется, смеется-смеется-смеется, пока кто-то не додумывается привести медсестру и насильно уколоть успокаивающего. Он успокаивается, но болючее ощущение не оседает. Наруто бессмысленно пялится в стену. Думает, что делать дальше. Существование в прежнем ритме больше невозможно. Маленькая, ужасно хрупкая цель обрести семью трескается, и, хотя вместо этой малости появляется сто дорог — выбирай любую, каждая хороша! — Наруто чувствует, что ничего так не желает, как сойти на обочину и лечь в траву. Когда заканчивается время посещений, Наруто уходит, не зайдя к Хинате — не знает, что сказать. На улице колючий ветер, мокрый снег. Он без понятия, куда идти, будто вмиг лишился всего. Не идет ни домой, ни к дяде. Ни пустота, ни понятливое молчание его не спасет. Он бродит по улицам, едва ли не вымокая насквозь, пытается зайти в кафе, но чувствует внутреннее отторжение и напряжение от теплого света и умиротворяющей музыки. Тогда он спускается в метро. Невидяще минует эскалатор и не сразу ориентируется, в какую сторону хочет направится сначала. Заходит в первый приехавший состав. Туннели орут, визжат, разносится дикий скрип. Вагон движется так быстро, что картинка в окне почти не сменяется, будто не мчишься, а остаешься на месте. Наруто развевает волосы пропахший мазутом несвободный ветер, врывающийся в открытые окна вагона. Адский крик, стоящий в ушах, прекращается на минутную остановку на станции и от того дурно. Скорей бы двери закрылись и вагон продолжил путь. Он выходит на конечной только чтобы пересечь перрон и вновь сесть на случайное место в вагоне. На какой-то из станций он пересаживается на другую ветку, снова проезжает взад-вперед, упивается криком извне, делает короткую передышку — опять переходит на другую станцию по подземному переходу, откуда садится до конечной, а с конечной до конечной и наоборот. Метро закрывается, и Наруто сходит на неизвестной станции, чтобы выйти на поверхность и куда-то забрести. Ему все еще нужно подумать. О разном.***
Наруто приходит к Хинате к обеду следующего дня. Вместо снега льет дождь стеной, и в палате оттого серо. Наруто не сдерживается и включает свет. Он присаживается на краешек кровати и заводит пустой разговор: погода, новости, вопросы о самочувствии. Все ответы он знает. Затем он начинает рассказывать малозанимательные истории с работы и — следить за реакцией Хинаты. Он берет ее за руку — рука Хинаты намного теплее. Наруто не отпускает ее. Что-то мелет, лишь бы заговорить, и не может определиться, что он все-таки чувствует и что должен чувствовать. Она его обманывала, не договаривала, понадеялась женить, а потом или внезапно забеременеть повторно или инсценировать выкидыш, пока он будет в разъездах, и жалостью привязать еще туже. Непонятно только — зачем. Боялась ли она одиночества, какое переживал Какаши даже спустя сорок лет не нашедший соулмейта? Возможно. Или она искренне полюбила его и не смела отпустить? Может быть. В любом случае, уже конец. И, не смотря на все, конец этот Наруто оттягивает. Да, Наруто потерял то единственно важное, за что сумел зацепиться впервые за несколько лет, но... Хината ведь тоже потеряла. Когда Наруто внезапно вспомнил старую шутку о бесконечном количестве математиков в баре, он цепляется за нее. Путанно рассказывает, кажется, получается даже смешно, но никто не смеется. — Я все знаю, — говорит Хината. Наруто ошарашенно смотрит на нее и пытается понять, откуда она может знать о том, что творилось с ним. — Ханаби призналась, что рассказала тебе. Я… не хотела так. Наруто кивает и отпускает теплую руку, не понимая, как поступить дальше. Пытается подняться, чтобы уйти, но его останавливают. Хината садится в постели, тянется к его ладони, оглаживает ее. Несколько секунд смотрит на его пальцы, а затем снимает серебряное кольцо с безымянного и сжимает его в кулаке Наруто. — С отменой свадьбы я разберусь. За вещами, если ты не против, может заехать Ханаби завтра. — Не стоит, — он прячет руки в карманы пальто, взглядом устремившись в пол. — Я сам съеду. — Тогда… до встречи? — Да, уже ухожу. Наруто открывает двери и слышит, брошенное вдогонку «Мне жаль». Да, ему тоже жаль. Вечером в отупении Наруто собирает вещи. Брюки, пиджаки, рубашки, галстуки — все тщательно укладывается в чемодан. Он перебирает многочисленные бумаги, визитки, тасует их, и решается выбросить все вместе, когда одна карточка выпадает. Визитка Шикамару. Наруто перебивает номер к себе в телефон, фотографирует на всякий случай, почти отправляет в корзину к мусору, и все же пихает в свободный карман сумки. Бумаги кладет в чемодан. Обувь и осенние пальто он упаковывает в дорожную сумку, затем бегает по квартире в поисках мелочей: футболок, шорт, зарядных устройств, наушников и флэшек. Ноутбук в чехле аккуратно закрепляется вещами. Шампунь и гель для душа идут на помойку — их запах пропитал все воспоминания о прошедших месяцах. Он еще пару раз проходит по всем комнатам, проверяя, не забыл ли что. Не забыл. Пять лет его жизни помещаются в дорожную сумку, чемодан и скромный рабочий портфель. Выйдя из квартиры, он трижды поворачивает ключ в замке, берется за вещи и тащит к лифту. Лифт не приезжает. Сломался. Наруто перебрасывает через плечо ремень сумки с вещами, берется за портфель и чемодан. Его ждут ступеньки и семь лестничных пролетов. Он еще помнит, как был одним из лучших в школе на физкультуре, может, даже лучшим, но малоподвижный образ жизни, отсутствие физических нагрузок — и он устал тащить не такой уж тяжелый груз чемодана уже на пятом этаже. На третьем этаже груз становится бессмысленным. Руки жжет огнем. Наруто останавливается на пролете, кладет на бок чемодан и садится на него. Пиджаки, брюки, бумаги. Он их ненавидел. Не сами вещи — ощущения, которые они приносили. Он надевал серое и чувствовал себя выцветшим. Пиджак немного жал в плечах, когда он делал неверное движение и начинал сутулиться, будто возмущался и делал ему замечание. Костюм был той серой тяжелой броней, что защищала его от чужих глаз. Наруто берется нести этот груз дальше, и, когда наконец покинул дом, оставил его у мусорного бака. Он еще около минуты поглядывает на чемодан, борясь с противоречивыми мыслями, а потом просто уходит, понимая, что никогда еще не поступал правильнее. К дяде он приезжает на такси без предупреждения. И когда Какаши обнаруживает его на своем пороге с вещами, то не находит объяснения лучше, чем: — Я свободен.*****
Солнце царственно садится на обитый облаками стул, но не удерживается и падает за горизонт — появляющиеся звезды колюче хихикают этому. Наруто тоже усмехается, но переводит взгляд на подкуривающего Шикамару. Зажигалка показывала ему пламенный язык и вмиг тухла, дразнясь. — Она говорит тебе «не сегодня», друг, — смеется хмельной Наруто, ощутив, как окатил холодом ветер. Шикамару вздыхает, бросает испорченную зажигалку в урну и направляется обратно в бар. Наруто продирается через толпу народа к стойке вслед за Шикамару, который уже успевает что-то заказать. — Так ты развелся? — Нет, — Наруто отмахивается. — Так и не женился. — И ты счастлив? Наруто пожимает плечами и не знает, что и ответить. За последние два с половиной месяца слишком много разного произошло: он встретил соулмейта, узнал о потере ребенка, отменил свадьбу, полностью выгорел, уволился с работы уходя в никуда и забредая в фриланс. — Нет. Наверно, нет. Дай мне еще хотя бы полгода, чтобы ответ был положительным. Знаешь ли, я работаю над этим, — со смешком произносит он, отпив немного поданного пива. — Ну, знаешь, полноценный отдых, смена обстановки, занятия хобби и… — И? — И психолог дважды в неделю. Знатно мозги чистит. Впрочем, тебе ли не знать, это же у тебя жена психиатр и варится в этом. Как, кстати, Темари? Наруто слышит что-то вроде «лучше не бывает» и задумывается, что бы еще такого спросить, чтобы растормошить разговором Шикамару. Тот решает эту задачу сам, спрашивая: — А как у вас с соулмейтом? Ну, тем парнем? — и, не получив ответа, подводит итог: — Ах, вот как. Шикамару закатывает глаза и в этом его жесте читается все, что у него на уме. В переводе на общечеловеческий это прозвучало бы не более чем «Что с тобой не так?» — У меня есть причины. Несколько, — уточняет Наруто. Шикамару готов его слушать. — Во первых, я сам не готов. Не успеваю стать чем-то полноценнее чьей-то половины. А во-вторых, я пообещал, что мы расстанемся навсегда. Может, он уже нашел кого-то, чей соулмейт погиб и они счастливы. — Просто удивительно. Наруто, я не верю тебе. Говори до конца. Правду, пожалуйста. — «Мгновенно и без усилий» — звучит как что-то фальшивое, — искренне отвечает Наруто, уткнувшись взглядом в кружку пива. — Я столько времени налаживал отношения, а любовь к соулмейту разгорелась в момент. — Размышляй ты так в школе — тебя бы цитировали все ванильки класса. — Пусть так. Я не понимаю механизма назначения соулмейтства. — Нечего понимать, — бросает Шикамару. — Все произошло в нужном месте, в подходящее время, — Наруто нахмурился, поэтому он продолжает пояснять. — Вы сами выбрали друг друга. Ну, или в подсознании имели критерии, а ваш мозг просто подал сигнал путем выброса эндорфинов в критический момент. — Поподробнее, пожалуйста. — Наруто, давай на практике. Взгляни направо. Видишь блондиночку с каре? Тот кивает. Блондинка, смуглая и высокая, наверняка крашенная. Она двигалась плавно и смеялась в компании. — Уверен, у тебя уже есть какое-то впечатление, и… — И ты предполагаешь, что только однажды увидев человека, — продолжает Наруто вместо друга, — его черты, одежду, мы уже знаем, что он из себя представляет и что… Что по таким критериям однажды взглянув на образ, заглянув в глаза, мы сами, без предопределения решаем для себя. Шикамару неуверенно двигает головой, приподнимает бровь, что-то прикидывая в уме, и наконец говорит: — Мы живем в мире потенциальных соулмейтов: людей, которым можем симпатизировать, которых могли бы полюбить. Мы находим партнеров, для которых мы идеальны, и уже просто не ищем других. Думаю, будь все точно определено, то соулмейты рождались бы одновременно. Предполагаю даже, что будущие соулмейты до самой «роковой встречи» могли пересекаться неоднократно: транспорт, кафе, кино, — но просто не запоминали друг друга, а затем в них что-то менялось и — оп! — они встречают свой идеал и уже не могут его забыть. — Твои доводы мне нравятся больше, — улыбается Наруто. — И что ты будешь делать? — смееются ему в ответ. — Для начала допью пиво. А затем… Затем у меня полно дел. Пройдусь по улице Масляной, загляну к городскому суду, ну, там еще дьявол на суд являлся. Потом съем вафель, и, возможно, прогуляюсь до парка. Через пару дней улечу к крестному, он как раз приглашал. А потом, пожалуй, я найду время подумать над твоими словами еще раз. Шикамару качает головой, но доволен его ответом. Все будет хорошо.***
Прилет Наруто к Джирайе приходится на полное снега утро. Наруто радуется заваренному черному чаю и свежим булочкам с корицей, сидя на кухне. Он шумный и чересчур жизнерадостный. Работники, готовящие кафе к открытию, косятся на него, но удерживают злость — начинают тихо теплеть вослед. Конохомару возится с кассовым аппаратом в зале и тихо смеется над отпускаемыми шуточками. С первым клиентом двери на кухню закрываются, и Наруто остается отвлекать шутками только поваров, еще не заваленных работой. — Ты чего такой веселый? — интересуется Джирайя, забрав его в свой кабинет. — Да так, — отмахивается Наруто, — сон хороший приснился. — Ему вспоминается Саске, прогулки по улицам, безмятежность, живость разговоров. В кабинет влетает Конохомару: — Наруто! Пойдем, я же обещал, что покажу, какие рисунки научился делать на пенке. Джирайя ворчит, что-то бубнит о штрафах за такое неподобающее поведение, но Наруто пожимает плечами и неловко улыбается, обещает после презентации навыков уйти и не мешать персоналу. Набрасывает на себя пальто, шарф и даже салютует на прощание. Конохомару тихо посмеивается, когда на пенке проступает четкий силуэт страшненькой панды. — Это тебе. Наруто принимает через стойку стаканчик и поднимает бровь, думая, не намек ли это и не писалась ли картина с натуры. — За счет заведения? — За мой счет, — отмахивается тот и бежит принимать очередной заказ. Кофе теплый и горчит — как надо. Наруто наблюдает в большие окна за снегопадом и решает сходить куда-то в кино. Это ведь лучше, чем путаться до вечера под ногами? Он выходит с кафе, морщится от попадающего в лицо снега и отходит поближе к стене дома — снегоуборочная машина занималась своим делом и забрасывала снегом тротуар. Наруто неловко поскальзывается на снегу, поворачиваясь, и, когда радуется, что не разлил кофе, замечает в окне кафе Саске. Глупо улыбается, думая, что опять показалось, но иллюзия не исчезает. Наруто завороженно наблюдает, как глаза Саске расширяются, и сам не чувствует, как роняет кофе на заснеженный тротуар, пачкая ботики. Он видит, как фигура Саске проскальзывает по окнам, чтобы показаться из дверей кафе без пальто или шарфа. — Наруто? — Саске, — выдыхает тот. Все будет хорошо. Наверняка.