С закрытыми глазами и запечатанными сердцами

      «Тварь» — думает про себя она, дрожащими, пока еще чистыми руками открывая новую пачку бинтов. Ногти соскребают прозрачную пленку, и пальцы наощупь находят мягкую ткань. Когда ей говорили раньше «вставай с колен», она начинала истерически смеется. С каких колен? С этих, убитых в мясо кусков кожи?! Ей говорили держись, а она закатывала глаза снова и снова. Глупая. Вы знаете, какого это каждый день просыпаться совсем одной, каково видеть и чувствовать все слишком обостренно? Думаете, как это «слишком обостренно»? Это когда твоя кожа невероятно чувствительна ко всему. Это когда ты видишь все четко, даже слишком, когда мир слишком яркий и приходится постоянно носить солнцезащитные очки. Это когда твой слух каким-то странным образом может уловить звуки, о которых не знает ни один человек. Это когда твое обоняние постоянно улавливает различные запахи, и вряд ли ты можешь избавиться от них или хотя бы привыкнуть. Она, кореянка наполовину, Ким Дон Би девушка с ВЧЛ, в общем говоря, она имеет такую изюминку, как быть сверхчувствительной. Раньше она помнит себя вечно-улыбающейся девочкой с темно-каштановыми заплетенными в две косички волосами и карими, раскосыми глазками. Сейчас же вроде ничего не изменилось, но одновременно и все. Мама с бабушкой говорили всегда, какая она удивительная, какой это дар быть такой, как она. Только шли года, а она все не могла понять, что делать со своим телом, как избавиться от вечного неудобства или быть менее эмоциональной. Постоянная аллергия, раздражение кожи… Но она научилась быть, ну как бы это сказать… нормальной… Девушка поняла каково это полностью довериться своим ощущениям, каково это следовать исключительно своей интуиции, изучать мир по-новому. Все стало слишком другим, слишком незнакомым и… очень страшным. Завязав глаза в первый раз, у нее колотилось бешено сердце, потому что как это не видеть. А после, с каждым разом становилось все проще и проще. Заматывает туго бинт вокруг запястий и пальцев, встает на ноги. Девушка досконально изучила пространство вокруг себя, идеально научилась ориентироваться в пространстве, «чувствовать» объекты в округе, будучи с завязанными глазами. «Собака сутулая» — продолжает ругать соперника по боям, с которым она вот-вот встретится в «клетке». Ей нужна эта злость, ей нужна эта ненависть. Хотя, это просто придает большей значимости и мотивации победить. Она представляет, что он, будущий противник, издевался над ней все детство, что именно он стал причиной ее неудобства. Девушка поправляет мантию с капюшоном, под которым скрываются две боксерские косички, и выходит к ревущей толпе. Темные и светлые пятна заплясали в ее сознании, и она уже начала рисовать в своей голове образы людей, стоящих за клеткой, а главное уже нашла взглядом своего противника, который, стоял сейчас на другом конце ринга с той же мантией, что и у нее. Каждый удар для нее может сравнится с пыткой, и главное правило, которому ее учили — знать свои недостатки и знать, как превратить их в свои достоинства. А, собственно, толпе плевать у кого какой недостаток, главное — деньги, которые они получат, если поставят на победителя. И этот победитель только один, это — она. Сколько себя помнит, занималась боевыми искусствами, обучалась у лучших из лучших, дабы самой стать идолом совершенства. А что в итоге? В итоге она сейчас бьется с отребьями Бруклинских и Манхэттенских улиц, зарабатывая себе на жизнь с помощью незаконных боев без правил. — Надеюсь, вы не забыли нашу звезду «боев на ощупь»! Встречаем ее бурными аплодисментами — Ангелочек на ринге! — Огласил судья где-то сбоку. Слабая улыбка тронула губы девушки. Все же называть ее «Ангелочком» было почти что оскорблением для ее эго. Отнюдь она напоминает в бою святого создания. — А сейчас мы видим нашу получемпионку уличных, до безобразия грязных, но сексуальных боев — Рыжулю! О, уверен ей в этот раз повезет больше, чем в прошлый раз. Аплодисменты, пожалуйста! — Зал взорвался криками, а по металлической сетке начали бить, невпопад громкой музыке, руками. «Настоящий зверинец» — думает она, откидывая в сторону никому не нужную мантию. — Порви ее! Порви! Рыжая, давай! — Кричит некто в стороне, а остальные поддерживают, на что Ангелочек только и закатывает глаза. Ставки уже поставлены, и явно ставят тут не на нее. Что ж, тот силуэт с хорошей мышечной массой перед ней скоро будет лежать на полу в собственной крови. — Да начнется же наше месиво! — Снова орет в микрофон судья, и тут же бьет специальным молотком по металлической тарелке: боя начался. Первую и самую распространенную ошибку, которую могла совершить ее соперница заключалась в своем шумном передвижении и чертовым криком «Порву суку». Неужели никто не понимает этой глупой оплошности?! Девушка отскакивает назад ровно на столько, сколько бы это потребовалось, чтобы рукой могла достать до слишком уж медлительной противницы. Она чемпионка по уличным боям, но не понимает, как на самом деле происходит бой тут, со здешними правилами. «Новенькая, понятное дело» — Даже не напрягается, бьет кулаком в ребра, не замечает свою притупленную боль в руке, ощущает лишь грязь на руке от соприкосновения с кожей другого человека. Глаза мечутся из стороны в сторону по светлым и темным пятнам, пытаясь определить, где она, собственно, находится. Наверное, один из самых неприятных недостатков ее «дара» это постоянно расфокусированное зрение при столь ярком свете и таком большом скоплении мелких и наоборот деталей. Она чувствует, как приближается ее соперница, как та храпит, как ее ступни опускаются на твердый мат. Надо сосредоточиться. Надо просто отключить мозги и не думать здраво, надо просто чувствовать соперника, только из всего, а значит пора закрыть глаза. «Замедли свое дыхание» — Шепчет себе, но адреналин просто скачет в организме, окутывая своей силой. «Не думай. Не думай» — Сторонний шум из зала уходит, оставляя только эхо. Слышно лишь стук бешено бьющегося о ребра сердца, ходьбу Рыжули вокруг нее, которая все пытается подобрать нужный момент, чтобы накинуться, застать врасплох. Как бы не так. Чувствует, как воздух накаляется, как ее тело покрывается бисеринками пота от нетерпения и жажды уничтожить суку, что решила ее превзойти. Девушка понимает, когда соперница наконец остановилась и встала в стойку. «Почему так медленно?! Не тяни момент, не поможет!» — Думает она, глубоко вдыхая резкий затхлый воздух с запахом потных тел и крови. Ангелочек не выдерживает, совсем не терпеливая. Скачок в сторону, где готовилась к удару Рыжуля, и снова быстрые передвижения со стороны в сторону. Приказывает себе закрыть глаза, чтобы пятна не мешали «работать». Адреналин, злость, ненависть и жажда дают о себе знать, и вот перед вами уже не милый ангел с хрупкой фигурой и низким ростом, невинным личиком и пустыми глазками. Хук справа, слева. Поворот — удар ногой. Нагибается назад, отскакивает в сторону, кулак летит в ее плечо — мимолетная притупленная боль, которая напомнит о себе гематомой уже на следующий день, и она снова «на коне». «Чертова сверхчувствительность», но ей не привыкать. Левый хук, поворот, удар ногой, но ее хватают за ногу и тянут. Именно этого она и ждала. Падает, бьет другой ногой по колену соперницы — та стонет, отпускает ногу. Ангелочек поворачивается, бьет снова под коленную чашечку, прям туда, где находится болевая точка. Рыжуля отступает. Она же становится на ноги и наступает. Наступает быстро, и бьет, и бьет, и бьет кулаками по лицу девчонки, пока та окончательно не падает. Еще удар, еще. Остановиться не может, впрочем, просто не хочет. Людям нужно шоу, им нужна кровь, крики и сумасшествие — они это получат. Девушка могла с легкостью окончить бой минут пять назад, но это вам не бокс и не соревнования, которые потом покажут по телевидению. Тут нужно тянуть, тут нужно больше, чем просто удары, чем простая победа над кем бы то не было. Это и есть причина, по которой Ангелочек все еще дерется в этих подпольных клубах. Она терпеть не может контролировать свой гнев, свои эмоции, когда можно все отпустить и стать тем, кем она на самом деле является. Начинает слышать «лишние» шумы только тогда, как ее оттаскивают от безвольного тела под ней, когда ее хватают за руки, заламывая их ей за спину. Остальные органы чувств начали просыпаться и полное понимание обратно возвращается к девушке. Однако, со всеми остальными ощущениями возвращается и боль в костяшках и, наверное, бинт не особо смог спасти их. Адреналин ушел, и появилась ноющая боль от удара в плечо, оказалось губа у нее тоже ранена, ибо уже на языке чувствует привкус железа. Еще одна победа над обычным человеком без недостатков. Пусть все проглотят свою жалость к ней, свои глупые никому не нужные предрассудки. Она та, кто есть, какой ее сделали. — Наш Ангелочек оказался совсем не милым и пушистым, но думаю, вы не расстроены, ведь так?! — кричит судья, а люди начинают орать снова во всю глотку. Губы сами собой растягиваются в дразнящей улыбке, потому как она знает: большинство ставили отнюдь не на ее победу. «Подавитесь, твари». Охрана все еще держит ее за плечи, дабы не рыпалась. Ее накрывают мантией, одевая сразу капюшон на голову, толкая из клетки.

***

— Макс, как самочувствие? — Спрашивает Мариза, садясь в кресло покойного мужа. Парень натянуто улыбается, в мыслях проклиная этот самый кабинет. — Ты знаешь, что все как обычно, — женщина отрывается от перебирания бумаг и уставляется на сына, который спокойно поправляет кобуру на бедре. — Почему ты отказываешь уйти из организации. Я просто не понимаю, почему ты еще здесь, в кабинете садиста, что неоднократно приносил всем боль, в том числе и тебе, — качает головой она, не глядя на парня, продолжая снова копаться в ящиках. — И причину ты знаешь тоже, — небрежно передергивает плечами. — Нет! Твоя забота, конечно, умиляет меня, но я не маленькая девочка, в отличии от тебя. — Я маленькая девочка? — Вскидывает брови. — Ты знаешь, что я имела ввиду. Изабель ушла, Алек ушел, Айрис ушла, но ты остался, потому что считаешь своим долгом защитить меня. Но, Максвелл, от чего ты хочешь меня защитить? Живи своей жизнью, хватит цепляться за призрачное прошлое, питаясь ненавистью окружающих. — Ты говоришь так, словно я какой-то демон, честное слово, мама, — ему уже порядком надоели такого рода разговоры, и признаваться в том, что ему правда очертело находится в этой унылой организации — не собирается. Он не может, просто не может оставлять здесь одну свою мать. Он боится за нее, он печется о ней, чтобы кто бы не думал. Ему девятнадцать, вокруг все меняется, время летит, а он все еще живет тем самым прошлым, где не помнит никаких во истину щасливых моментов, где помнит только уничтожающую вину, сжигающую ненависть к отцу и колющую боль от всех смертей и пыток. Его сестра уже работает в турагентстве, живет со своим мужем и двумя маленькими дочками-близняшками. Его старший брат уже женился на девушке из этой самой организации, и они оба живут где-то в Лондоне. А он? Он все еще здесь, все еще не определился, кто он и чего хочет. Макс ходит в университет, работает и еженедельно приходит проведать мать сюда, но, кроме всего прочего, еще и здесь подрабатывает, следя за «нужными людьми», выведывая нужную информацию. Так что да, он все еще стоит на месте. — Впрочем, ты такой же упрямый, как и Алек и… — она не заканчивает предложение, но он знает, что мать хотела сказать: «… и отец». — Нет, мама, я просто слабак. — Макс…— он качает головой, прерывая Маризу. — Я узнал, что местная мафия снова в деле. Недавно увидел, как на улице средь бела дня продают наркоту. А еще вот, — парень достает смартфон из кармана пальто, где жирным черным шрифтом написан целый блог о рабстве в двадцать первом веке, к нему же прикреплена и видео доказательство. Женщина откинулась на спинку кресла, нахмурив брови. Минута, и ее пальцы сжались на подлокотнике. — Кажется, я пока не готова тебя отпустить жить обычной жизнью, — когда Мариза подняла на него свой взгляд, он понял, что, скорее всего, его семья просто не может быть обычной, просто жесткость и лицемерие у них в крови. Выгода. Только выгода, власть и хитрость. — Я понимаю, мама, понимаю… — наверное, ему все-таки стоило сбежать, пока был выбор.

***

Макс единственный, кто остался из прошлого в этой организации, по крайней мере, все его хорошие знакомые ушли, либо перевелись в ФБР или другие организации по схожему типу. Так что он остался один. Ну, Саймон не считается. Тот считай для него, как красная тряпка для быка. Он один и прекрасно понимает это, только изменить это совсем не хочет. Однажды, год назад, наверное, он встретил Эрику Райес, которая долгое время крутилась рядом с его старшим братом. Он даже не станет отрицать то, как был удивлен видеть ее улыбающейся, без темных кругов под глазами и вечным запахом перегара. Макс разминает шею, проводит рукой по оружию скрытой одеждой, и думает, как бы скорее покончить с этими всеми проблемами. Впрочем, проблемами это назвать тяжело. Скорее оплошностями тварей, видящих мир у своих ног. Могли бы они скрывать лучше свой «бизнес», ему бы не пришлось сейчас идти в самый центр ядовитого улья. Некогда Алек и Джейс, мертвый Джейс, учили его хорошо играть свои роли. Они рассказывали, как сделать так, чтобы никто, даже отец, не смог увидеть дрожь по телу от страха, от того же холода, как заставить себя стоять словно истукан, не двигая даже глазами. Парень одевает капюшон на голову, закатывает рукава кофты до локтей, и шагает размашисто прямо, как этому учил его сводный брат. Он подходит к вышибале, сразу показывая нарисованный символ клуба. Лысый афроамериканец придирчиво оглядывает его, хилого парня, и сканирует рисунок. Сердце вот-вот сделает кульбит от напряжения. Сколько бы Макс этого не проворачивал, столько он и волновался до смерти что-то испортить. Все-таки инстинкт самозащиты у него хорошо развит. Но он не чертов Саймон, и он не маленький мальчик Максвелл, что прятался за спинами братьев. Его снова оглядывают, насмешливо фыркают, но пропускают. Напоследок парень ухмыляется охраннику, как бы это сделал Алек. Точно, тут надо действовать только по хорошо проверенной схеме, никак иначе. Никаких осечек не должно быть в априори. Он же Лайтвуд. А каждый из Лайтвудов идеален. Он еле сдерживаться от того, чтобы отступить назад от тех невероятных криков незнакомых и совершенно неуправляемых людей. Музыка играет где-то на фоне. Только дешевый рэп тут явно никто не слушает. Оно и понятно: все заняты созерцанием незаконной бойни в «клетке». Макс незаметно поправляет камеры слежения на пуговицах самой дешевой рубашки в его гардеробе под кофтой, которую расстегнул сразу же, как вошел в затхлое помещение. Младший Лайтвуд сжимает руки в кулаки, осматривает все вокруг. Надо разведать ситуацию. Но все понять не может, почему его так легко, без проверок впустили в это подобие… клуба. Становится рядом с баром, просит налить виски, хотя прекрасно знает, что пить этого не стоит. Уже сразу замечает на себе заинтересованно-настороженные взгляды некоторых посетителей. Хочет-не хочет, а выделяется он знатно. Своим спокойствием и отстраненностью. Что ж, им, пожалуй, лучше не знать, насколько он близок к панике. Люди. Он ненавидит большое скопление людей, ненавидит с ними взаимодействовать. Переводит взгляд на диванчики, где восседают некоторые… подождите, что тут делает представитель австрийского посольства? Мафия и его взяла в оборот? Ирония судьбы или как. Макс свято надеется, что камеры смогут зафиксировать это «маленькое недоразумение». «Идеальная информация для шантажа» — сказала бы его сестра. Взгляд соскакивает на объект в тени с выпивкой в руках. Парень щурится, и наконец понимает откуда знакомое лицо. «Свой» — понимает он, еле заметно скрещивая указательный и средний палец рук, в знак приветствие. Ему кивают в ответ. Мужчина уходит обратно в тень. Игра продолжается. Лайтвуд краем уха слышит крики толпы «Давай рыжуля!» и на какой-то миг его одолевает интерес. Как же на самом деле проходят бойни в таких заведениях. Его то учили совсем другому. Прорывается сквозь толпу, встает на какую-то деревянную панель. Стряхивает с себя руки одной из блядей. Задрали. Поворачивает голову, раздраженно стряхивая с себя всю эту грязь заведения. Глаза сами собой находят эпицентр сумасшествия всех в этом помещении. На так называемом ринге стояло две девушки. Одна выше, утончение, с рыжими шикарными волосами ходила вокруг своей «жертвы». Макс даже не сразу понял, что та низенькая, угловатая кореянка с двумя косичками тоже дерется. Парень нахмурился, глядя на сие действие. То, как она себя вела как выглядело для него… странно. Она не моргала, глаза смотрели в одну точку, дыхание было прерывистым, но тело расслабленно. Девушка развернулась к нему лицом, и он увидел совершенно пустые карие глаза, что смотрели буквально в никуда. Девушка закрывает их, на что Макс наклоняет голову, дабы понять зачем она это делает. И тут она делает резкий вдох, за которым следует череда мелких, но неприятных ударов. Кажется, никто не ожидал от нее такой прыткости, а соперница и подавно. Рот кореянки искривился в оскале, который непременно напугал бы любого обычного человека, только не Макса. Ирония. «Девушка, дерущаяся с закрытыми глазами» — теперь он именно так ее прозвал в уголке своего сознания. Удар за ударом скачок в сторону за скачком. Эта скорость, эта легкость и в то же время точность дает знать о своем немалом опыте, более того, Лайтвуд ни за что теперь не поверит, что она простой уличный боец. Ни одно уличное отребья не может похвастаться такими «трюками». Сразу же задается вопросом, кто ее обучал. Случайно не состоит в организации? Может состояла. Макс знает теперь точно, эта девчонка в любом случае выиграет бой. — Думаю, вы ждете переговоров, да? — Спрашивает рядом остановившейся мужчина с бокалом виски в руках. Парень поворачивается лицом к говорящему, которому удалось своим тихим размеренным голосом переключить внимание на себя несмотря на шум, — вы же Лайтвуд, я прав? — Задает следующий вопрос ему, не отворачиваясь от созерцания боя, — кстати, как вам наш Ангелочек? — Вопрос за вопросом, а Макс все никак собраться не может с мыслями, — ну-ну, я слушаю. — От кого вы? — Мужчина качает головой. — Не-а, я первый задал вам вопрос. И, малыш, стоит отвечать на них, — небрежное обращение к Максу вообще не впервые. С самого его рождения на него не обращали должного внимания. Был бы на его месте Алек… или Джейс… — Не думаю, что могу вам дать ответы, которые вы так от меня ждете. Кстати говоря… — оглядывается за спину, поглядывая на выход из клуба, — вам стоит позаботиться о новом трупе, — как же в точку это было сказано. Подкупной адвокат в другой стороне зала начинает задыхается, пытается ослабить галстук, но это не помогает. Шлюха на его коленях вскакивает и начинает орать до тех пор, пока ублюдок наконец не падет лицом на пол, кашель все никак не хочет останавливаться, становится все больнее и больнее, — мне кажется, это вы ждете переговоров, — смотрит прямо в глаза мужчине, который скрежа зубами вызвал охрану, дабы избавиться от трупа, — насколько я понимаю, мистер Митчелл так и не успел подписать договор о защите от правоохранительных органов, — парень повторил жест и фразу Джейса: — О, какая жалость! — Незнакомец ухмыльнулся одной из своих гадких улыбок. Наклонился к воротнику кофты Макса, прошептав: — Надеюсь, Мариза, это того стоило.