Полукровка из Форкса

Отыскать дорогу в этот Мерлином забытый городок удалось уже после полуночи. Моих умений вождения вряд ли хватило бы, чтобы сдать экзамен на права, но дорога была пуста, а к середине пути я немного освоилась и чувствовала себя уверенней. Трансгрессировать по координатам я так и не научилась, за что уже третий день мысленно костерила себя на разные лады. Как и за то, что не взяла с собой палатку. Впрочем, на деньги, которые просили за весьма примитивные модели в магическом квартале Нью-Йорка, можно купить неплохую подержанную машину. Любой выпускник Дурмстранга наложит подобный комплекс чар за пару часов, было бы желание. Магическое сообщество Америки сильно разобщено, возможно, из-за огромной территории. Всего пару десятилетий назад магам нельзя было даже общаться с немагами. Большинство волшебников рождались и умирали в небольших общинах, а уровень обучения, конечно, не выдерживал никакой конкуренции со Старым Светом. С другой стороны, здесь сохранилось множество самобытных разновидностей магии, которые уже не встретишь в Европе. Даже в Дурмстранге, с его строгим отбором при поступлении, программа обучения сильно усреднена и рассчитана на магглорожденных, только пару месяцев назад узнавших о существовании магии. Сохранить и развить родовые дары, зачастую вообще не вписывающиеся в школьную программу, даже среди чистокровных могут позволить себе единицы. Индивидуальные занятия с наставником, а то и не одним, ритуалы, позволяющие расширить границы дара, минимизировав риски, могут стоить целое состояние. Поэтому многие дары давно уснули, а родам осталось гордиться только списком заслуг своих предков, а зачастую и просто списком предков. Я скрипнула зубами и приоткрыла окно. Поток воздуха приятно холодил кожу. Мне так и не удалось смириться с системой. В ней я занимала двоякое положение. С одной стороны, ценное приобретение. Во мне проснулось сразу два дара, что обеспечивало более или менее устойчивое положение в школьной иерархии. Талантливая ведьма может родить одаренных детей, а значит, стать частью сильного рода. С другой стороны, я полукровка. Все понимали, почему лорд Росс, после многолетних консультаций с ритуалистом, отправил дочь в Америку, а через год принял в род ее бастарда. Мой дед — нумеролог, один из лучших в Европе, но с очень скромным магическим потенциалом. Рене же родилась почти сквибом и осталась его единственным ребенком. Едва ли не призрачным шансом вернуть былое величие увядающему роду Росс был ритуал, который мог подарить сильного, здорового и талантливого ребенка, при условии зачатия его со строго определенным человеком. Тот мог проживать на другом конце света, быть женатым, уродливым, старым, или наоборот, только что родившимся младенцем. Не знаю, чего стоило деду наступить на свою чистокровную гордость и отправить дочь с наказом родить ребенка от конкретного простеца. Чарли Свона. Рене пришлось нелегко, любое применение магии могло повредить правильному завершению ритуала. Пришлось изучать жизнь немагов, чтобы не выдать себя случайным действием или фразой, и включать совершенно обычное обаяние. Задачу усложняла и профессия Чарли — он был полицейским, что автоматически прибавляло как наблюдательности, так и возможности проверить информацию, которую сообщала Рене. Тем не менее, она справилась. Чарли поверил девочке-студентке, отправившейся в путешествие после окончания старшей школы и очень неудачно пробившей шину на въезде в Форкс. Роман развивался бурно, через три месяца они расписались. Видимо, мама пыталась хоть как-то сохранить честь, хотя в магическом мире, к которому она принадлежала, их брак был недействительным. Через девять месяцев родилась я. Немного оправившись после родов, мама бросила Чарли, постаравшись ранить его чувства настолько сильно, насколько это вообще возможно, чтобы он не пытался нас найти. Чтобы раскопать историю моего появления на свет, ушло почти два года. Мне очень помогла малышка Стефания. Она училась на класс младше в Дурмстранге и приходилась внучатой племянницей Атанасу Рилски — ритуалисту, которому я и обязана своим рождением. Мы дружили едва ли не с пеленок, постоянно вращаясь в одних кругах. Полгода назад ее выдали замуж за господина Грэхема, сухопарого мага, давно разменявшего четвертый десяток. Ни разу не видела, чтобы он улыбался. Меня передернуло от воспоминаний. Стефания давно знала, с кем обручена, и считала своим долгом выйти замуж и нарожать много маленьких Грэхемов. Лорд Рилски высчитал, что она родит сильных сыновей от этой затянутой в сюртук селедки. Один из них станет ритуалистом и войдет в род Рилски, согласно брачному контракту. Стефания считала это большой удачей. Да и не только она, возможность обеспечить своему роду достаточно сильного и одаренного наследника для многих была пределом мечтаний. Не для меня. Слава Мерлину, я не была обручена с пеленок. До совершеннолетия мой магический потенциал был неизвестен окончательно. Полукровки плохо поддаются расчетам, немагическая составляющая делает нас нестабильными. Так что прогнозы прогнозами, а быть связанным словом или помолвкой с нечистокровной ведьмой, которая может не достичь и половины предполагаемого потенциала, не хотел ни один достаточно чистокровный род. С другой стороны, у деда были свои стандарты, по которым не проходили остальные, не настолько привередливые рода. Он был уверен, что я вырасту сильной и буду способна дать еще более сильное потомство, а значит, смогу обеспечить союз с благородным родом, когда сомнений в моей силе не останется. Что ж, он был прав. Род Йенсен готов был отдать в род моего деда первенца, какого бы пола он не был. При условии, что я рожу хотя бы двоих, разумеется. Невероятное везение, учитывая их кристальную чистокровность и хорошее положение в обществе. Мой несостоявшийся жених, Ульрих, был вторым сыном и редкостным говнюком. Учился старше меня на три года, и еще в школе об их компании ходили мерзкие слухи: они издевались над полукровками и маглорожденными с разных факультетов. Представляю, как он бесился, узнав, кто станет его женой. Я ухмыльнулась, хотя тогда мне и самой было не до смеха. Несмотря на то, что я всегда была намного своевольней, чем положено молодой благовоспитанной барышне, я никогда не желала всерьёз идти против семьи. Мой дурной характер списывали на нечистую кровь и влияние дара. Обладание «голосом власти», работающим почти на голой воле мага, автоматически гарантировало нетерпимость к давлению и авторитетам. Наставник учил меня сдерживать побочные проявления дара, руководствоваться рассудком, а не желанием идти от противного. Следовать этим советам получалось не всегда, но я старалась, — в основном потому, что понимала его правоту. Как часто, отказываясь повиноваться в малом, я зарабатывала гораздо большие проблемы или, что еще хуже, теряла возможность получить то, к чему стремилась? Не желая молчать в споре с учителем, нарывалась на отработки и лишалась шанса заручиться его помощью в изучении предмета. С трансфигурацией было особенно обидно: все детство я мечтала стать анимагом, но большую часть времени в школе провела за гораздо более увлекательным занятием — изо всех сил старалась вывести из себя противного профессора Грубера, проявляя чудеса находчивости. Тем не менее, я была довольна своей жизнью. Дед дал мне лучших учителей, изучать магию и тренировать свою силу было захватывающе. Мать вышла замуж за Филиппа, сквиба, но из чистокровного рода. Мы не были особенно близки с Рене, но меня устраивали приятельские отношения. В школе хватало общения, и, конечно, была Стефания, с которой мы тайком сбегали на школьный причал, чтобы купить у сторожа полузапрещенные материалы для полузабытых ритуалов. Стефания была одержима ритуалистикой. Когда все пошло наперекосяк? На зимних каникулах дед объявил о предстоящей помолвке с Ульрихом Йенсеном, а я впервые устроила полноценную истерику. И впервые столкнулась с осознанием, что мой голос не важен. Дед был непоколебим, а на затеянный скандал пригрозил, что не пустит в школу и отправит под венец уже в этом месяце. Попытавшись найти поддержку у Рене, я получила холодную отповедь. Видите ли, она пошла на огромные жертвы ради моего рождения, а я избалованная девчонка, забывшая о долге. Тогда стало ясно, что для семьи я лишь удачное вложение, а благополучие рода гораздо важнее благополучия отдельно взятой меня. Это было… ударом. Я привыкла, что важна для семьи, что меня ценят. Даже Стефания не захотела меня понять. Я лишь убедила ее помочь, потому что не раз выручала ее раньше. Она помогла провести ритуалы, благодаря которым меня невозможно обнаружить по крови и ауре. И, прощаясь, все-таки пожелала удачи, хотя выглядела так, словно сомневалась, стоит ли это делать. Тринадцатого апреля мне исполнилось семнадцать, я оканчивала одиннадцатый класс Дурмстранга. На следующий день после выпускного бала, назначенного на двенадцатое июня, должна была состояться помолвка. Девятого июня я сбежала. Из школы я отправилась в пригород Леона. Мы отдыхали там с Рене, когда мне было четырнадцать, и я смогла туда трансгрессировать. Дальше пришлось опираться на маггловедение, которое я очень старалась подтянуть последние полгода. Что, впрочем, не сильно помогло. Я поморщилась, вспоминая, как пыталась сесть на междугороднюю электричку на местном вокзале. На проводниках пришлось использовать чары отвлечения внимания, потому что я так и не разобралась, как купить билет. На перекладных поездах добралась до Франции. Во французском отделении Гринготтса удалось продать украшения, которые я из года в год получала на дни рождения. Родовые драгоценности я не стала забирать из менора, а несколько личных артефактов оставила себе. По моим расчетам, вырученных денег должно хватить на два-три года жизни в маггловском мире. О том, что будет дальше, я тогда старалась не задумываться. Во Франции я задержалась на три месяца, давшие мне больше, чем весь школьный курс маггловедения. Там же я решила отправиться в США. «Право земли» работало как в магической, так и в маггловской Америке, а выход из гражданства, слава Мерлину, ни моя мать, ни дед не оформляли. У меня не было маггловских документов, поэтому пришлось купить международный портал, выложив кругленькую сумму за то, чтобы он не был именным, — то есть, давал возможность переместиться втайне от французской стороны. Надо было думать, что делать дальше. Магическое общество Америки очень закрытое, новичков не любят. Соваться туда, не имея за душой ни денег, ни рода, ни даже знакомых не хотелось. Не хватало еще попасться на какой-нибудь ерунде и оказаться в долгу перед магом, не зная местных обычаев и законов. С другой стороны, за время, прожитое во Франции, я увидела, что для маггловской девушки совершенно нормально жить самостоятельно, учиться или работать. Там я привлеку гораздо меньше внимания, чем в магической части, и получу небольшую передышку в год или два, чтобы разобраться в своих желаниях и планах на жизнь, раз уж прежние рассыпались карточным домиком. В Нью-Йорке я прожила почти четыре месяца, остановившись в одной из гостиниц магического квартала. На изучение законов магического и маггловского миров ушло порядочно времени, затем я выправила маггловские документы в местном Министерстве Магии, говорящие, что мисс Изабелла Мари Свон, семнадцати лет, окончила десятый класс старшей школы и имеет водительские права. Справедливости ради, я взяла несколько уроков вождения, но больше внимания уделяла компьютерной грамотности. Удивительный маггловский артефакт! Я планировала проучиться в школе еще два года, что поможет лучше ориентироваться в маггловском мире и даст достаточно времени, чтобы решить, куда двигаться дальше. Просмотрев программу старшей школы, я в который раз возблагодарила деда за хороших наставников, подтягивавших меня и в некоторых маггловских предметах. Я учила химию, биологию и математику, как дополнение к магическим дисциплинам, вроде зельеварения, ритуалистики, нумерологии. Традиционные для чистокровных магов занятия литературой, историей и иностранными языками тоже должны были помочь. При должном усердии по окончании школы я могла рассчитывать на стипендию какого-нибудь колледжа. Честно говоря, я гордилась тем, как вдумчиво выстроила план действий. Новый свет казался отличным местом для начала новой жизни. Но мои мысли все чаще обращались к отцу. Я привыкла, что мне есть на кого опереться. И не умела легко налаживать контакты, все же магическое общество гораздо консервативней маггловского, — круг общения среди магов, к примеру, окончательно сформировался еще до моего девятилетия. Присутствие взрослого человека, заинтересованного в моем благополучии, сильно упростило бы вливание в школьную жизнь. К тому же… мне хотелось узнать, кем он был. Возможно, он сможет полюбить меня? Конечно, Чарли Свон может не захотеть со мной общаться, ведь Рене сбежала семнадцать лет назад, и больше он не слышал ни об одной из нас. У него могла быть другая семья, дети. Или, возможно, Рене слишком ранила его, отбив желание заводить семью, и он до сих пор один. Я все же надеялась, что его обида не распространится на меня. Семнадцать лет назад я была младенцем и уж точно не имела права голоса, так что винить меня в бегстве Рене было бы несправедливо. А ведь он полицейский, справедливость должна играть для него большую роль, верно? Так, спустя четыре месяца после прибытия в Америку, я въезжала в Форкс, штат Вашингтон, предвкушая не слишком приятную ночь в машине, — заявляться в дом к шерифу Свону среди ночи явно было бы плохой затеей. Свернув с дороги, я заглушила арендованную в Сиэтле машину, опустила спинку сидения, накинула на себя согревающие чары и уснула.