Полукровка из Форкса

Мне удалось забронировать билеты на тот же вечер до Анкориджа, с пересадкой в Денвере. Прямые рейсы были только на конец недели, а я была уверена, что не выдержу долгого ожидания. В груди горела дикая смесь тоски и предвкушения встречи. Я не стала возвращаться в мастерскую, отправив Марвину патронус с сообщением, что уезжаю на неопределенный срок, и трансгрессировала в квартиру. Собрав немногочисленные пожитки, я оставила ключ соседке, с трудом отделавшись от разговора. Кажется, она обиделась. Уже сидя в аэропорту, со стаканчиком невкусного кофе из автомата, у окна с видом на лётное поле, я вспомнила кое-что. Раздался звонок телефона, на экране высветился незнакомый номер. Я нажала на кнопку вызова и укоризненно произнесла в трубку: — Ты знала! — Ох, мы это уже проходили, — на другом конце провода раздался мелодичный женский смех. — Почему ты… — Не сказала? — я поморщилась от того, что меня перебили, но промолчала. — Потому что понятия не имею, почему ты передумала: твое будущее видно словно через сито. Я видела только, что наш разговор поможет тебе решиться быстрее. Не зная о том, что разрыв причиняет Эдварду такую же боль, как и мне, я действительно могла засомневаться, что имею право вновь нарушать его покой. Я была благодарна Элис за каждый час разлуки, который она помогла предотвратить. — Как ты думаешь… — неуверенно протянула я, глядя на самолет, выезжающий на взлетную полосу. — Эдвард… сможет меня простить? — Он любит тебя, Белла. Я ведь говорила, помнишь… — Что встретив свою пару вы больше никогда не расстаетесь, — пробормотала я. Между нами с Эдвардом лежало три года. С его совершенной памятью он не сможет забыть ни одного проклятого дня. Я с трудом удержалась, чтобы не застонать. — Не будь трусихой, Изабелла Свон! — возмущенно воскликнула Элис. — Не знаю, что толкнуло тебя на расставание, но это что-то по-настоящему важное, раз способно удержать партнера вдали от пары. — Это была ошибка. — Я чувствовала себя все несчастнее. — Я узнала только сегодня. Все это было… бессмысленно. В трубке раздался тяжёлый вздох. — Ох, Белла… мне так жаль, — голос был полон сочувствия. Сейчас Элис как никогда казалась родной дочерью Эсме. — Но все закончилось. Не позволяй прошлому встать между вами. Я промычала что-то утвердительное. — Ты не могла бы… — О, конечно! Тебе нужно выехать на Ферчайлд-авеню. Проедешь озеро Хилберг и свернешь на сорок седьмую улицу. Через пару миль будет неприметный поворот налево, повернешь и выедешь прямо к дому. Элис невозможна. Впрочем, любой дар накладывает отпечаток. Я поблагодарила провидицу и положила трубку. Кофе остыл, став совсем омерзительным на вкус. Я подошла к окну и уперлась в него лбом. На душе скребли кошки. Чем дольше я думала, тем больше ненавидела свое глупое упрямство. Можно было остаться с Эдвардом и не заниматься сексом. Или использовать контрацептивные зелья. Насколько это было бы проще для всех. Я тяжело вздохнула, понимая, что не могла так поступить. Истинные пророчества не отличались деликатностью или разборчивостью в методах исполнения. Его магия заставила бы меня забеременеть, даже применяя все средства контрацепции, которые только есть в обоих мирах, одновременно, и при этом не занимаясь сексом. Малейшее ослабление контроля, порыв страсти, и все полетело бы к чертям. Расставание действительно было единственным реальным выходом. Бам. Бам. Бам. — головой о стекло. Что угодно, только бы заглушить мысли, крутящиеся в голове, словно заевшая пластинка. У Эдварда нет выбора. Ни тогда не было, ни сейчас. Все всегда зависело от меня. Белла думала, что Эдвард слишком опасен, — Белла исчезла, оставив жалкий клочок бумаги вместо прощания. Белла решила, что не может позволить пророчеству сбыться, — Белла поставила Эдварда перед фактом, ничего не объясняя, и сбежала за тысячу миль. Снова. Белла узнала, что пророчество не истинное, — Белла летит к Эдварду, ожидая, что ее примут с распростертыми объятиями. Эдвард же был обречен с первой нашей встречи. У него буквально никогда не было выбора. Просто потому, что Белла решила пожить с отцом. Если мой дар давал возможность принимать решения, какими бы болезненными они не были, то у Эдварда не было никакой защиты. Он не мог сопротивляться влиянию связи. Я тоже не могла не любить Эдварда. Но это не было несправедливо. В глубине души я отчетливо понимала, — любая любовь такая. Мы никогда не выбираем, кого полюбим, иначе не было бы столько разбитых сердец. Я поёжилась от воспоминания о Юджине. Разве его боль и чувства были его выбором? Но, в отличие от Эдварда, у Юджина, у любого другого человека, был шанс оставить любимого человека позади и идти дальше. Эдвард был приговорен к вечности, полной тоски и боли, без малейшей надежды на помилование. Прощаясь, я просила его жить долго и счастливо. Теперь это казалось жестокой издевкой. Я с трудом расслышала, как пассажиров моего рейса пригласили на посадку, и подхватила неизменный рюкзак, по дороге к нужному выходу выбросив почти полный стаканчик кофе в урну. Несмотря на все усилия, я не смогла ни заснуть, ни сменить эту проклятую пластинку в голове. Глубокой ночью во время пересадки в аэропорту Денвера я заставила себя поужинать и снова устроилась у окна. Бросив на него взгляд, я увидела в отражении свое лицо: мертвенно-бледное, под глазами оставленные кошмарами черные круги; будь я красивее, сошла бы за вампира… Увы, со своей заурядной внешностью я скорее напоминала инфернала. Вздохнув, я поглубже натянула капюшон толстовки и привычным жестом обхватила себя руками. Эффект бодрящего зелья, принятого еще утром, выветрился окончательно, и в Анкоридже, уже после посадки, меня с трудом добудился стюард. Когда я вышла из аэропорта, на часах было без пятнадцати пять утра, а небо над городом затянуто тучами. Я с трудом нашла круглосуточный прокат автомобилей, указанный в сообщении от Элис. Взяв в аренду первый попавшийся внедорожник, я купила в ближайшем магазинчике карту и хот-дог, но не смогла заставить себя поесть и закинула его в рюкзак. Долгое отсутствие практики за рулем сказывалось, и, несмотря на почти свободные дороги, вождение требовало полной концентрации. Меня это полностью устраивало, тем более что тело все равно едва не сводило судорогой от волнения. Метроном в голове существенно упростил свой стук, теперь он отбивал всего одно слово: Эдвард. Эдвард. Эдвард. Эдвард. Следуя указаниям Элис, я свернула с сорок седьмой улицы и через десять минут остановилась у облицованного серым камнем двухэтажного дома со светлой крышей и большими окнами. Паника, и до этого подавляемая с трудом, захлестнула с головой и я несколько минут не могла заставить себя выйти из машины. Сердце громко стучало о ребра. Каллены, должно быть, слышали его даже сквозь шум работающего двигателя, но из дома никто не вышел. Заглушив машину, я на ватных ногах поднялась по ступеням на площадку перед дверьми. Вокруг все еще никого не было. Повернув ручку, я убедилась, что дверь не заперта. Я смотрела сквозь проем, не в силах издать ни звука, чувствуя себя вампиром из фильма про Дракулу, который не может переступить порог дома без приглашения. Наверное, надо было позвать хозяев. Но они и так должны были слышать каждый мой шаг. Возможно, Каллены вместе уехали на охоту. Мысль принесла разочарование пополам с почти болезненным облегчением. Это помогло немного успокоиться, и я сделала несколько шагов внутрь. Оглядевшись, я сообразила, что убранством этого дома, как и в Форксе, занималась Эсме. Ее рука прослеживалась и в светлых тонах, и в ощущении воздуха, и во внимании к деталям. Медленно я прошла по холлу и выглянула в окно. Вместо вашингтонских кленов дом окружали вековые сосны, но вид был так же прекрасен. Проведя рукой по гладким как шелк деревянным перилам, я поднялась на второй этаж. Стены там были обшиты деревянными панелями медового цвета, того же оттенка, что и половицы. В конце коридора на фоне светлой стены темнел большой деревянный крест, принадлежащий Карлайлу, — я уже видела его в Форксе. Воспоминание об экскурсии по дому, проведенной Эдвардом, с поразительной ясностью встало перед глазами, его голос звучал в ушах, когда я проходила мимо закрытых дверей: «Комната Розали и Эмметта, кабинет Карлайла, комната Элис… моя комната…» Я остановилась у одной из дверей, парадоксально уверенная, что не ошиблась. Хотелось увидеть его комнату, прикоснуться к тому, чего совсем недавно касался Эдвард…. Казалось, это придаст мне сил, и, не справившись с порывом, я толкнула дверь рукой. Она бесшумно открылась и я едва не вскрикнула от неожиданности. У окна, спиной ко входу, стоял Эдвард. Справившись со смятением, я вошла внутрь, но он не пошевелился. Я стянула с головы капюшон и глухо позвала: — Эдвард. Он вздрогнул. Медленно, даже для человека, он развернулся. Глаза закрыты, ладони разжаты, тонкие пальцы расслаблены. Лицо безмятежное, будто он спит и видит хороший сон. Неподвижный, словно статуя, он стоял на расстоянии вытянутой руки. Семь месяцев ничего не значили. Я снова чувствовала себя полноценным живым человеком. Сердце бодро стучало, горячая кровь неслась по венам, а легкие наполнял сладковатый запах его кожи. — Посмотри на меня, — тихо попросила я. На его губах заиграла легкая улыбка. Черные глаза медленно открылись, и Эдвард удивленно нахмурил лоб. — Белла, — в серебряном баритоне сквозило замешательство. Все слова вылетели из головы; я попыталась улыбнуться, но получилась гримаса. Эдвард моргнул; на его лице мелькнуло понимание, сменившись маской вежливости. — Привет. Не знал, что ты приедешь, мы бы встретили тебя в аэропорту. Голос выражал лишь вежливый интерес, но взгляд не отрывался от моего лица, словно пойманный на огонь мотылек. Горло словно сжала невидимая рука, когда я вспомнила слова Элис: «Он думает, что вампирские узы не смогли подчинить себе ведьму…. Считает, что ты будешь счастливее в своем мире». Безуспешно попытавшись проглотить ком в горле, я подняла руку и провела по холодной, гладкой как мрамор щеке. На его лице не дрогнул ни один мускул, но в глубине глаз словно зажегся огонь. — Прости меня, — я говорила тихо, боясь, что голос сорвётся. — Я ужасный человек. Мне так стыдно. Он слегка нахмурился, взгляд стал обеспокоенным. — В чем дело, Белла? — В том, что заставила тебя страдать. — Я так и не опустила руку, не в силах разорвать контакт; Эдвард не шевелился и не возражал. — В том, что позволила упрямству пересилить свою любовь. Ты будешь прав, если не захочешь меня видеть, но прошу, позволь мне остаться. Выражение его лица стало растерянным, потом злым. — Элис, — выдохнул Эдвард, резко отпрянув назад. Я никогда не слышала, чтобы он произносил имя сестры с такой ненавистью. — Белла, прости… дар Элис делает ее слишком подверженной фантазиям. — Его голос звучал ровно и убедительно. — Ты очень понравилась сестре, а устроить мое счастье давно стало ее идеей фикс. Она решила, что мы будем отличной парой. — Он извиняюще пожал плечами. — Не знаю, что она наговорила.… Мне жаль, что тебя ввели в заблуждение. Я едва не задохнулась от боли и потрясения. Эдвард застыл напротив. «Разве не этого ты хотела?» — билась в голове дурацкая мысль. Элис солгала мне? Или нет? Я склонила голову набок, разглядывая его смущенное лицо. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем я слегка расслабилась, наконец, понимая: — Это ничего не меняет. Даже у моей силы воли есть предел. Я не смогу снова отпустить тебя. Мгновение он выглядел таким беззащитным, что казался моложе своих застывших семнадцати. — Белла… — Я не могу, — повторила я, чувствуя невероятное облегчение. Мне, наконец, стало отчетливо ясно главное. После месяцев неопределенности и сомнений это было почти блаженством. — Дело не в Элис. Она лишь немного ускорила мой приезд. Я люблю тебя, в чем бы ни была причина. И хочу только остаться рядом. Это ни к чему тебя не обяжет, и я никогда не причиню тебе вреда, — повторила я его же слова, сказанные когда-то на пустынной дороге в Форкс. — Ты можешь уйти в любой момент, но не заставляй уходить меня. Я не могу. Голос все-таки дрогнул, но глаза, слава Мерлину, оставались сухими. Эдвард замер на несколько секунд, затем с усилием покачал головой. — Ты ошибаешься, Белла. Я печально вздохнула, понимая, что мне нечем убедить его прямо сейчас. — Тогда позволь мне самой осознать ошибку. — Здесь ты лишь потеряешь время. — Не меньше, чем потеряла бы в Финиксе. Напротив, здесь я смогу убедиться в твоей правоте только быстрее. Подмечая все твои недостатки в быту, и все такое, — я сдержала улыбку. — А значит, быстрее оставлю тебя в покое. Я безбожно врала. — Мы ведь можем дружить? Я буду паинькой, правда, — меня несло, конечно. Но сейчас, впитывая его присутствие, я чувствовала себя такой счастливой, как никогда раньше. Свой цели я достигла, — Эдвард поверил. — Если тебе так будет проще… — он неуверенно улыбнулся. — Спасибо! — просияла я. — Я так рада тебя видеть! Он улыбнулся шире, но взгляд оставался настороженным. В кармане зазвонил телефон, и я узнала номер Элис. Эдвард наверняка тоже его увидел и узнал, раз так напрягся. С легким сердцем нажав на сброс, я выключила телефон и положила на стол, стоявший сбоку. — Видишь, я умею играть по правилам, — улыбка не желала сползать с лица. Надеюсь, я не выглядела сумасшедшей. Надо взять себя в руки, пока Эдвард не сдал меня психиатру. Но он только фыркнул на мое заявление. — А где Карлайл и Эсме? — В гостях у Денали. Это семья вегетарианцев, они живут неподалеку отсюда. Мы поддерживаем близкие отношения. Эдвард немного расслабился. — Они вернутся сегодня и, уверен, будут очень рады твоему приезду. — Он помедлил. — А тебе нужно передохнуть с дороги, выглядишь уставшей. Я вспомнила отражение в стекле. Как несвежий зомби, имеется в виду? — Ты не сбежишь? — серьезно уточнила я. Он без улыбки покачал головой. — Ладно. И я последовала за ним. Едва моя голова коснулась подушки в выделенной Эдвардом комнате, я отключилась. Карлайл и Эсме вернулись через час после моего пробуждения. Эдвард успел рассказать, что Карлайл работает в военном госпитале Джойнт Бейс, а Эсме преподает курс для архитекторов в Университете Аляски в Анкоридже. Упомянул, что Розали и Эммет решили остаться в Африке еще на год: Эммет, похоже, в восторге от разнообразия фауны. Не прозвучало ни слова про Джаспера или Элис, и я не стала расспрашивать, только подумала, что Эсме, должно быть, устроилась в университет, чтобы заглушить тоску по разъехавшимся детям. Я переживала, как его родители отнесутся к моему возвращению, но опасения оказались беспочвенны. Мы были в гостиной, когда Эдвард предупредил об их возвращении, и я едва успела встать с дивана, как Эсме оказалась передо мной. — Белла! — она осторожно коснулась моего запястья, а когда целовала в лоб, карамельного цвета волосы скрыли нас от остальных шелковистым облаком. Через секунду на плечо легла твердая ладонь Карлайла. — С возвращением! — Спасибо, — почему казалось, что я вернулась домой? Я проглотила ком в горле. — Надеюсь, ты надолго? — Эсме разглядывала меня, словно подмечая все изменения во внешности, произошедшие с нашей последней встречи. Хотя, с ее совершенной памятью и зрением, она действительно могла это делать. — Пока не прогоните, — я улыбнулась, пытаясь подать это как шутку. Эсме еще раз обняла меня. — Слава богу, — едва слышно пробормотала она в мои волосы. Видимо, Эдвард что-то сказал, потому что она ослабила объятия и повернулась к сыну, но не успела ничего ответить. Карлайл предупредительно кашлянул, и Эдвард отвел взгляд, а Эсме вновь сфокусировала внимание на мне. Должно быть, Эдвард обозначил для родителей наши дружеские отношения. Эсме хотела знать все, что со мной произошло, неиссякаемым интересом напоминая Чарли. С губ Карлайла не сходила легкая улыбка, пока он наблюдал за нами. Его жене наверняка не хватало остальных детей, а я помогла немного разогнать ее грусть. Когда за окном стали сгущаться сумерки, Карлайл сказал: — Милая, вам пора на охоту. Только сейчас я обратила внимание, что глаза Эсме были темно-карими. Боковым зрением я заметила острый взгляд, брошенный Эдвардом на отца. Карлайл встретил его прямо, с невозмутимым выражением на лице. От безмолвных диалогов было неуютно, тем более, я понимала, что наверняка была их единственной причиной. В конце концов, Эдвард подчинился отцу и они, попрощавшись, вышли из комнаты. — Извини, Белла, — Карлайл мягко улыбался, — им лучше поговорить наедине, и чем раньше, тем лучше. Глаза главы семьи были того же оттенка, что и у жены, но жажда доставляла ему меньше неудобств, чем остальным, и он мог питаться реже. — Это из-за меня? — И да, и нет, — Карлайл сплел пальцы в замок на коленях. — Эдвард всегда был… особенным для Эсме. Она очень переживает за него. Эдвард же может невольно обидеть ее, о чем будет жалеть. Лучше решить недопонимания сейчас. Я опустила взгляд на ковер. Мне нужно было с кем-то поговорить, и раз уж Элис оказалась под запретом… — Эдвард уверен, что я уйду снова. Он не верит мне. — Я считаю иначе, — спокойно ответил Карлайл, и улыбнулся на удивленный взгляд. — Элис просила разрешения рассказать тебе нашу историю. Поэтому мне и хотелось поговорить именно с ним. Карлайл мог понять. — Вы тоже оставили Эсме… — И жалею об этом по сей день, — он на мгновение прикрыл глаза. Мои руки невольно сжались в кулаки. — У меня нет готового рецепта, как поступить, Белла. Думаю, он тебе и не нужен. Но можешь рассчитывать на мою поддержку, когда бы она ни понадобилась. Я вскинула голову, ловя его взгляд. — Вы... примете меня? — Ты стала частью семьи, когда Эдвард впервые встретил тебя. Для меня это всегда было очевидно. Эсме любит тебя, я уверен, что и остальные примут и полюбят. Я невесело усмехнулась, представляя, в какой ярости будет Розали, и во что это выльется. Карлайл оказался проницательнее, чем я думала: — Не буду скрывать, Розали зла на тебя за отъезд. — За отъезд? — удивленно переспросила я. — Мне казалось, она была против моего присутствия. — Так и было до того, как она узнала о вашей связи с Эдвардом. Роуз трудно признавать неправоту, но она сама вызвалась охранять тебя в день нападения. Это была попытка извиниться. — Эм-м… «Очень красноречиво, Белла, молодец», — я мысленно закатила глаза. Но я действительно была уверена, что ее вынудили родители! Карлайл понимающе усмехнулся. — Розали не понимает, как можно оставить свою пару, — в его глазах снова промелькнула застарелая печаль. — Но она предана семье и переживает наше расставание едва ли не острее, чем Эсме. Вам стоит дать друг другу шанс. Я молчала, пытаясь пересмотреть впечатление о ней. — Тебе не обязательно что-то решать сейчас. — Карлайл вновь заметил мою растерянность. — У вас будет время лучше узнать друг друга. Я нервно усмехнулась. — Кажется, для вас мой щит не помеха, Карлайл. — Я отец пятерых подростков уже слишком много лет, — невозмутимо ответил он. — Это определенно тянет на суперспособность! Тихий смех Карлайла окончательно рассеял неловкость. Разговаривать с ним оказалось так просто и увлекательно! Карлайл был прекрасным рассказчиком. Я узнала о клане Вольтури, следившем за соблюдением вампирского «Статута о секретности», и времени, которое Карлайл провел у них в Италии; о других вампирах, которых он встречал. Среди них были и одаренные. Интересно, не могли ли они до обращения быть сквибами? Когда я во второй раз попыталась подавить зевок, он как раз заканчивал рассказывать об африканском клане из трех женщин, у которых сейчас гостили Эммет и Розали. — Завершим на сегодня вечер воспоминаний, — мягко улыбнулся Карлайл. — Как врач я не могу допустить нарушения режима сна. — Вряд ли моему режиму еще способно что-то повредить, — фыркнула я, но сдалась под укоризненным взглядом. — Ох, ладно, доктор Каллен. Но обещайте, что завтра расскажете подробней о Зафрине. Иллюзионист такой силы, невероятно! — Договорились, Белла, — усмехнулся Карлайл. — Доброй ночи! — Доброй ночи, — я стащила себя с дивана и поплелась наверх, ворча себе под нос, как несправедливо, что только мне в этом доме нужно тратить время на сон, в то время как его можно было бы провести намного увлекательней. Вопреки словам, организм, вымотанный постоянными кошмарами и хронической усталостью, решил восполнять силы в авральном режиме, и меня снова клонило в сон, несмотря на отдых днем. Переутомление так долго казалось мне даром небес, позволяющим отгородиться от болезненных мыслей. Я и забыла, каково это, ждать нового дня с нетерпением, а не смирением. Приняв душ, я свернулась клубком под одеялом, чтобы согреться. Понадобится время, чтобы перестроиться после аризонской жары. Наверное, отчаяние навсегда останется в памяти таким: слепящее солнце и запах раскаленного, плавящегося под ногами асфальта. Впервые за долгое время сны не обернулись кошмаром. Проснувшись среди ночи, я не стала открывать глаза, надеясь сохранить теплое послевкусие сна, который уже стирался из памяти. Я смогла лишь ухватить образы леса, дождя, и улыбнулась. Улыбка невольно стала шире, когда на грани слышимости раздался шорох. Эдвард вернулся с охоты. По-прежнему держа глаза закрытыми, я откинула одеяло и опустила ноги на пол. Было просто ориентироваться вслепую, отчетливо чувствуя Эдварда. Я и не думала, что мой дар можно использовать так. Хотя это наверняка работает только с Эдвардом, — только его внимание всегда сконцентрировано на мне. Дар не помешал мне больно удариться бедром об угол стола; я чудом удержала веки сомкнутыми, и почувствовала, как Эдвард бесшумно подался вперед, но замер, так и не встав со стула. Я обошла стол, скользя пальцами по его краю, чтобы не споткнуться вновь, остановилась перед сидящим Эдвардом и медленно протянула руку к его лицу. Он не шевелился. Едва касаясь прохладной кожи, я осторожно обвела пальцами контур бровей, скул, губ, подбородка и открыла глаза. В комнате царил полумрак, слабый свет из окна позволял разглядеть только его силуэт и блеск глаз. Эдвард казался продолжением сна и напоминал скорее статую, чем человека: ни один человек не сможет быть настолько неподвижным. — Хотела бы я иметь возможность опустить свой щит, — тихо прошептала я. — Пожалуйста, Белла, не нужно… — он смотрел, словно завороженный. — Я обещала никогда не лгать тебе, помнишь? — перебила я, перебирая спутанные пряди его волос. — Я была несчастна каждую секунду разлуки, и рано или поздно умоляла бы позволить мне вернуться. Я заслужила недоверие, и если ты действительно захочешь отплатить за причиненную боль, это будет только честно. Но, пожалуйста, не думай, что я лгу о любви к тебе из чувства вины или сострадания. Во мне недостаточно благородства для этого. — Я не сомневаюсь, что ты веришь в то, что говоришь, — он покачал головой. — Думаешь, это можно с чем-то спутать? У меня сводит руки, когда я вижу тебя, но не могу прикоснуться. — Я провела пальцем по его щеке, мимолетно улыбнувшись тому, какое тепло разливалось в груди от простого движения. — Хочется хорошенько встряхнуть тебя, чтобы ты, наконец, услышал мои слова. Думаешь, все вокруг решили тебе лгать? Джаспер, Элис, Карлайл, Эсме, я? У меня еще остался веритасерум, и можно достать еще, сколько понадобится, чтобы проверить слова каждого из них. Допустим, со мной все ясно, я излишне впечатлительна. Видения Элис слишком субъективны. Джаспер тоже ошибся со своим даром? Что ж, возможно, он дал осечку с ведьмой, — я согласно покивала. — Тогда мы поедем в Финикс и встретимся с Марвином. Ты сможешь увидеть меня его глазами задолго до того, как Элис меня нашла; узнать, сколько партий Сна без сновидений я заказала за последние семь месяцев, как старательно доводила себя до изнеможения, — только чтобы не видеть твое лицо во сне каждую долбанную ночь. Можно арендовать омут памяти в Гринготтсе, и ты просмотришь все мои воспоминания, или будем искать способ уничтожить этот чертов щит, чтобы ты смог залезть в мою голову и убедиться, наконец, что я эгоистичная и самонадеянная идиотка, но не дурочка с богатым воображением… Эдвард поймал мою ладонь и потянул к себе. Я замолчала, позволяя усадить себя на колени. — Примешь меня обратно? — выдохнула я ему в шею, почти касаясь губами гладкой кожи. — Ты сведешь меня с ума, — пробормотал он вместо ответа, обнимая крепче. Вдохнув полной грудью его запах и устроившись поудобнее, я начала рассказывать: про Ульриха и лорда Росс, Юджина и Элис, Марвина, Карлайла, про освоение дара, про все, в чем я ошиблась, про страхи, казавшиеся теперь такими далекими, мелкие успехи в артефакторике… Эдварду, похоже, нравилось сжимать меня в объятиях и слушать сбивчивые воспоминания. Он то и дело наклонялся, чтобы меня поцеловать, — гладкие, как стекло, губы касались волос, лба, кончика носа, запястья… Я была на своем месте. ***