Addicted. "Зависимость"

Форд, старый пикап, снова форд, шевроле, его байк, додж с пробитым колесом, вновь старый пикап, снова его разобранный байк, бьюик… Жизнь встала в ровную, протоптанную прежде, многими похожими друг на друга днями, колею, и вернулась обыденностью и монотонностью. Брайан чувствовал себя как наркоман, который слишком резко завязал, и теперь его ломало от нехватки самого важного и нужного в его жизни. Брайан не делал передышек и не останавливался ни на один день. Он бежал, бежал изо всех сил, загоняя себя почти до изнеможения, но вот только убежать у него не получалось. Инструменты в автомастерской гремели все с тем же звуком, смазка и машинное масло все также пачкали руки и врезались резкими запахами, и по вечерам в баре было все то же пиво, но не было открытой улыбки, и не было… Черт! Брайан почти не ел, но зато много пил по вечерам, чтобы после, свалиться в сон болезненными провалами, все так же заполненными мыслями о том, кого уже не было. Они не отпускали его, держали крепко и свивались внутри тугими змеиными кольцами, и Брайан понимал, что уже не сможет жить так, как жил до этого. Только не с этой болезненной пустотой внутри него, и вокруг тоже. Такой же пустой, как свободное место теперь рядом с ним на диване или на кухне, напротив него за столом. Брайан не мог знать и не знал, что творилось в голове у Джастина, ни по мелочам, ни уж тем более, в глобальном смысле этого процесса, и он окончательно почувствовал себя чужим на этом празднике жизни. За всю свою жизнь проехать тысячи миль пыльных дорог, пропустить через себя сотни больших городов, городков поменьше, и откровенных, богом забытых захолустьев и остановившись наконец-то, встретил того, к кому он прикипел душой всего за одну неделю. Жизнь – театр абсурда, и Брайан теперь это знал наверняка и точно. ***** Где-то на берегу озера Биг-Муз, закатное солнце, словно огромный шар, тихо опускалось в притихшую воду, и выглядело это как-то неестественно и искусственно, совсем как на программно-отредактированной глянцевой фотографии из журнала «National Geographic». Оно большим, желтым и неровным кругом медленно скатывалось за края воды, словно тонуло в ней, шипя и гася свой огонь, отчего поверхность воды шла мелкой рябью. Пегий волк, сложив перед собой лапы и положив на них морду, наблюдал с берега за оранжевым блюдцем на обозримом горизонте. И почему-то вовсе не казалось, что осознанный взгляд волчих глаз выражал в тот момент простую сущность зверя. Вопреки законам природы и всего живого, во взгляде хищника сквозило осознанное, острое и человеческое чувство потери и тоски, словно увидев оранжевый цвет, зверь стал еще грустнее. Чувство затапливало темные зрачки и почти выходило за радужку, оставляя на дне лишь горький осадок. Хищник закрыл глаза и, отвернув морду от горящего шара на горизонте, протяжно фыркнул. Пока солнце не утопило свой последний закатный отблеск в воде, хищник так и не пошевелился, а только осторожно и размеренно втягивал носом холодеющий вечерний воздух. Вдруг, словно почуяв сигнал опасности и тревоги, зверь приподнял морду и оскалился в темноту наступившей ночи, но вокруг было тихо и спокойно, но только один хищник чувствовал что-то в витавшем воздухе. Волк, неожиданно вскочил на лапы, взвыл, задрав морду вверх, а потом резко бросился в сторону от берега, царапая когтями, круглые камни на берегу.