Сборник АУ

      Арсений снова одевается на работе. Водолазка привычно скрывает руки и шею до самой челюсти, руки прячутся за тканевыми перчатками, на ногах — классические черные штаны и ботинки. Он напоминает себе дворецкого, но эта мысль уже даже не смешит, а просто повседневно появляется и исчезает, пока плотный тональник ложится на последние капли родинок на щеках.       Арс работает в этом баре не первый год, и этот дресс-код позволяет скрывать испещренное темными точками тело и не получать заинтересованные взгляды. В родном Омске он получил их достаточно, так что здесь хочется просто поработать в спокойствии.       Он догадывается, из-за чего такое могло произойти. Когда-то соулмейт дорвался до всего его тела, а потом, из жизни в жизнь, выцеловывал прошлые родинки, оставлял новые дорожки, да так, что всё дошло до ЭТОГО: смотреть на себя в зеркало просто невыносимо. В голове рождаются тысячи сцен, где для каждой родинки находится поцелуй, заставляя покраснеть и отвернуться, делая вид, что это не его.       Он обещал себе: он не даст это тело в обиду. Не даст себя поцеловать, чтобы будущий Арсений мог спокойно показываться на пляже или в бассейне, не будоража чужую фантазию. Прервет этот явно порочный круг, чего бы это ему ни стоило. У самого губы чешутся, но он просто отдается работе, чтобы даже не думать о поцелуях.       — Виски с колой налей. — очередной почти чистый парень с "украшениями" на ключицах. И Попов солидарен с его соулом. — Свободен?       — Абсолютно занят работой, — они игриво улыбаются, но понимают, что не то, и быстро теряют интерес.       Соул должен сам узнать свой почерк. Это очень странно, потому что некоторые любят оставлять поцелуи в неожиданных местах. Такие знакомятся в интернете обычно, чтобы не было неловких ситуаций. Вот, например, любитель виски ходит с вырезом, чтобы тот, кто любит выцеловывать косточки, сразу увидел свои следы.       По этой же причине скрывается Арс: он хочет сохранить свою чистоту и успешно это делает, хоть ханжой себя не считает. Но в глубине души он почему-то верит, что, как и в случае видимых следов, его половинка всё поймет. В этом же и суть, верно?       Ещё не ночь, людей мало, и Попов рассматривает начинающуюся толпу на танцполе. У многих, несмотря на не самую жаркую погоду, оголены животы, ноги, спины и прочие места, где видны либо плеяды, либо отдельные, но яркие точки.       Из всех выделяется какой-то худой парень под два метра в толстовке и с тонной браслетов, который пришел, видимо, с друзьями, но был брошен и забыт. А после и подвинут окружающими к барной стойке.       — А... можно пива?       Арсений наливает на автомате того, на которое показывает гость, а потом отвлекается, потому что второй бармен пока берет на себя всю небольшую загруженность. Остался без стипендии, поэтому старается подзаработать.       — Благодарочка. Я Антон, кстати.       Попову представляться не надо, ибо бейджик, но он для приличия это делает. Ведь редко кто так с порога знакомится.       Взгляд цепляется за выделяющиеся части образа: большие уши смешно топорщатся, а нос так и манит своей прямотой снова беснующиеся губы.       Да, он часто залипает, но сейчас вовсе не из-за неземной красоты или идеальности: этот Антон (в ответ, кстати, молча рассматривающий Попова) просто сидит, а собственный мозг так и просит:       "Оставь легкий поцелуй за ухом. Или на носу, ты же хочешь. На самом кончике."       Хоть свет и не самый хороший, но на кончике чужого носа видится совсем легкое темное пятнышко.       — Чего ты так закрыт, Арс? Стесняешься?       — А твои браслеты? — парирует мужчина, чуть отодвигая украшения. Узнается собственный почерк: за ними прячутся усыпанные родинками тонкие запястья. Красивые, такие же манящие коснуться губами, да так, что Попов просто снова проводит по коже пальцами в перчатках, чтобы напомнить, что он все еще в реальности.       — У меня просто коллекция. А ты, все-таки? — облизывается, а Арс копирует жест.       — А ты угадай.       Антон осматривает с головы до пояса (дальше не позволяет стойка), и что-то внутри загорается, давая понять, что угадал. Сразу угадал, а теперь тянет перчатку с запястья, рассматривая пару оголившихся сантиметров.       — Нет, — Арс спокойно забирает руку, закрываясь, — нельзя.       — С чего бы это? — яркая мимика парня заставляет улыбнуться.       — С того, что сложно жить, когда ты похож на обрызганное грязью нечто. Хочу начать с чистого листа.       — Сам себе поверил? — пиво всё дальше теряется за пухлыми губами, пуская по спине мурашки. — Вот ни разу не думал о том, как классно получить несколько поцелуев не только в губы?       — Думал. Но сдержать я себя могу, потому что у меня есть цель. Я...       — Я не против, чтобы ты меня целовал. Окей? — он пишет на одной из купюр номер телефона, — А то решил тут за двоих.       Его зовут друзья, и через минуту место напротив уже холодно пустует, тут же наполняясь новым, но уже совершенно неинтересным человеком. ***       Они переписываются и пару раз видятся после. Даже успевают поссориться на почве взглядов Арса, но тут же мирятся, целуясь (только в губы) в ближайшем закоулке. Губы будто правда чешутся. И если Арсу разрешают оставить легкое касание на запястьях, ушах или кончике носа, то Антон довольствуется губами, кусаясь и сминая, напирая, но не насыщаясь совсем.       Они снова сидят в гостиной квартиры Шастуна, смотря какой-то фильм, и Попов чувствует себя последней сукой, когда после очередного терзания губ просит пройтись по запястьям, отодвигая браслеты.       — Почему мне нельзя даже немного? — Антон наблюдает, как бережно касаются губы косточки, а потом вен.       — Я по себе знаю, что ты не сможешь немного.       Парень слабо усмехается, будто подтверждая.       — Может, покажешь, чего так боишься?       Да, за это время он так и не показал, почему же Антону "нельзя". Хоть тот точно чувствует, как манит поцеловать каждый изгиб, что постоянно читается во взгляде.       Попов смеется только про себя, соглашаясь.       Он смеется только про себя, стягивая перчатки.       "Сдался" — думают оба, но молчат.       "Дал шанс" — понимают, пока падает под тихий вздох водолазка, а за ней и штаны с носками.       — Салфетки, пожалуйста, — и Антон тут же приносит.       Тональник покидает лицо, оставляя относительно чистую, но чуть покрасневшую кожу.       Шастун понимает весь масштаб проблемы: родинки расходятся брызгами от щек и ушей до самых стоп, будто мужчина упал в чан с ними.       — Нравится?       Глупый вопрос: парень сглатывает слюну, снова облизываясь, и разглядывает, представляя — как и Арс всё время до этого — ситуации, в которых мог оставить подобные следы, но не двигается, давая понять: он помнит, чего Попов хотел изначально.       — А тебе?       Мужчина смотрит прямо, не сомневаясь, но смущаясь.       — Да, но я хотел бы...       Он хотел бы, чтобы этого не было. Чтобы у него был выбор. Но...       Но ведь сейчас ничего не изменится от его решения. А чужие губы так маняще хотят пройтись и проверить, почему так хочется повторить имеющиеся созвездия.       — Я хотел бы, чтобы ты был спокойнее.       Антон и правда ведет себя спокойнее, выцеловывая не каждый сантиметр, но через три точно — дорвался.       В отместку Арсений оставляет космос на его спине, чтобы тот потом — в следующей жизни — смог осознать его ощущения.       Но тот, кажется, совсем не против.