Зима

Кнуд ворочается во сне — Торфинн, который всегда обнимает его, боясь отпустить, спит чутко и просыпается каждый раз. Он всегда знает, когда Кнуду снится кошмар. Здесь темно. Кнуд крепко зажмуривает глаза, руки к голове тянет, шепчет, что это неправда. Что все неправда. За спиной раздается смех. Слова: — Это ложь. Ты же понимаешь, что это ложь? Ложь — это то, что он был с Торфинном. Что Торфинн отвечал ему взаимностью. Что Торфинн думал о нем, а не об убийствах и поединках с Аскеладдом — и, боже, Кнуд знает, что насовсем эти мысли не вытащить из головы его человека, но он почему-то помнит, как Торфинн думал о них меньше, меньше, меньше. Но вот же он — жестокий, холодный. Такой же грубый, как в их первую встречу, такой же самоуверенный, такой же безрассудный. Весь в грязи и крови. Торфинн Кнуда мылся вместе с ним с недавних пор, а потому волосы у него всегда золотились на свету и были мягкими и чистыми. Кнуд словно заново вспоминает, проживает то, чего не было то, что на самом деле произошло. Должно было произойти? Голова раскалывается… Кнуд закрывает глаза тревожно, чувствует, как шершавые ладони касаются кожи, закусывает сильно губу: неприятно. Холодно. Больно. Торфинн никогда не делал больно. Физически — никогда. Этот Торфинн — не его Торфинн, ненастоящий, шепчет себе Кнуд, но человек над ним кусается и царапается, словно зверь, заставляет чувствовать боль так, будто она реальна. Это не сон? Или все же сон, Кнуд? Сильные руки смыкаются на его шее — тонкой, словно созданной для того, чтобы ее сломали — и держат крепко, а боль все нарастает, и в груди жжет, и в голове пусто — Кнуд не может дышать. Он бьется, пытаясь вдохнуть, и вдруг широко распахивает глаза — вокруг вновь темно, но рядом с ним обеспокоенное лицо Торфинна освещает лунный свет, льющийся из окна. Этот Торфинн имеет светлые, чистые встопорщенные от недавнего, кажется, сна волосы, большие глаза, сияющие ужасом, и накрепко сжатые в полоску губы — от нервов. Кнуд, еще не соображая, что делает, не понимая, что проснулся, что то, что было, всего лишь сон, тянется к сидящему на коленях в кровати Торфинну, комкает руками его рубаху и вжимается лицом в светлую ткань — плачет, плачет громко, навзрыд, но сам не слышит ни звука. Спрашивает: — Это ты? Ты здесь? Ты не бросишь меня? Ты не причинишь мне боли? Торфинн зарывается ладонями в его волосы и массирует затылок, пропуская порой между пальцами мягкие пряди. Кнуд плачет и шепчет, но он не требует ответов, и Торфинн привык. Сейчас Кнуд успокоится и уснет, и остаток ночи проспит спокойно, вцепившись в него, словно в спасательный круг. Если Торфинн боится Кнуда отпустить, то молодой король боится, что Торфинн уйдет сам. Какая глупость, думает Торфинн, глядя на прямую спину своего короля. Господина. Друга, брата, любовника. Но все же, омрачает и без того не слишком радостное выражение лица мысль, он тоже боится. Того же, только наоборот. И они не перестанут бояться этого, пока все не станет нормально. Стабильно. Пока все не кончится. Но Торфинн — викинг, а Кнуд — король, забравший власть благодаря убийству предыдущего правителя. Король земель, народ которых постоянно с кем-то воюет. А если не с кем — так между собой. Нормально не станет, и страхи — не исчезнут.