***
Очень много людей. Военные. Заплаканного и измученного мужчину ведут под руки к металлической конструкции с веревкой под ободряющие возгласы окружающих. Приговор: укрытие психически больного ребенка, представляющего опасность народу Великого государства. Это произошло быстро, и все разошлись.»Чед
30 ноября 2020 г. в 00:49
«По коридору бегал еле уловимый звон металла, доносящийся из-за единственной закрытой двери в этом доме. Маленький несмышленыш был заворожен этим звуком, он подошел к источнику ближе и стал прислушиваться, что же там происходит по ту сторону. Сначала малыш прижался ухом, затем попытался заглянуть в щеколду, потом опустился на острые коленки проверить под дверью, откуда лился серый тусклый свет. Сильное любопытство взяло над мальчиком вверх. Малыш проверил, чем занят отец: тот сидел у себя в кабинете, за рабочим столом, и перебирал бумаги с непогашенными счетами. Ему приходилось делать это часто и не с целью уверить себя, что долги уменьшаются, а с целью увидеть, что они хотя бы не растут. С недавних пор шелест бумаг и тиканье старых часов в гостиной — это единственный шум, который может быть в доме, а та самая дверь в коридоре открывается лишь раз в день, дабы ее жителю удовлетворить свои естественные потребности. И житель согласен с этим правилом.
Малыш появился в проеме и отец оторвал свое длинное худое лицо на него. Из-под очков с толстыми линзами виднелись почти черные мешки под глазами: мужчина практически перестал спать. Он устало улыбнулся мальчику и отложил бумаги.
— Как твой лоб, Лукас? — Мужчина очень внимательно всмотрелся в шрам на лбу мальчика. Тот прикоснулся маленькими пальчиками к багровой полосе с нитками почти у виска и сделал всасывающий звук.
— Болит немножко, конечно, но это не страшно. — Малыш сжал в замочек руки за спиной и стал перекатываться с пяточки на носочек. Мужчина знал это движение лучшего всего на свете.
— Ты что-то хочешь?
Мальчик тут же засиял и бледные щечки покрылись небольшим румянцем.
— Включи радио, хочу послушать музыку!
Мужчина настороженно покосился на радиоприемник, потом на шрам на лбу сына и ненадолго погрузился в свои мысли. Со стороны он выглядел как каменная статуя из серого гранита, взгляд его стал пустым и холодным, смотрящим в одну точку на стене. Он размышлял о том, что малышу сегодня день рождения, и этот день явно должен стать каким-то особенным.
— Тебе уже шесть лет, ты стал таким большим. И знаешь, я согласен включить музыку, но ненадолго, хорошо?
— Только громко, чтобы я мог услышать ее из своей комнаты! Я хочу поиграть с кубиками, которые ты мне подарил утром.
Мужчина, долго копошась, настроил таки радиоприемник на частоту с детской музыкой. В текущей песне пелось про беззаботное детство, полное счастья, радости и любви. Мальчик похлопал в ладоши и убежал к себе в детскую, чтобы забрать маленький ключик из-под старого матраса, который он недавно украл из рабочего стола отца. Малыш был очень смышленый, к сожалению, слишком. Он умело без лишнего шума открыл запертую дверь и заглянул во внутрь, где по середине комнаты на вязаном ковре сидел худощавый темноволосый подросток и умело вкручивал болты в металлические блоки. Это был конструктор, который отец подарил ему когда-то на десятилетие. За три года подросток выучил каждую деталь, каждый болт, каждую гайку. Знал размеры каждой планочки, каждой стеночки, каждого блока, каждого подвеса. Металл в его руках немного поблескивал на свету, он протирал его почти каждый день. С недавних пор это стало его единственным занятием. Малыш зашел во внутрь, немного прикрыв на собой дверь, и сел напротив брата, с интересом наблюдая за его работой.
— А папа не знает, что я здесь!
Подросток ничего не ответил. Мальчик немного поник, но радостный настрой от этого никуда не пропал. Малыш был слишком шаловливым.
— А мне папа кубики подарил! Но твой конструктор мне нравится больше.
Подросток продолжал молчать. Мальчик дотронулся до металлической пластины недалеко от себя и брат ударил его по руке.
— Ауч. — Он тут же отдернул руку. Немножко подумал и сказал это. — Чед, а может ты подаришь мне свой конструктор?
Подросток так и играл в молчанку, погруженный полностью в свою работу. Этот конструктор отвлекал его от плохих мыслей в голове, сосредотачивал все его внимание полностью на себе, тем самым уберегая от неконтролируемых вспышек агрессии. Этот конструктор, наверное, был единственной вещью, которая могла бы держать монстра внутри худощавого тела до самой его смерти. Малыш был еще действительно малышом и не понимал этого. Он толкнул конструкцию, которую так старательно собирал подросток, и стал хватать своими маленькими тоненькими ручками металлические детали, которые только попадались под руку. Музыка из кабинета отца прекратилась, шелест бумаг остановился, дом будто замер. Мысли понадобилась лишь одна секунда.
С каждым ударом в его руках росла уверенность. Острая отвертка проникала в маленькое худое тело с невероятной легкостью, и с такой же легкостью выходила обратно, чтобы снова вонзиться с новой силой. Алые сгустки крови выплевывались наружу, словно раскаленная лава из проснувшегося вулкана. Они пропитывали одежду, старый ковер на полу, попадали на стены. Жертва уже перестала сопротивляться, перестала плакать и кричать. Безжизненное маленькое тельце лежало посреди комнаты с полуоткрытыми глазами, застывшими в вечном ужасе. Но убийце все было мало: он продолжал проникать своим оружием в мягкую плоть.
Отец прибежал на крики слишком поздно. Хоть это и длилось буквально несколько секунд, со стороны казалось, что прошло минут десять. Но мужчина все равно опоздал. Убийца не обратил на него внимания, только продолжал щекотать свое эго. Дикий истеричный вопль услышала вся улица, люди встрепенулись, зашевелились, начали выползать из своих нор. Район, над которым никогда не светит солнце, словно ожил. Мужчина схватил первое, что попалось под руку, и стал бить со всей силы своего старшего сына по голове, и тот, словно заведенный робот, поднял на него свое окровавленное лицо. По лбу потекла красная струйка, падающая прямо в левый глаз. Мужчина упал на пол перед мертвым тельцем младшего сына и зарыдал взахлеб. Он начал прижимать его к себе, вкладывая в объятия всю свою любовь и заботу, в надежде, что это сможет его как-то оживить.