Дом неугодных детей

      Было страшно ложиться спать рядом с кроватью, на которой умер человек, хотя на его место уже заселили нового. Было страшно засыпать, ожидая появления Слепого, выискивающего жертву, тронувшую одеяло. Было страшно смотреть на стену с его с старыми записями, которые он когда-то оставил для таких же детей, как я. Было страшно принимать, что моя кровать, на которой я сейчас лежал, принадлежала когда-то ему. Было страшно осознавать, что миф 319 корпуса был на самом деле реальностью. Было страшно!       Я дрожал всякий раз от мысли, что мне нужно ложиться на матрас, укрываться простыней и пытаться заснуть. Ближайшие дни проходили в ужасном страхе, я не мог нормально работать, не мог нормально жить, разговаривать, практически перестал есть. Лечение застыло на мертвой точке, не успев толком начаться. Чед и другие жители комнаты не хотели разговаривать со мной на тему Слепого, словно боясь разворошить муравейник. Но чтобы успокоиться, мне нужно было узнать все об этом человеке. И я пошел к тому, в ком был уверен.       — Эта тема такая... деликатная, Деннис. Я не думаю, что как человек, не выросший в этом корпусе с самого младенчества, имею права хоть что-то говорить про него.       Такие слова я услышал от Поэта, когда спросил его про Слепого. Все мои надежды разрушились за долю секунды. Кажется, Поэт не оправдывает свой псевдоним. Он, заметив мое разочарование, тут же потряс за плечо и взглянул в глаза.       — Китай поможет тебе! Он знает абсолютно все в этом доме!       Я сразу начал вспоминать, когда в последний раз видел Китая. Его всегда нет дома, я до сих пор не знаю, куда он постоянно уходит. Мои догадки состоят в том, что он отправляется в какие-то вылазки, принося различные вещи, обмениваясь информацией и товарами. Я решил во что бы то ни стало дождаться его возвращения, поэтому после работы я отправился на чердак. В коридоре было прохладно, по телу сразу же пробежали мурашки. Пол подо мной немного скрипел и эхом проносился по стенам. Дверь легко поддалась, лампочку я не стал включать, уже изучив весь путь до верха за эти недели. Пока я поднимался, сверху доносилось чье-то кряхтение. В лунном свете передо мной предстал силуэт Китая, пытавшегося снять с себя водолазку. Я поднялся на ещё одну ступень вверх, и он повернулся в мою сторону.       — Черт, что ты здесь делаешь? - c явным недовольством спросил меня Китай.       Мне пришлось полностью залезть на чердак. В лунном свете я заметил, что его спина покрыта мелкими шрамами и зубцами.       — Я ждал твоего возвращения... А, что с твоей кожей?       — Ты не должен был этого видеть, уходи, - он все продолжал сидеть в той позе, что я его встретил, явно чувствуя себя крайне неловко.       — Может, тебе помочь?       — Мне не нужна твоя помощь, Ден, уходи! - он крикнул мне это, руки его дернулись, и я заметил, как ткань содрала рубец на бицепсе, из которого мигом пошла кровь. – Блять...       Я тут же достал из тумбочки ватку и марлю, подсел к нему и начал останавливать кровь. Китай не оттолкнул меня, только закрыл глаза и стиснул зубы. Попутно я разглядывал его кожу, такую тонкую, хрупкую. Где-то она отслаивалась, где-то заживала, явно оставив после себя в будущем глубокий шрам. А рядом с этой раной кожа потрескалась и отходила вместе с ваткой. Я напрягся, но постарался сделать все как можно аккуратнее.       — Спасибо. - Китай сжал губы при очередном моем касании.       — Это и есть твоя болезнь, из-за которой ты оказался тут? Как это называется?       Китай глубоко и продолжительно вздохнул, и я почувствовал запах алкоголя в воздухе.       — Ну, если по простому, то я как бабочка. От любого касания моя кожа отслаивается.       — Получается, тебе нельзя носить такую прилегающую одежду. Может, есть что-то просторнее?       — Да мне и жить нельзя, Ден. - Он сказал это мне прямо в лицо, от запаха алкоголя голова немного закружилась. Китай стянул полностью с себя водолазку, кинул ее куда-то на пол и упал на кровать. В бледном лунном свете я увидел на его торсе многочисленное количество мелких шрамов и несколько более серьезных, явно полученных не из-за болезни. Казалось, что все его тело представляет собой землю после тяжелого побоища, подвергающуюся атакам каждый день. Я был сбит с толку, никогда ничего подобного не видел. В моем словесном арсенале не нашлось слов поддержки или сожаления, чтобы хоть как-то сгладить возникшую тишину, да и не думаю, что человеку, прожившему с такой болезнью всю жизнь, нужны эти слова.       — А куда ты постоянно ходишь?       Китай убрал руки от лица и взглянул на меня своим темным взглядом. В ночи его зрачки вместе с бельмом казались полностью черными. Не ответив ничего на мой вопрос, он поднялся с кровати, держа в руке бутылку с импортным пивом, подошел к окну и засмотрелся в даль. Его всегда забранные в пучок волосы, выбились и прядками падали во все стороны, колыхаясь от легкого сквозняка. При свете из окна его кожа действительно выглядела прозрачной и тонкой, как крылышки бабочки. Теперь я буду максимально аккуратно притрагиваться к нему. Китай сделал глоток и посмотрел на меня опьяневшим взглядом.       — Я сталкер.       Я понимал понятие этого слова, но не совсем доходило до меня, точно ли то он имел ввиду, поэтому просто смотрел на него и хлопал глазами. Тот хмыкнул и глотнул еще пива.       — Не знаю, то ли пиво так на меня действует, то ли твой детский невинный взгляд, что я сейчас стою в таком неподобающем виде и собираюсь рассказывать тебе о себе. - он растягивал слова, иногда заплетаясь.       Китай сел рядом со мной, достав из рюкзака железную баночку с надписью "шпроты", и потянув за металлическое кольцо, снял крышку. В нос тут же ударил свежий запах рыбы, отчего внутри все скрутило. Китай придвинул банку к моему лицу, и я увидел аппетитные толстенькие кусочки шпрот.        — Угощайся, ночка будет долгая.

***

      Я узнал, что сталкер в доме это человек, которому позволено передвигаться между корпусами по старым подземным ходам, чтобы обмениваться информацией с другими такими же сталкерами. Но не каждый ребенок мог стать им. Хоть в доме военные и руководство были помощниками друг друга, у них были тайны, которые каждые из них хранили друг от друга. Китаю платили за то, что он приносил в дом, а конкретно Жабе, новости из других корпусов, в этом и заключалась его работа. Ценность новости определяли сами сталкеры, правдивость была вещью субъективной, но за вранье жестоко платили. Хороший сталкер не имел права передавать ложную информацию, дискредитирующую корпус или же, ещё выше, государство. Китай в этом "мире" был одним из лучших работников, в нем никогда никто не сомневался. Живя с самого рождения в доме неугодных, он замечал, слышал, видел то, на что другие бы дети не обратили внимание. Жаба увидела в нем потенциал, из-за чего в подростковом возрасте начался его путь. Китай, работая сталкером много лет, имел хорошие связи с другими сталкерами, обменивался с ними товарами, либо же покупал за талоны, поэтому практически всегда из своих вылазок он приходил с полным рюкзаком.       — Для чего нужна Жабе информация из других корпусов?       Я, немного опустошивший бутылку с пивом, смотрел захмеленным взглядом на Китая, пока тот заглатывал шпротину в рот.       — Ну, знаешь, в газете не напишут, что в 115 корпусе пристрелили руководителя второго этажа.       — Что?!       — Да это я так, для примера, не бери в голову.       Я глотнул ещё горьковатой жидкости и слегка рыгнул, извинившись перед Китаем. Тот махнул рукой и запрокинул голову на кровать.       — Этот мир жесток, Деннис.       Он сказал это сквозь зубы, практически не двигая губами, поэтому я не сразу понял, что он произнес. Немного подумав, я сказал, что тоже хочу стать сталкером. Китай ничего не ответил на это, а через пару секунд я услышал храп.       Я вспомнил для чего вообще пришел, но оказалось, что уже поздно разговаривать, мой друг погрузился в мир Морфея. Немного заплетавшись, у меня получилось закинуть его на кровать и накрыть одеялом. Смотря на его сейчас такого обессиленного, мне казалось, что на этих хрупких раненных плечах лежит большая ответственность. Мне хотелось разделить эту ответственность вместе с ним, чтобы он не был один под ударом. Я лёг рядом, обняв самого себя руками, чтобы стало чуть теплее и крепко уснул.

***

      Я проснулся от того, что кто-то толкает меня и зовёт по имени. Открывши один глаз, я увидел в солнечном свете худой обнажённый силуэт и взъерошенные волосы. Китай держался одной рукой за голову, а другой тряс меня.       — Деннис, просыпайся давай!       Наконец, я открыл оба глаза и посмотрел хорошенько на друга. Мне стало крайне неловко, из-за чего я грохнулся с кровати на жёсткий пол, ударившись копчиком, и сам схватился за голову, которая тут же закружилась от моих движений. Я облокотился ей на край кровати и начал гладить, в надежде, что так она быстрее пройдет. Китай пока в это время наделся, заплел хвост, и наконец, присел рядом со мной, протягивая бутылку с пивом. Вспомнив прошлую ночь, я тут же оттолкнул её от себя и она громко покатилась в угол.       — Эй! Ты что творишь?       — Я не хочу пить, Китай...       — Я не заставляю тебя пить, придурок. Это обезболивающее.       Я услышал звук открывающихся жестяных банок и лопающиеся пузырьки, и через пару секунд в моей руке оказалась прохладная банка, от запаха которой живот замутило. Китай глотнул немного пива.       — Тебе лучше стоит выпить, а то в течение всего дня будешь чувствовать себя отвратительно. Посмотри на меня: я уже готов идти работать.       — Пьяным?       — Я не пьян, я хмелен.       — Одно и то же.       Я смотрел на жёлтую жижу и меня воротило ещё больше, но видя активного и свежего Китая, я немного подумав, опустошил половину банки, словно это была спасительная вода. И действительно, пиво подействовало хорошо. Голова не прошла, но по крайней мере живот перестало крутить, и в горле пропал этот отвратительный привкус. Китай удовлетворительно хмыкнул и отошёл от меня.       — Это... Я вспомнил, зачем приходил к тебе вчера.       — Слушаю.       — Ты знаешь что-нибудь о Слепом?       Китай перестал делать то, чем занимался, и застыл в одной позе. Но через пару секунд продолжил.       — Что ты хочешь знать?       — Недавно произошло кое что странное в моей комнате. Посреди ночи мой сосед был кем-то задушен, и я видел паукообразного человека с длинными волосами. Он нависал надо мной, а потом переместился к моему соседу. И Гектор на утро сказал, что "зелень не знала про одеяло", и я до этого слышал про миф об одеяле, и просто...       — А ты хороший выдумщик, Деннис. Прозвище "Поэт" нужно дать тебе.       Я понимал, что кажусь шутом сейчас в его глазах, хотя говорил абсолютно серьёзно.       — Миф - всего лишь миф. Одеяло - всего лишь одеяло. Слова Гектора - всего лишь слова Гектора.       — Мертвый сосед?       Китай вздохнул, оставив свои дела, и сел напротив меня, пожирая своими тёмными глазами.       — Я раскрою тебе секрет, Деннис. Как ты понимаешь, жизнь в доме неугодных не самая приятная, я бы не назвал это отпуском на пляжу перед тёплым морем. Люди здесь не твои друзья, и никогда таковыми не будут. Каждый ребенок пытается ухватиться за маленькую надежду на спасение, даже идя по головам других. Также среди военных и руководства есть те, кому ты можешь не понравиться, насолить, кому ты можешь мешать их спокойной жизни. От таких они избавляются, Деннис. Избавляются жестокими методами. Твоему соседу достался мягкий метод, самый распространённый, но и один из самых быстрых и безболезненных. Его просто задушили, Деннис. Военный пришёл и задушил его, - Китай жестикулировал таким образом, словно перед ним сидел ребенок. - Никакого мифа о Слепом не существует, и то самое одеяло посреди твоей комнаты, всего лишь одеяло. Можешь взять его себе и закутаться. Но, - он выставил передо мной указательный палец, отчего я сфокусировал свои глаза на нем. - Слепой действительно существовал. Это самый первый ребенок, подвергшийся эвтаназии. 1966 год, почитай в библиотеке на досуге.       Китай поднялся на ноги и отошёл от меня, разбирая до конца свой рюкзак.       — Мне пора бежать!       Китай даже не успел среагировать, как я молниеносно спустился с чердака, пробежал лестницу и забежал в библиотеку. Здесь было тихо, только несколько детей сидели за столами, да пару военных ходили среди проходов. За стойкой сидела неприятная женщина в больших очках. Я аккуратно подошёл к ней.       — Здравствуйте. Эм...       — Здрасьте! Чой нада?       У неё был неприятный гнусавый голос, и она так опускала лицо вниз, чтобы увидеть меня из-под очков, что казалось, что сейчас плюхнется на стол. На голове у неё было какое-то осиное гнездо, где-то торчал карандаш, с одной стороны были какие-то опилки, но я старался сфокусироваться на том, зачем пришел.       — Подскажите, пожалуйста, есть ли у вас какие-то газеты или исторические данные, связанные с одним годом, который мне нужен?       — Чой?       Я выждал секунду и стал произносить каждое слово по отдельности, чтобы она поняла меня.       — Мне нужна какая-нибудь информация про самого первого ребенка, подвергшегося эвтаназии.       — Краснай талон!       — Почему красный?! - был в недоумении я.       — Слишком важная информация!       Я ворчал себе под нос, пока доставал нужного цвета талон из кармана, а женщина продолжала сверлить меня своими мутными глазами из-под очков. Я ждал, когда же она, наконец, упадёт на стол, чтобы можно было вдоволь посмеяться над ней. Бабка выхватила талон, когда я протянул его ей, словно хотела оттяпать вместе с рукой, и поковыляла к дальним шкафчикам, среди которых я её уже потом и потерял.       За стойкой сидело ещё несколько работников, все такие же пыльные и серые, как эта старуха. Среди столов все ходили военные, следящими за детьми, что смотрели в книги, создавая иллюзию контроля и власти. Я от скуки облокотился на стойку и стал ковырять дерево ногтем, пока мне по руке не прилетела хиленькая потрепанная газетенка. Я отдернул руку и взглянул на бумагу.       — Что это?       — Информация!       — И за это я отдал красный талон?!       Очки с бабкиных глаз скатились на кончик её носа, а иссохшие губы сомнкнулись в одну полоску, и после того, как лёгкие заполонило достаточное количество кислорода, она начала кричать на меня, извергая свою тираду о неблагодарности современных детей и о том, где мы все должны быть и кому должны быть благодарны, что ещё живы. Военные тут же прибежали на крик и один схватил меня за шиворот.       — Этот мальчишка получил то, что хотел, и ещё стоит тут выделывается!       — Ты что о себе возомнил, парень?!       Военный тряханул меня, как следует, что аж голова закружилась, и вчерашний алкоголь подкатил к горлу. Я уже начал жалеть, что вообще открыл рот. Возможно, в этой газете действительно было что-то полезное, что пролило бы свет на историю Слепого, поэтому я шёпотом стал извиняться.       — Что у вас здесь происходит?       Нежный голос заполонил воздух скверной библиотеки. Военные вместе со мной развернулись на его источник, и в помутненных глазах я увидел девушку в белоснежном халате и чепчике. Лицо озаряла непонятная улыбка, источающая для меня угрозу. Лиса, не иначе. Она сделала какой-то жест рукой, и военные тут же отпустили меня. Я злобно посмотрел на них, на бабку и взял газету в руки. Все отошли от меня подальше, пока Лиса внимательно следила за мной. Я повернулся в её сторону, слегка поклонился и пошёл к дальним столам, чтобы в спокойствии почитать. Когда я, наконец, сел, то заметил краем глаза, что Лиса продолжала смотреть на меня. Я стал не обращать на неё внимания. Раскрыл аккуратно газету, боясь, что она развалится просто от прикосновения. Стал вчитываться в выцветшие слова, чтобы понять, где нужная мне информация. На каких-то страницах были крупные фотографии, но в основном огромные тексты, поэтому уже через несколько секунд глаза начали болеть. За работой я не заметил, как Лиса присела напротив меня. Я закрыл газету и ошарашенно посмотрел на медсестру. Она своими лисьими глазами водила по моему телу, отчего мне казалось, что я сижу перед ней обнаженным. Малька предупреждала, что её стоит бояться, что она волк в овечьей шкуре.       — Миссис Уотерс, что-то не так? - неуверенно произнёс я, дабы сгладить повисшую тишину. Её глаза тут же поднялись на меня.       — С нашей последней официальной встречи я больше не разговаривала с Вами, господин Хэмсфорт, за что мне искренне жаль, поэтому предлагаю сейчас устроить небольшую разговорную сессию, если вы не против.       И её зубы тут же оголились передо мной, словно зверь, скалящийся перед добычей, чтобы напасть. Я сглотнул, и наверное, это прозвучало громко, отчего Лиса хохотнула, и я выдавил из себя улыбку перед ней.       — Как вам дом, господин Хэмсфорт?       — Вы можете звать меня просто Деннис, мэм. - Я протер шею от пота рукой и взглянул в окно. Она согласилась и, положив на стол полотенце, от которого повеяло порошком, сложила на него свои руки, закрытые белоснежными рукавами халата. Кажется, у меня аж глаза ослепило. - Я здесь... свыкнулся. Со всем.       Лиса мягко кивнула и многозначно вздохнула.       — Тяжела ноша больного ребенка, но ещё тяжелее видеть нам детей, у которых нет шанса на выздоровление. Тем более, если этот ребенок с самого младенчества в доме, и вырос на наших глазах. - она сказала эти слова без какого-либо сочувствия в глазах, хотя состроила грустную мину. - Дети умирают практически каждый день, Деннис, и знать вам, с кого все это началось, не следует.       Она взялась за газету и потянула на себя. Я тут же среагировал и положил на листы свои руки, чтобы остановить движение. Мы с Лисой вцепились во взгляды друг друга. Я уверен, что мои глаза выражали искреннюю ненависть, а её я был не в силах прочитать.       — Для вас я снова господин Хэмсфорт, миссис Уотерс. - мой голос стал немного хриплым от сложившейся ситуации, что вселило во мне некую уверенность. Лиса хмыкнул на это. - Я заплатил за эту газету и имею полное право прочитать её от начала и до самого конца, до последней точки, если я хоть что-то узнаю про Слепого.       — Мне казалось, что Китай вам уже все рассказал про него.       Я замер, и руки мои потеряли свою силу, отчего Лиса мигом выдернула газету из-под них и подула на нее, чтобы избавить от пыли. Мое сознание отключилось, а глаза затуманились. Откуда она знает, что мне что-то известно про Слепого? И что именно Китай мне рассказал это про него?       Лиса аккуратно поднялась со своего места, сложила полотенце, что лежало на столе, взяла папку со своими документами и, подойдя ко мне, наклонилась к моему уху.       — У стен есть уши, господин Хэмсфорт.       У меня перехватило дыхание, потому что я вспомнил, что мне знакомы эти слова. Эта же фраза написана на стене у кровати Слепого, что нынче принадлежит мне! Лиса поднялась и направилась в сторону выхода, оставив меня с жалящим страхом внутри. Что ещё она знает? Что ещё ей известно?!