Чары и месть, отвага и честь

Жизнь клана Ферраджи вновь продолжила течь своим чередом, без каких-либо потрясений, однако после дня, проведенного в глухой деревушке под названием Афар и после дня судебных разбирательств, Джафар глубоко задумался над увиденным в пригороде. Оторвав лист календаря и заметив, что сегодня уже семнадцатое октября, мужчина вышел на балкон и стал смотреть на своих отпрысков, резвящихся на природе без всяких забот, и ему тут же вспомнились его младшие родные племянники и племянницы шести-семи лет от роду, которые уже помогают родителям в огороде и таскают воду из колодца пятилитровым ведром, тем самым, которое показалось ему тяжеленным, и за курами ухаживают, которых он, взрослый человек, не смог даже нормально покормить, не говоря уже о чем-то более сложном. Отрицать очевидное было бы глупо и бессмысленно: жизнь его кузины Фаджи, детей, внуков и двоюродных племянниц чародея кардинально отличается от жизни его родных братьев, сестер, племянников и племянниц. Если первые едят икру, деликатесы и сласти за каждой будничной трапезой, то последние, скорее всего, ни разу не пробовали пшеничный хлеб и мед даже в праздники. Если первые носят в будни дорогие наряды, то последние даже в знаменательные дни носят одежонку из холстины, главное, чтобы она была не так сильно залатана, как рабочая, на каждый день. А кратко все эти умозаключения можно было подытожить следующей пословицей: «Богатый и в будни пирует, а бедный и в праздник горюет». Разумеется, семья Улимы и Салима была счастлива, и все, от мала до велика, умели жить тем, что дает земля, довольствоваться простыми вещами и неказистым жильем, однако при этом были довольны жизнью. Нельзя было сказать, что семья бывшего главного министра была несчастлива, так как уровень доходов никаким образом не мог повлиять на умение радоваться жизни, однако Джафар понимал, что жизнь его второй семьи в праздники мало чем отличается от каждодневной рутины. Он твердо решил: «Я должен изменить их жизнь к лучшему. Что ж, у меня теперь две семьи — многочисленный клан Ферраджи и не менее многочисленные деревенские родственники, и мне нужно заботиться обо всех. Я пожил их жизнью всего лишь сутки и осознал то, насколько она тяжелая, видимо, судьба решила открыть мне глаза на правду и изменить мое мировоззрение. Благодаря Розалии ныне я обеспечен и могу осчастливить ту, которая подарила мне жизнь, причем боролась за это, выкормила меня грудью и за сорок лет не потеряла надежды на то, что ей однажды удастся отыскать своего украденного первенца». Закрыв глаза и насладившись приятным прохладным ветерком, араб продолжил размышлять: «Аристократка все мое детство и отрочество внушала мне то, что крестьяне появились на этом свете исключительно для того, чтобы работать на благо таких, как она. Это были на самом деле не мои суждения, а ее, и теперь я понимаю, насколько они неправильные, так как я убедился в этом на собственном опыте. Как говорится, сытый голодного не разумеет, я пожил в тех же условиях, что и голодные, и уразумел». Снизу послышались громкие крики, отвлекшие его от дум. Бывший султанский советник открыл глаза и увидел, что никто из его многочисленных потомков не ударился и не подрался, а это просто его дочки от Коларфии, четверняшки, играют в индейцев. Затем его внимание привлек Тефар, сидевший под деревом и о чем-то секретничающий с Хищником. У юного злодея через две недели день рождения, юбилей, нужно будет спросить, что именно паренек хочет в подарок. — Доброе утро, папа! — нарушил тишину «злой гений», лишь завидев приближающегося родителя. — Доброе утро, сынок. — последовал ответ. — Я не помешал тебе? — Да нет. Я могу и после побеседовать со своим питомцем, мы просто анекдоты друг другу рассказываем. — Хорошо. У тебя через четырнадцать дней именины, пятнадцать лет, и мне хотелось бы узнать, что ты хочешь получить в качестве подарка. Просто я не знаю в этот раз, что именно ты хочешь, так как ты стал менее предсказуемым, так как повзрослел. — Ты прав, на этот раз тебе пришлось бы поломать голову над этим, ведь кажется, что у меня есть все, что только может пожелать мое сердце: оружие, дорогие наряды, золотые и платиновые украшения с драгоценными камнями, домашний питомец, куча дорогой электроники, даже мопед, который я спер этой весной. То, что я попрошу у тебя на этот раз, очень важно для меня и тебе не составит никакого труда исполнить мою заветную мечту. Колдун даже изумился. Его наследник — способный маг и вор, который запросто может раздобыть себе все, что только захочет, да и вдобавок упомянул о том, что у него есть все, чего только может пожелать его сердце. Ах, да, так только кажется. Что же тогда Тефар хочет? — Я слушаю, сынок. — На эти именины я хочу получить от тебя ключи от твоей библиотеки и от твоей химической лаборатории, больше мне ничего не нужно. Чародей задумался. Просьба отпрыска была довольно просто осуществимой, однако для чего подростку внезапно потребовались ключи от этих помещений? — Ну, я даже не знаю... А для чего они тебе? У тебя же есть свое книгохранилище и своя лаборатория... — Для того, что я уже самостоятельный злодей и уже несколько месяцев как считаюсь совершеннолетним, но при этом у тебя до сих пор от меня какие-то тайны! — вспылил любитель пыток. — Меня это уже конкретно достало! И кстати, я прекрасно знаю о том, что в твоей библиотеке книг в несколько раз больше, чем в моей, и эти талмуды ты почему-то мне не позволяешь читать, а в твоей химической лаборатории хранятся вещества, с которыми ты мне не даешь работать — франций, радон, уран, таллий, полоний и многие другие! Ты даже не можешь меня обучить сложной магии — я до сих пор не способен копировать магические артефакты так, чтобы копия обладала всеми свойствами оригинала, а не была красивой болванкой; а еще я не могу размножиться больше чем на десять двойников, которые будут совершать самые различные действия! — Сынок, но... — Ты, сейчас, конечно же, начнешь говорить, что мне еще рано читать некоторые книги и обращаться с радиоактивными элементами таблицы Менделеева! Но я уже на примере того, что ты своим детям от моих теток по материнской линии не говорил о том, кто их отец, аргументируя это тем, что им еще рано об этом знать, а сам себя называл их дядей, пока они сами обо всем не узнали, понял то, что когда ты говоришь «еще рано», то это означает «никогда»! Да и потом, я — самостоятельный злодей, что тебе еще нужно? — Терриджафар, послушай меня, пожалуйста. Ключей от этих комнат нет даже у Джея и Хильды, твоих старших брата и сестры, которым двадцать и двадцать три года соответственно. — Я это прекрасно знаю, но я — единственный из твоих пятнадцати детей, который уже стал настоящим злодеем! И я что, ничем не буду отличаться по части полномочий от моих братьев и сестер, которые еще пока не носят такого звания? Я что, получается, в отличие от всех остальных, должен решать взрослые проблемы, но при этом по-прежнему обладаю правами ребенка? — От библиотеки ключ дам, а вот насчет другого... В твоей лаборатории множество химических элементов, и ты ведь как никто другой знаешь, что любой из них опасен в чистом виде. Зачем же тебе вещества, которые еще и обладают сильными мутагенными свойствами? — С их помощью я собираюсь создавать различные приборы, которые изменят нашу жизнь! — заявил Теффи. — Ты же сам говорил мне, что я — будущее твое и всей нашей семьи... Я не маленький, я прекрасно знаю, как мне обращаться с этими веществами — ты не раз рассказывал мне об этом, а пользоваться не даешь. Как я могу научиться чему-то, если ты мне ничего не доверяешь? — Знаешь, не думал, что скажу это, но ты прав... Ты взрослеешь так быстро, что я не могу угнаться за тобой. Я видел милого умного малыша, а не того взрослого юношу, которым ты стал. Надо бы мне почаще прислушиваться к тому, что ты мне говоришь. Ты взрослеешь не по годам, ты уже достаточно взрослый для всего этого, и это глупо отрицать. Я подарю тебе эти ключи, но все-таки лишь через две недели, на твои именины, а умение колдовать и сила придут с возрастом. Идет? — Идет. ★★★★ В этот момент Джафар услышал пронзительный сигнал с аграбской половины гигантского поместья, оповещающий о том, что кто-то пришел (мужчина недавно установил этот механизм), и отправился в сторону входа в султанский дворец. Перед брюнетом стояла юная девушка лет пятнадцати-шестнадцати на вид, с зелеными глазами и длинной темно-коричневой косой, торчащей из-под простенького платочка. Она была довольно симпатичной для деревенской жительницы — залатанная холщовая одежда с потрохами выдавала ее незнатное происхождение. Незнакомка, может быть, была бы еще красивее, если бы была счастлива, а ее лицо было горестным и удрученным. — Ты кто? — задал ей вопрос араб. — Я — Галия, Вы меня, наверное, не знаете, но я Вас знаю. Вы — старший брат моей матери, мой дядя. — произнесла она еле слышно. — Я Вас видела позавчера у нас в деревне и после узнала от бабушки все о Вас. — Эм... Деточка, обращайся ко мне на «ты» — мы же все-таки родственники. Ты все-таки решила жить с нами? — Нет, я должна помогать с хозяйством маме и бабушке. Просто сейчас у меня огромная проблема, и только В... ты можешь мне помочь. Именно поэтому я и пришла сюда, мне больше не к кому обратиться. — С деньгами проблема? Так я могу тебе дать несколько золотых... — Да причем тут это вообще? — пожала плечами его собеседница. — На меня навели порчу! — Понятно. Расскажи по порядку. — Вчера днем я вздремнула и мне приснился сон, что какое-то чудище дотрагивается своей отвратительной лапой до моей груди. Я в ужасе просыпаюсь, хватаюсь за грудь и понимаю, что она пустая, мое молоко пропало. Да тут еще и сынок начал громко плакать, да так сильно, что никто не мог его успокоить. Весь день мы пытались что-то сделать, но ничего не вышло. Мы почти ко всем знахаркам в нашей деревне ходили, никто не смог помочь. Все говорили, что порча слишком сильная. Хотели еще к Гюльнаре зайти, но она не открыла. Наверное, ее дома не было. Помоги, пожалуйста, а то мой сын умрет голодной смертью. Шатенка показала пальцем на привязанный к плечам сверток, в котором лежал младенец и уже даже не кричал, а только лишь тихонько попискивал. Бывшего визиря тронуло то, что эта девица, как и его родная мать, готова на все, лишь бы спасти своего первенца. Колдун направился в свою башню, и Галия последовала за ним. Бывший султанский советник активировал свой колдовской жезл и магический шар, и через пару минут объяснил: — Порчу на тебя навела ваша соседка-ведьма, она чуть старше тебя. Она намного могущественнее остальных знахарок, поэтому они и не смогли ничего сделать. — Это которая? — решила уточнить у него племянница. — Гюльнара? Так вот почему она не открывала! — Именно, Гюльнара. Она позавидовала твоему семейному счастью и потому решила не просто убить твоего сынишку, а лишить тебя молока, чтобы он умер, но при этом чтобы ты страдала, смотря на его муки. Она знала о том, что в настоящий момент в твоей семье грудной ребенок есть только у тебя и что никто из твоих сестер или невесток не сможет в случае чего его выкормить. — И что же мне делать? — Я — могущественный чародей, и потому мои чары намного сильнее, чем у какой-то молодой ведьмы, и сейчас твое молоко вернется. Ребенка здесь покорми — назад идти далеко. Девушка, почувствовав, что с нее сняли порчу, стянула со своих плеч тряпки, удерживающих сверток с младенцем, и принялась кормить свое дитя. — Чтобы такого больше точно не повторилось, никогда не пускайте Гюльнару к себе и сами к ней не ходите. Она вчера заходила к вам, просила одолжить пару медяков, и как только ты открыла ей дверь, то она и поколдовала над тобой. Что бы она вам ни говорила — она или просить что-то будет, или давать — не открывайте ей, а то порча вернется. Галия поблагодарила своего спасителя и, порывшись в кармане своего небогатого наряда, вытащила оттуда несколько медяков и протянула ему, однако ее родственник отодвинул ее руку и изрек: — Не надо денег, мы все-таки одна семья. — Нет, возьми, ты мне помог. — настаивала зеленоглазая. — Я прекрасно знаю, что у тебя большая семья, о которой тебе нужно заботиться, и что я тебя отвлекла от дел. Бери. — Я же арабским языком сказал: не надо денег! Вы живете бедно и скромно, для вас эти несколько медных монет — целое состояние, а для меня и двадцатиэтажной башни, до краев наполненной золотниками, мало, поэтому положи эти деньги обратно! Они вам нужнее, чем мне. Я — маг, и могу наколдовать себе все, что только захочу. — Понятно. И мне очень бы хотелось задать один вопрос. Если ты знаешь, кто твои настоящие родители, то почему ты не живешь с нами? Нам тебя очень не хватает. — Я считаю, что для нас всех будет лучше, если все останется как есть. Мы живем не так далеко друг от друга: я могу время от времени приезжать к вам в гости, а вы можете приходить ко мне. Мне кажется, здесь от меня гораздо больше пользы, чем в деревне. Тебе бабушка не рассказывала о том, как я кур накормил ягодами из вина? — Рассказывала. — Посмотри на меня. Я тощий и для физического труда непригоден, да и к условиям вашей жизни, которые сильно разнятся с привычными мне, я не сумею привыкнуть. Мое место здесь. Кстати, держи — купишь себе чего-нибудь. С этими словами брюнет протянул девушке горсть сребренников, так как понимал, что тратить золотые его деревенским родственникам будет жалко. Шатенка, ни разу в жизни не видевшая серебряных монет, да еще в таком количестве, окаменела. — Бери, пока дают! — нахмурился араб, не привыкший, чтобы ему перечили и делали что-нибудь не так, не по его усмотрению. Когда смущенная девица сунула деньги в карман, колдун проводил ее до ворот и попросил передать всем привет от него.