…………………………………
С тех пор прошло несколько недель, и Лань Сычжуй совсем позабыл о странном поведении своего отца. Даже старые-новые воспоминания прекратили тревожить его, словно что-то блокировало их. Он тяжело вздохнул. Возможно, он уже никогда не получит ответов на свои вопросы. Он хотел спросить обо всём у отца, но--- - УФ! – Лань Сычжуй так задумался, что не заметил, как врезался в нечто пурпурного цвета. Он быстро попятился, вежливо кланяясь. - Прошу прощения за свою грубость! Над ним раздалось ворчание, и Лань Сычжуй поднял взгляд. - Всё нормально, ребёнок. Но Лань Сычжуй не слышал его слов. Всё превратилось в невнятный шум, когда он уставился на чёрную, подобно смоли, флейту с красной ниточкой, которые, казалось, парили в воздухе. И Его Мир Сгорел.***
Ла-- Вэнь Юань помнил тот день так чётко, словно это случилось вчера. Тот день, когда весь его мир превратился в пепел. Он был счастлив, сидя на коленях у бабушки и играя с теми игрушками, что купил ему богач-гэгэ, когда вдалеке раздались первые крики, срывающиеся на вопли. - Сянь-гэгэ опять пугает людей? – спросил он. Вспомнилось то, как любил его Сянь-гэгэ прятаться за острыми валунами (или даже простыми камнями) и выпрыгивать из-за них, пугая прохожих. Цин-цзе нередко кричала на него, угрожая иглами, если тот ещё хоть раз повторит это. Но… в этот раз что-то было не так. Бабушка, четвертый и шестой дяди казались очень обеспокоенными. А после… После он увидел их. Убийц. Они были облачены в тёмные одеяния, но он сразу узнал рисунок, что украшал ткани. Сянь-гэгэ уже показывал ему эти цветы. Некоторые из них носили символы пиона. Того же самого, что забрал его семью. Некоторых украшал символ лотоса. Того самого, который Сянь-гэгэ называл семьёй. И остальные… остальные, облачённые в символ богача-гэгэ…… - Почему?! – закричал шестой дядя, блокируя мечом чужой удар. – Что мы вам сделали?! - Ха! – с усмешкой вскричал один из нападающих. – Любой носитель фамилии Вэнь должен умереть! Его дядя стиснул зубы. - Но мы не причиняли вам вреда! Никогда! - Разве имеет значение то, причиняли вы нам вред или нет? Что толку? Клан Цишань Вэнь причинил нам достаточно горя… так что вы все должны умереть! - Мы гражданские! Целители! Как могли мы… - Это неважно! Схватить их! Шестой дядя схватился за одно из изобретений Сянь-гэгэ – дымовую шашку – и швырнул её под ноги нападавших. Дым тут же окутал их, заполняя собой всё пространство и лишая зрения. - Бабушка! Уноси отсюда А-Юаня! – закричал шестой дядя, после чего раздался странный, резкий звук, похожий на глухой удар. - Шестой дядя? Бабушка? Где все? Ч-что происходит? – принялся расспрашивать А-Юань, на что бабушка лишь улыбнулась. - Всё будет хорошо, А-Юань. - Ч-что? Бабушка ничего не ответила, лишь уводя его, да как можно дальше от их дома. К самому пню, что всегда возвышался над этим местом. - Оставайся здесь, А-Юань. Всё будет хорошо. - Бабушка? Что… - странно, но ему сильно хотелось плакать. - Сейчас мы играем в прятки, А-Юань. Оставайся здесь и прячься, пока Молодой Господин Вэй не найдёт нас, хорошо? - Мхм! А-Юань будет ждать, пока Сянь-гэгэ не найдёт его! Бабушка вновь улыбнулась, крепко обнимая его. - Я очень люблю тебя, А-Юань. - Хм? – промычал сбитый с толку малыш. – А-Юань тоже любит бабушку! - Я знаю, я знаю… - отпуская его, ответила бабушка. – Я спрячусь в другом месте, ладно? Жди здесь. И не выходи оттуда. - Мхм! Поэтому он ждал и ждал, когда же Сянь-гэгэ найдёт его. И, ох… каким же наивным он тогда был. . . А-Юань сразу почувствовал, как его начали будить. Он протирал глаза, когда Сянь-гэгэ встряхнул его, стараясь разбудить. - А… Юань…? - Сянь-гэгэ! – вскрикнул А-Юань, радостно набрасываясь на мужчину с объятиями. – Ты нашёл меня! - Нашёл… тебя…? – прохрипели в ответ. - Мгм! Бабушка сказала, что мы играем в прятки! ……Ты нашёл всех остальных? – ответа не последовало, лишь его руку сжали крепче. – Сянь-гэгэ…? Они в тишине вернулись домой, но Сянь-гэгэ не позволял ему осматриваться, поэтому ребёнок так ничего и не увидел. - Это… это похоже на время, когда мама с папой упали на землю… Никто не позволял мне на них посмотреть. Вэнь Юань оставался со своим Сянь-гэгэ. Сянь-гэгэ было больно, и он не хотел покидать его, потому что… потому что он чувствовал, что... что если он это сделает,.. Сянь-гэгэ исчезнет. - А-Юань?! Он поднял глаза, натыкаясь взглядом на идущих к нему третьего дядю, Мэйсянь-цзэ и ещё несколько человек. И, не задерживаясь ни на секунду, он бросился к своей семье с радостным вскриком. - А-Юань! – они все окружили его, крепко обнимая в ответ. - Где вы были??? - Нигде, малыш Юань, - Мэйсянь-цзэ ласково гладила его по голове. – Мы просто спрятались. - Ох, - понимающе выдохнул он. Люди говорили ещё немного, нашёптывая успокаивающие слова, после чего развернулись к Сянь-гэгэ. - Молодой Господин Вэй? Но Сянь-гэгэ не ответил. Казалось, что он и вовсе не слышал обращения. - Сянь… гэгэ? – Вэнь Юань осторожно забрался к нему на колени. – Сянь-гэгэ? На что Сянь-гэгэ всё же ответил, крепко обнимая его. - Похоже, что Молодой Господин Вэй не может пока отреагировать ни на кого, кроме А-Юаня, - прошептала за ними Мэйсянь-цзэ. - Это нехорошо. Как нам заставить их бежать? - Стоило бы поторопиться. Мы слишком долго тянем время. - … Я всё думаю, к чему же это приведёт. А-Юаню на тот момент не было известно, о чём они говорят. . . Теперь он понимал. Затуманенный разум Вэнь Юаня едва ли различал громкоголосые выкрики, призывающие его Сянь-гэгэ выйти и принять свою смерть. Он был напуган. И не желал, чтобы это случилось. - Сянь-гэгэ… - вцепившись в ткань одеяния своего родителя, он горестно всхлипнул. Послышалась игра Чэньцин, и А-Юаня очень быстро унесли из дома. Снова. Его снова поместили в пень, но на этот раз… он видел различия. - Сянь-гэгэ? – неуверенно позвал он. - А-Юань, ты уже проснулся? - Мхм. Сянь-гэгэ… почему я снова здесь? Где бабушка, четвертый дядюшка и все остальные? – он прекрасно помнил, что видел некоторых членов их маленькой семьи, но как же бабушка и дяди? Куда все подевались? - Они… - он запнулся, словно был не уверен в своём ответе. – Они в лучшем из мест. - Как мои мама и папа? – судорожно вздохнув, спросил Вэнь Юань. – Как Цин-цзэ и Нин-гэгэ? - ……Да, - Сянь-гэгэ выглядел так, словно ему нестерпимо хотелось плакать. - Ох, - он знал, что это значит. Понял, что они мертвы. Все они мертвы. – Тогда… Сянь-гэгэ? - Да, моя маленькая редиска? - Ты же не бросишь меня, как все остальные, правда? На мгновение А-Юаню показалось, что Сянь-гэгэ согласится с ним. Он помнил, что в прошлый раз тот отказал, но, может быть, теперь, когда почти все ушли… Но тот лишь прикрыл глаза, не в силах смотреть на него. - А-Юань, я уже говорил тебе об этом. Я не могу обещать тебе этого. - Но...! - Однако, - устало улыбнувшись, перебил его Сянь-гэгэ. – Я всегда буду здесь, - он указал на сердце малыша Юаня. – Пока ты помнишь обо мне, я буду с тобой. Я всегда буду здесь. Но он забыл. Забыл о Сянь-гэгэ. Забыл о них всех. Оставил их одних! - Нет…… Я хочу, чтобы ты был здесь! - А-Юань… - Нет! Не уходи! – он понимал, знал, что ведёт себя эгоистично, но совсем не хотел, чтобы Сянь-гэгэ уходил. Из собственного упрямства поймал края его одежды, не желая отпускать. – Сянь-гэгэ, не бросай меня! «Не бросай меня, как все остальные. Не бросай… не бросай……» - Прости меня, А-Юань… «Я не хочу этого слушать!» - Нет! Нет!! Останься, останься! «Я тебя не отпущу! Сянь-гэгэ не может…» - он усилил хватку на его одежде. – «…он не может меня бросить!» - Послушай, А-Юань. Послушай меня. «Я не хочу этого слышать!» - он зарылся с головой в одежды Ся-- родителя. - Сянь-гэгэ позаботится о том, чтобы с тобой ничего не случилось, хорошо? «Нет… нет, нет, нет……» «Сянь-гэгэ… не уходи…… не уходи!» - Вот почему… оставайся здесь, - он нежно поцеловал его в макушку. - Нет! – он всхлипнул. – Нет, Сянь-гэгэ, не уходи! Они сделают тебе больно! Они заберут тебя, как забрали Нин-гэгэ, Цин-цзэ, бабушку, дядюшек и… и всех! Сянь-гэгэ, не уходи… не бросай меня… Обещай, что не оставишь… - жалобно молил он. Тот постарался смахнуть его слёзы. - А-Юань… прости… Твой Сянь-гэгэ сожалеет. «Я не хочу слышать извинений! Я хочу, чтобы ты остался!» - Прости, что не смог защитить тебя. Прости, что не смог защитить твою семью. «Это не вина Сянь-гэгэ! Не его! Только их! Тех людей… что отняли у него семью… он не забудет… он никогда не забудет их…» - …А-Юань, я, кажется, не очень хорошо держу обещания. Тебе придётся быть лучше меня, хорошо? - М? - А-Юань, обещай мне… - у него вырвался тяжёлый, хриплый выдох. – обещай мне… не важно, как… Что бы ни случилось… несмотря ни на что… живи. «Нет.» - Пожалуйста, живи. «Только не без Сянь-гэгэ и остальных, которые до сих пор живы…!» - Живи ради нас. Живи ради меня. Ты заслуживаешь лучшего. Намного, намного лучшего. Тебе не следует идти ко дну вместе со мной, - горькие слёзы стали течь по щекам Сянь-гэгэ, и А-Юань запаниковал. - Не плачь, не плачь, Сянь-гэгэ! Я буду слушаться! Я обещаю! - Хороший мальчик, - его бережно обняли, окутывая теплом. – А-Юань, я очень сильно люблю тебя. Чертовски сильно. «Нет… Сянь… А-Нян… нет… нет…» По лицу А-Юаня продолжали катиться слёзы. - Сянь-гэгэ… С-Сянь… А-Нян… Я тоже люблю тебя. Его драгоценный родитель глухо усмехнулся. - Ты собираешься называть меня так? Хах… А-Юань… мой дорогой А-Юань… Прощай, мой маленький. Вэнь Юань ощущал беспомощность, глядя на то, как его А-Нян уходит. Он протянул руку вперёд, желая схватиться за него, и потянул на себя алую ленту. Она медленно опала на его колени, когда он увидел последнюю, грустную улыбку. «Нет…» И Вэнь Юань заплакал. Он оплакивал свой потерянный дом, горевал над потерянной семьёй. И звал своего А-Нян. …… …Решение пришло к нему немногим позже, когда он обернул ленту для волос А-Нян вокруг собственного запястья. Он найдёт и заберёт Сянь-гэгэ отсюда! Но, когда А-Юань взобрался на пенёк… Он увидел всё. Он увидел очень, очень много людей… вырезающих остатки его семьи. Он увидел, как его Мэйсян-цзэ, третий дядюшка и несколько других родственников умоляли армию остановиться, пощадить А-Нян. Они ни разу не попросили пощадить их самих. И тут его взгляд наткнулся… на того самого страшного мужчину в пурпуре, которого Сянь-гэгэ называл своим братом. Он пронзил мечом третьего дядюшку. Он видел как некто, очень похожий на богача-гэгэ, но не являющийся им, крушил дома, построенные ими, разнося их и вырезая встречавшихся на пути членов семьи А-Юаня, делая это так, словно они были его врагами. А после он увидел своего А-Нян. Его сломленного, усталого А-Нян. Кто мог поднять этот опасный предмет, кто мог разбить его? Он видел, как А-Нян разорвали в клочья, а армия, пришедшая убить его, радостно смеялась. Горе. Гнев. Ненависть. Как они посмели… Как они только посмели убить всю его семью! А-Юань впервые выругался, когда увидел, как вспыхнул в ярком пламени его дом, озаряя своим светом жестокие, злобные улыбки на лицах его врагов… Он никогда не простит их. А-Юань заковылял обратно в укрытие, крепко прижимая алую ленту к своей груди. - А-Нян, я не забуду. Я никогда этого не забуду.***
Лань Сычжуй проснулся с пульсирующей головной болью, чувствуя чью-то руку, крепко сжимающую его собственную. «Где я?» - оглядываясь по сторонам, сразу подумал он. - Сычжуй? – в следующее же мгновение он обратил внимание на отца, чьё волнение можно было прочесть лишь по мимолётным изменениям в лице. – Ты в порядке? Что произошло? Увиденное словно вновь вспыхнуло перед ним в этот момент. Его звали Вэнь Юань. - Я в порядке, - с заметной горечью ответил, однако, он. - … А-Юань? Цзян Ваньинь что-то сделал тебе? – отец крепко сжал рукоять Бичэня в руке. - Нет, - Вэнь Юань ещё немного подержал его руку, после чего отец отстранился, мягко, но с нажимом потирая виски, прогоняя медленно подбирающуюся к нему головную боль. – Спасибо, - тихо прошептал ребёнок. - Мгм? А-Юань, ты уверен, что всё в порядке? - Отец. - Да? - Я помню. - …Как много? – его отец замер, спрашивая его об этом. - Осаду. И имя, меня… звали Вэнь Юань. - ……Мгм, - последовал тяжёлый вдох. – Я… не хотел, чтобы ты вспоминал об этом так скоро. - Я знаю. Ты бы рассказал мне обо всём, когда я был бы старше. - Угу. Но осада была… не тем, что я хотел бы, чтобы ты вспомнил. - Другие воспоминания были лучше? - Я очень надеюсь на это. Отец успокаивающе перебирал пальцами его волосы, пока сам Вэнь Юань молчал. Ему нравились эти действия. Он знал, что его отец очень добрый человек. Он знал, что отец не участвовал в той осаде. И он знал… что отец – единственный взрослый, которому он может доверять. - Лучше. - ……Мгм. - Я схожу за едой. Уже поздно. - Угу. Отец ещё недолго гладил его по голове, после чего ушёл. Лишь дверь за отцом притворилась, как глаза Вэнь Юаня замерцали холодом. Он никогда не простит тех людей, что разрушили его дом. Не простит им убийства своей семьи. Он не простит тех лицемеров, которые уничтожили всё, что было ему дорого. Никогда.…………………………………
Слухи о том, как неправильно был осуждён Старейшина Илин, распространялись подобно лесному пожару. Он был героем войны, которого избегали собственные товарищи, бывшие союзники, а всё из страха перед его могуществом. Он был единственным, кто просто желал защитить Вэней… Нет, простых граждан клана Цишань Вэнь, которых принуждали к рабскому труду в лагерях Ланьлин Цзинь. Он был простым человеком, который устал, и желал лишь того, чтобы его оставили в покое. Люди были возмущены и… напуганы. Всё же если заклинатели, которыми они так восхищались, могут столь безжалостно зарезать беззащитных мирных жителей, не моргнув при этом и глазом, и потом, подумать только, даже хвастаться этим! – то как можно быть уверенными, что они не станут следующими жертвами? Каковы гарантии того, что следующими от стали мечей не падут они? Люди могли… Могли мстить по мелочам. К примеру, поднимали цены на свои товары, оправдывая это тем, что запасы истощаются. Или распространяли слухи о злодеяниях заклинательского мира. Имеется в виду, ведь единственная причина, по которой они все были настроены против Старейшины Илин и тех, кто находился под его защитой, заключалась в том, что другие заклинатели разжигали в них страх перед властью Вэй Усяня. Страшили людей восстанием его «армии». И кроме того! Они уже знают, что все те слухи о «зле», совершённом Старейшиной Илин, на самом деле были деяния адептов других кланов, использовавших Старейшину как козла отпущения. Так кто мог быть более выгодным вариантом, чем человек, уже презираемый всем миром? Простой люд был возмущён. Старейшина Илин, по сути, никогда не причинял им вреда, но они всё равно оклеветали его, смешивая чужую репутацию с грязью. И единственное, чем они могли теперь загладить свою вину – помочь восстановить его доброе имя. Потому рассказы принялись воспевать Старейшину Илин и повествовать о его деяниях . Они сказили об одиноком герое, столь праведном, что делал всё возможное, лишь бы спасти всех, защитить свою семью, получая взамен лишь гонения и всеобщее презрение. Они молвили о том, как бесценно помог он миру заклинателей выиграть войну, а, в благодарность за это, те решили убить его. Иные рассказывали о том, как жаждал мир самосовершенствования его власти, а стоило лишь тому отказать дать ответы на их вопросы, стали выставлять его злодеем. Рассказывали, как украли его рукописи, когда, наконец, толкнули на верную погибель. Барды пели о трагедиях, с которыми сталкивался Старейшина Илин, а люди оплакивали потерю столь светлой души. Ремесленники воссоздавали в своих работах образ Старейшины, помогающего простым людям – они получали описание того, как он выглядел, от торговцев, из Пристани Лотоса. А купцы распространяли слухи о злодеяниях, свершённых заклинателями этого мира. …… Ло Цинъян путешествовала с одним таким купцом – довольно молодым человеком – и они как раз говорили об этом. - Что ты сказал? –ошеломлённо переспросила она. Молодой купец, казалось, в замешательстве уставился на неё, но всё же повторил сказанные им ранее слова: - Заклинатели всего мира несли Старейшине Илин лишь зло, а после подтолкнули его к смерти! Все только об этом и говорят! Следующие действия девушки искренне поразили мужчину. Она весело рассмеялась, приговаривая: - Наконец… наконец-то! Эти твари получили по заслугам! - Мянь-Мянь? Что случилось? – спросил он, пока Ло Цинъян утирала выступившие слёзы. - Я же говорила тебе не называть меня Мянь-Мянь, Шань Юань! - Ой, прости, Цинъян! – тут же поспешил извиниться он. – Это вырвалось по привычке. В любом случае, что ты имеешь в виду? - Ах, мне кажется, нет необходимости скрывать это, раз это наказание тех… людей, - буквально выплюнула она. – Хорошо. Шань Юань, ты же знаешь, что я заклинательница, верно? - Да. Ты говорила, что покинула свой клан, потому что не согласна с… Это как-то связано со Старейшиной Илин? - Да, - задумчиво ответила Ло Цинъян. – Раньше я была адептом клана Ланьлин Цзинь. И эти твари! - вновь начиная кипятиться, продолжила она рассказывать. – Вместе со многими другими главами кланов оклеветали Молодого Господина Вэя, называя его воплощением зла. Впрочем, подобных оскорблений была целая туча. - Молодого Господина Вэя? - Это Старейшина Илин. - Ох, - показывая, что понял, вежливо отозвался мужчина. И лишь позже до него дошёл смысл сказанного. – Ты была знакома со Старейшиной Илин?! - Да. Не очень… близко, скажем так. Но я действительно знала его. - Но ты же знала его, видела! – глаза Ли Шань Юаня загорелись неподдельным интересом. – Расскажи мне о нём. - Молодой Господин Вэй был… - Был…? - Кокеткой. - Что? – Ли Шань Юань в изумлении уставился на неё. - Кокетка, - послушно повторила Ло Цинъян, слегка удивляясь реакции друга. – Он был кокетливым, озорным проказником и, по сути, настоящим воплощением хаоса, - на эти слова реакции не последовало, и она продолжила. – Он… Он… был хорошим человеком. Его можно было назвать самоотверженным идиотом, - она вздохнула. – Он всегда ставил на первое место других, никогда не думал о себе. Ему казалось, что жизнь других людей была куда важнее его собственной. - Откуда ты об этом знаешь? - Ну, так получилось, что я… - она уже собиралась продолжить, как заметила толпу, окружившую их, что заставило её слегка покраснеть. – Вы… Вы все… - Ох, да ладно тебе, Мянь-Мянь! Продолжай! Мы хотим узнать больше о недооценённом герое! – воскликнул один из торговцев. Вся толпа согласно загудела, а Ло Цинъян слабо вздохнула. И всё же продолжила рассказывать то, что знала о Вэй Усяне. В конце концов, теперь… теперь люди готовы были слушать, а не просто списывать его со счетов, как злодея. Теперь… теперь она могла рассказать правду.…………………………………
Заклинатели со всего мира были в смятении. Люди, находящиеся под их защитой, взялись распускать слухи. Не было ни нападок, ни каких-либо жалоб, но то, как странно на них посматривали прохожие, перешёптываясь за спинами совершенствующихся, словно преследовало их, куда бы они не пошли… И выносить это было просто невозможно. Так ли чувствовал себя Вэй Усянь? – посещали некоторых мысли. – Ему же всегда приходилось иметь дело с шушуканьем людей, обсуждающих то, какой он ужасный, злой, обсуждающих все те «преступления», которые он совершил. Испытывал ли он то же бедствие, когда мы клеветали на него? Будучи мишенью слухов каждый заклинатель чувствовал себя ужасно раздражённым и раздосадованным. Особенно это чувствовалось в кланах, которые особо громко осуждали демонический путь Старейшины Илин. Глава клана Яо и глава клана Оуян, как пример, казались совершенно подавленными. Всегда шумно обсуждающие проступки Вэй Усяня, его смелость и высокомерие, поминая то, что он был «сыном слуги»… они не были готовы встретиться с кармой, укусившей их прямо в зад. Прежде всегда любезные граждане, находящиеся под их покровительством, стали насмехаться над ними и презирать их за спиной. Были и многие другие, которых постигла та же участь, и все они остро ощущали это бремя. А после вспомнилось и другое. Разве Ханьгуан-цзюнь и Саньду Шэншоу не знали о состоянии горы Луанъцзан и истинной личности Старейшины Илин? Так почему же ничего не рассказали? Было столь много дискуссий и клеветы о том, что Второй Нефрит и глава клана Цзян умолчали об этой информации, что клану Юньмэн Цзян и Гусу Лань пришлось собрать совещание, посвящённое этому вопросу. Когда те двое, о которых и шла речь, прибыли, многие принялись бросать в их сторону оскорбления. Лань Ванцзи успешно продолжал сохранять хладнокровие, игнорируя происходящее вокруг него, в то время как глава клана Цзян поражал самых громких убийственными взглядами, а его Цзыдянь ярко сверкал на пальце. Но толпа продолжала болтать, не желая успокаиваться, пока главы четырёх великих кланов не использовали свои ауры, заставляя нарушителей спокойствия замолчать. - Честно, вы, люди, ведёте себя, как кучка детей! – устало пробормотала госпожа Цзинь. Она была слишком занята уборкой того бардака, что оставил в их клане её муж, и сил на то, чтобы разбираться ещё и с нытьём граждан, у неё просто не было. В комнате вновь раздались недовольные возгласы. - Разве я не права? – бросив на них свирепый взгляд, уточнила госпожа. – Разве вы ещё не усвоили урок, когда клеветали на кого-то? Что, если кто-нибудь вновь воспользуется ЦзаиЦю и увидит эти изменения? Сумеете ли вы сохранить своё лицо после этого? После подобных аргументов люди успокоились. Никому действительно не хотелось, чтобы происходящее повторилось вновь. - И всё же… Ханьгуан-цзюнь, глава клана Цзян, вы должны были сказать хоть что-то! – пожаловался глава клана Оуян. - …Вы стали бы слушать, если бы мы сказали? – холодно поинтересовался Лань Ванцзи. - Конечно мы бы послушали! - А почему нет? - Мы ни за что не потерпели бы несправедливости! - Мы никогда не осудили бы детей и стариков! Однако Лань Ванцзи знал, что ни один здесь не сдержал бы своих слов, и обвёл находящихся в комнате пристальным взглядом. - Тогда почему никто не послушал меня, когда я что-то говорил? По комнате тут же разнёсся ропот. - Я уже говорил вам: Вэй Ин не злодей. Он никогда не проявлял неуважения по отношению к кому-либо из вас. У него были веские причины для того, чтобы забрать Вэней. Я говорил вам всем об этом годы назад. – он ненадолго замолчал. – И никто из вас не послушал. Словно решив, что он сказал достаточно, Лань Ванцзи замолчал и, откинувшись на спинку стула, стал потягивать свой чай. Видя, что более ничего не могут возразить Ханьгуан-цзюню, ведь тот действительно говорил им обо всём, люди обратили свои взгляды на Цзян Ваньиня. - Вместо того, чтобы тратить своё время на пустое сотрясание воздуха, клевеща на меня и Ханьгуан-цзюня, я предлагаю вам решить те проблемы, по которым мы собрались. Зачем вообще мы собрались? Ведь сплетни о нас никому не принесут пользы в долгосрочной перспективе, - закончив высказывать свои мысли по этому поводу, Цзян Чэн прикрыл глаза, показательно игнорируя всех собравшихся. Никто не мог оспорить их слова. Не было здесь ничего, кроме правды. (