***
Перед ужином Микаса сидела в своей комнате, плотно прикрыв дверь, пока ее друзья уже сидели за столами, ожидая еды и общаясь. Шарф снова лежал на прикроватном столике, как и обычно аккуратно сложенный. Девушка сидела на краю кровати и задумчиво смотрела в приоткрытое окно: на улице было тихо и ясно, периодически только шалил легкий ветер, шевеля отросшую траву. Микаса часто слышала от Эрена подобные той, что он сказал утром, фразы, казалось бы она уже даже привыкла к ним, хотя каждый раз ее это печалило до глубины души. Но в этот раз он сказал это с особым холодом и безразличием, если даже не со скрытой злостью. Долг солдата вынуждал ее запрятать обиду как можно глубже, пока не закончится ее рабочий день, но терпеть до отбоя у нее уже не оставалось сил. Нужно было идти на ужин, и собрав все свои последние моральные силы в кулак, Аккерман встала крепко на обе ноги и зашагала в сторону столовой. В последнее время все казались очень задумчивыми и будто бы витали в облаках несмотря на то, что обстановка была крайне спокойной. На этом сказывались многие события: смерть Эрвина, смерть Бертольда, пропажа Имир, раскрытие правды о мироустройстве — все были этим ошарашены до сих пор. Поэтому в столовой редко стоял некогда привычный всем гул; лишь спокойные разговоры товарищей нарушали тишину. Микаса села за стол возле Армина. Арлерт слегка вздохнул, после чего радостно протянул девушке кусок хлеба: — Тебе нужно поесть, Микаса, — он прикрыл глаза, чтобы не выдать печали, которая виднелась в них и почти его не покидала. — Спасибо, Армин, — девушка взяла в обе руки протянутый ей кусок, при этом склонив голову в знак благодарности, — Эрена не видно за столом, он еще не пришел? — Нет, и не думаю, что он появится на ужине, — блондин с досадой отвернулся к своей тарелке, нервно приподняв уголок рта, — знаешь, он не здоров в последнее время, я думаю, ему нужен серьезный отдых, но принудить его к этому никто не может, тем более, что разговаривать с ним все сложнее. Жан прервал разговор: — Он снова строит из себя несчастного героя, ничего удивительного, что он не заявился. Микаса, что он сказал тебе утром? Ты выглядела расстроенной. Микаса встала из-за стола, лицо ее не выражало никаких эмоций, но по левой щеке начала уже стекать горькая слеза, готовая наполнить океан ее душевной боли: — Я не голодна, простите. Спокойной ночи. Армин хотел взять ее за руку и остановить, но в последний момент понял, что делать этого не стоит. Обескураженный Жан лишь стиснул зубы: «Ублюдок».***
Девушка вбежала в комнату, крепко заперев за собой дверь. Дыхание ее сбивалось, и она была готова разреветься, но пыталась всеми силами сдержать этот позорный для нее позыв. Красный шарф все еще лежал аккуратно сложенным. Микаса медленно подошла к столику, на котором он лежал, взяла его в руки и прижала к лицу, вдохнув аромат, который источала эта бесценная вещь. Слезы полились ручьем прямо на красную ткань, девушка все сильнее прижимала его к лицу: чаша ее горя оказалась переполненной, она больше не могла терпеть, но и слабость свою признавать ей совсем не хотелось, потому она так сильно прижимала к лицу этот подарок от любимого человека, из-за которого теперь лились ее слезы. В дверь постучали. Аккерман с испугом подняла голову и начала быстро смахивать слезы с лица: — Кто? — вопрос она задала привычным ей голосом, стараясь скрыть тот факт, что она плакала, — ну кто же, отвечайте! В ответ лишь тишина. Больше не стучали, и девушка подумала, что, возможно, ей лишь показалось. Она снова аккуратно сложила шарф и положила его на прикроватный столик, а сама подошла к окну, надеясь отвлечься на ночной пейзаж. Дверь вдруг открылась: на пороге стоял он, ее сокровище, драгоценность, ее жизнь. Микаса резко развернула голову, чтобы посмотреть, кто вошел без разрешения в ее комнату, но увидев в проходе его, она прикрыла рот рукой и отпрянула ближе к окну. Брюнетка не могла заговорить, поэтому тишину прервал Эрен: — Я зашел поговорить, можно? — Микаса указала ему рукой на свою кровать, он вошел в комнату, сел и жестом подозвал сестру к себе, — присядь, нам правда нужно поговорить. Микаса села чуть поодаль от него, преодолевая смущение. Эрен снова заговорил: — Микаса, я знаю, что глупо тебя просить об этом уже в который раз, но я скажу это снова: прекрати меня опекать. Я становлюсь сильнее, умнее, мне не нужна твоя помощь. Я спасу наш мир, и я защищу вас с Армином, защищу даже ценой своей жизни. Я в последний раз прошу тебя об этом, дай мне дышать воздухом, не сдавливай мое горло своими страхами. Не вынуждай меня отталкивать тебя, пойми все сама. — Эрен, я… — она запнулась. По щеке вновь потекли предательские слезы. «Слабачка», — девушке хотелось придушить себя своими же руками. Йегер встал с кровати, пожелал сестре спокойной ночи и вышел, пока она сидела в углу кровати, вытирая текущие по щекам слезы рукавом.