darkside

Деревянный скрип кушетки порядком поднадоедает. На стену лезет стон, даже больше всхлип, какой-то детский, безмозглый. Доминик смотрит в сторону, процеживая сквозь зубы: – Тугая блядь. Под ним дрожат, немного шатаясь. Колени затекли, но это ничего – в прошлый раз все ноги были в синяках, когда Доминик заставил возиться по полу, трахая по самые гланды. – А? Ага-а, нравится тебе так, шлюха. Стонут, похвально. Доминик мог бы поаплодировать, нашлись бы у него силы и свободная ладонь, но рука уверенно держится на тощей заднице, пальцы другой сжимают сигарету, почти дотлевшую у фильтра. Доминик усмехается, наблюдая не самый аппетитный вид в своей жизни. Но какой же, блять, шикарный. Ой, шлепок! Как неожиданно и приятно. Может, еще? Еще, еще, еще! Дерево скрипит, стоны кружатся, танцуют, реверсивно прогоняются картинки с почты. – Токио? Доминик спрашивает задумчиво. Он все смотрит на сигарету, никотина в которой осталось на глоток. Взгляд машинально падает на сгорбившуюся спину, эти побитые плечи хороши, черт возьми. И кожа… Гладкая, молочная, детская кожа. – Токио, тебе когда-нибудь тушили бычок об… Мысль ускользает незаметно, сознание как-то рефлекторно заканчивает вопрос, ставя знак в конце предложения. Ватные пальцы тянутся все ниже, Доминик с взыскательным интересом наблюдает за сигаретным дымом. Он еще толкается бедрами, еще уничтожает своим твердым членом костлявую задницу Токио. Сигарета беззвучно целует невинную кожу – надо же, совсем без шипения. Звуки раздались только из поганого рта, и Токио незамедлительно получил по почкам черствой ладонью. Каменный удар отрезвил, под Домиником заскулили. Он не был удовлетворен. Ожидался визг. «Ожидался оператор» – так было написано на экране компьютера, подсвеченная строка горела ошибочным цветом. Кто-то возникал, но это был не Токио – мальчишка знал, что за пререкание получит по ребрам или сглотнет пулю. Доминик краем глаза заметил хаотичные движения у стола, вновь истребляющие его поплывший мозг. Он повертел головой – исчезло. И экран был пуст, и не было никаких полос. Пустота. Как и пустота внутри, она разъедала сознание и расшатывала нервы. Доминик так и не кончил, отвлекшись на бездарную технику, и возвращенный к щенячьему телу Токио взгляд призвал отвращение. – Дрянь, – кинул Доминик, давно выпустив сигарету. Он потянулся вперед, не вынимая член, и треснул мальчишку по затылку. – Из-за тебя я не кончил. Ты мразь. Токио сдерживался, скрипя зубами от жалости к самому себе. Каждая клеточка его тела была изранена жестокостью, вытраханная задница горела, некоторые шлепки были доведены до кровавых ссадин. Он трясся совсем как паршивая сука, болезненная, тифозная. Доминик надменно смотрел на свою грязную шлюху. Прожженная кожа уже не была такой гладкой. Он отпустил Токио, как-то слишком ласково проведя ладонью по его окровавленному бедру. Его истертые оружием пальцы медленно двинулись вверх, к ребрам, чтобы взыграть на них и щекоткой дернуться к соскам. – У тебя просто отменная задница, ты это знаешь? Скулеж не был похож на однозначное «да», но разве Токио мог идти против Доминика, особенно в такие моменты? У него не было права отказаться, как и не было права голоса. Он был немой марионеткой, и Доминик любил дергать за веревочки, исключительно обожая его податливые колени, утопающие в синяках и гнойных ранах. И задницу. Эту узкую, горячую, мерзкую. – Каждый раз трахаю тебя, будто девственника. Никогда не становишься шире. Тугая блядь. Он вышел из Токио, на еще одно мгновение задерживаясь членом у раскрасневшихся ягодиц, пальцами изводя ребра. Мальчишка был весь в слезах, но ему нравилось, и сквозь адскую боль он улыбался, принимая благодарно. – Посмей ты только сказать, что кроме меня тебя трахает кто-то другой. За волосы дернули, вскоре шагающие по груди пальцы толкнулись в рот, притягивая так, наверх. Нельзя было сказать «нет», здесь звучало триумфальное согласие, расточительное, безвыходное. Токио поднялся с кровати, разгибая изувеченные колени, и его онемевшие ноги впервые за долгое время коснулись ледяного пола. – Трахает? – Доминик смотрел яростно, но слишком пустотело, чтобы в глазах рдела ревность. – А? Ну-ка, ну-ка! – Нет! – выбросил Токио сквозь мужские пальцы. – Трахает, я, блять, спрашиваю? За волосы потянули сильнее, рот по-прежнему был раскрыт, слюни текли по подбородку, падая на пол. Тощее тело сгорбилось, вывернутое, подчиненное. – Не-е, – только и смог выплюнуть мальчишка. Доминик издевательски улыбнулся, пальцами толкаясь глубже, царапая грязный язык. Зрачки Токио мгновенно сузились – не то чтобы страшно. Колени задрожали. Средний палец коснулся глотки. Затылок держали, не давая отпереться. – Слушай меня внимательно, мерзкая проблядь, – шипел Доминик в обслюнявленный рот, толкая пальцы. – Мой член будет прям здесь, если я узнаю, что хоть одна ебаная мразь смела коснуться тебя. Сразу после еще глубже я суну тебе ствол. Токио понимающе кивнул. Попытался. Ожидался отказ.

Ожидалось «отмененное НЕ» >U+2310 Успех Искомое найдено

– Ты только моя шлюха, – приказал Доминик, выкручивая пальцы. – Понял? Токио метнул глаза в сторону компьютера – Доминик тут же среагировал, склизкой ладонью отвешивая ему пощечину. Впалое лицо загорелось по-новому, не хватало красок. Не хватало ожогов, царапин, увечий. Может, стоило потушить сигарету об щеку? Губы? Покрошить пепел прямо в рот, а потом слизать – ведь Токио был потрясающей пепельницей, а наркотики в нем вполне создавали химическое стеклянное волокно. Доминик на сентиментальную секунду въелся своими губами в мальчишеские губы, награждая скелет поцелуем. За храбрость и бесчестие полагался подарок, Токио мог забрать его. И речь не об обмене слюнями. – Можешь мне отсосать, – с улыбкой скомандовал Доминик, по-доброму шлепая Токио по щеке. – Заслужил, ты, дрянь. Заслужил, мой хороший. Мальчишка светился, оскалив морду и позволив себе забыть о слезах – все лицо было сковано от рыданий и ударов. Токио, не зная границ счастью, с отличительным голодом опустился на изуродованные колени, чтобы взять член Доминика глубоко в рот. – У тебя с компьютером что-то, – сказал он, произнося конец предложения с членом во рту. – Да, помирает. Доминик уперся ладонями в пояс, откидывая голову назад. Токио сосал отменно, особенно чутко проводя языком под головкой – знал, как нравится Доминику. Он брал его член исправно, позволяя ему застрять в тонком горле – еще пару секунд назад там были искушающие пальцы, почти вызвавшие рвотный рефлекс. Добив парой движений, Токио сглотнет все, что ему дадут. Он поперхнется, когда Доминик толкнется бедрами и вновь схватит мальчишку за волосы, удерживая его голову, не позволяя отстраниться. Это будет завтрак для Токио, его священный приз за верность, за псиную службу в конуре подле ног Доминика. И Токио закурит сигарету из его пачки, и опустится на его постель, и нырнет в его потертую футболку, и даже получит мерзкий поцелуй. Потому что он был его шлюхой. Его мальчиком, снабжающим возбуждающими фотографиями и оргазмом. Его личным дилером. Любимым дилером. – Дом, слушай, у тебя, правда… – Что? – С компом-то… Все, – объявил Токио, решив залезть в папку с фотографиями. Он щелкнул мышкой пару раз, пытаясь вывести свернутое окно. – Видишь? Доминик пощурился, подходя к монитору, задумчиво наблюдая за курсором. Его взгляд опасно упал на израненные плечи. – Ебать, – он коснулся пальцами багровеющих пятен на шее Токио. – Это я тебя так? Мальчишка резко спрятался, заслоняясь рукой. – Нет, скажи. Токио весь сжался, отворачиваясь от Доминика, забывая про компьютер и фотографии. – Детка, я не хотел, – попросили тихо. На пояс мальчишки опустилась скупая рука. – Черт, ты бы меня хоть останавливал… Хоть разок? – Мы это уже обсуждали. – Я срываюсь. – Мне нравится, – разворотом заявил Токио, выплевывая слова прямо в лицо Доминика. – Мне нра-вит-ся. Монитор замерцал на фоне выяснений, что-то дрогнуло, переменился экран. Курсор вновь дернулся, описывая круг. По углам забегало. Кажется, где-то здесь завелась крыса. Она пронесет на себе чуму, царапающими лапками втираясь в доверие. – Может, в сервис отнесем? – предложил Токио, переключаясь. – У меня дела в центре. – Я могу сам. – Дотащишь? – Нет. Доминик ухмыльнулся, напоследок приобнимая Токио за пояс. Он оставил на его шее дополнительный укус, возвращая горькие слезы к уголкам его глаз. – Тебя мама ждет? – Не. Она с ночи на смене. – Тогда оставайся у меня.

Ожидался «оператор» Ошибка Недопустимое значение

– Я переложил колеса, если что, – предупредил Доминик, натягивая брюки так, на голое тело. – Верхний ящик на кухне. И там же возьми раствор. Вата… Вата кончилась. – Забудь. – Обработай плечи. Посмотрись в зеркало – на них пиздец. Токио подошел к шкафу и закусил губу; и правда. Все такое пунцовое, почти иссиня-черное. Впечатляет. Как искусство. Клочок вырванных волос тоже в него входил? – Слушай, давай так, – предложил Доминик, вползая в футболку. – Быстро погугли номер сервиса. Я сейчас по пути позвоню.

>U+2201 >вывод(Сервисный центр Гамбург)

Добавим контекст? Токио быстро вбил запрос в поисковую строку, одно нажатие клавиши – результаты отразились в его потрескавшихся глазах. Белки заплывали красным. От боли. От удовольствия. – Тебе куда по пути? – Ну, в центр. К ратуше, на площадь там. – Ага.

>U+2201(Гамбург-Митте)

– Тут слегка вильнешь, нашел у Гинкго на Постштрассе. Ок? – Да наплевать. Зайду. Позвоню. На секунду экран погас, замотался курсор. Что-то не так, верно? Гамбург, север, свобода. Что здесь лишнее? Ожидался отказ. – Записываешь? – Не беси, – кинул Доминик, кидая в Токио пачку сигарет. – Держи, докуришь. Я себе новые куплю. – Так ты записываешь? – Скинь мне где-нибудь. Компьютер перевис, экран совсем лопнул, мальчишка так и не поймал пачку. Когда он опустился на пол, чтобы вновь тронуть плитку своими шершавыми синими коленями, на мониторе началась настоящая пляска. Все резко полетело, позакрывалось. Свернулись команды, кинулся настрой. Отмена. Ожидался контекст. Доминик вышел из квартиры, ступая на бетон прокуренных лестниц. Сейчас он немного вильнет, да-да, свернет на Постштрассе, ага, как же, у Гинкго, а пока телефон падает из кармана в огрубевшие пальцы, на которых еще видны кровь и слюни Токио. Он переходит по скинутым цифрам, два гудка, затаенно барахлят. Дверь дома отворяется, солнце кричит, испепеляет Нендерштрассе. В отеле напротив молчание – окно, в котором по ночам никогда не гасят свет, пока не уснет Доминик, увы, зашторено. Но там, куда прошел звонок, стучат по клавишам, нервно щелкая мышкой, вбивая алгоритм, выстраивая цепь. Выстраивая контекст, следуя за Домиником по пятам. – Да, добрый день, – говорит Доминик по-немецки. – Сервисная компания План-Зэд, чем могу помочь? С экрана одним кликом свернулось окно, демонстрирующее доступ к компьютеру Доминика Ховарда. На бейджике консультанта светилось тусклое имя: Мэттью Беллами. Искомое найдено.