Связь

— Нет, — Брюс решительно помотал головой, не позволяя нахальным пальцам расстегнуть молнию на брюках. — Не пытайся сломать меня, Джеремайя. Не хватало, чтобы Джеремайя делал ему минет. Брюс бы точно не сдержался, ударил бы кожаным ботинком Джеремайю в лицо, получая мстительное удовольствием при хрусте носовой кости. Лучше было не рисковать. Неизвестно, что стало бы с Альфредом, разозлись Валеска по-настоящему. — Делай то, зачем пришел. Валеска поднялся с колен. — Я не собирался ломать тебя. Я лишь хотел, чтобы нам обоим было хорошо, — сказал он. — Но ты, Брюс, выбрал, чтобы было хорошо только мне. Я уважаю твой выбор. Ни хрена ты не уважаешь — захотел крикнуть Брюс, но сдержался. Уэйн стоял, с яростью глядя Джеремайе в глаза. Сложно было спать с тем, кого так хотелось ударить. Джеремайя принес много зла Готэму. Из-за него погибли люди, много людей, Готэм оказался в изоляции от континента. Джеремайя стрелял в Селину в конце концов. А Брюс не может ничего сделать. Точнее, может. Но черт, как же унизительно подставлять задницу врагу. Брюсу приходилось сдерживаться, чтобы не укусить противный чужой язык, хозяйничающий у него во рту. Брюсу сегодня вообще приходилось слишком много сдерживаться. — Постарайся расслабиться, Брюс, — Джеремайя запустил руку под серую водолазку Брюса, холодная ладонь легла на живот Уэйна. — Думай об Альфреде. Ты же не хочешь, чтобы с твоим дворецким случилось что-то дурное. Я убью тебя, убью, — думал злой Брюс. Он ничего не говорил Джеремайе. Сохранял напускное спокойствие. Улыбался, представляя, что не остановил вовремя Селину. А она, желая наверняка убить человека, выстрелившего в нее, полоснула по горлу Джеремайи ножом. — Ты ответишь за все преступления, — Уэйн старался не жмуриться от омерзения, чувствуя, как бесцеремонные пальцы взлохмачивают его темные волосы. Пальто Брюса брат Джерома уже снял, небрежно отбросив ненужную вещь в сторону. — Тебя навсегда упекут в Аркхем. — Из Аркхема можно сбежать, — Джеремайя игриво куснул Брюса за шею, заставляя парня вздрогнуть от неожиданности. — Ты же не думал в самом деле, что я соглашусь провести всю свою жизнь в Аркхеме? — Тебя все равно поймают. — Давай не будем говорить о плохом, — Джеремайя коснулся указательным пальцем губ Брюса, принуждая того к молчанию. — Сегодня великий день. Мы станем по-настоящему близки. Пойми, Брюс, между нами есть особая связь. Сегодня наша связь станет крепче. Мерзкий ублюдок — Ты безумец, который ничем не лучше своего брата, — Брюс ненавидел Джеремайю. Как он мог быть таким безмозглым болваном, который слепо доверился Джеремайе, не заметив роковых изменений от токсина? Любому дураку было ясно: Джером был псих. Но у Джерома был высокий интеллект. Конечно, мерзкая штука сработала. Кто знает, будь Брюс более внимателен к новому другу, возможно его удалось бы спасти. Возможно, удалось бы мистеру Уайлду помочь остаться законопослушным жителем Готэма. Джеремайя был не безобидным нелюдимым гением Ксандром Уайлдом, а поехавшим психом в нелепой яркой одежде: темно-синем пиджаке, малиновой рубашке, малиновом галстуке с блестками. А самое скверное Джеремайя был влюбленным психом, поставившим себе цель трахнуть Брюса и между прочим успешно движущимся к своей цели. — Не сравнивай меня с примитивным психопатом, каким вне всякого сомнения являлся мой брат, — Валеска сбросил пиджак на ковер. — Пойми, Брюс, рано или поздно мы бы все равно переспали. Мне жаль, что ты оказался не готов. — Ты больной на всю голову психопат, которому место в Аркхеме. Не трогай, — Уэйн остановил руку, пытавшуюся расстегнуть ему брюки. — Я сам. Брюс расстегнул молнию, спустил брюки вместе с трусами чуть ниже колен, снял водолазку. Оставаясь полностью обнаженным. Черт, как же было унизительно. В глазах Брюса защипало. Нет, он не позволит видеть свои слезы. Точно не брату Джерома. (Будь они прокляты оба). Брюс лег на диван, животом вниз, чтобы не видеть лица Джеремайи. Иначе было бы слишком мерзко видеть лицо человека, которому без всякого сопротивления подставляешь задницу. Нужно потерпеть. Ради Альфреда. Брюсу вдруг в голову пришла совершенно дурацкая мысль, как он, будучи мальчишкой, лежал на кушетке с обнаженной задницей, ожидая укола, который помог бы ему победить болезнь. Как внутренне напрягался, ожидая, когда игла проколет кожу, а в мышцу будет введено больное лекарство. Сейчас бы Уэйн предпочел самый больной укол, лишь бы не позволить Джеремайе сделать то, зачем он пришел. — Будет немного неприятно. Брюс еле сдержался, чтобы не выругаться. Чувствовать прикосновение смазанного кремом пальца к сфинктеру было очень неприятно. Кое в чем братья все-таки отличались. Джером, заинтересуй его задница Брюса, трахнул бы пленника без всякой подготовки, принося ему дополнительные мучения. Будто бы одного унижения пленнику было мало. — Поклянись, что освободишь Альфреда, — на лице Брюса появилась гримаса отвращения, когда он почувствовал в заднем проходе пальцы Джеремайи. Ему было нужно знать, что его не обманывают. Ради Альфреда Уэйн был готов на все. Но Валеска мог соврать. И тогда страдания Брюса будут напрасными. — Я держу обещания, Брюс, — Джеремайя чмокнул пленника в макушку. — И по-моему ты готов.

***

— Чувствуешь? Брюс всхлипнул. Слез сдержать не удалось. Хорошо, он лежал к Джеремайе спиной. Валеска не видел его слезы. Было больно, очень больно. Уэйну казалось, что его задницу раздирал изнутри член Джеремайи, казавшийся ему огромным. — Ты чувствуешь Брюс, — новый толчок оказался более глубоким, чем предыдущий. — Чувствуешь, как мы близки? Чувствуешь нашу связь? Чувствую, что убью тебя — Ты за все ответишь, псих. Говорить Брюсу стало очень трудно. В горле образовался невидимый, зато прекрасно ощутимый комок. Приходилось сдерживаться, держаться из последних сил, подавляя рвущиеся из груди рыдания. Происходящее с ним было слишком унизительно. Было бы здорово стряхнуть с себя Джеремайю и пинать, пинать в живот, а лучше пинать по яйцам, чтобы этот ублюдок молил о пощаде. Пока о пощаде молил Брюс. Не словами, а жалобными всхлипами, тихими стонами. Хотя Джеремайя двигался медленно. И он начал двигаться не сразу, а некоторое время оставался в покое, давая Брюсу хоть слабую возможность привыкнуть к размеру члена. И, конечно же, Брюсу не хватило времени привыкнуть. — Ты такой узкий, Брюс, — прошептал пленнику на ухо Джеремайя, он дышал неровно, сбивчиво. — Мы с тобой так близки. Восхитительно. Мерзкий сукин сын Брюс решил промолчать. Иначе бы его голос точно дрогнул. Уэйн старался не думать, что происходит с его телом. Получалось у него плохо, совсем паршиво, если честно. — Я люблю тебя, Брюс, — выдохнул Джеремайя, Валеска пробормотал какие-то новые, другие слова, но они получились неразборчивыми. Впрочем, Брюсу было глубоко плевать, какие слова сказал ему брат Джерома. Брюс прикусил нижнюю губу, чтобы не унизить себя дурацкими мольбами о пощаде. Джеремайя ускорялся. Слишком сильно ускорялся для являющегося девственником Брюса. — Мы связаны, — пробормотал Джеремайя, прежде чем кончить. Некоторое время он продолжал лежать на Брюсе, восстанавливая сбитое дыхание. Брюс уткнулся лицом в подушку, не желая показывать предательские слезы. Чувствовать в заднем проходе сперму Джеремайи было омерзительно. Хорошо, он не был девушкой. Парни точно не забеременеют. — Выполняй свое обещание, — прохрипел Уэйн. — Ты обещал отпустить Альфреда. — Спасибо, что напомнил. Джеремайя слез с Брюса, намереваясь позвонить Экко. Брюс остался лежать на диване, уткнувшись лицом в подушку. Усталый, униженный. Словно со стороны Уэйн слышал голос Джеремайи. Брат Джерома говорил по телефону с Экко. Нужные слова были сказаны, Альфред будет жить, и Альфред никогда не узнает, какую цену заплатил Брюс, чтобы спасти жизнь верного дворецкого.