что-то хорошее

дайя чувствует, что почва уходит из-под ног. она зажмуривает глаза, сжимает руки в кулаки — всё будет в порядке, всё будет в порядке. на нервах ничего не сказать, не подумать, не заплакать от чувств. хорошая и нерабочая мантра. у дайи эмоций много, куда не плюнь они везде, руками машут, жмутся к её ладошкам — ну же, давай, попробуй! — сверкают яркими огнями, светятся. и дайя светится. больше улыбается, не может сдержать улыбок, не обращает внимание на поведение руби, шутки мари. дайя беспокоиться, но даёт ситуации волю — не произойдёт чего-то слишком плохого в конце концов. ну и не происходит. дайя начинает просто больше улыбаться. строгость не сходит с лица, напротив, она приобретает осмысленный вид. она просто убавляет своё излишнее волнение с некоторых вещей и принимает их. некая гордость продолжает сидеть в дайе. она называет свои чувства неправильными, быстро уходит от них и переходит к другим вещам, спеша на всех парах — не сегодня, не сейчас, никогда. не предполагая антонимы. дайя проживает настоящее с закрытыми глазами. она лишь догадываться может, что её ждёт. и как назло, всё либо как по маслу либо торжественный вернисаж закатов, медленно перетекающий в что-то непоправимое. почему-то третий вариант также, как и земля из-под ног уходит, как не было его никогда. остаётся догадываться только о вариантах, глаза-то закрыты. только одни глаза одни остались. жёлтые. дайя резко ощущает, где-то на середине пути — всё идёт по маслу и одновременно с этим торжественно плохо. дайя чертыхается, но назад опять не уходит. нельзя ведь назад проворачивать. так родители говорили. родители вообще многое говорили. наверное очень и очень правильного, но отчего-то дико не пригодного сейчас. а таблеток от чувств нет. это так задевает и до ужаса потрясает, что в груди так много чувств и в голове столько мыслей, вроде бы простых, но необычно глупых, а таблеток от этого нет. мысли счастливые-счастливые и бегут, бегут, бегут. в бесконечность. спать тяжело и в голове образуется бардак. это незнакомо и пугает, то к сожалению, то ли к счастью, только первые минуты четыре, а потом наступает какое-то дикое состояние. хочется гладить кошек и собирать ромашки. хочется петь песни и хочется радоваться. до колик в животе смеяться, превращая жизнь в танец — то в медленный романтичный вальс, то в яркое танго. поэтому, исходя из всего вышесказанного, дайя не находит себе место. хотя скорее место никак не может найти её. она увлечённо работает, уже последний год, над белыми (отчего-то они кажутся какими-то тусклыми и неинтересными) бумагами, не особо вчитываясь в фразы, просто бежит по строчкам своими яркими глазами — спросят, что там написано и она не сможет ответить, — и ловит одну такую же быструю мысль, среди тысяч таких же по смыслу: «она тебе нравится». дайя не цепляется за мысль, но мысль цепляется за неё. резко начинает преследовать её по пятам, — и как только ей удаётся угадывать каждый раз! — и приобретает какое-то живое воплощение, ведь дайя начинает её проклинать, как живую. мысль странная, довольно отличающая от тех, которые идут с ней всю жизнь, но дайя не стремится её мусолить дольше, чем минут восемь. может больше, но в день этого будет достаточно. таблетки нужно пить в меру, как и болеть. восемь минут, конечно, вполне разумно, как дайя думает, увеличиваются и достигают апогея. для целого мира песчинка, для дайи это оказывается пустыней — она в панике то заводит дневник, то напряжно ходит туда сюда по своей пустыне, где каждая песчинка её мысли и проваливается в эту бесконечность. а вот это уже не очень разумно, теряться в себе, но это гораздо лучше, чем теряться в чём-то менее проверенном и, вероятно, не очень надёжном. приходит успокоение, приходят другие мысли на замену тем, но дайя не ловит их больше. ловить хочется бабочек в животе, чтобы не сидели там и меньше шевелились. словосочетание, конечно, противное. какие ещё могут бабочки в животе? если ты их не ешь, то откуда они появляются? ответ всплывает в голове где-то под утро, когда дайю вдруг осеняет простая мысль, очередная простая и глупая: «ты влюбилась». за семнадцать лет, мгновений и ощущений с её сердцем происходило всякое. самое первое — оно начало откачивать кровь и дайя начала жить, а потом к её сердцу можно было приписать все её яркие эмоции: слёзы радости, яркая улыбка, тоска, волнение и столько всевозможных чувств, которые стали родными. как что-то такое как дыхание или этот чёртов громкий стук сердца, будь он неладен. дайя ощущает столько эмоций и её впервые это так завораживает, что она начинает думать обо всём этом явно больше восьми раз. ханамару, наверняка, больше её самой знает. только вряд ли первой напролом пойдёт — неуверенна в своих догадках и мыслях поспешных. сама в себе не разобравшись, в чужой мир лезть опасно и просто напросто неудобно как-то, но с дайей ситуация какая-то иная. она чужой давно не была. напротив, была всегда рядом. тепло всегда посмотрит и обязательно что-то очень приятное скажет, как подруга и как старшая сестра. всегда где-то рядом, будто давно уже они вместе. отношения у них такие нежные-нежные и слов не хватит на описание, но всё равно немного пугающе. чувства такие новые, что их поначалу слушать боишься — а то мало ли они тебе навредят! но всё внутри подсказывает — нет, не навредит, никогда-никогда. лишь рядом вечность будет. с дайей и ромашки розами обернуться, в самые яркие красные с самыми большими бутонами. вот какая дайя и вот такая ханамару. всё опять до жути простым оказалось. влюблённость светлая, по-детски наивная и неловкая вдруг досталась им в подарок за все события, которые заставляли выпрыгивать сердца из груди и разносить стук громкий и нестерпимо быстрый. как назло ставший привычным и совсем родным. родное. всё такое родное, близкое и чувства такие сильные, что сложно держать внутри — вот настолько громкие., но это прекрасно, не правда ли? за несколько лет, за бесчисленные восемь минут мыслей, неуловимо носящихся вперёд, это того стоило. ведь всё по итогу будет хорошо. потому что чувства есть. потому что сильные, а глаза у дайи яркие, а книгу в библиотеке она обязательно от неловкости уронит, потому что ханамару как-то близко и смотрит внимательно нежно, как и всегда. потому что солнце вечернее летом такое же тёплое, но не сильно жарящее. оно просто есть и оно просто светит. ярче, чем днём. по ощущениям слишком ярко. это, может быть, из-за ханамару, с которой они держаться за руки и идут домой. всегда приятно возвращаться домой. особенно, когда ладони такие же ласково тёплые, как солнечные лучики солнца и всё такое яркое-яркое, прям искрит всё. сияние, к которому они стремились за пару дней в глазах дайи смогли уместиться в одной девушке. это казалось немного неправильном, но сейчас мысли не бежали, как раньше. мысли испарились, кроме одной. простой, до жути. о том, что они рука об руку идут домой. плечом к плечу идут, немного смущает, но отчего-то кажется таким логичным. как будто все семнадцать лет она стремилась к этому — держать эту тёплую руку ханамару и бояться, что она её отпустит. глупо, потому что они ещё не дошли, отпускать её руку сейчас очень глупое решение. не очень правильное. дома сейчас их ждёт руби, а может быть канан и мари всё-таки смогут сегодня прийти. на совсем чуть-чуть, но сейчас это как-то по особому будет. непонятно отчего, просто дайя невероятно счастлива. поэтому это всё и особенно. ханамару иногда крепче руку сжимает, от неловкости непонятно откуда взявшийся. руку упрятать впервые не очень хочется. правда-правда. на сердце сейчас тёпло и руки дайи тоже очень нежные на ощупь, ханамару хочется держать их вечно в своих. хочется сохранить тепло и нежность во всём прямо сейчас. и чуточку больше. это стоит всего и даже больше.