***
В тот же вечер, когда нечистая кровь бандитов-оборотней заливала каменный склеп и его окрестности, недовольные поздним вызовом полисмены обшаривали дом, в котором держали дочь барона, а сержант Абберлайн в одежде кучера доставил Анну Дювалье к безутешному отцу, некоторые из группы поддержки виконта Чешира стояли в тени дворовых построек, прилегающих к трехэтажному особняку на Кросби-роуд. — Ты уверен, что именно в это время это будет уместным? — громко шептал Датч. — Тони, это Саутуарк, совсем не наш район. В таком месте нас запросто возьмут в ножи… — Вот поэтому я пришел не один, — усмехнулся рядом стоящий Тони. — Да и место из таких, что охраняются бобби пуще прочих. — Ну да, мы подстрахуем, — подтвердил Джеймс, приобнимая Джонни-бой. — Заодно и поржем, если ты обломаешься. — Не дрейфь, все будет нормально, я сто раз так делал! — Ты сто раз подкатывал к служанке леди Эмерсон? Или к самой маркизе? — Ну, не к маркизам, конечно… Но в спальне у одной побывать пришлось! — Тони тихо хохотнул, предаваясь приятным воспоминаниям. — Пока сама Ее милость была в загородном доме, мы с ее горничной… Впрочем, речь сейчас не о том. Смотрите и учитесь. А то будете как мистер Бингли с Регент-стрит… — А кто это? — поинтересовалась бывшая тут же Джонни-бой. — Ты не знаешь мистера Бингли? — удивился ее жених Джеймс. Датч вопросительно уставился на него. — Ну, как в песне… «Мистер Бингли с Регент-стрит поместье вдруг купил. Он пил три дня и для себя трех девок пригласил. Три ночи стоны раздавались в доме с Регент-стрит, и Бингли с девок не вставал… ну, так он говорит». — «Когда он снял штаны свои и показал обрез, то дамы потеряли вмиг к утехам интерес. И еле ноги унесли те девки с Регент-стрит, — подхватил Тони. — Живот от смеха до сих пор у девок тех болит!» — Да неужели такие бывают, — развеселилась Джонни. — «Обрез…» Не была в шкуре мужика, уж простите, но мне так кажется, что размер для них чуть ли не главное. Дело даже не в том, что женщине больше удовольствия причиняется. Вам же важно друг с другом померяться! У кого больше, толще и так далее. Нет бы о даме подумать и о том, чего ей хочется. Ну там, цветы, вино, поход в театр, стихи о возвышенной любви… А уж потом, будуар и обрезы. — Цветы есть у нее в горшке на подоконнике, — рассудил Тони Люстра. — Еще слишком холодно, чтобы на улице их продавали. Вино ей нельзя, леди поутру учует перегар, а мы не во Франции, чтобы это считалось нормой! — Нет, нет, не во Франции, — загомонили присутствующие. — Вот именно, — сказал Люстра, заметив окно, в котором зажегся свет от газового светильника. — В театр ей также не по статусу. А стихи… Что ж, сейчас будут вам стихи! — Мы уже в предвкушении, — усмехнулась Джонни, сверкая белыми зубами в темноте. — Отойдите, чтоб вас не было видно! — скомандовал Люстра. — Еще дальше! Итак… Виола! Тебя увидел — и померкло небо, Желание пришло, хотелось камни грызть! Шикарный зад, белее кожа снега, И груди у вас тоже зае… — Норман! — заревел женский голос в освещенном окне. — Тут опять этот ненормальный пришел! Зови мужиков с конюшни, да всыпьте ему, чтоб знал! Только тихо, чтоб госпожа не проснулась. — Знаешь, — задумчиво произнес Датч, — обычно, я не против хорошей драки, но сейчас почему-то хочется отступить. — Идея здравая, — поддержал Джеймс. — Вечер, похоже, перестал быть томным. — Посмеемся над этим потом, — согласилась его невеста. — Тогда, какого черта стоим? — сказал Люстра, пятясь в переулок. — Ходу!***
— Знал бы, что тут так грязно, взял бы одежду в самой дешевой лавке старьевщика, — проворчал Шеймус, безрезультатно пытаясь оттереть пыль с пиджака. — Да ты и так взял, похоже, худшее, что у тебя есть, — сказала Берта, поднимая фонарь повыше. — Все равно, это хорошая и крепкая ткань. В этом потрепанном костюме я встречал сборщика налогов, и он всегда принимал мои жалобы на невысокий доход за чистую монету… монету, правда, тоже принимал. — Сам вызвался пошарить по этим тоннелям, чего теперь жаловаться, — пожал плечами Флинн, ставя второй фонарь на торчащий из стены крупный камень. — Не подумай, что от скуки. Как всегда, у меня много бумажной работы, но… здесь могут быть какие-то спрятанные ценности, — предвкушающе улыбаясь, ответил ирландец. — Я слышал, что первым владельцем этого дома был пират, а это может означать, что тайников у него больше, чем один, который мы нашли. Там были всего лишь книги и некоторые памятные вещи. Ни золота, ни драгоценностей, ни карт сокровищ. Где-то это должно быть припрятано. — Мы уже далеко от поместья, — заметил Генри Грин, вглядываясь в темноту. — Да и золото Джейкоб на крыше нашел, в тайнике под декоративным штурвалом. И купчую на дом в Саутуарке, где раньше располагалась банда Пламб. Правда, купчую он отдал Кларе и ее ребятам... — Золото, — фыркнул Шеймус. — Эти монеты спрятали скучающие мажоры много лет назад. Их хватит на покупку мебели, празднование новоселья и наем нескольких дополнительных слуг на год вперед. А самая большая статья расходов, как ни странно, это пара новых костюмов для Джейкоба и гравированный револьвер с серебряной насечкой. Ох и огорчился он, когда не хватило денег на новую трость, и прошлось ходить со старой. Такая мелочь… Где настоящие ценности? — Виконту надо соответствовать. Скоро весна, ходить весь год в одном и том же кожаном плаще неприлично. Кстати, я бы рекомендовал нанять горничную, камердинера и помощника для Найджела из подопечных Клары. Ребята верные, неприхотливые, подчиняться приучены, работают чуть ли не за еду, — рассудил Флинн. — Отмыть, приодеть, обучить манерам… и будет идеально. — Как бы это ни было неуместно, поддерживаю мистера Флинна, — улыбнулся Шеймус. - Расценки на вышколенных слуг сейчас необычайно высоки. Я даже искал среди своих соотечественников, но многие не хотели переезжать. «Ирландцам нечего соваться в Лондон» — говорили они. — Так говорила и первая жена Эдварда Кенуэя… Тут решетка, — перебил его индус. - Еще одна. — Понял. Коренастый бухгалтер со вздохом поднял тяжелый чекан с зубилом на конце и ударил по основанию одного из прутьев. Путь им в который раз преградила ржавая, но крепкая, решетка, в этот раз с квадратными ячейками, а не просто прутья. С той ирландец расправился парой ударов, с этой провозился целых полчаса. Наконец, утерев со лба пот, он кивнул остальным. — Идем дальше, — скомандовал Флинн. — Генри, что впереди? — Как раз здесь начинается область, которую я не исследовал, когда скрывался в подземельях и даже жил тут, — ответил Грин, пригибаясь и проходя через пролом в прутьях. — Поэтому я считаю, что мы можем что-то найти. Ход сюда ведет только из поместья Кенуэя, точнее, из игровой комнаты его сына, Хейтема, а он был очень умным и… тамплиером. И в какой-то момент перехитрил своих коллег по Ордену. Они не нашли даже библиотеку пирата, что уж о ходах говорить. Только и хватило рвения, чтобы обшарить чердак и винный погреб. Все же, Эдвард был ассасином, и устроить тайники, которые можно увидеть только особым зрением было в его стиле. — Тут нет крыс, — констатировала Берта, заворачивая за угол. — Вообще ничего живого. И землей не пахнет. — Не пахнет канализацией — и на том спасибо, — ответил ей Флинн. — Кажется, пришли, — вдруг сказал Шеймус. Идущая впереди Берта согласно кивнула, освещая каменную кладку, преграждающую путь. Кирпичи выглядели поновее, чем каменная кладка стен подземелья, но все же были крепкими. Даже более того — чекан ирландца соскользнул с преграды, выдав сноп искр. — Это металл! — пораженно выдохнул Шеймус, тряся отбитой рукой. — А вот и тайник, — довольно сказал Флинн, оглядываясь на индуса. — Генри, ты что-то видишь? — Увы, — пожал плечами тот. — Я не обладаю особым зрением. Нужен Джейкоб. Подождете, пока сбегаю? Я быстро!***
Виконт подошел к стене, казавшейся каменной. Осторожно прикоснулся ладонью. — Гудит и немного вибрирует, — сказал он, прислушиваясь. — Понятно, почему тут нет крыс и насекомых. Эта тряска их распугала. Ну-ка, глянем… Он сделал два шага назад, остальные отошли еще дальше. Джейкоб прищурился, входя в транс. Гул. Дыхание людей. Треск горящих фитилей в фонарях. Вдруг из темноты стали проступать бледно-голубые контуры надписи, идущей по периметру преграды. В центре, полыхнув, загорелся круг, напоминающий мишень. — «Просто сделать, но сложно осознать, — прочитал вслух Джейкоб. — Искать по миру и найти в себе. Мудрец поможет. Но если не найдешь ты мудреца, то кровь твоя подскажет способ написать свою историю. Только тот говорит «невозможно», кто не знает — ничто не истинно, и все дозволено». — Мудрец? — спросил Генри. — В книгах иногда упоминалось о мудреце. Это воплощение древнего человека, бога, пророка… Он перерождался в ком-то и был хранителем тайны древних. Капитан Кенуэй встречал его, он писал о том, что сомневался, человек ли это, может ли простой смертный обладать такими знаниями, что противоречат… — Помолчи, — тихо оборвал его виконт. — «Кровь подскажет…» Вечно у древних все завязано на кровь! Он резко выбросил скрытый клинок, поранил себе правое запястье, хорошенько испачкав кровью лезвие. И с силой вонзил в центр стены, где слабо светился круг, видимый лишь ему одному. Кончик клинка вошел в "кирпич", как в гнилую доску. Стена дрогнула и со скрежетом медленно поехала в сторону. Когда ее край поравнялся с боковой стеной, что-то щелкнуло, и стена застыла. Взору кладоискателей предстала большая комната, к радости Шеймуса, уставленная сундуками. Кинувшись к одному из них и взломав его своим инструментом, он восхищенно вскрикнул — внутри были древние золотые монеты и жемчужные ожерелья. Во втором сундуке обнаружились золотые предметы утвари, в третьем — серебряные, с искусной гравировкой. — Ну хватит, хватит, — со смехом остановил его Джейкоб. Он бы и сам не прочь порыться в ценностях, но его внимание приковала светло-серая плита, стоящая по центру. От нее-то и шел еле слышный гул. Подойдя к ней вплотную, он дотронулся пальцами, перепачканными своей кровью. Плита, издав свистящий звук, вдруг засветилась. Шеймус и Берта, на всякий случай, спрятались за сундуками. Флинн и Генри лишь отступили на несколько шагов, внимательно наблюдая за происходящим. На пустой стене за плитой появилось изображение. Желтые лучи, яркие, казалось, истинно солнечные, невесть как проникшие в подземелье, обрисовали лицо пирата Эдварда Кенуэя. Вокруг него зазмеились волны, вспахиваемые карикатурными парусниками. Лицо скорчило черты в усмешке и заговорило. Молодой голос наполнил помещение, вызвав у каждого присутствующего трепет, а у Джейкоба даже немного зазвенело в ушах. — Приветствую, незнакомец. — Голос словно чуть насмехался над слушателями. — Вот и настал мой черед оставить о себе след в истории. Наверняка, тебе уже рассказали, что я — пират. О тебе же я знаю наверняка лишь то, что ты — ассасин, и, наверняка, бравый малый. Что ж, уверен — мы могли бы подружиться. Выпить, сходить по девочкам, разбить пару-тройку дерзких морд… Именно так зарождается мужская дружба, верно? Но сейчас речь пойдет не о том. Генри спохватился, достал из кармана блокнот и принялся конспектировать услышанное. — Волей судьбы я был втянут в разборки, которые именовались везде по-разному. Священная война, борьба за влияние, Крестовый поход, общее благо, рай на земле… Неважно как это называлось. Всегда за этим стояли люди, чаще — фанатики. Опасайся их, друг. Ибо для них ценность человеческой жизни — ничто, они с легкостью разменяют ее в своей игре. Даже я, пират, сорвиголова, душегуб и вор — не такой. Доблестно убить человека один на один, рискуя жизнью, но играть судьбами людей, подставляя их — подло. — Твою бабушку, сам Кенуэй, — тихо прошептала Берта. Пират, тем временем, продолжал. — Уверен, сейчас ты выполняешь поручение Братства. Я был магистром среди них, я знаю, каково это. Пойми первое и, пожалуй, менее значимое — ты для них солдат, и они будут тебя использовать, всегда. Джейкоб согласно кивнул. Он и сам иногда такое повторял себе. — Сидеть на одном месте я так и не научился. Зато научился заботиться не только о себе. И в этой заботе пришлось стать сильнее, умнее, выше! Зачем становились сильнее и выше остальные, не знаю. Вот тебе второе, что следует понять — у каждого свой мотив, и ты его не знаешь. Мотив тех, кто сейчас схлестнулся за влияние, это равновесие. Через него они хотят общего блага, но! — никто не давал им права решать за остальных. Думаю, это и так понятно. В одной пещере, наполненной светящимися символами, как у тебя сейчас, я выучил несколько трюков, в том числе, как записать это послание. Никто до нас не придумывал ничего сложнее телескопа, а при тебе, наверное, придумали что-то еще. Но чтобы так… Учти, это оставили те, кто правили людьми очень давно. Их называли богами, но Дьявол побери, если мне не плевать. На стенах по всему миру я видел знаки. Загадки, схемы, письмена. И понял от силы мизер. Вот что я скажу: будущее, прошлое, настоящее — существует, как слои в пироге. Те, кто обладает божественными трюками, способны пронзать их словно ножом, оставляя послания, перемещая свою душу, находя утерянные знания. Голова Эдварда усмехнулась. — Кто бы их спросил — зачем? По мне, так все для того, чтобы возвысится. Знать то, что не знают остальные. Править, не силой, а умом. Внушать страх тем, что знают больше, что знают неведомое, мистическое, божественное. Помнишь, я говорил о фанатиках? Они никогда не останавливаются, идут дальше, туда, где понять что-то — за гранью человека. Уже не думая о судьбе остальных, они тянут их за собой. И потом — бах! — катастрофа. Всегда случались какие-то масштабные бедствия. Наверняка, ты читал умные книжки, и знаешь, о чем я говорю. Они пытаются посадить всех людей в уютную, просторную клетку, и править ими… но свобода всегда разрушает клетки. Так было до меня, при мне, и, надеюсь, будет впредь. Вот тебе третье, что следует понять: для того, чтобы стоять у штурвала, нужны крепкие руки. Разрушать клетки. Не повиноваться. Не ограничиваться написанными на бумаге правилами. Возьми эти сокровища. Мне некому их оставить. Возьми дом, сабли, пистолеты — все, что принадлежало мне. Можешь прожить в своем слое пирога и сделать его вкусным или хотя бы не гнилым. Если посмеешь большее — разрушь клетку. Пойми тайны, что оставили для тебя, обрати их на служение себе. Пересеки океан, крепко сжимая штурвал, пройдя через испытания. А когда причалишь к берегу, я буду ждать тебя там. Лучистые глаза Эдварда вдруг ожили, обвели взглядом собравшихся и в упор посмотрели на виконта. — Я верю в тебя, — устало произнес пират. — Верю в тебя, Джейкоб.