Никогда не думал, что с тобой стало?

Ты сидишь, в одну точку смотришь напряжённо, пытаясь не закипеть прямо сейчас. Хосок на заднем плане что-то говорит, но ты не слушаешь даже. Устала уже. Всё равно ничего нового изо дня в день не придумывает, одну и ту же речь каждый вечер задвигает: ты — ничтожество, которое делать ничего не может, и вообще непонятно, что ты забыла рядом с ним, с самим Хосоком. Парень, видимо, уже даже и не понимает, что тебе всё равно на то, что он там произносит, что ты давно не здесь, на кухне, где перед Хосоком ужин «слишком горячий», а где-то в подсознании своём. Честно пытаешься вспомнить, понять, что в нём такого, за что уцепился твой взгляд и почему ты его полюбила. Ты и сейчас его любишь, только вот любит ли он тебя? Вопрос большой, на который ответить в последнее время всё труднее. И от этого у тебя внутри что-то обрывается настолько сильно, что мыслить дальше просто не получается. Сложно. Потому что в тупик встаёшь. Хосок не изменился: в нём всё равно есть что-то от того отличника-зубрилки, который вечно сидел за последней партой и что-то писал в тетрадке. В нём просто появилось что-то новое, то, чего ты в жизни в его характере и поведении не видела. Либо Чон всегда был таким, только скрывал тщательно. Правда, непонятно, зачем он это делал. Так ведь было не всегда. Хосок не всегда приходил с работы такой разъярённый, не всегда исключительно жаловался, не всегда был таким не Хосоком. Сейчас действительно кажется, что это совершенно другой человек, которого ты не знаешь, с которым у вас ни одного совместного воспоминания. В памяти ещё свежи те моменты, когда вы убегали от твоей мамы, которой по какой-то непонятной причине Чон не нравился совершенно, когда ты никак не могла подготовиться к экзамену и всё валилось из рук, а парень помогал, бережно укрывал пледом и целовал в висок, даря невесомую поддержку. Где это всё сейчас? Где тот Хосок, который так бережно обращался с тобой, как будто ты сокровище какое-то? Где тот Хосок, с которым ты могла пойти на край света, не пожалев об этом? — Ты вообще слушаешь меня, нет? — слышишь раздражённый голос парня, который, видимо, заметил, что ты смотришь не на него, а куда-то в сторону. Ты перемещаешь взгляд на него, сталкиваясь с его карими глазами, в которых пустота. Хотя нет. В них злость. Хосоку это не нравится — он бросает палочки на тарелку демонстративно, от чего по кухне разносится немного противный звук, резко воздух выдыхает и смотрит куда-то в сторону, чуть ядовито усмехаясь. — Что ты смотришь так на меня? Что ещё тебе нужно? Хватит. Надоело терпеть и не отвечать ничего. — Прекращай уже, — твёрдо говоришь, всё ещё смотря парню прямо в глаза. Тебе страшно, но страшнее за ваше с ним будущее, которое рушится буквально на твоих глазах. — Что? — он смотрит непонимающе, хотя на самом деле всё ему прекрасно понятно. И ты не отвечаешь, просто смотришь на него, такого родного и далёкого одновременно. Чувствуешь, как к глазам подкатывают слёзы, но ты принципиально не плачешь: не перед ним таким уж точно. — Повтори-ка, — звучит больше, как приказ, и тебя на смех срывает. Истерический такой. — А больше тебе ничего не надо? — скрещиваешь руки на груди, облокачиваясь на спинку стула. Парень в недоумении — Чон смотрит большими глазами на тебя. — Сколько это ещё будет продолжаться, Хосок? Сколько ещё это нам терпеть? — Что ты там терпишь? — опять он твой вопрос с ног на голову переворачивает. Парень с места встаёт медленно, к тебе приближаясь. Внутри всё сжимается в настолько маленький комочек, что дышать трудно становится. Но ты продолжаешь упорно смотреть на него, зрительного контакта не разрываешь. — Что мне нужно прекращать, а? — говорит прямо на ухо шёпотом, дыханием своим горячим твою кожу опаляя. — Вести себя так, — ты знаешь, что Хосок в гневе страшен. Это было у него всегда, поэтому сейчас такое поведение тебя нисколько не смущает. Ты поворачиваешь голову и сталкиваешься с его лицом. Оно близко. Даже слишком. — Никогда не думал над тем, что с тобой стало? Твой взгляд пронизывает парня насквозь, как будто по всему телу ток провели. Он даже не думает отодвигаться — вы так и стоите вплотную друг к другу, глазами собеседника испепеляя. У Хосока в голове сейчас много чего происходит: он и поведения твоего понять не может, и наорать хочет, и в себе при этом покопаться успевает. Действительно, что с ним стало? Понять толком он этого не может, хотя где-то глубоко внутри ответ знает. Только до него добраться ещё нужно, а, учитывая ситуацию, что его здравый смысл сейчас полностью перекрывает ярость, произойдёт это явно не сейчас. — Что, не думал? — осторожно встаёшь, а Чон вместе с тобой выпрямляется, после нависая над тобой, так как на полголовы тебя выше. — А я тебе скажу: ядовитый ты стал, Хосок. Настолько, что рядом с тобой находиться просто невозможно. Мне не то, чтобы противно, но неприятно видеть твоё вот такое лицо, когда тебя твоя внутренняя злость так и распирает. Что с тобой стало? Ты разве всегда был такой? Нет… Так что не так? Работа из тебя все силы выжимает? Даже если так, это не повод вечно придираться к каждой мелочи, причём иногда даже беспочвенно. Хосок, я тоже человек и мне тоже бывает неприятно, представляешь? Я знаю, что тоже далека от идеала, но тем не менее… Я правда пыталась прислушаться к тебе, понять хоть что-то, не могу так больше… В любом случае моё терпение лопнуло. Высказывай теперь свои претензии кому-нибудь другому, пожалуйста. Хочешь уже уйти, но парень не даёт, заблокировав путь, поставив одну руку на спинку стула, а вторую на стол. Смотришь на него далеко не с ненавистью, а с грустью, которая изнутри пожирает не первую неделю. Тебе жаль, тебе грустно от всего того, что между вами происходит. Хосок был, есть и будет важной частичкой в твоей жизни, только вот для него ты, скорее всего, не больше, чем крошка на столе, которую смахнуть вниз проще простого. А слёзы всё так и рвутся наружу, но ты их игнорируешь, голову вниз опустив. — Пропусти, — говоришь тихо, но понятно, а Хосок лишь усмехается, поворачивая голову куда-то в сторону. — Ты не слышишь меня что ли? — Не пропущу, — говорит едко, каждое слово выделяя. — Куда ты пойдёшь? — Да куда угодно! Главное, от тебя подальше, — стул отодвигаешь, тем самым проход себе давая. Парень на это не реагирует сначала, даёт тебе уйти в прихожую. Ты сейчас не понимаешь, что творишь. Знаешь, что без Хосока жить не сможешь, но упорно на ноги кроссовки натягиваешь. Знаешь, что тебе будет плохо без его присутствия рядом, но джинсовку на плечи всё равно набрасываешь. Перед глазами уже противная пелена образовывается, и ты на секунду голову опрокидываешь назад, стараясь убрать слёзы. А Чон наблюдает, спиной о стену облокотившись и руки на груди скрестив. Смотришь прямо, останавливаешь взгляд на Хосоке. — Вещи мои выкинуть можешь — я новые куплю, — говоришь твёрдо и хочешь уже развернуться, но сильная рука за запястье хватает, разворачивая к себе лицом. Парень прижимает тебя всё сильнее к себе, и ты замираешь, глаза широко открыв. — Не уходи, — Хосок в твоё плечо утыкается, сжимая в объятиях хрупкое тело. Ты его в ответ обнимаешь, чувствуешь, как по щеке слеза скатывается — плохо дело. Парень чуть отстраняется, за плечи тебя держит. Он с любовью безграничной смотрит, так, как делал это раньше. У тебя перед глазами воспоминания одно за другим проносится, заставляя на секунду впасть в шок. Но ты назад отходишь, свои ключи от его квартиры из кармана джинсовки на тумбочку складывая. — Если кто-то из двоих стал ядовитым, то и любовь, некогда прекрасная, становится такой же. Прощай, Хосок. С последним словом внутри тебя что-то умирает, с хлопком двери ты начинаешь сомневаться в своём решении. С выходом на улицу ты дышишь полной грудью, улыбнувшись, наверное, впервые за последнюю неделю.