Рикиловская безмертвечина

Заболеть летом невозможно, скажет читатель. Легко, как отобрать конфету у ребенка, ответит Рик. – Второй раз за месяц, еб твою мать! – недовольно бурчит себе под нос не сам виновник трагедии, а тот, кто теперь выхаживает того всеми проверенными и не особо методами. И почему он-то не болеет? – Да знаю я, – шмыгает носом Рик. – Но вину признаю частично. – Схуяли? Как обычно ведь под кондиционером сидел целый день, а теперь сопли за тобой утирать приходится, – Дэрил размешивает лекарство в кружке Рика. Кружку с надписью «Папа всегда прав» ему подарил Карл на день рождения. Это, кстати, любимая кружка Рика. Дэрил помнит. – Виноваты сорок градусов на улице, – Рик проводит рукой по волосам, прикрывая глаза. Глаза приходится разлепить, когда перед ним появляется кружка с разведенным в ней жаропонижающим. – А теперь сорок градусов у меня. Смешно, правда? Дэрил прикладывает ладонь к его лбу. – Не сорок. И не будет, – мужчина переводит взгляд на кружку. – Пей. – Да пью я, пью, – Рик делает первый глоток и морщится. То ли от того, что язык обжег, то ли от того, что лекарство кисло-горькое. Дэрил садится напротив и смотрит на того до тех пор, пока кружка не опустеет. После забирает ее у Рика обратно, моет и ставит чайник во второй раз. Рик затуманенным взглядом смотрит, как Диксон насыпает заварку в ту же кружку, ставит вторую и... И Рик снова чувствует, как глаза непроизвольно тяжелеют. Он больше не может сопротивляться и закрывает их на секунду. Открывает и закрывает снова. Открыть в третий раз уже не может и подпирает лоб рукой. Прислушивается, но слышит лишь то, как стучит его сердце. Оно то ускоряется, словно готовое к погоне, то затихает, собираясь ко сну. Кровь потоком идет по его капиллярам, венам и артериям. Рик ощущает, как уменьшается его тело в пространстве, как кружится все в этой темноте, и не чувствует в себе сил сопротивляться манящему одеялу, накрывающему его разум. Оно теплое и тяжелое, даже зимнее. Он не может отдышаться, пытаясь выбраться из-под увесистого одеяла. Рик касается рукой мокрого лба. Из-за одеяла он вспотел, как в летний зной. Граймс наконец открывает глаза и перед ним вся та же темнота, но теперь освещенная теплым светом лампы. В комнате летняя прохлада. Не та, от которой хочется спрятаться в слоях одежды, а та, в которой легко дышать, смотреть и видеть, легко жить. Рик судорожно глотает воздух сухими легкими. Одеяла на нем нет. Чужое тепло пропадает из второй руки, вместо нее туда аккуратно вкладывается холодный стакан. Большая ладонь заставляет приподняться в полусидящее положение, другая помогает поднести ко рту собственную трясущуюся руку и выпить воды. Стало легче. – Наконец-то, – вздыхает Дэрил, наблюдая, как Рик постепенно возвращается в сознание, – я испугался. У тебя был жар. Рик молчит и отдает пустой стакан обратно. Дэрил все еще придерживает его за спину, поглаживая большим пальцем по позвонку. – Я думал, придется врача вызывать. Ждал, когда ты хотя бы в сознание придешь. – Нормально все, нормально... – наконец хрипит в ответ Рик и прочищает горло кашлем. – Вижу, – Дэрил улыбается лишь уголком рта. – Спасибо, – кивает Рик и утыкается лбом ему в плечо. Просто теплый. Жар сошел.