Похищение художника

Пак сонно раскрывает глаза, лицезрея блеск капель воды на листьях деревьев. Свет солнечных лучей делает их похожими на кристаллики горной породы, редкие, но безумно ценные, как это мгновенье. Чимин обводит взглядом комнату, замечая свесившийся вниз край пледа, которым они с Юнги вчера укрывались. Пак вспоминает гром и испуганные глаза альфы, обеспокоенный взгляд, направленный в его сторону, он считает это милым. Ему хотелось узнать что-нибудь об этом человеке, что не знают другие, и, кажется, только это сейчас и волнует. Он пробовал рисовать его портрет, и не раз, но так как у него нет большой практики по портретам, пропорции соблюдены не столь верно, и это огорчало, но он все равно с обожанием смотрит на акварельный портрет альфы. Рисунки выглядывают из-под кровати, и он, зарывшись в них, как в игрушки, не замечает чужого присутствия. Человека, что с грацией кошки крадётся к кровати, но стоит присесть на краешек, раздаётся характерный скрип, и все, что было в руках омеги, с шуршанием падает на пол, разлетаясь по паркету. — Думаю, мне нужно было кашлянуть для приличия. Прости, — говорит Мин с виноватой улыбкой и подгибает под себя ноги. — Да… Ничего. Я тут, просто… — мешкая, Чимин начинает сгребать рисунки в кучу и прижимать к груди каждый лист, прячет от чужих любопытных глаз. — Покажешь? Чимин мечется, но в итоге поднимает на альфу взгляд. — Боюсь, после я не смогу смотреть тебе в глаза, — щебечет Пак, прижимая приличную стопку рисунков, что успел нарисовать за время отсутствия альфы. — Опять что-то себе напридумывал? Мин вздыхает и, ложась на кровать животом, подтягивается к Чимину. Тот смотрит на него удивлённо, облизывая губы. — Что я тебе говорил насчёт этого? Не смей принижать себя, это непрофессионально,— Мин тыкает в него указательным пальчиком, после чего щёлкает по носу и Чимин вздрагивает, — Ты дерганный сегодня. Что-то случилось? — Юнги клонит голову вбок, пытаясь заглянуть младшему в глаза, но тот упорно их прячет, кусая губки,— Это из-за вчерашнего? — Нет! И я просто… — Пак глубоко вздыхает и протягивает свои работы Мину, продолжая бегать глазками по паркету, — Просто я… Не знаю, мне стыдно. Ты хороший и ничего плохого мне не сделал, а я агрился на тебя, игнорировал и… — омега от неловкости ситуации сейчас вспыхнет синим пламенем. — Я же говорил, что не злюсь. Чимин молчит, теребя в руках краешек подушки. Мин хмыкает, но ничего больше не говорит. Взяв в руки предложенные работы, он укладывает стопку на пол и, чуть свисая с кровати для удобства, разглядывает каждую, прикасаясь кончиками пальцев к заинтересовавшим моментам, нежно вырисованных омегой. — Ты когда-нибудь бывал за пределами города? — спрашивает Юнги, перебирая не один пейзаж голубых просторов. — Не доводилось. Дальше Сеула я не был. Хотя… — Пак хитро прищуривает глазки и нагло наклоняется к Юнги, тыча в него пальцем, — Я все ещё не знаю, где нахожусь. Так что это считается! Юнги ухмыляется, переводя взгляд на хитрого Чимина, и снова принимается разглядывать работы. — Это пригород. До Сеула, как я уже говорил, километров тридцать, но ты можешь считать это за пределами города. — Хм, ну это уже что-то. Но ты ведь спрашивал не об этом? Юнги восхищённо смотрит на омегу, положив руку под голову. Чимин так же облокотился о кровать, закинул на неё руку. Тихое утро разбавляет лишь трель птиц за окном, которые во всю поют о пробуждении нового дня. — Да, океана я никогда в живую не видел. Но моя любовь к нему только крепче от этого. — То, что так недосягаемо, приносит больше удовольствия. Не зря же говорят: интересна не сама цель, а путь к ней. — А у тебя есть такая цель? — спрашивает Чимин, отодвигая работы, тем самым придвигаясь ближе. И непонятно кого из них тянет друг к другу больше. — Появилась недавно, но путь к ней истязал меня, и мне не хотелось ждать так долго, — издалека начинает Мин, считывая эмоции на лице младшего. Он слушает с интересом, что говорит о важности этой темы для него. "А ты любил что-то так же сильно?" Именно это читается в глазах, — Собственно, поэтому ты здесь, — говорит Мин на последнем вздохе и переворачивается на спину. Прикрыв глаза, он чувствует, даже не видя, как Чимин смущается и запах становится ярче, ягодные нотки оседают на губах. Малина. В воздухе витают все те же частички пыли, разгоняясь быстрее от напряжённого дыхания младшего художника. Персиковая чёлка лезет в глаза, и Пак, сдувая её, думает в скором времени поменять цвет на что-то более холодное, например лавандовый. Этот цвет все больше привлекает его внимание, краска сама собой смешивается в палитре, окрашивая голубые воды в сиреневый. Рука тянется к чистому листу акварельной бумаги, первые линии карандашом—и уже виднеются очертания пленяющих цветов. Стебли лаванды красуются в центре с крохотными цветами, остальное —фон, все тот же фиолетовый, только намного нежнее, уходящий в холодный закат. В голове Пак уже видит их в цвете и даже чувствует запах. Он так погружен в работу, снова, не чувствуя даже тёплого дыхания над ухом и взгляда полного наслаждения. Юнги с диким интересом наблюдает, как тот держит в руках карандаш, надавливает грифелем сильнее, когда нужно показать тень, как вертит в руках палочки для еды, когда ест. Мин часто утайкой смотрел на руки Чимина, пока тот находился в неведении. На то, как играется с Холли, зарываясь в шерсть на макушке, как мнет края кофточки, оставляя виднеющимися лишь пальцы, визуально превращаясь в комочек. — Ты так неотрывно смотришь, — тишину развивает сладкий голос, чей обладатель все так же неотрывно проводит линии карандашом по бумаге,— Не устал? — в голосе омеги слышатся игривые нотки, скрывающие смущение. — Мне дорог каждый взмах твоих ресниц. В ответ своим словам, альфа слышит шокированный вздох, похожий на писк, и вид бурундучка со стороны. Щёчки надуты, губки поджаты и розоватые ушки не уходят от глаз того, кто так внимательно наблюдает подобно коршуну. Мин тихо посмеивается и снова заваливается на спину, дабы перестать смущать омегу и дать ему немного свободы, воздуха, которого ему действительно не хватает. Как бы это глупо не звучало, да Чимин сам в это не верит, но запах альфы читается так чётко, несмотря на изобилие ароматов во всем доме, его выделяется, и куда бы ты не пошел, запах мятного чая преследует тебя, будто наблюдает, и скрыться нет возможности. Это так странно. Будто не владея своим телом, лишь чувствам, Чимин поворачивает голову в сторону Юнги, в момент, когда и он смотрит прямо на него. Улыбка в одно мгновение касается лиц обоих без особых причин.

***

Запах свежеиспеченных блинов заполняет кухню. Чимин, положив подбородок на сложенные перед собой руки, наблюдает за передвижениями альфы. — Вот как значит выглядят готовящие люди со стороны. — Ты что-то сказал? Пак понял, что сказал это вслух и отмахнулся рукой, раздумывая как бы сменить тему. — Ты… Не собираешься сегодня убежать? — Нет, на ближайшие дни у меня нет работы, я все уладил и не покину этот дом без острой необходимости, — отвечает Мин, ставя перед Чимином тарелку ароматных блинов и клубничный сироп, — Кушай, а потом… — альфа мнется, снимая с себя фартук. — Если хочешь, мы можем прогуляться. Чимин воодушевленно смотрит на альфу, отрываясь от еды. — Покажешь окрестности? — Если захочешь. После дождя всегда дышится легче, ни к чему сидеть дома. Ответом служит улыбка, а больше ничего и не нужно. Доев все подчистую, Юнги манит омегу за собой, и тот, перебирая ногами, спешит за альфой. Они останавливаются у двери, куда вход для Чимина всегда был закрыт. Он даже как-то забыл, почему так отчаянно пытался сюда попасть и почему забыл, больше уделяя времени рисованию. Из головы вылетело, что это и не его дом вовсе и он здесь не по собственному желанию. — Это моя комната и единственный проход, соединяющийся с крышей,— говорит Мин, открывая дверь ключом. Пак чувствует, как волнительно забилось сердце. Он понимает, что это возможно личная спальня Юнги, интимней комнаты в доме не найти, разве что мастерская, но здесь он, блаженно прикрыв глаза, видит сны, ходит без одежды, и что Чимин думает не о том и тут отворачивается от альфы, принимаясь разглядывать интерьер. — Я разрешаю тебе заходить сюда. Пак думает, что ему послышалось, но решительный взгляд тёмных глаз только подтверждает сказанные слова. — Ты впускаешь меня… — Ты открылся для меня, я сделаю это в ответ. Предупрежу лишь о том, что, что бы ты тут не искал, этого здесь нет. Помимо моей одежды и личных записей, расписания ты тут не найдёшь, однако ноутбук я, пожалуй, заберу. И я знаю, ты прекрасно понимаешь почему. Мина не покидают мысли, что Чимин действительно искал путь отсюда, желал сбежать и, возможно, все ещё хочет, но он желает придержать его ещё немного, совсем чуть-чуть. Нагло врет сам себе. Отпустить это сокровище… Нет такой силы, под тяжестью которой Мин смог бы это сделать. — Да, соблазн узнать точное местоположение и хоть как-нибудь расспросить о жизни моих близких и рассказать, где я, очень велик,— прямо отвечает Чимин, не желая больше секретов между ними, ведь Юнги ничего не утаивает от него, — Но пока я не пойму, что ты все-таки за фрукт и с чем тебя нужно есть, я не покину этот дом, пока ты сам меня не выгонишь. Юнги одобрительно хмыкает и, взяв все необходимое, подходит к омеге, склонив голову набок, что является уже неотъемлемой привычкой, так как он выше его на голову, а в глаза заглянуть хочется. Он соврет если скажет, что они не пленят его так же, как и природный аромат. — Такой ответ меня более чем устраивает. А теперь идём. В воздухе все ещё витает дух недавней грозы. Каждая травинка, пропитанная дождевой водой, помнит вчерашнюю бурю и, кажется, жаждет новой. Чимин аккуратно ступает по влажной траве, разглядывая мелкие полевые цветы, что расстилаются под ногами персидским ковром. Холли проносится рядом, зарываясь мордочкой в траву, и звонко лает на улетающих бабочек, чей покой был потревожен. Они проносятся мимо, зарываясь в персиковые волосы омеги, растрепанные встречным ветром, щекочут нос, и он,чихая, пугает их ещё больше, заставляя разлететься в стороны. Он хихикает, глядя им вслед, и замечает неподалёку Юнги, что держит в руках лист бумаги и карандаш. Опустившись на корточки, он склонился над синими колокольчиками, на которых остались капельки воды, придавая им сочный живой цвет. Он видит, как пудель бежит в сторону своего хозяина, и мчится с ним на перегонки, поддаваясь детскому беззаботному желанию. Мин замечает их, летящих гонимых ветром, в порыве с разлетающейся во все стороны пыльцой. Понимая, что они скоро добегут до него, он выпрямляется и ловит влетевшего на всей скорости в него Чимина. Вокруг разлетается пыльца полевых растений, хочется чихать, что собственно и делает Чимин, после чего мило морщит носик и куксится. — Прости, трава мокрая, вот я и… — Пак извиняется, придерживаясь за плечо альфы, а другую руку сжимает на его груди, не способный найти опору. Насмешливый взгляд смущает, и он неосознанно дуется. Юнги на это лишь смеётся, подхватывая лай Холли, что вьется вокруг них, намереваясь запрыгнуть. — Будь аккуратнее. Помимо грязной одежды у тебя был бы отшибленный зад, а это не очень хорошо. Пак смущённо шипит и отлипает от альфы с ехидной улыбкой. В свете солнца его волосы уходят в красный, такой насыщенно- гранатовый с золотистыми прядями. Чимин невольно засматривается и улыбается чему-то своему, сжимая кулачки, а после убегает к Холли, нашедшего что-то интересное на ветвях деревьев. — Когда ты такой беззаботный, мне очень хочется оставить тебя здесь навсегда и не отпускать в мир, где тебе приходилось несладко, — шепчет Юнги сам себе под нос, делая лёгкие зарисовки цветов, чтобы позже во что-нибудь их воспроизвести. Например изобразить ладони омеги, изящно укутанные лепестками различных цветов и ягод, в особенности черники, тот особо сладко ей пахнет в последнее время. Чимин все-таки упал и, видимо, не спешит вставать, а Холли, усугубляя ситуацию, прыгает на него, звонко лая, и тычется носом в щеку, пытаясь проявить свою привязанность. Юнги, видя это, знает, что просто так Холли не полезет к чужому человеку, и понимает, что встреча с этим омегой, возможно, была не случайная.