Похищение художника

— Юнги-Хён, что ты делаешь? Чимин уже с десяток минут наблюдает, как Мин выносит из дома какие-то вещи. На переезд не похоже, разве что творческий. Перед террасой разложены в беспорядке стопки листов и краски с вспомогательными материалами, последним атрибутом становится деревянный мольберт на трех ножках. Мин выносит его и захлопывает дверь ногой. — Порисуем? — спрашивает альфа, облокачиваясь на мольберт. Пак хлопает глазами, уставившись на художественные принадлежности, и внутренне светится, а руки так и чешутся. — Вместе? — спрашивает он с надеждой, зная, что альфа давно не садился за холст и у него вроде как пропало вдохновение. А увидеть, как Юнги рисует вживую что-нибудь подобное из своей галереи на холсте полтора на полтора, очень хочется. Но Юнги мотает головой, — Я один? — альфа кивает и, беря в руки мольберт и листы бумаги, движется за дом. Пак, спохватившись, берет оставшиеся вещи и семенит за ним. Ладонь проходится по слегка шершавой поверхности загрунтованного белого холста. Пак вспоминает запах этой самой краски, как у него не было денег на нормальные холсты и приходилось выкручиваться, покупая обычный оргалит, и грунтовать в несколько пилотных слоев материал, чтобы после краска ложилась лучше. Сейчас перед ним новенький холст формата А3 и разложенные акриловые и масляные краски. Каждый цвет на своём месте, оттенок к оттенку, от тёмного к светлому. От обилия цветов у Пака разбегаются глаза и даже брать страшно новые тюбики, потому что не хочется нарушать идиллию. Он чувствует взгляд на своём затылке и немного ежится прежде, чем повернуться корпусом к альфе. Смотрит на него снизу вверх, такого спокойного и довольного, похожего на мартовского кота, в бежевом кардигане чуть выше бёдер, обычной белой футболке заправленной в джинсы цвета хаки. Разрывая зрительный контакт, альфа пристраивается в опасной близости рядом с омегой на корточки и выжидающе смотрит. Чимин кусает кончик указательного пальца, подобрав под себя ногу, и не знает, что делать. — Ну, что ты смотришь? — спрашивает он робко. — Я просто любуюсь. — Но я ведь ещё ничего не сделал. — Тебе не обязательно что-то делать, чтобы привлечь внимание,— Чимин алеет щечками и, мило пища что-то себе под нос, отворачивается. Юнги ухмыляется, но уходить не спешит. Пак бросает взор на горизонт, где за участком скрываются высокие деревья, заслоняющие чёткую линию горизонта. Там виднеется полоска чистого голубого неба и кажется, что она движется прямо на тебя, но это всего лишь облака, уносимые ветром, расчищают голубой простор. Рука сама собой тянется к карандашу, и Чимин делает мелкие пометки на холсте, относительно размещения того, что видит перед собой. Кивнув себе, он трёт друг о друга ладошки, комбинируя в голове цвета для картины, совершенно забывая о пристроившемся рядом альфе, что сложил ручки и молча наблюдает, не желая тревожить накатившее желание творить. Чимин выдавливает на палитру первые посредственные цвета, уже успевая измазать руки, и этими же руками берет средних размеров кисть, приступая к наложению первых мазков. Альфа, подперев щеку рукой, старается запомнить каждое уверенное движение кистью, плавность, с которой работа по-особенному выглядит мягко, из-за любви омеги добавлять белый практически во все взятые цвета, размещая позже акценты спокойными тонами, чтобы подчеркнуть детали. Кисть сменяется другой, Юнги умиляется, какой она выглядит большой в маленькой ладошке. Пак то и дело кладёт её за ухо и берет побольше, забывая потом, куда положил другую, и так по-детски хмурит брови, не понимая, где пропажа. Смотря за чужими метаниями, Мин ловко задевает пальцем кожу за ушком и вытягивает кисточку, задевая светлые волосы, ненароком пачкая пару прядей. — Хён, ты что… — Чимин в непонимании оборачивается к альфе, прикладывая руку к уху и тут же бросая взгляд на кисть у Мина в руках. — Это потерял? — спрашивает Юнги, вертя кисть меж пальцев, пока омега как под гипнозом наблюдает за перемещением предмета в длинных тонких пальцах, совсем не похожих на его, пухлые и нелепые. — А-ага. Отдавать кисть Юнги не спешит, продолжая так же перекручивать её в пальцах, бросая взгляд на картину. Она почти закончена и выглядит ужасно уютной, нежели реальный пейзаж, но пару мазков ей все же не хватает. Ухмыляясь, он протягивает кисть Чимину, и тот неловко тянется за ней, но так и не получает. Вместо неё в его ладонь ложится чужая и, опираясь на неё, альфа встаёт и располагается сзади. — Тебе не кажется, что она выглядит незаконченной? — спрашивает Юнги, умещая кисть в безвольной, на данный момент, руке омеги и кладёт поверх свою. У Чимина сердце заходится в быстром ритме от соприкосновения, явно намеренного, и это пугает ещё больше. Он пытается сконцентрироваться на работе, но жар чужого тела за спиной мешает всему, и даже прохладный ветер не остужает горящие щеки. Спиной он чувствует чужое бьющееся сердце, что вызывает вибрацию по всему телу, которая передаётся и ему. Не получив никакого ответа, Юнги плотнее обхватывает руку, направляя кисть в нужные места, где, как ему кажется, должен присутствовать акцент противоположного цвета. — Чувствуешь, как она дышит? — шепчет Мин, не отрываясь от корректировки, удивляясь, как Чимин так просто разрешает к ней прикасаться, ведь для каждого художника любая картина это невероятно личное, и мало кому нравится чужое вмешательство. — Кто? — спрашивает Пак, чувствуя лишь чужое дыхание на своих щеках, — Я чувствую лишь твоё дыхание, — Юнги блаженно ухмыляется, прикусив губу, и, дав себе волю, слегка потирается о чужую горячую щёчку своей, замечая, как омега каменеет. — Твоя картина задышала, теперь она кажется живой, — с усмешкой отвечает альфа, откладывая кисть на палитру, тут же умещая руки на плечи омеги в опасно близком расстоянии от гладкой лебединой шеи,— Ты, так не думаешь? — Нет, ты прав. Ты умеешь вдохнуть жизнь в безжизненный предмет. Думаю, поэтому люди так любят твои картины? — спрашивает Чимин, откинув голову назад. Мин не упускает возможности пройтись кончиками пальцев по открытому участку кожи, где запах такой яркий, что инстинкты заигрывают и желают впиться зубами, — Как ты это делаешь? — Ответ на этот вопрос ты даже в книжках не найдёшь, и я не могу на него ответить. Это просто чувство, которому ты повинуешься, оно тебя направляет и говорит, что нужно сделать для должного результата, — Чимин морщит носик и дует губы на не очень-то понятное объяснение, — Ну что? Думал я правила сейчас тебе зачитаю? — альфа посмеивается, поглаживая напряжённые плечи омеги. — Хм, возможно ты говоришь про шестое чувство? — Может быть, — приглушенно отвечает Мин, сам не зная, как объяснить, что чувствует, глядя на свои картины, к которым давно не притрагивался. Наклоняя голову к чужой макушке, он ненароком касается её кончиком носа, ощущая мурашки на чужом теле, и то, как приподнялись волосы на затылке. Запах все тот же ягодный, что даже не перебивает шампунь, такой, что успел стать любимым, и никакие свечи и ароматизаторы не идут в сравнение. Юнги хочется кое-что сделать, ну очень, и он не знает, правильно ли, но так хочется… Пользуясь обездвиженностью омеги, он обнимает его за шею, полностью зарываясь в пушистые волосы, и касается губами. Чимин и двинуться не смеет. — Знаешь что, пойдём-ка! Альфа быстро отстраняется и поднимает за руку Чимина, который потерял столь приятное тепло, и сейчас его окутывает лишь летний ветер, который по сравнению с теплом альфы— ничто. — Куда? Ему уже привычно не отвечают и просят лишь прихватить свою работу, что Пак и делает. Чимин следует за старшим, который все ещё держит его за ладошку. Омеге страшно, ведь он откровенно…привязывается. Привязывается к этому дому, изучив уже каждый поворот, привязывается к запахам, насыщающих его повсюду, к вкусным и плотным завтракам, к сахарной улыбке, которую альфа дарит ему без причин, к этому взгляду, будто он божество какое-то. Привязывается к Мину и этому запаху мятного белого чая.

***

— Знаешь, что заставило нарисовать меня эту картину? Порядок, который был до этого в мастерской, теперь отсутствует напрочь, а все потому, что у Юнги что-то в голове заиграло, и он решил разобраться в своих картинах, сложенных стопочкой, и показать Чимину. И сделал бы это ещё раньше, чтобы увидеть эти светящиеся от восторга и любопытства глаза, как сейчас. — Однажды Джин сказал, что любит рыбалку. Он часто так проводил время с отцом и многому у него научился. Предложил съездить мне на озеро. Я согласился, потому что у воды всегда приятно проводить время, а ещё потому что Джин сплошное недоразумение и его фиаско пропускать никак нельзя, — Чимин уже начинает посмеиваться, предполагая события сие путешествия, — И что ты думаешь? Мы три часа просидели у воды, я расслабился, он изнылся, что рыба не клюёт, и, когда Джин встал с кресла, чтобы начать собираться, на крючок клюнули, и он непонятно зачем, потянувшись вниз, поскользнулся и рыбкой нырнул в воду. Не знаю, чего он добивался, то ли поймать рыбу руками, то-ли пожить в её шкуре, но тогда у меня была истерика, не знаю от страха или смеха, и все это вылилось в вот это, — Чимин залился хохотом, склонившись к полу. На небесно-голубом полотне изображены игривые волны в виде эмоции, плоскими размашистыми мазками в окружении двух стилизованных карпов, которые как бы сами насмехаются над увиденным в тот день в воде. — Судя по тому, что я видел его на выставке, он жив и все хорошо. — Да, но перепугался тогда жутко и уже который год не заходит в воду, — отвечает Мин, открыто насмехаясь над своим другом, и расставляет картины дальше. Там на полотне и одуванчики небывалых размеров с бутылкой отменного французского вина, где на этикетке нарисована не марка и год, а закатное солнце и силуэт человека, сидящего спиной с той же бутылкой в руке. На другой картине крученая лестница со странными ступеньками, что идут наклоном, и на каждой новый город в ночное время суток со странными надписями в уголке, значение которых знает только сам Юнги. Запертые цветы в стеклянных шарах и сгорающий лист скомканной бумаги, окружённый дымом и опилками. Чимина же привлекает набросок, но по-видимому незаконченный, с яркими пятнами в центре, где вырисовывается некая фигура, но пока точно не понятно какая. Рука сама тянется к полотну, и Мин, замечая заинтересованный взгляд, со вздохом склоняется над омегой, заглядывая в свою незаконченную картину. — Свежая. — Да, это то, что я пытался изобразить, когда меня настиг… Кризис. Юнги с прищуром осматривает помещение, заполненное своими картинами. Чимин в ней смотрится таким крохотными, ещё и сидит со скрещенными ногами и массивным холстом на коленях, закрывающим его почти полностью. Мин отходит в сторону, смотря на него с разных сторон, что-то прикидывает в голове. — Я хочу нарисовать тебя, — выдаёт Юнги после недолгого молчания. Чимин резко поднимает на него глаза. — Меня? — Позволь. Пожалуйста. Альфа присаживается перед ним на корточки, отодвигая картину в сторону. Чимин сжимается в клубочек, растерянно смотря на Юнги. — Видишь все эти картины? — омега кивает. — Всё это —кусочки моей жизни, мне нужно дополнить коллекцию. Чимин смущается ещё больше, но кивает, говоря тихое «ладно», и собирается встать, но Мин усаживает его обратно. — Посиди вот так спокойно, ладно? Это не займёт много времени, к тому же позже ты мне поможешь,— альфа подмигивает Паку, и тот, оставшись с открытым ртом, принимает удобную для себя позу. Перед Мином средних размеров холст, открыты все акриловые краски, всего одна кисть и смущающийся омега, с переплетенными между собой ногами в окружении цветастых картин. У альфы загораются глаза. Насыщенные цвета смешиваются с чистым белым, превращаясь в пастельные, вырисовывается округлое личико, и аккуратный носик, и вишневые блестящие губы. Юнги добавляет яркости глазам, создавая представление в них настоящей радуги, потому что именно таким Чимин видит окружающий его мир, он видит душой, где спектр чувств необъятен. Омега старается сидеть неподвижно и не краснеть ещё больше, потому что пристальный, сосредоточенный взгляд карих глаз просто поглощает. Юнги неожиданно кладёт кисть и мажет пальцем прямо в краску, после чего проводит им по рисунку, открыто улыбаясь сделанному. — Что ты такое делаешь? Плохо вышло и ты замазываешь? — удивляется Пак, на что Юнги только посмеивается и трясёт головой. — Ты должен это видеть. Чимин стремительно преодолевает между ними расстояние и, умещаясь за спиной альфы, смотрит на свой портрет. Портрет был бы самым обычными, если бы на нём не имелись разноцветные пятна, точно цветные зайчики, что запутались в волосах и попали на щеки, дали отблеск в глазах. Чимин не может сдержать восторженного вздоха. — Я решил поиграть с цветами. Поможешь мне? Мин делает ещё один уверенный мазок сиреневой краски прямо по волосам, и омега пищит от такой резкости, ведь каждый взмах кистью он тщательно продумывает, а тут… — Не бойся, — Юнги улыбается, обнажая десна, смотря на милое удивленное личико, и мажет по пухлой щеке все той же сиреневой краской. — Хён! Мин посмеивается и выдавливает на палитру мятный и прямо пальцем начинает смешивать его с соседним ультрамариновым. Пак, любуясь игривостью старшего, пристраивается на полу рядом, и окунает пальчик в розовый. Краски смешиваются одна с другой, превращая обычный портрет в шедевр абстракционизма с милым омегой в центре, наполовину сиренево-розовыми волосами и красными мазками на щеках. — Думаю чего-то не хватает, — изрекает Мин, смотря то на рисунок, то на Чимина, который от хохота уже валится на пол, перепачкав и его своими цветными руками, —Иди-ка сюда! — альфа пододвигается ближе и мажет ярко-малиновым по щекам омеги, тот застывает в ужасе и охает от возмущения. Надув щеки, он шлепает ладонью по палитре, собирая все, что есть на ней краски и прикладывать к лицу Юнги точно в центре. Мин морщит лицо и уже боится открыть глаза, чувствуя, как все стекает вниз. По носу к губе стекает красный вперемешку с желтым, чуть ли не попадая в рот. Мин отплевывается и разлепляет глаза с зелёными каплями краски на ресницах. Чимин, испуганный своим же поступком, прикрывает красочными руками лицо, типа в домике, и уже мысленно молит о прощении. Отодвинув в сторону пальцы, он смотрит на хитрую ухмылку Мина и сине-фиолетовую руку, тянущуюся к нему. — Юнги, прости! Сто… — ладошка проходится по лбу и волосам. Мин наблюдает, как синий ровно стекает по лбу прямо к сморщенному носу омеги. Он пыхтит и проводит ладонью по волосам, собирая краску, а после брызгает ею в Юнги. — Смотрел Аватара? Так вот, ты вылитый он. Чимин возмущённо дует губы и набрасывается на краски снова, дабы хорошенько отомстить. Попадает и на картину, пол, изляпаны волосы и одежда, но им все равно, они, улыбаясь друг другу, прижимаются лбами и улыбаются. Зашедший бы сейчас сюда подумал бы, что они не в себе и кому-то пора отмываться, но Мин думает, что все и так хорошо. Он аккуратно касается чужой перепачканной ладони, где смешались все цвета радуги, а особенно преобладает красный, прямо, как щёчки напротив. — Думаю, теперь все идеально. — Думаешь? — пряча глаза за пушистыми ресницами, Чимин сверлит взглядом их красочные ладони, такие совершенно разные, но гармонично сплетенные вместе. — Определённо, да. От переизбытка эмоций Чимин не может перестать улыбаться. Игривая окрыленность не покидает тело, и она продолжается до тех пор, пока горячее дыхание не оседает на губах, а в нос не забивается запах едкой краски. Но все прекращает иметь смысл, когда эти самые губы касаются его в лёгком соприкосновении. Юнги не встречает никакого сопротивления, в его объятиях омега будто обмякает и он начинает целовать сочные губы. Он не планировал ничего такого, для него и простого нахождения рядом было достаточно, но в данную секунду он сердцем чувствовал, что просто не может не поцеловать этого омегу. Он такой эмоциональный, настоящий. Такой, каких Мин никогда в жизни не встречал, и поцеловать эти губы он был просто обязан. Он сминает то одну, то другую, мягко смакуя ягодный привкус, обнимает лицо ладонями, чувствуя, как растекается краска. Юнги первый разрывает поцелуй, не хотел, держался как мог, потому что боится увидеть реакцию Чимина, ведь… Ведь он не его омега. Но Чимин не кричит, не противится, его глаза-щелочки по-прежнему сияют, а уголки губ приподняты ещё выше. Он подрывается вперёд, чмокает альфу в измазанные в краске губы и обнимает за шею, наваливаясь всем телом. Альфа прижался щекой к щеке Чимина, а тот принялся гладить старшего по спине, сжимая в объятиях сильнее. Сладкий коктейль запахов окутал обоих, дышать почему-то стало в разы легче. Такая опасная близость не смущает Чимина, кажется, он именно этого и хочет. А может просто краски надышался?