Волей небес

      Наступил вечер. Бражник и Кот повели Маринетт во двор, обступив её с обеих сторон, словно стражники, стремящиеся предотвратить всякую попытку бегства. Она чувствовала себя преступницей. Нет, агнцем на заклание. Происходящее больше напоминало какой-то ритуал: покров ночи, свет одинокого факела, старое, искривлённое, ждущее её дерево, которое вполне могло сойти за погребальный костёр.       Но Маринетт не нужно было сгореть, чтобы спасти дерево. Ей нужно было всего лишь исцелить его.       Её шаг замедлился, а потом и вовсе остановился.       — В чём дело? — спросил Бражник. — Почему ты встала?       Слова, которые она хотела сказать, вертелись у неё на языке: она не была уверена, что хотела продолжать. Она устала от того, что её используют, что ей манипулируют, что ей распоряжаются, как пешкой в игре.       «В этом твоя роль. Твоё предназначение».       Стиснув зубы, она вперилась взглядом в кривое дерево, тянущееся когтистыми ветвями к небу, подобно неведомому существу, застывшему в порыве гнева. Бражник раздражённо хмыкнул и потащил её к дереву, схватив за локоть с такой силой, что должны были остаться синяки. Кот, естественно, мог лишь смотреть на всё это с мукой во взгляде.       — Исцеляй, — зашипел Бражник.       Сердце Маринетт бешено колотилось в груди.       — У тебя было более чем достаточно времени, чтобы собраться с силами. Теперь пришла пора исполнить свой долг.       — Я…       — Сейчас же!       Она вздрогнула и возненавидела себя за это. Трость, которую он носил с собой, была чересчур близко. Всё его естество было чересчур близко — холодный и отталкивающий, он возвышался над ней, словно крепость изо льда.       — Ещё раз просить не буду, смертная.       Руки Маринетт сжались в кулаки. Исходящая от него угроза была очевидна. Он хотел вернуть Эмили. Ему было всё равно, на что ему придётся пойти, чтобы эта мечта осуществилась. Ему никогда не было дела до последствий.       «Продолжай исцелять дерево. Я разберусь с Бражником, когда окажусь на свободе».       Её сердце забилось быстрее. Она оглянулась на Кота — бога, которого любила. Бога, который стал марионеткой в руках своего отца, потому что тот хитростью выведал его настоящее имя. Он был всего лишь ребёнком и думал, что отец хочет ему помочь.       Проникшись решимостью, Маринетт, стиснув зубы, вжала ладони в ствол дерева и позволила магии наполнить её изнутри. Дерево оживилось, словно зверь, ощущающий скорую трапезу. Его пульсация эхом отдавалась в её теле, в её душе, как будто она снова очутилась в комнате с тем ужасным коконом, который видела во сне каждую ночь.       «Да, — будто бы говорило это биение. — Возроди меня. Сделай меня сильнее».       Маринетт не обращала внимания на мурашки вдоль позвоночника, на холодок, что пробегал по ней от ощущения, что дерево цепляется за неё точно так же, как его ветви — за листья. Это должно было быть её предназначением. К тому же это, возможно, был единственный способ освободить Кота.       Сконцентрировавшись, она выпускала магию из ладоней волнами исцеляющего света, позволяя ей питать корни и подниматься всё выше и выше — до самых верхушек иссохших веток. Внутри неё вибрировала сила созидания. Пульсация дерева становилась всё громче, заглушая её собственное сердцебиение. Заглушая весь мир вокруг.       Точнее, пожирая.       Она одёрнула дрожащие руки. Поток магии был прерван, но дерево всё ещё цеплялось за неё своими невидимыми цепями, требуя, чтобы она вернулась. Маринетт замутило, ноги подкосились, и она упала, побелев в лице.       — Не могу, — прошептала она.       — В чём дело? — возмутился Бражник.       Маринетт встряхнула головой, сдерживая рвотные позывы.       — Сегодня больше не смогу, — соврала она.       — Ну что ж, — вздохнул он. — Уведи её, сын.       Кот подхватил её на руки без лишних слов. Однако, даже когда он уносил её прочь, она всё ещё чувствовала на себе мёртвую хватку дерева.

* * *

      — Что случилось? — спросил Кот, поднимаясь по лестнице, что вела к её спальне. — Ты остановилась раньше обычного.       Маринетт прижалась к его груди, пытаясь сосредоточиться на биении его сердца. Может, хотя бы это могло избавить её от гадкого, пульсирующего эха, сотрясающего всё её существо.       — Я поняла, что значит быть частицей созидания.       — То есть?       — Кармин сказала, что исцелить дерево — моё предназначение, но ему нужна не только моя целебная магия. Ему нужна я.       — Что? — удивился он, прижимая её к себе сильнее.       — Не знаю, как объяснить. Я просто… Я почувствовала это, Кот. Дерево хочет заполучить меня. Оно впитает меня точно так же, как впитывает магию созидания.       И тогда Созидание снова станет единым. Её роль частицы будет исполнена.       Он застыл на ступенях, и она щекой ощущала, как часто билось его сердце.       — Кот?       — Нет. — Он прижал её к себе, словно его руки могли стать щитом, который отгородил бы её ото всякой опасности. — Я этого не допущу. Я не позволю дереву отобрать тебя у меня.       — Твой отец хочет, чтобы я исцелила дерево. — Она коснулась его щеки, сглатывая растущий ком в горле. — Он не позволит тебе вмешиваться. Ты знаешь это.       Кот раздражённо выругался.       — Не волнуйся. — В глазах у неё защипало. — Я не сдаюсь. Я… Должен быть какой-то выход. Несмотря на то, что я частица созидания, я всё ещё я. Это тоже должно что-то значить, верно?       — Верно, — глухо согласился он.       Вымучив улыбку, она уткнулась лицом ему в грудь и только тогда позволила себе заплакать.

* * *

      Этой ночью Кот снова остался с ней. Они лежали в кровати, и он притягивал её к себе согревающей рукой. В этом прикосновении не было ничего особенного, но её раны — не без помощи магии — заживали, а это значило, что Коту уже не нужно было осторожничать. Теперь Маринетт по-настоящему это ценила, ведь ей ничего не хотелось больше, чем быть с ним рядом.       — Маринетт, — тихо позвал он.       — Да?       — Я…       — Что такое?       Отыскав её ладонь, он переплёл их пальцы.       — Тебе известно, что является величайшим даром богов?       — Нет… — ответила она, смутившись от неожиданного поворота беседы.       — Их настоящее имя.       — К чему ты это говоришь? — Её сердцебиение участилось.       — Я хочу, чтобы ты понимала. Назвать кому-то своё настоящее имя — это знак доверия. Знак любви.       Она сглотнула.       — Маринетт. — Он подтянул её ладонь к своим губам. — Я хочу сказать тебе своё имя.       — Кот, нет. Это…       — Мой дар, и я хочу поделиться им с тобой.       — Но это же твоё настоящее имя. Если ты назовёшь его мне, то я стану ещё одним человеком, который сможет тобой управлять. Вспомни, как получилось с твоим отцом. Тебе нельзя этого делать.       — Я доверяю тебе. — Он сжал её ладонь. — Я доверяю тебе и хочу назвать тебе своё имя. Неизвестно, что будет с нами дальше…       — Это не повод раскрывать своё имя!       — Ты права, и если бы мной руководил лишь страх перед будущим, то я бы не стал так поступать. Но порой страх помогает нам понимать: понимать, что мы чувствуем и что нам необходимо сказать.       Сердце Маринетт билось так сильно, что вместе с ним сотрясалось всё её тело.       — Кот…       Свободной рукой он коснулся её щеки — этот жест был для неё не в новинку, но её сердце всё равно пропустило удар, споткнувшись, как неумелый танцор.       — Маринетт, когда я назвал своё имя отцу, я был напуганным мальчишкой. Мне казалось, что у меня нет иного выхода, — произнёс он, глядя ей в глаза и поглаживая щеку большим пальцем. — Но с тобой всё иначе. Я больше не ребёнок и хочу, чтобы ты знала меня. Знала обо мне всё.       У неё в животе затрепетали бабочки.       — Ты уверен?       Вместо вербального ответа он поцеловал её — в губы, в щёку, вплоть до самого уха.       — Адриан, — прошептал он. — Так меня зовут.       Поток магии пронзил её насквозь, обдавая теплом, содержа в себе непреложную истину. В этом жесте было столько сокровенного, столько доверительного, что слёзы брызнули у неё из глаз. Теперь она знала.       Так и не отпустив его руки, она забралась на него верхом и прижалась губами к его губам. Она целовала его снова и снова — страстно, неудержимо, прижимаясь всё ближе, ближе, ближе.       — Я люблю тебя, — выдохнул он.       Она ответила ещё более глубоким поцелуем, а затем отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.       — Я тоже люблю тебя… Адриан.