5 Seconds Of Summer — Why Won’t You Love Me
Я люблю тебя. То, что я сказал ему в минуты эмоционального подъема, было правдой. Конечно, каждый раз, когда вы кому-то признаетесь в любви — впервые, мать его, в жизни — вы все равно надеетесь услышать в ответ то же самое, как бы вы ни убеждали себя, что были уверены в том, что ваши чувства не взаимны. Я это сказал не только ради Эдди — я сказал это и ради себя, потому что эти слова действительно рвались из меня, я чувствовал, что просто блевану ими, или подавлюсь и умру, если вовремя не открою рот. Я сказал Эдди то, что думал, что чувствовал. Благодаря ему. А он не услышал. Действительно не услышал? Я не знаю. Тогда мне казалось, что я сказал все предельно громко и четко, но кто знает, может быть, от волнения и переживания за него голос у меня упал почти до шепота, и Эдди реально ничего не услышал? Я надеялся на это, и когда он обнял меня в ответ, уткнувшись носом в шею, как маленький ребенок, я облегченно выдохнул. Он не услышал, но, по крайней мере, не оттолкнул, не накричал, не полил сарказмом, как мог это сделать. Может быть, он скажет это чуть позже… Я хотел так думать тогда. Эдди было плохо, я успокаивал его какое-то время, мы сидели на кровати, и хотя я был без рубашки, конечно, ни о каком желании и речи идти не могло. Мне было так обидно, так страшно за него, так больно… Какой ужас он пережил в детстве… Мое сердце действительно болело за него, я почти ощущал весь его страх, который липкой волной прокатывался у меня по спине. — Поехали домой? — спросил я, слегка отстраняя Эдди от себя. Слезы на его лице высохли, но взгляд был пустой. Я осторожно поцеловал его в лоб, но он не оттолкнул. Может быть, стоило выбрать другое время для признания, но уже было все равно. Скажу ему на следующий день еще раз, если он не услышал. — Нет, я… Я хочу побыть один. Прости, Ричи, — ответил Эдди, не поднимая на меня глаз. Я осторожно погладил его по щеке и кивнул. Я все понимал. Я всегда, блять, все слишком хорошо понимал. — Хорошо. Я вызову тебе такси. Я вызвал Эдди машину, еще раз напоследок обнял, и даже не обратил внимания, что провожаю его по-прежнему без рубашки. Какая-то пьяная девица посвистела мне, я показал ей средний палец, и вернулся в дом за рубашкой. Потом посидел какое-то время в раздумьях, трясясь не то от холода, не то от эмоций, тоже вызвал такси и поехал домой. Я надеялся, что Эдди напишет мне на утро. Позвонит, предложит встретиться. Но он этого не сделал. Как и не сделал это и на следующий день, и еще… Он написал мне всего лишь одно слово «Спасибо». И все. Ни предложений встретиться, ни еще каких-то слов.***
Я не хотел писать ему первым. На самом деле, когда я проснулся на утро, я вдруг остро осознал, каким кретином был. Эдди не мог не услышать моего признания — он, конечно, его услышал, но вместо ответа опять предпочел сбежать и игнорировать меня. Чертов Эдди. Всю неделю я лежал на кровати, смотрел в потолок, курил и пил. Не мог даже писать песни — боль и страдания еще были настолько остры, что я не мог даже творить — было слишком больно. Стоило только взять гитару в руки, как хотелось рвать струны, кричать и метать, что я снова повелся на гребанную удочку Эдди, на его слезливую историю про утонувшего мальчика. Даже если все это было правдой — да, я верил ему — почему он снова продолжал играть в эти игры?! Он обвинял меня в том, что у меня нет яиц. Но при этом он начал игнорировать меня, после того, как я признался ему в любви. Впервые, блять, в жизни я сказал об этом кому-то. Сука. Я валялся на постели, не хотел даже вставать и идти в душ. Курил сигарету за сигаретой, сто раз в голове прокручивая свое мерзкое признание, которое не вызвало в Эдди даже жалости, вообще никакого отклика! Он мог бы сказать хоть что-то в ответ! Хотя бы что-то по типу «Извини, Ричи, я пока не могу сказать тебе того же. Может быть, позже». Или «Спасибо, неожиданно. Это очень смелое признание». Он мог сделать что угодно, но только, блять, не игнорировать меня! Если бы он сразу сказал мне, что все, между нами все кончено, даже то, что по сути не успело начаться, я бы принял это спокойнее, чем игнор, на который я снова повелся. Я лежал на кровати, чувствуя под собой лишь смятые, несвежие простыни, вспоминал, как мы провели с Эдди неделю, не вылезая из кровати. Мы даже ели там. Заказывали суши и пиццу, раскладывали по телам друг друга… Я нервно сглатывал от этих воспоминаний, дым от дешевых сигарет начинал жечь глаза. Любая мелочь, любое воспоминание об Эдди, вызывало во мне жуткую боль, которую я не мог вытравить ни сигаретами, ни уже — черт возьми — даже музыкой. Я ведь подобрал тот медиатор, который он принес мне. Он был именной. Заказан специально для меня. Но я не мог им играть. Тупо крутил в руках, клал себе на лицо, кричал, плакал. Хотелось собрать последние остатки унижения, позвонить, накричать. Какого черта, Эдди?! Почему ты меня не любишь?! Но я не мог этого сделать. Я и так чувствовал себя слишком жалким.***
Мне звонили из универа. Говорили, что у меня слишком много прогулов, и если я в ближайшее время не появлюсь на учебе, меня отчислят. Мне было насрать. Я примерно так и ответил декану, а потом бросил трубку и чуть не разбил телефон об стену. Я хотел этих эмоций, но от них ломало ребра, а музыка выходила настолько жалкой, тексты были настолько слезливыми, что мне было противно от самого себя. Я смог написать только одну песню — полную боли и любви, и от нечего делать записал ее на видео, а потом выкинул в Интернет, потому что только там ей и было место. Мне звонил отец, спрашивал, как я. Грозил тем, что если я не буду учиться, он перестанет присылать мне деньги и потребует вернуться домой. — Пап, у меня все хорошо, — ответил я бесцветным голосом, палясь в потолок, и понимая, что я не ходил в душ уже несколько дней. Три или четыре, не помню. Хорошо, что звонил отец — мама бы сразу поняла по моему голосу, что со мной что-то не так. А что — я и сам не знал. Я лежал так еще пару дней. Просто лежал, смотрел в потолок, иногда плакал, и при каждом уведомлении о новом сообщении хватал телефон, надеясь, что это Эдди. Если бы он только позвонил… Если бы только написал, я бы простил ему все и помчался к нему, как собака. Я бы принял любое объяснение — прости, Ричи, мне потребовалась неделя, чтобы понять, что ты признался мне в любви, и я звоню сообщить тебе, чтобы ты шел нахер. Я бы принял даже это — но не это молчание. Я проверял его инстаграм с замиранием сердца — может быть, он нашел уже себе нового трахаря? От этой мысли меня всего передернуло. Я хотел кричать и орать, и я бы делал это, если бы не тонкие стены. Я закапывался головой в одеяло, спал, но во снах был только Эдди.***
В какой-то из дней я проснулся от сообщения. Схватил телефон — вдруг Эдди? Но это было сообщение от Кевина, моего одногруппника. Я сначала даже не понял, что ему нужно — он спрашивал, дома ли я. Я ответил, что да, спросил, зачем ему эта информация. И тут он начал мне звонить. Я с удивлением уставился на экран, не сразу даже вспоминая, как это чертов Кевин выглядел. — Алло? — я откашлялся. Голос был прокуренный, пропитый и сонный. Кевин закричал в трубку. — Здор’ово, Р’ичи! Какие планы на вечер? Я попытался вспомнить, когда я последний раз с ним общался — наверное, месяца два назад, когда был в универе, и мы вместе писали какой-то реферат. — Не знаю. А что? — Может, хотел бы затусить? — Кевин откашлялся, — тебя давно нет в универ’е, и я вот решил… Позвонить, спр’осить, че, как? Я вдруг закусил губу. Кевин меня порой напрягал — Стэн часто шутил про то, что Кевин открытый гей и явно запал на меня, и что он был бы не против писать со мной рефераты почаще, но я не обращал на него никакого внимания. И не потому что он был мне не интересен — парень как парень, я до встречи с Эдди еще даже не понимал точно, по парням ли я сам. Но при звуке его голоса — немного картавого — что-то у меня шевельнулось. — Слушай… Почему бы и нет? Приезжай ко мне. Посидим, выпьем, — сказал я, чувствуя, как в животе начал закручиваться узел, — часа через два, ладно? — Окей, супер’! Пока, — и Кевин положил трубку. Я вскочил с постели и помчался в ванную. Не знаю, что я хотел сделать. Что и главное кому доказать? Что мне не больно? Что я не хочу сдохнуть? Что я не хочу сорваться и поехать к Эдди, требуя с него объяснений? Черт побери, он там наверняка уже трахается с десятым человеком, почему я, блять, должен лежать и страдать? Признался в любви — молодец, Ричи, но тебя никто не просил и ты был на хер не нужен ему со своей любовью. Вытри сопли и живи дальше. Собери свое разбитое сердце, этим никого не удивить, и давай, живи дальше, пока совсем не превратился в тряпку. Я час провел в душе, приводя себя в порядок. Оделся, немного убрался в комнате, перестелил постель. И принялся ждать Кевина. Гребанный Кевин. Он, конечно, ничего — высокий, рыжеватые волосы, голубые глаза — смазливый, по нему текли многие девчонки, а ему, кажется, нравился я. Почему я, блять, не мог изначально обратить на него внимание? Послушаться Стэна и не ломать себе голову этим Эдди, который не смог даже и слова сказать на мое признание? Ему было настолько плевать на меня, что он не стал думать вообще о том, каково мне?! Да, он открыл мне душу, рассказав про того ребенка, но так и я тоже! Я ведь тоже открылся! Кевин не заставил себя ждать. Появился на пороге ровно в тот момент, когда я в сотый раз разглядывал себя в зеркале — бессонные ночи не прошли даром, и моя кожа приобрела синеватый оттенок под глазами, я выглядел как наркоман, но довольно интересно. Синюшная бледность кожи, запавшие и без того огромные глаза — интересно, Кевину действительно нравятся такие парни, как я? — Пр’ивет, — Кевин явно мялся, входя в мою квартиру. У него в руках была бутылка, — извини, что так спонтанно. Пр’осто не знал, чем занять себя весь веч’ер, а кто-то из одногр’уппников сказал, что ты тоже… Дома все это вр’емя, и мы, вр’оде…. Вместе р’аботаем над пр’оектом, я вот р’ешил, нагр’януть, навестить… — он протянул мне бутылку с виноватой улыбкой. Вино. Дорогое. Отлично. Я показал ему взглядом, что он может проходить и не стесняться. Отнес бутылку на кухню, вернулся в комнату. Кевин с интересом разглядывал коллекцию моих пластинок. — Спасибо, что побеспокоился, — я сказал это действительно искренне. — У тебя что-то случилось? — спросил он, теребя пуговицу на рубашке. Идеально выглаженная рубашка, идеально зализанные волосы. Хороший мальчик, который не прогуливает учебу, переживает о своих одногруппниках, но я, черт побери, даже не знал, чем он увлекается, потому что мне всегда было на него плевать. Одногруппник и одногруппник, у меня таких десятки. Я чувствовал себя максимально скованно. — Все нормально, были некоторые трудности, — я попытался улыбнуться, но губы сводило. Я сел в кресло, Кевин — на краешек моей кровати, сложил руки на коленях. И зачем вот он пришел? Господи, зачем я согласился, чтобы он приходил? И чем мы сейчас будем заниматься? Я вдруг заметил, что Кевин слегка ерзает на постели — она была разобрана и слишком откровенно и пошло выбивалась на общем фоне квартиры. Я растерянно встал и пошел на кухню. — Так стр’анно, мы вот… Год вместе учимся, а я только сегодня оказался у тебя дома, — Кевин покрутил шеей, явно боясь смотреть прямо мне в глаза. Я прошел мимо него, уловил тонкий запах духов — таких мерзких, что меня чуть не стошнило, и решил, что одной бутылки будет мало. Не помню, что я тогда хотел конкретно — просто не пить в одиночестве или действительно потрахаться. С Кевином, конечно, это было бы так себе, но мне было так паршиво и пусто, что… Что сгодился бы и Кевин. Я вдруг вспомнил, как целовал Эдди куда-то прямо в поясницу, во внутреннюю сторону бедер, что руки затряслись, пока я наливал вино. Пролил немного на стол, но даже не стал утруждаться и вытер пятно рукавом домашней толстовки. Видел бы это Эдди. Подумал бы, что я свинья. Я вернулся в комнату к Кевину, который все так же сидел, и явно меня боялся. Не ожидал, наверное, что я буду молчать и выглядеть настолько… Помято? Жалко? Несуразно? Я не хотел смотреть на себя в зеркало. — Я не очень люблю общаться, — сказал я, протягивая Кевину бокал и садясь обратно в кресло напротив него. — Да, я… Я заметил, — он улыбнулся, слегка прикоснувшись губами к бокалу. Губы Эдди на моем члене. Я резко выдохнул, закусил щеку изнутри и залпом опрокинул в себя вино. Кевин смотрел на меня удивленными глазами. — Я сейчас. Я снова прошел на кухню, принес бутылку, налил себе второй бокал. Так же опрокинул в себя. — Ну? — я был не совсем трезвым и до прихода Кевина, но в тот момент мне захотелось напиться прямо вусмерть. Я уставился на Кевина цепким взглядом. — Что — ну? — спросил он. — Зачем ты пришел на самом деле? — спросил я, чувствуя, как алкоголь приятно ударяет в голову. Я и до этого был не особо трезвым, а сейчас просто откинулся на спинку кресла. — Я… Ну… Р’ичи… Я пр’осто пр’ишел, — пожал он плечами, — мы ведь одногр’упппники? — Ага. А я тебе нравлюсь? — спросил я, точнее, это вино спросило за меня. — Я… Р’ичи, — начал он, но снова уткнулся в бокал. — Ладно, забей, я шучу. Мы помолчали. Я смотрел на то, как неуверенно сидит в моей комнате, болтает вино в бокале, и явно считает, что я псих. А на что он рассчитывал? На что рассчитывал я? Я не особо соображал, но был еще в той кондиции, когда трезвость все же превалирует над алкоголем. Вдруг мне показалось, что я услышал какой-то шум за дверью, но решил, что мне послышалось. — Р’ичи, у тебя правда все нормально? — спросил Кевин. — Была любовная… Д’рама, — сказал я, слегка картавя, как Кевин и приподнял брови, — не хотел бы помочь залечить мне рану? — Ричи, я… — парень явно смутился, но вдруг в его глазах загорелся какой-то блеск, — я … И тут произошло нечто несуразное. Кевин в два счета вскочил с постели, подлетел ко мне чуть ли не в плотную и поцеловал. От неожиданности я выронил бокал, вино разлилось. Звук от падения стекла показался слишком громким — эхо раздалось аж в подъезде, и я вздрогнул. — Ты что… — Р’ичи, ты… Ты мне нравишься… Очень, и я… — РИЧИ! РИЧИ, ЭТО Я! Губы Кевина снова начали приближаться к моему лицу, но я вдруг резко его остановил. — Р’ичи?.. — РИЧИ, ОТКРОЙ ЭТУ СРАНУЮ ДВЕРЬ! — Твою мать, — пробормотал я, утирая губы. Мне показалось, что я схожу с ума и голос Эдди раздается у меня прямо в черепной коробке. — Ты кого-то ждал? — Кевин посмотрел на меня так, словно я был его мужем, как минимум, уже целую жизнь, и он уличил меня на измене. — Кев, подожди… Я отстранил его, поднялся и, думая, что мне так вдарило — вино или Кевин в голову, подошел к двери и открыл ее. Это мне кажется, это мне кажется, Эдди… Не может быть… Но как только я открыл дверь, вышеупомянутое тело почти упало на меня.***
Britney Spears — Womanizer
— Эдди? — Ричи? Если я и был пьян, то падение Эдди мне прямо в объятия меня отрезвило. Я слегка покачнулся и только чудом удержал равновесие. — Что ты тут делаешь? — спросил я. — Пришел… К тебе… — Эдди спотыкался не только физически, но и на словах. Я отодрал его от своей рубашки, он смотрел мутным взглядом. Опять пьяный? Одежда была мятая, мать твою, он что, опять сидел у меня под дверью? — Р’ичи, кто это? — услышал я голос Кевин позади себя. — Это ты, блять, кто такой? — спросил Эдди. — Я… Я пр’ишел к Р’ичи… — Кевин слегка попятился. — Это я пришел к Ричи! — закричал Эдди. Я почти хватался за голову. Все это выглядело таким сном, что я чуть было не ущипнул себя, чтобы доказать реальность происходящего. — Эдди, тебе лучше уйти, — сказал я. — Это еще что за чмо? — спросил Эдди, надвигаясь на Кевина. Он был пьян. Чертовски пьян, он еле на ногах стоял… Я попытался схватить Эдди за рукав, но он меня оттолкнул. — Р’ичи, ты мне объяснишь, что пр’оисходит? — спросил Кевин, продолжая сжимать в руках бокал. Я на какой-то момент будто отключился и наблюдал за всем со стороны. Но от Эдди не укрылась вся эта картина — разобранная постель, вино… Он обернулся на меня. — Ах, вот оно что. — Эдди, я тебя не ждал, — твердо сказал я. — А вот этого ты, значит, ждал?! Я не успел среагировать, как Эдди со всего размаху ударил Кевина по лицу. Тот вскрикнул, повалился в кресло, с которого я недавно только успел встать, как Эдди подлетел к нему и принялся снова обрушивать удары. — Что ты, блять, делаешь! Прекрати! Я подлетел к Эдди и схватил его за воротник рубашки, потянул на себя. — Пошел вон отсюда! Тебя, блять, тут никто не ждал! — закричал Эдди на Кевина, и мне стало страшно за бедного парня. Кевин утирал лицо — кровь из носа текла густыми струями прямо на губы, капала в бокал, который он все так же не выпускал из пальцев и прикрывался им, словно щитом. — Р’ичи… — начал он, но я покачал головой. — Прости, — произнес я одними губами. — Пошел вон! Пошел вон! — продолжал надрываться Эдди. Его крик все еще стоит у меня в ушах. Явно себя не контролируя, он почти выталкивал Кевина из моей квартиры, он был неуправляем. — Прости, — снова повторил я, но не мог сделать ничего, как только смотреть на то, как медленно Кевин двигался к выходу из квартиры. Ему действительно лучше было уйти — мне показалось в тот момент, что Эдди может его убить. — И ДОРОГУ СЮДА ЗАБУДЬ! Как только за Кевином захлопнулась дверь, я подлетел к Эдди, и удержался только из последних сил, чтобы не ударить его. Он смотрел на меня диким взглядом, и черт побери… Каким же красивым он был… Каким… Каким… Я так его захотел, но во мне закричал гнев. — КАКОГО ХРЕНА, ЭДДИ? — «Какого хрена, Эдди»? А может быть, какого хрена, Ричи?! Я возвышался над ним, был выше на целую голову, но все равно, даже когда я смотрел на него сверху вниз, я чувствовал над собой его превосходство, его силу, его власть. Я устало прикрыл глаза, стараясь сдержать весь поток мыслей. — Какого хрена ты пришел?! — В смысле? — Эдди явно опешил. Взгляд у него был такой мутный… — Я… Я захотел и пришел! — Хватит, — резко сказал я, — мне надоели твои игры. — Ричи?.. — Эдди, так, блять, нельзя! Нельзя, понимаешь?! — мой голос сорвался на громкой ноте, я услышал, как кто-то из соседней квартиры постучал мне в стену и попросил завалить ебало, но я проигнорировал эту просьбу, — что с тобой? Что с тобой не так? Ты опять пропал на неделю. На целую, сука, неделю! Думаешь, я тут спокойно мог это пережить?! После того, что я тебе признался?! — Видимо, да, — Эдди махнул куда-то в сторону постели. — Он просто пришел выпить… — Ты лжешь, — выплюнул Эдди, и я кивнул. Да, я лгал. Он пришел не просто так. И я собирался ему это позволить. — Тебя в любом случае не должно это волновать, — зло сказал я, — ты сам сказал, что мы не пара. Что я тебе никто. Ты, блять, игнорировал меня снова, а потом тебе стало скучно и решил приползти ко мне?! А сколько я тебя должен был опять ждать?! Что, может быть, мне стоило тебя поблагодарить еще за то, что ты пропал не на месяц, как в тот раз, а всего лишь на неделю? Может быть, надо было в знак благодарности тебе еще и отсосать?! Так вот знай, я собирался сделать это с Кевином, а ты нам помешал! Звонкая пощечина прилетела мне по лицу так неожиданно, насколько вообще может быть ожидаемой пощечина. Я сжал руки в кулаки. Щека горела огнем. Я чувствовал, что готов орать во всю глотку. — Пошел вон, — сказал я, сдерживаясь из последних сил, — пошел вон, Эдди. Мне надоело. — Ты меня любишь, — почти злорадствуя, сказал Эдди, выпячивая вперед нижнюю губу, как обиженный ребенок, — и это… Это чмо тебе меня не заменит. — Это чмо, по крайней мере, не будет игнорировать меня, радуя меня вниманием, как собаку радуют костями с королевского стола! Хватит! Мне это надоело! Я признался тебе в любви, а ты снова меня кинул! А потом приполз, когда тебе это нужно, даже не думая о том, что у меня может быть своя жизнь! — Я… Я… Я, по крайне мере, тебе не изменял! Почему я должен был хранить тебе верность, а ты тут позвал к себе какого-то уродца, чтобы с ним потрахаться? — у Эдди заплетался язык, он шатался и даже не мог ровно стоять. На секунду во мне проснулась зависть. А потом — только злость. — Ты сам опять пропал и думал, что я буду тебе, блять, верность хранить? — мне хотелось избить его словами. — Я не пропадал! — закричал Эдди, бешено махая руками, — ты мне тоже не писал! А я ждал! — А что мне надо было написать?! Еще сто раз о своих чувствах, чтобы ты еще сто раз проигнорировал? — Да пошел ты! — закричал Эдди, ударяя меня кулаком в грудь, — просто пошел на хер, Ричи! — Ты меня будешь посылать в моей же квартире?! — я почти задыхался от возмущения. Сейчас, вспоминая об этой глупой ссоре, слезы льются у меня по щекам, и я никак не могу их остановить. Размазывая их грязными руками, стараясь успокоиться, но не могу. — Я ненавижу тебя, Ричи! Я приехал к тебе, а ты… Ты… — Пошел вон! Ты сам столько раз говорил, что мы не пара! — закричал я, давая выход всей боли, скопившейся за эту неделю лежания в позе трупа и тупых взглядов в потолок, — Эдди, хватит делать мне больно! — Ты же сам просил вдохновение! На, блять, получай! — Эдди стал кричать еще громче, и еще сильнее размахивая руками. — Это не вдохновение, — я покачал головой, — это боль. Адская боль, и если ты не можешь чувствовать… Это не моя вина. Но прекрати. Делать. Мне. Больно. В сотый раз тебя прошу! — Ричи, я… — Убирайся, — резко повторил я, — я тебя видеть не могу. — Ричи… — УБИРАЙСЯ ВОН! Я схватил Эдди за плечо, грубо, сильно, желая продырявить в нем дырку, и подтолкнул его к двери. — Хватит! Эдди, уходи, правда. Я в прямом смысле вытолкнул Эдди за дверь и резко ее захлопнул. Он еще что-то кричал, бил в нее кулаками — я закрыл уши руками. Я не мог и не хотел это слушать. Мне было бы легче, если бы кто-то из соседей действительно вызвал полицию, и его забрали. Чтобы я больше никогда его не видел… — РИЧИ ОТКРОЙ ДВЕРЬ РИЧИ ОТКРОЙ ДВЕРЬ… Его голос, громкий, монотонный, словно сломанный, все еще звучит у меня в ушах. На самом деле, я не мог. Просто не мог выгнать его. Я был слаб, у меня не осталось гордости, только боль, боль, боль, и я тонул в ней. Я просто не мог закончить все на такой ноте, оборвать на таком моменте, словно незаконченный фильм, очень хреновый фильм, где нет ни декораций, ни сценария, а только два актера… Я утер лицо, хотя даже не заметил, как по щекам потекли слезы, накинул куртку и резко открыл дверь. Эдди все еще колотил в нее ногами. Я не мог его прогнать. Мне бы сходу его ударить, накричать еще больше гадостей, выгнать из своей жизни и захлопнуть дверь — но я не смог. Я решил дать ему последний шанс. — Ричи?.. — Эдди поднял на меня глаза. Зрачки были огромные. А я тогда даже не обратил на это внимания… — Вставай, — резко скомандовал я, встряхивая его за плечи, как мешок, — мы с тобой сейчас кое-куда поедем.