Сад падающих звёзд

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Гостить у Минки гораздо приятнее, чем бывать у других наместников: здесь Сану нравится не только отсутствие вычурных приёмов, но и прямота и некая дерзость Минки; альфа никогда не юлит и прямо говорит обо всех проблемах или успехах, не жаждет выслужиться, как другие наместники, которые привыкли к такому во времена правления отца Сана.        На утренней тренировке с Минки Сан забывает обо всём, с восхищением фехтуя с человеком, чья техника малознакома, и, пусть у мечей тупое лезвие, Сану нравится. На время, пока мечи со свистом разрезают воздух, а они танцуют, стараясь ужалить противника, Сан не султан и не владыка, а обычный альфа с мечом в руке. Ещё один приём с выпадом, подсечкой и перекатом через спину, который Сан добавит в свой арсенал и который параллельно с ним учат Чонхо с Уёном.        Минки поправляет и объясняет, как правильно совершить выпад и как провернуться для удобного перехода в кувырок. Сан стряхивает пот резким движением головы и повторяет ещё раз, довольно выдыхая, когда финт удаётся, а Минки тяжело сглатывает от удара о землю утрамбованной площадки.        После купания в источнике альфы возлежат на диванчиках в крытой беседке в саду. Колышутся лёгкие занавеси и поют птицы, журчат фонтаны, переговариваясь друг с другом. Напитки, сладости и фрукты, а также разговоры о мужских, но не государственных делах, помогают скрасить время. Сан задумчиво затягивается сладким дымом из кальяна, а потом озвучивает давно интересовавший его вопрос:        — Говорили, у тебя великолепные жеребцы. Особенно славится Южная Звезда с грациозными бабками. Правда ли конь так хорош, что его ставят на уровень выше моего Сумрака, несмотря на то, что он омега?        — Идём, государь, сам всё увидишь. Пока никому не удалось его объездить, но, когда сумеем, тогда, возможно, он сможет дать фору любому. И произвести на свет великолепных жеребят.        Альфы поднимаются и следуют за Минки в конюшни, что притаились под сенью высоченных деревьев, оплетённых цветущими лианами. Глициния склоняет тяжёлые пахучие грозди, что так и просятся в руки, маня сладковатым ароматом и нежностью цветков. Обсуждая лошадей, они говорят и о сбруе, и о породах, и о подковах, пока Сан не замирает, любуясь грациозной красотой жеребца.        Конь красив до умопомрачения, тонконогий, похож на редкую чёрную жемчужину, шерсть блестит, а грива, которой бы лежать роскошной волной или быть заплетённой в косички, не чёсана. Как и говорил Минки, конь дичится, бьёт ногами, клацает зубами, норовя укусить верёвки, которыми двое конюхов удерживают его, чтобы люди могли рассмотреть. Сан подходит к лошади ближе и протягивает руку.        — Осторожно, повелитель, может укусить.        — Если я смогу усмирить, ты отдашь мне его?        — Да. Но, господин, — начинает Минки, но Сан смотрит на него исподлобья, и Минки, кусая губы, поднимает руки. Чонхо напряжённо следит за тем, как конюх пытается подойди, чтобы надеть седло, но испуганно отлетает к стене, когда конь брыкается.        — И без седла.        — Но…        Вид у Минки растерянный, ему явно не улыбается стать причиной смерти султана. Или же его травм. Конь клацает зубами в опасной близости к протянутой руке, но ноздри раздуваются, и он громко фыркает, принюхиваясь. Пока жеребец полностью сосредоточен на одной руке, Сан гладит бархатистую морду, и конь не взбрыкивает. Сан опускает ладонь ниже, вынуждая коня согнуть шею, и шепчет что-то на ухо коню, поглаживая по шее одной рукой.        — Принесите гребень для начала.        Прочесав колтуны, Сан снова что-то протягивает на ладони и шепчет на ухо, пока все вокруг молча наблюдают, но кто привычен к подобному, как Уён и Чонхо, что посмеиваются чужому удивлению; а кто ошарашен, как Минки и его слуги, потому что дикий конь даётся без боя и укусов.        Сан гладит и гладит коня по шее, утыкается лбом в его и заглядывает в глаза, беззвучно шевеля губами. А потом легко вскакивает на спину, обнимая за шею и снова что-то говоря. Доверительно, как старому другу.        — Заклинает же, — вздыхает Минки.        — Так и есть, — смеётся Сан, поднимая коня на дыбы, а потом спрыгивая и снова лаская шею и морду, чем-то угощая. — Папа научил, ещё многому хотел, но не успел, — лицо его тут же мрачнеет, и он спешно выходит из конюшен, на ходу бросив: — Конь теперь мой, наместник.        До самого вечера молодой султан пребывает наедине сам с собой, лёжа в комнате, на потолке которой раскинулось звёздное небо. Иссиня-чёрное с золотом и серебром звёзд. Сана всегда успокаивало ночное небо, даруя невесомость и лёгкость, словно всё мирское блекло перед необозримым космосом. И лишь к вечеру в сопровождении воеводы Чонхо и советника Уёна он приходит в зал, где ждёт его взволнованный Минки, который расслабляется, когда Сан улыбается ему и устремляет свой взгляд на омег.        Вино разливают по кубкам, из курильниц вьётся чуть пьянящий аромат, а под музыку в центре зала, словно стайка дивных разноцветных птиц, извиваются омеги. Сан наблюдает сквозь полуприкрытые веки, как Минки касается серебряного кубка, задумчиво проводя пальцами по ободку, и лишь потом зажимает в пальцах, поднося кубок к губам и делая глоток.        Интерес разрастается под кожей, Сан любит загадки и головоломки, потому разгадать причину некоей отстранённости интересно. Складывается ощущение, что альфа ищет кого-то взглядом или же пытается представить. Сан наблюдает, с интересом приподнимая бровь и перебрасываясь взглядом с Уёном, но лишь усмехается и отпивает вина, переводя взгляд на омег.        — Роскошные ткани, — делает замечание Сан и кладёт в рот виноградину, разглядывая омег. Чонхо не заинтересован вовсе, в отличие от Уёна.        — Я рассказывал тебе, повелитель, о купце Чоне? Гостил он у меня пару лет назад с сыном. Прекрасный юнец, скажу тебе.        — Кто? Купец?        — Да нет же, сын, омега, но совсем юный был, лет пятнадцать всего, да и видел я его издалека, купец над ним как наседка.        — И какая связь с тканями?        — Так это его поставки, лучший товар в этой части света, — не без гордости говорит Минки, и Сан не может не согласиться, он хоть и не падкий на ткани омега, но красота тела, полускрытого туманной тканью, его влечёт куда больше, чем полная прозрачность. Минки задумчиво смотрит в окно и говорит: — Несколькими днями раньше я выслал караван в столицу, но и Чон грозился бросить всё и наконец осесть, чтобы сын не рос как сорняк. Его омега почил, а оставлять сына на нянек не решился и, как ехал на юг, забрал с собой. Странно, должен был уже возвратиться…        Сан тоже смотрит на омег, ощущая, как в нём просыпается интерес. Он смотрит на танцующих омег в традиционной почти прозрачной, ничего не скрывающей ткани свободных шароваров с тонким шитьём. Вуали на лицах намного плотнее, переливаются дорогой вышивкой, лишь подчёркивая густо накрашенные сурьмой глаза и не позволяя рассмотреть черт.        Молодой султан ещё не настолько искушён в утехах и совсем молод, но определённо уже знает, что омеги ему нравятся не хрупкие, каких любит большинство альф. Потому мысленно отсеивает одного за другим, стараясь не думать о причинах, по которым с омегами у него не было утех столько, сколько у его братьев или отца. Сан ловит дерзкий взгляд одного из наложников и заинтересованно отставляет бокал.        — Ты определился с выбором, повелитель?        — Да, вот этого хочу.        — А ты не так прост, как кажется. Сонхва, останься.        Невольники стайкой вспугнутых птиц разбегаются, остаётся лишь тот, кто привлёк взгляд. Он молча подходит, остановившись на почтительном расстоянии, и сбрасывает вуаль, сминая в пальцах. Омега красив до умопомрачения, разлёт бровей и взгляд, которые привлекли вкупе с плавностью движений, немного меркнут в сравнении с угольно-чёрными глазами, красиво очерченными линиями носа и губ. Омега идеален.        — Нравится? — дождавшись утвердительного кивка Сана, Минки довольно гудит: — Дарю, забирай.        — Что?        — Ну, надо же с кого-то начинать свой гарем, — подмигивает Минки. — Я имею в виду, самостоятельный выбор, а не других. Наслаждайся. Сонхва, сопроводи государя в гостевые покои. Уён, можешь выбрать любого. Чонхо? Ну, пас, так пас.        Омега кланяется, всё ещё комкая в пальцах вуаль, при движении звякают тяжёлые серьги, множество браслетов на кистях и щиколотках, а громоздкое многорядовое ожерелье на шее, прикрывающее шею до груди, провисает тяжёлым градом, открывая вид на тёмные соски. Зелень с золотом идеально оттеняют цвет кожи, не скрывая при этом плавности линий. Сан зачарованно поднимается и следует за Сонхва, отмечая, что в зал входит стройный и хрупкий омега, которого Минки встречает смягчившимся голосом, протягивая гласные:        — Хонджун…        Кожа без единого изъяна поблёскивает в свете чадящих факелов, мышцы мягко перекатываются, Сан завороженно смотрит на идущего впереди омегу, ощущая, как пересыхает во рту, словно ему предстоит быть с омегой впервые. У него никогда не было таких. Похожих на принцев или небожителей. Молчаливый Сонхва не издаёт звуков, кроме шелеста полупрозрачной ткани и звяканья украшений. Он будто и не дышит, отчего и сам Сан дышит через раз.        Войдя в просторную комнату с огромными окнами, выходящими в густой сад, Сан по привычке оглядывается, замечая в углу уже успевшего проверить комнату Уёна, который, молча кивнув, покидает покои, чтобы застыть немым изваянием у дверей, а в случае опасности защитить своего господина. Сонхва же замирает, склонив голову и ожидая приказаний.        — Ты красивый, очень красивый, Сонхва. Тебе говорили?        — Да, господин, — губы Сонхва, поблёскивающие от розового масла, дрожат в полуулыбке, которую хочется попробовать на вкус.        — Правильно делали. Иди ко мне.        В крови зарождается желание, когда омега ловко развязывает завязки на шароварах, переступая полупрозрачную ткань в направлении застывшего на краю постели Сана. Подойдя впритык, он начинает расстёгивать бусы, чуть покачиваясь в такт тихой музыке, доносящейся из сада, но Сан останавливает его мановением руки.        — Зелень с золотом делает тебя похожим на божество.        У Сонхва чарующий разрез глаз в обрамлении густых ресниц и разлёт бровей, делающий его похожим на хищную птицу, идеальные черты красиво очерченного рта и ровного, аккуратного носа с заострённым кончиком, похожим на падающую вниз каплю воды или острие копья. На омегу невозможно не смотреть, оторваться не получается.        А когда убранные вверх волосы прядями падают на лоб, он становится и вовсе похож на хищника. Сан любит хищников. Пара гепардов гуляет по ночам по территории за его окном, ему нравится засыпать под низкие порыкивания больших котов, которым для охоты дают простор и живую добычу.        Жажда, которую может утолить только омега, плещет горячей лавой под кожей, наполняя жаром всё тело до самых кончиков волос. Сонхва не сопротивляется, расслабляется и превращается в идеального и покорного любовника, послушного воле своего нового господина. Напиться им Сан не может до зари, и, лишь когда небо занимается рассветом, он обессиленно падает на шёлк простыней, блаженно выдыхая.        Омегу он ловит за кисть в последний момент, когда тот тихой тенью скользит с постели, соблюдая правила наложника, утолившего похоть господина. Но Сан тянет его на себя, и Сонхва покорно ложится рядом. Но настороженно прислушивается к замедляющемуся дыханию Сана и, лишь когда Сан обнимает его, властно прижимая к себе, расслабляется, закрывая глаза.